* * *
Некоторые в отряде, проехавшем на юг через Скопенцану, были видессианами: солдатами того облика, какой Ршава видел много раз. Некоторые были халогаями, чей вид ему тоже был знаком - большие и крепкие воины со светлыми волосами, заплетенными в косы и заброшенными на спину. Халогаи носили кольчуги и были вооружены боевыми топорами на длинных топорищах. А некоторые солдаты могли быть и теми и другими: как и на любом пограничье, на стыке империи Видесс и Халоги жило немало людей смешанной крови.
Командовал отрядом узколицый видессианин по имени Петин. Он зашел в храм Ршавы помолиться, и прелат пригласил его к себе выпить вина.
- Да, мы получили приказ уйти из пограничных фортов, - ответил офицер на вопрос Ршавы. - Мы оставили там гарнизоны, какие могли, но… - Он пожал плечами.
- И как скоро халогаи воспользуются тем, что граница осталась почти без прикрытия? - вопросил Ршава. - Полагаю, уже скоро?
Петин лишь снова пожал плечами:
- Зимой на северной границе никто не сможет быстро перемещаться, даже светловолосые варвары. Если благой бог будет милостив, к весне мы уже сможем вернуться в форты. Времени для сражений на юге будет достаточно, и оно может дать нам ответ быстрее, чем халогаи зашевелятся.
- А если не даст?
Офицер-пограничник снова пожал плечами:
- Если к весне не будет ответа, святейший отец, то я и мои люди все еще будем на юге. И то, что произойдет здесь, уже не будет нашей заботой. Зато, боюсь, станет вашей.
Ршава сверкнул глазами. Петин ответил ему невозмутимым взглядом.
- Это не те чувства, которые следует проявлять к ближним своим, - сказал Ршава.
- Эти ближние отправили меня в самую морозную дыру мира, - резко ответил Петин. Ршава задумался над тем, что офицер сделал такого, чтобы заслужить отправку на самую дальнюю северо-восточную границу. Зауц мог это знать: он обращал больше внимания на подобные слухи, чем Ршава. - А теперь, когда мои ближние сочли нужным вернуть меня хоть в некое подобие цивилизации, - продолжал командир отряда, - что мне остается, кроме как поблагодарить их? Что же касается тех, кто все еще застрял здесь… Мне вас жаль. Но разница в том, что мне теперь не нужно жалеть и себя.
Подобный безжалостный прагматизм Ршава счел более типичным для халогаев, чем для видессиан. Пребывание на севере отразилось на Петине больше, чем он захотел бы признать, - и, наверное, даже больше, чем он сам это сознавал.
- А вы знаете, что пограничные войска были отведены не только с этой границы, но и с границы между империей и степями Пардрайи? - спросил Ршава.
- Что?! - изумился Петин. Его рука дернулась так, что вино едва не выплеснулось из кубка. Чтобы прийти в себя, ему потребовалось видимое усилие. - Нет, святейший отец, я этого не знал, - медленно ответил он. - Мне этого никто не соизволил сказать. Дела и в самом деле настолько плохи?
- По всем признакам хорошими их не назовешь. - Прелат не хотел говорить и этого, но лгать он тоже не хотел. - Даже мятежник не сделал бы такого без крайней необходимости.
- Вы уж извините, но это может стать необходимостью, из-за которой многие окажутся в могиле. Хаморам все равно, что зима, что лето. Они кочуют круглый год и питаются тем, что дают их стада, которые они гонят с собой. Если граница пуста, что помешает им хлынуть в империю? А как только они это сделают, их будет дьявольски трудно выгнать обратно в степи.
- Увы, эта мысль приходила и ко мне, - подтвердил Ршава негромко и встревоженно. - И я надеялся услышать от вас, что мои опасения - всего лишь страхи, бесплотная тень.
- Фос! Хотел бы я это сказать. И не ради вас - надеюсь, вы меня снова извините, - а потому, что это может стать худшим событием в Видессе за очень долгое время. - Петин осушил свой кубок одним большим глотком, запрокинув голову, и наполнил его снова. - Если Малеин и Стилиан и дальше станут лупить друг друга, кто выгонит кочевников обратно в степи, где им полагается быть? Сделает ли это хоть кто-нибудь?
Он не ответил на собственный вопрос. В этом не было нужды: ответ был очевиден, даже не произнесенный. Нет.
Ршава тоже потянулся к кувшину с вином. Обычно он проявлял такую же строгость к себе относительно подобных излишеств, как и к любому другому. Но сегодня? Сегодня еще один кубок вина казался не излишеством, а болеутоляющим средством. Прелат не отказал бы в таком средстве человеку, которого ждет нож хирурга, и теперь он ощущал себя - равно как и империю - примерно в такой же ситуации.
Вино помогло ему успокоиться. Поставив кубок, он сказал:
- Наверное, Фос приготовил это великое искушение жизни для всей империи.
- Или это, или Скотос задумал для нас нечто особенно мерзкое.
Петин сплюнул, Ршава тоже.
- Да не произойдет этого! - воскликнул он. - Скотос может выигрывать сражения, но все, что мы видим в жизни, несомненно доказывает, что владыка благой и премудрый в конце концов восторжествует.
- Конечно, - согласился Петин.
Ршава пристально взглянул на него. Судя по голосу, Петин лишь сделал вид, будто согласен, только бы не спорить. Или сказал это как человек, который говорит одно, а имеет в виду совершенно противоположное.
В обычной ситуации Ршава обрушился бы на него за такое лицемерие. Но сегодня он не обратил на это внимания. Если Петин хочет подвергнуть угрозе свою душу, если хочет рискнуть падением в вечный мрак и лед Скотоса, это его дело. У Ршавы есть более серьезный повод для тревоги - он сам.
Его тревога во много крат усилилась, когда отряд пограничников, возглавляемый Петином, промаршировал на выход из Скопенцаны. Городские ворота закрылись за солдатами. И глухой удар сомкнувшихся створок показался Ршаве ужасающим приговором. Он гласил, что город никогда больше не увидит имперских солдат.
Однако ни один человек пока не готов был сказать об этом с уверенностью, даже сам Ршава. Иногда, как мог бы подтвердить предсказатель Элад, окажись он жив, незнание того, что ждет впереди, есть величайшее милосердие.
* * *
Весна в Скопенцане всегда казалась длиннее, чем на самом деле. Она все тянулась и тянулась, день за днем обещая наступление лета. Осень же, по контрасту, казалась укороченной. Все, что следовало за осенью, было зимой, а что такое зима, жители Скопенцаны знали более чем хорошо.
Осенью все первое происходило быстро. Первые листья меняли цвет. Первые листья опадали с деревьев. Первые заморозки, первые голые деревья - и все это укладывалось в несколько торопливых недель.
В некоторые годы в этот график вклинивалась и гроза с градом. Она могла означать трагедию, голод, если случалась рано и губила урожай. Но в этом году стихийные бедствия Скопенцану не навещали.
Это порадовало Ршаву меньше, чем следовало бы. Скопенцане и империи Видесс в этом году не требовались стихийные бедствия: и рукотворных более чем хватало.
Первый снег, выпавший почти за два месяца до зимнего солнцестояния, оказался робким и вскоре растаял. В некоторые годы сразу после такого снегопада наступала почти летняя погода. Иногда она даже растягивалась надолго.
Но не в этом году. После тихой, робкой оттепели с северо-запада накатилась самая настоящая метель. В этом году она пришла гораздо раньше обычного, и горожане стали волноваться, хватит ли им до весны запаса дров.
В большинстве домов окна закрыли ставнями, из-за чего в комнатах и лавках торговцев стало темнее и угрюмее. Ршаве не пришлось сидеть в полумраке. Резиденция прелата была одним из считанных зданий в Скопенцане, которое могло похвастаться застекленными окнами. Даже в столице такие имелись далеко не у всех. Ршава сомневался, что они вообще были в Скопенцане, пока он не застеклил окна своей резиденции. Несколько богатых горожан и несколько тех, кто не хотел отставать от моды, последовали его примеру.
Глядя в окно, Ршава не мог ясно разглядеть, что делается на улице. Стекла - волнистые, с пузырьками воздуха внутри - были вставлены в маленькие рамы, разделенные свинцовыми полосками. Но это его нисколько не волновало. В столице окна оказались бы точно такими же. Стекловарение все еще оставалось искусством с непредсказуемым результатом.
Прошло немного времени, и прелат уже мог наблюдать, пусть даже и не совсем четко, как мимо его окон почти горизонтально проносятся снежинки, подхваченные очередным порывом. Когда зима приходила в Скопенцану, она устраивалась там всерьез и надолго, как у себя дома. Ршава знал, что новостей с юга теперь почти не будет, пока снова не потеплеет. Но это вовсе не означало, что в более теплых краях империи не может происходить никаких событий. Как сказал Петин, военные действия на юге могут продолжаться дольше, чем на севере.
Пройдет ли когда-нибудь Петин со своим отрядом через Скопенцану, возвращаясь к северной границе? И вернутся ли когда-нибудь домой Гимерий и городской гарнизон? Ршава сожалел, что задал себе второй вопрос. Та часть его личности, которую заботила безопасность города, надеялась, что он вскоре снова увидит Гимерия. А вот у той его части, которую волновало… другое, - у нее были и другие идеи.
Та, вторая часть позорила Ршаву уже тем, что существовала. Молитвы, вопреки надеждам, от нее не избавляли. Ршава предпочел бы сделать вид, будто ее вовсе нет. Одно дело - то, о чем он думает и чего желает. И совсем другое - то, как он поступает. Скотос может искушать человека. Но если человек не поддается искушению, он сохраняет божественную благодать Фоса… так ведь?
Как может быть иначе? По своей натуре люди несовершенны. Это делает их уязвимыми к искушениям. Но если человек им не поддается, если возвышается над ними, то владыка благой и премудрый наверняка должен признать его стойкость.
Во все это легко верилось летом, когда свет Фоса заполнял небеса почти весь день. Когда начал падать снег, настроение прелата сильно изменилось. С каждым днем темнело все раньше. Такое, разумеется, происходило и в столице, и по всей империи. Но здесь, на севере, это ощущалось гораздо сильнее.
День зимнего солнцестояния отмечался в империи Видесс как великий праздник. Священники и все люди молились о том, чтобы солнце поскорее вернулось на север, чтобы оно не соскальзывало все дальше и дальше на юг, оставляя мир окутанным вечной тьмой Скотоса.
В городах наподобие Скопенцаны, где светило в день зимнего солнцестояния лишь едва показывалось над горизонтом, этот праздник приобретал особое значение, ибо казалось, что здесь Скотос ближе к своему торжеству, чем в южных краях. Вознеся молитвы, города и деревни по всей империи начинали праздновать. Веселье выражало их уверенность в том, что солнце опять повернет на север, - во всяком случае, так утверждали.
Однако в Скопенцане это веселье было особым. Никто в этом городе не заявлял, что люди здесь празднуют более искренне, потому что больше опасаются, что солнце может исчезнуть навсегда. Нет, никто такого не утверждал, но для Ршавы все выглядело именно так.
В день праздника Ршава проснулся до рассвета. Если учесть, как долго тянулась эта ночь и насколько рано он вчера улегся спать, ничего удивительного в этом не было. На столике возле его кровати все еще горела масляная лампа. Не будь этой лампы, он мог бы подумать, что Скотосу действительно удалось завоевать весь мир.
При свете лампы Ршава видел, как его дыхание превращается в пар даже в помещении. Жаровня немного согревала комнату - но лишь немного. Зимой прелат надевал плотные шерстяные подштанники и толстый шерстяной плащ. Он также надевал носки и тяжелые войлочные сапоги вместо сандалий, которые носил бы в столице или в любом другом месте с хотя бы наполовину цивилизованным климатом.
Плащ у него был с капюшоном, как и зимние плащи всех священников в Скопенцане. Голая из-за выбритой тонзуры макушка сильно мерзла. Даже короткий путь к храму становился пыткой.
Однако, несмотря на мороз, Ршава остановился на полпути. Небо на юго-востоке пока не окрасилось розовым и даже не посветлело: солнце взойдет еще не скоро. Ночь стояла ясная, на небе сияли звезды. И еще - вдоль всего горизонта в той стороне, где восходит солнце, на небе полыхало северное сияние. Мерцающие золотые и зеленые полотнища развевались от северного горизонта почти до зенита.
Глядя на эти чудесные волнистые огни, Ршава очертил на груди солнечный круг. Когда он жил в столице, ему доводилось о них слышать. Да, он слышал о них, но не очень-то верил в их существование. Изредка они были заметны и в столице, но настолько редко, что впервые Ршава их увидел, лишь приехав в Скопенцану. С тех пор он видел их столько раз, что уже сбился со счета. Но даже теперь у него захватывало дух от их красоты и странности.
Когда от мороза его пробила дрожь, а зубы застучали, он стряхнул мечтательность и пошел к храму. Внутри было светло. Лампы и канделябры заливали храм ярким сиянием, бросая вызов мраку снаружи. Огней было так много, что от них в храме становилось теплее.
Согревала его и толпа, набившаяся в храм для праздничной службы. Люди пели священные гимны с гораздо большим пылом, чем прихожане в столице. В городе Видесс люди верили в вечный мрак; в Скопенцане же его действительно боялись. Поскольку здесь все выглядело так, будто Скотос и в самом деле может одолеть солнце, ритуальное отвержение темного бога значило больше, чем на юге.
Произнося обычную проповедь о том, как одно время года сменяется другим и как с каждым днем будет становиться все светлее, прелат немного изменил ее и добавил:
- Некоторые из вас, идя в храм, наверняка видели северное сияние. - Он дождался, пока несколько человек в толпе кивнут, и продолжал: - Разве не доказывает это, что свет Фоса может пролиться на мир в самое неожиданное время и самым неожиданным образом? Разве не должно это стать уроком для всех нас?
Прихожане переглянулись, и теперь гораздо большее их число закивало. Некоторые при этом и улыбнулись, потому что им понравилось это образное сравнение. Ршава и сам едва не улыбнулся. Он всегда производил на прихожан впечатление своей набожностью и умом. Он это знал. И еще он знал, что не завоевал их сердец. Прелата мало кто любил; его характер не пробуждал в людях теплых чувств. Но сейчас ему это удалось.
У видессиан была поговорка: "В день зимнего солнцестояния может случиться что угодно". Может быть, улыбки горожан и стали тому доказательством.
Сегодня ни Ршава, ни прихожане не задержались в притворе после службы. Все вышли на городскую площадь между храмом и резиденцией эпарха. К этому времени юго-восток из розового стал золотым: солнце готовилось ненадолго воцариться над миром. Северное сияние поблекло почти до невидимости. Ршава выдохнул, и перед его лицом задрожало облачко тумана.
Словно восполняя пропавшее с небес волшебное зрелище, на площади вспыхнуло несколько костров. Мужчины и женщины всех общественных положений и образов жизни выстроились перед ними в очередь: знатные люди рядом со служанками из харчевен, домовладельцы следом за сутенерами… Все они по очереди разбегались и прыгали через костер, выкрикивая: "Сгори, горе-неудача!" Считалось, что одного прыжка достаточно, чтобы застраховаться от несчастий на целый год вперед - неплохая сделка или маленькое чудо, если это действительно так.
Тех, кто приземлялся по другую сторону костра, подхватывали уже перепрыгнувшие. Иногда они получали поцелуй в награду за эту услугу. Иногда благодарность не ограничивалась только лишь поцелуем. Не все дети, что родятся девять месяцев спустя, будут похожи на мужей своих матерей… В день зимнего солнцестояния может случиться что угодно.
Священники и монахи тоже становились в очередь, и прыгали через костер, и кричали вместе с остальными. Когда в толпе стали передавать мехи с вином и кружки с пивом, служители храма пили наравне со всеми. Некоторые из них еще до полуночи нарушат обет целибата… Такое случается в каждый день зимнего солнцестояния. Некоторые прелаты и аббаты предпочитали смотреть на такое сквозь пальцы. Ршава к ним не принадлежал. Для него грех оставался грехом, и не важно, когда он совершен.
Это не помешало ему занять место в очереди к ближайшему костру. Его черед разбежаться и прыгнуть уже подходил, когда над замерзшей площадью разнесся радостный крик:
- Солнце живо! Солнце Фоса живо!
Ршава обернулся. Да, вот и солнце, наконец-то выглянувшее из-за горизонта! Он прошептал молитву Фосу… и повторил ее, но уже другим тоном, когда заметил стоящую позади себя в той же очереди Ингегерд.
Женщина перед ним разбежалась, прыгнула и крикнула, пролетая над пламенем. По другую сторону костра кто-то подхватил ее, не дав упасть. Из-за жара над костром их силуэты были расплывчатыми.
- Давайте, святейший отец! - кричали люди возле Ршавы. - Прыгайте! - Кто-то подтолкнул его; такого оскорбления он бы не потерпел в любой день года, кроме этого.
Он побежал. Ледяной ветер ударил ему в лицо, сбросил с головы капюшон. Ршава прыгнул, оттолкнувшись изо всех сил.
- Сгори, горе-неудача! - крикнул он на всю площадь и тяжело ударился подошвами о камни мостовой. Ршава пошатнулся, и кто-то подхватил его под локоть.
- Благодарю, - сказал прелат, слегка запыхавшись.
- Рад был помочь, святейший отец, - ответил мужчина, который его поймал. - Вот… глотните-ка. - И он протянул Ршаве мех.
Прелат выпил вина. Оно оказалось сладким и крепким.
- Благословение от благого бога, - сказал он и передал мех женщине, прыгнувшей сразу после него.
Потом через костер прыгнул еще один мужчина, за ним женщина с бородавкой на щеке, а следом наступила очередь Ингегерд. Она разбежалась, совсем по-мужски работая локтями, и высоко подпрыгнула над потрескивающим огнем.
- Сгори, горе-неудача! - крикнула она и приземлилась.
Ршава шагнул вперед, чтобы не дать ей упасть, но помощь не понадобилась. Он отступил, разочарованный - и рассерженный на себя за то, что оказался разочарован. Ингегерд вежливо склонила голову:
- Спасибо за ваше намерение, святейший отец.
- Да, - коротко ответил Ршава. Он не мог простить себе некоторые из собственных мыслей.
Ингегерд едва ли заметила его настроение. Она посмотрела на восток и негромко сказала:
- Еще один солнцеворот пришел и ушел.
- Да, - повторил Ршава, но незнакомое слово пробудило в нем интерес иного рода: - Так в Халоге называют день зимнего солнцестояния?
- Да, так. - Золотоволосая женщина кивнула и рассмеялась. - Я уже много лет его так не называла, особенно на этом языке. Солнцеворот. - И следом она произнесла что-то на языке, который выучила ребенком. Ршава предположил, что это то же самое слово.
- А как халогаи отмечают этот день? - поинтересовался он, потому что ученый в нем никогда не засыпал надолго.
- Пьют пиво из огромных рогов, совершают кровавые жертвоприношения и совокупляются еще больше, чем здесь принято.
- Э-э… понятно. - Ршава пару раз кашлянул.
Он спросил. Она ответила. Со всей языческой - или, во всяком случае, не присущей видессианам - прямотой.
- А то, что делаете вы, видессиане… это нормально, - сказала Ингегерд.
- Рад, что ты это одобряешь, - сухо буркнул Ршава.
Она рассмеялась в ответ, и он ощутил в ее дыхании винные пары:
- Как будто в Видессе кому-то есть дело до того, что я думаю. У ваших людей свои обычаи, у халогаев свои. Вы считаете свои обычаи лучшими, потому что привыкли к ним, а халогаи по той же причине считают лучшими свои.