Она старалась вспомнить свою последнюю поездку во Взорин, но заметила, что мысли все время возвращаются к Малачи. Жрец Волка неохотно принял ее приглашение, и в течение следующих полутора месяцев они играли не реже одного раза в день. Наталия обнаружила, что он сильный противник и изобретательный игрок, хотя регулярно проигрывал ей. Игра с ним была полна неожиданностей. К концу этого срока партии все чаще кончались ничьей, а в последний день своего пребывания в Муроме Малачи даже выиграл у нее.
Наталия улыбнулась сестре:
– И знаешь, он был сильным и изобретательным противником.
– В постели именно это и требуется.
– Я имею в виду – в игре в шахматы, – Наталия покраснела.
Сестра вздохнула.
– Провела бы я с ним столько времени, между нами было бы кое-что побольше, чем деревянная доска.
– Поменьше, ты хочешь сказать.
Марина огрызнулась, а Наталия подавила усмешку.
За время, проведенное вместе, Малачи и Наталия стали неразлучны. Как дочь тасира она была вхожа повсюду, где бывал Малачи, от военных советов до войсковых учений. Когда Малачи был свободен от своих обязанностей, они играли в шахматы или говорили о жизни. На общественных мероприятиях они всегда бывали вместе, обмениваясь втайне своими наблюдениями за придворными или обсуждая различные стратегии, примененные ими ранее днем во время игры.
– Вот этот наряд – для тебя самое лучшее, – Марина кивала головой, подчеркивая свои слова. – Сказать тебе правду, сестренка, я бы точно побегала за твоим жрецом Волка, но он всегда был таким замкнутым и нелюдимым.
– Вроде меня?
– В каком-то смысле, да. – Марина пожала плечами. – Я предпочитаю людей поэнергичнее.
– Вполне понятно, что ты всегда видела его только официальным и чопорным. Он представлял своего короля и свою страну в чужом государстве, где надо было выучить местный язык и обычаи. Он приучил себя к такой дисциплине, что благодаря этому сумел стать хорошим шахматистом, сумел выжить в Лескаре, стал хорошим солдатом. В личном общении он не был таким скрытным, делился своими мечтами и планами.
– И в его планах ты не фигурировала? Наталия нахмурилась:
– Его жизненные планы определялись его долгом короне Илбирии, но я знала, о чем он мечтал прежде, до принятия клятвы. Он хотел получить обычный приход и вести простую жизнь. Его самого удивляло, где ему приходилось бывать, что делать и чего добиваться.
Встречаясь с ним две недели, она поняла, что безнадежно влюбилась. Забирая его фигуру с доски, она протягивала ее Малачи и ждала прикосновения кончиков его пальцев к ее ладони, а убирая руку, всегда старалась прикоснуться пальцами к его сжатой кисти. После окончания игры она всегда приставала к Кидду, желая услышать, о чем он думал и какие планировал ходы во время партии, и не давала ему уйти, пока он не ответит на все вопросы.
– Ну, Наталия, было видно, что ты в него втюрилась, – качала головой Марина. – На всех балах и вечеринках ты его брала под руку или прислонялась к нему, когда смеялась над его шуткой, – ты вела себя просто бесстыдно. Когда вы шептались, вы сдвигали головы так, что щеки почти соприкасались, а между вашими губами было всего несколько дюймов. А когда ты с ним танцевала, следить за вами было просто удовольствие. Вы двигались, как одна душа и тело, легкие, ловкие, грациозные, как будто никого вокруг не было. Неплохо бы твоему жрецу Волка поучить такому моих поклонников.
– А ты позволяла ухаживать за собой людям, не умеющим играть в шахматы, и что получила в итоге?
– Мужа.
Наталия поморщилась – этот ответ ее уколол. Она знала, что и Малачи любил ее, это было заметно по оказываемым им мелким знакам внимания. Он заранее успевал пригласить ее на танец, когда ей грозило приглашение от старого дворянина или молодого офицера, которых она не любила. Он научился понимать ее настроение и отвлекать от тяжелых воспоминаний или нарастающего гнева шуткой или спокойной цитатой из Писания. Она видела, как вспыхивают его глаза, когда она входит в комнату, и не раз замечала его хмурый взгляд, когда танцует с другим или опаздывает на игру.
Они не говорили о своем отношении друг к другу, после слов, сказанных Малачи на балу у эрцгерцога. С ней он был самим собой, и если бы им удалось убежать на какой-то ненанесенный на карту рай в Море Распятия, они бы могли свободно признаться во взаимных чувствах и стать любовниками. В Муроме, где она была дочерью тасира, а он – представителем правительства Илбирии, признать открыто взаимные чувства значило бы ощутить безысходность. Малачи был назначен сюда своим королем в помощь войскам Крайины для уничтожения деспота Лескара. Его миссия была настолько важна, что должна была стать помехой их счастью.
– Мы оба считали, – зашептала Наталия, – что когда Фернанди будет побежден, – а предсказания будущего говорили, что так и будет, – у нас все станет по-другому. Он больше не будет обязан представлять своего короля, и я могла бы выйти за него замуж, это укрепило бы связи между нашими государствами. А потом вдруг зимой наступила оттепель. Появились слухи, что Фернанди набрал новую армию. И тут же новые слухи – что армию он ведет на восток, против Крайины, и все воины ушли на фронт.
Вечером, накануне выступления гусар из Мурома, Малачи обедал с ней во дворце ее отца. В конце вечера он взял обе ее руки в свои и поцеловал:
– Я уезжаю из Мурома как представитель своего короля, моя цель – наблюдать, как гусары закончат то, что мы начали в прошлую осень. Когда все закончится, я вернусь сюда как свободный человек. За тобой. – Он вручил ей деревянную шкатулку с перламутровым медведем на крышке. – Это на память обо мне. Она с лескарского воздушного корабля "ЭльОс". Я нашел ее в капитанской каюте. Он считал себя интеллектуалом.
Наталия выпустила из рук зеленое платье, и оно осело по полу, как лужа. Уселась на кушетку, взяла шкатулку на колени и провела пальцами по крышке. Шкатулка была такой же гладкой, как и двенадцать лет назад, и такой же удивительно тяжелой. Она открыла шкатулку. Внутри было тридцать две шахматные фигурки, часть их была отлита из серебра, другая из золота. Фернанди, его маршалы и его воины представляли собой фигурки из золота. У илбирийцев святой Мартин изображал главнокомандующего, рядом с ним главные фигурки – король Ронан, воздушные корабли, вооруженные священники и волки, а пешек изображали пухлые монахи с выбритыми макушками.
"Он это дал мне на память. Он нашел это на захваченном лескарском корабле, которым вывозили принца
Тревелина. Я отказывалась брать. Я знала, как много шкатулка значит для него – воспоминание о бегстве на корабле лескарцев. Он настоял".
Она достала из шкатулки, обитой изнутри темным бордовым бархатом, одну фигурку – серебряного вооруженного священника.
"Я ему сказала, что буду хранить этот комплект, и он обещал забрать его после войны вместе со мной".
Сжав в руке фигурку, она почувствовала холод металла. Малачи так и не вернулся за ней. Она слышала рассказы, что он умер или попал в плен, и давно оплакала его. Когда Григорий Кролик вернулся в Муром, он в первый же день признался ей, что виноват в несчастье капитана Кидда. Если бы он знал о секретной миссии Малачи и поспешил с выступлением, Малачи не схватили бы и не искалечили. Наталия почувствовала на своем плече руку сестры:
– Помню, как ты рыдала, когда узнала, что с ним случилось.
– А я помню, ты была добра ко мне в то время.
Выслушав рассказ Григория обо всем, что произошло в Глого, тасир объявил в приказе благодарность Малачи Кидду за храбрость и присвоил ему звание Героя империи. В Илбирию был послан запрос – разрешить Малачи приехать в Муром за наградой, но посол Илбирии сказал, что Малачи "ушел от мира" и не в состоянии посещать какие-либо церемонии. На повторные приглашения ответ был такой же, и приглашения со временем прекратились.
Наталия годами не теряла надежды увидеть его снова. Она все ждала писем, и те дипломаты, которых посылали ко двору в Ладстон, знали, что тасота Наталия была бы счастлива услышать что-нибудь о Малачи Кидде. Но они регулярно привозили одни и те же наводящие уныние сведения, что он ужасно пострадал в плену в Лескаре. Он слеп и сокрушен. Ему вставили серебряные глаза, он стал чем-то вроде отшельника: живет в Сандвике и иногда покидает свою башню, – чтобы превращать жизнь учеников в ад на земле. Марина подобрала с пола зеленое платье.
– Ты меня весьма удивила, Талия, когда вместо того, чтобы оплакивать своего жреца Волка, приняла ухаживания того самого человека, который виноват в несчастье Кидда.
– Я понимаю твою иронию, Мариночка, – Наталия встряхнула головой. – Григорий сильно изменился после войны. Да и я изменилась.
Когда Григорий Кролик вернулся в Муром со своим 137-м полком медвежьих гусар, Наталию удивило, как он повзрослел и как хорошо сумел устроить свою жизнь. Она вдруг заметила, что сама-то она ничего не делала – только все пять лет ждала, пока Малачи Кидд вернется и выполнит свое обещание. Несмотря на все, что она слышала, девушка в глубине сердца верила, что он за ней приедет. В этом ожидании она ничего не предпринимала. Наконец она решила больше не ждать.
Григорий добивался ее, но теперь его ухаживания не были страстными, как раньше. Он проявлял свои чувства только когда они танцевали или оставались наедине. Все остальное время он был совершенным джентльменом. Влюбившись в него, она поняла, что Григорий поставил себе цель добиться ее и так же тщательно разработал свою кампанию, как и отстраивал новое Мясово или планировал военные действия против лесйарцев.
– Он изменился, Талия? Или просто разработал новый план завоевать твое сердце?
– Да какая разница: или человек изменился, а план старый, или же новый план, но человек остался тем же. В любом случае это уже был не тот человек, которому я предпочла Малачи Кидда. Его устраивало просто быть рядом со мной, а это уже большой шаг по сравнению с тем, каким он был раньше.
Наталия решила, что старания Григория должны быть вознаграждены, и отдалась ему, забыв Малачи Кидда. Она сама удивилась, как это оказалось легко, и обрадовалась: с какой легкостью разорвалось то, что связывало ее со жрецом Волка.
– Ты неправа, сестра. Если тот же человек просто осуществляет новый план – это не значит, что человек изменился. Ты не видишь многого в Григории Кролике или не хочешь видеть.
– Например?
– Его амбиции.
– Его амбиции – служить трону.
– Для удовлетворения желания служить трону совсем необязательно было завоевывать место среди Вандари. – В глазах Марины появилось жесткое выражение. – Григорий Кролик хочет стать больше, чем просто военным. У него есть недостатки, но ты, Талия, позволяешь себе их не видеть.
– Прекрасно вижу. Они несущественны. – Наталия строго взглянула на сестру, но не могла не почувствовать, что по спине у нее пробежал холодок.
Она хотела, чтобы отношения с Григорием совершенно вытеснили все воспоминания о времени, проведенном с Малачи Киддом, но достичь этого мешал один недостаток Григория, который она заметила.
Только однажды, по ее настоянию, они сыграли в шахматы. Григорий не был силен в игре. Она с легкостью победила его и подняла глаза от доски, ожидая увидеть на его лице улыбку и услышать предложение взять реванш. В итоге этим и закончилось, но сначала в карих глазах Григория промелькнула искра злобы. И в это мгновение она поняла, что никогда не будет играть с ним в шахматы. Григорий не простит ей этой победы.
Наталия уже собралась вернуть Малачи Кидду его шахматы. Но после случившегося она передумала. Шахматы всегда будут вызывать у нее в памяти Малачи – живого, не раненного, а забыть она хотела выражение злобы, на миг исказившее лицо Григория. Ненадолго она усомнилась в Григории, и когда год назад поехала во Взорин, взяла с собой шахматы Малачи, как будто шахматные фигурки – это была крошечная армия, которая могла защитить ее от любых неприятных ощущений.
Но шахматы не понадобились.
Во Взорине она познала настоящее счастье. Григорий, не видевшийся с ней целый год, при посторонних проявлял крайнее внимание, а наедине был пылким и страстным. Как будто, думала она, вне официальной обстановки Мурома любовь Григория к ней питалась энергией, которую он черпал из пустыни. Это был новый человек, от которого ей не надо было защищаться.
Она положила серебряную фигурку священника назад, в шкатулку, и закрыла крышку, и тут ей вдруг пришло в голову, что со времени прошлой поездки во Взорин она не думала не только о шкатулке, но и о шахматах вообще. Их любовь как-то вытеснила из ее памяти ту часть жизни, которая была связана с шахматами. Она не думала об игре вообще и не интересовалась ею, поймав себя на том, что сильнее мечтает оказаться во Взорине, чем когда-то раньше стремилась сыграть любую из сыгранных ранее партий.
Марина фыркнула и закачала головой:
– Ну, Талия, кто больше слеп: твой жрец Волка, у которого нет зрения, или ты, не желающая видеть?
Наталия улыбнулась сестре и поставила шкатулку на стол:
– Или сестра, которая упорствует в своем желании видеть тени там, где их нет?
– Ну, верь, чему хочешь.
– Так я и собираюсь, но хватит об этом. – Наталия пощупала лежащие рядом наряды. – Пора одеваться к вечеру, да? О всякой ерунде после поговорим.
– Умеешь ты отвлекать меня, Талия, – смеялась Марина, потом посерьезнела. – И что делать с этим комплектом?
Наталия с вызовом подняла кверху подбородок:
– Скажу Полине – пусть упакует снова. После поездки во Взорин отправлю владельцу. Мне он больше не требуется.
Глава 20
Взорин, округ Взорин, Крайина, 27 белла 1687
Рафиг Хает, в неопрятном тряпье, с замызганной марлевой повязкой на правом глазу, сидел на корточках на пыльной улице, где старый Взорин смыкался с новым городом, выстроенным крайинцами.
Он протягивал прохожим глиняную чашу, обитую по краям, и подбрасывал ее в воздух, разворачивая запястье, так что лежащие в ней медные монеты взлетали в воздух и со звоном снова падали на дно. Пешеходы-истануанцы обходили его, а крайинцы совершенно не замечали.
В другой ситуации Рафиг пришел бы в негодование от того, что его народ избегает нищего, потому что Китабна Иттикаль предписывает всем верующим атараксианам щедро одарять бедняков. Его негодование отчасти объяснялось бы тем, что из-за подобного невыполнения требований своей религии Атаракс не вернул своему народу Доста. Однако теперь он знал, что Дост вернулся и он выполняет миссию по его поручению.
Прихрамывая, проковылял Ахтар. Его нога была согнута и привязана к бедру. Он прислонился к стене возле Рафига. Придерживая обеими руками грубый костыль, он опустился на землю и поморщился: всей тяжестью тела придавил ногу.
– Есть информация для тебя, кузен.
– Я полуслепой, но не глухой. Говори. Юноша заговорил тише:
– Несколько служанок-крайинок пришли на рынок по поручению своих хозяек. По их просьбе Кусэй раскинул гадальные палочки. Узнал многое.
Рафиг улыбался и благодарственно кивал, когда редкий прохожий опускал монету в его чашу.
– Господь в своей мудрости пошлет тебе свою улыбку.
После встречи с Достом Рафиг и его воины поспешили на север. Два дня назад они прибыли на границу Яздана – так раньше назывался Взорин, до того, как его захватили крайинцы и основали свой новый округ. Им, полуистануанцам, было нетрудно просочиться через старый город. Воины разошлись и, переодевшись нищими, ждали возможности захватить кого-нибудь, кто пригодится Досту. Опрашивая жителей, они услышали о купце Валентине Свилике, который активно торговал с истануанцами. Он говорил на языке истануанцев, понимал их обычаи, отлично разбирался, какие товары годятся для ведения торговли в Гелоре и Крайние. Как только Рафиг решил, что Свилик – это и есть нужный им человек, они определили, в каком районе он живет, и начали изучать его образ жизни.
Им крупно повезло, что Свилик торговец, поскольку он часто перемещался по старому городу в поисках контактов и информаторов. Группа Хаста быстро вычислила торговцев, ведущих с ним дела. Рафиг начал составлять план, как заставить одного из агентов Свилика выдать им купца. Это был бы не самый достойный поступок, с какого Рафиг хотел начать свою службу Досту.
По пути сюда Рафиг решил, что Кусэй сделает самый ценный вклад в их дело, если открыто займется гаданием на рынке. Когда Хасты правили в Гелоре, у Кусэя в рабстве было трое ученых из Крайины, как бы в возмездие за его прежнее рабство во Взорине. Кусэй бегло говорил на крайинском, и благодаря ему Рафиг овладел основами этого языка. Во Взорине истануанцы платили за услуги Кусэя, воспринимая их как развлечение, подробно и откровенно обсуждая сделанные им предсказания – особенно забавные и загадочные, потому что он их делал на умышленно искаженном крайинском языке.
– Эти женщины – абсолютно все – задавали одни и те же вопросы. Они хотели узнать, понравятся ли Нэтале их платье или их дом. Важная особа, эта Нэтала, и она приезжает сюда. – Ахтар поднял руку с растопыренными пальцами. – Пять дней. Может, она подойдет для нашего дела.
– Нет, кузен, мы не знаем, говорит ли она по-нашему, ведь Досту надо именно такого. Но не сомневаюсь, что она нам пригодится. – Рафиг удержался от улыбки.
"Как извилист твой путь, Атаракс, когда ты хочешь проявить свою власть".
Через три дня воины из нескольких союзных племен должны подойти и разбить лагерь за пределами Взорина. По плану Рафига они должны нарушить торговлю и этим выманить гусар из города. Тогда он похитит Свилика. Если во Взорин явится эта Нэтала, гусары не выйдут из города. Зато не поскачут за ним, чтобы вернуть Свилика, если даже и заметят его отсутствие.
Если его воины будут угрожать этой Нэтале, гусары станут ее защищать. Рафиг знал своих союзников: они не захотят встретиться с гусарами лицом к лицу в стенах города, но если узнают, что их служба нужна Досту… Он отправит своих самых усердных ребят, чтобы зажечь союзников тем огнем, который Дост зажег в его сердце, и тогда истануанцы ухватятся за такой шанс сыграть свою роль.
– Ты узнай точно, когда ждут приезда этой Нэталы, и каким путем. Узнай, будет ли празднование. – Рафиг замолчал: мимо шли два гусара. – Пусть Кусэй скажет им, что счастье улыбнется тому, кто первый приветствует ее по приезде, ну, что-нибудь в этом роде. Ахтар кивнул и выпрямился, опираясь на костыль.
– Как скажешь, так и будет.
Пять дней. Рафиг знал, что можно организовать похищение Свилика за это время. Хотя в эту ночь луна будет почти полной, он не боялся за себя. Конечно, неизвестно, что это за Нэтала, но Атаракс несомненно вплел ее приезд в ткань ковра его жизни.
"Благодаря ее приезду мы выполним волю Доста".
Медная монета звякнула о дно его чаши.
Рафиг поднял глаза с улыбкой:
– Бог добр, Бог велик, и благословенны те, жизни которых вплетены в ткань Его воли.