Близилась осень. Стычки между племенами на болотах к северу от Элизабет участились. Гатал оттеснил морастов от соляного озера и сжег святыню их воинского союза. После этого удача отвернулась от Фарзоя и его народа. О страшной гибели Гатала было уже известно, но его место неожиданно занял другой. И об этом другом никто ничего толком не знал.
Фарзой потерял земли по речке Мыленной и таким образом лишился удобного выхода к реке Элизабет. Это произошло совсем недавно.
Было утро второго дня после нового разгрома. Фарзой сидел у входа в свой дом - похудевший, постаревший за эти недели на несколько лет. Красный шрам некрасиво выделялся на изжелта- бледном лице. Он смотрел на солнце, тонущее в осеннем тумане.
Почему же случилось так, что один за другим его предавали самые близкие - его надежда, его будущее? Сперва сыновья единственного друга, погибшего много лет назад Арванда. Лживый, трусливый мальчишка Аэйт попался в плен, и ради него старший брат совершил преступление. Фарзой не мог нарушить клятвы, которую дал при всех. Вор, посягнувший на золото для Тиргатао, должен был умереть. И когда этим вором оказался Мела, Фарзой велел отвести его к обрыву и столкнуть на острия копий. Мела ушел, не оглянувшись.
И Фрат, воительница с красными стрелами в волосах, не задумываясь, нарушила запрет и побежала к скале, желая убедиться в том, что Мела мертв. Ее привели к Фарзою, и она созналась в своем поступке, но раскаяния от нее он так и не дождался. В гневе он выдернул из ее волос красные стрелы, и белые пряди упали ей на лоб. Она продолжала стоять прямо и только сдвинула брови. Своей рукой он сломал стрелы и хлестнул обломками ее по лицу.
Отец Фрат стоял белый, как гипс, который добывают у Красных Скал. Но даже Фратак не посмел произнести ни слова в защиту своего последнего ребенка. Не было никого, кто осмелился бы возражать Фарзою, когда вождь гневался.
Никого - во всем поселке.
Кроме Асантао.
Фарзой заскрежетал зубами.
Все эти годы было так: по правую руку от него стоял Мела, по левую - Фрат, а за плечом он чувствовал молчаливое присутствие Асантао. Это делало его сильным. Его власть была заключена в треугольник: мужчина - женщина - светлая Сила. Теперь треугольник распался.
Злое лицо Фрат стояло у него перед глазами - такое, каким оно было в тот день. Оно застыло, как маска, раскрашенная в три цвета: белые волосы, черные брови, алые полосы от удара по щеке. И когда он уже хотел было сказать, что отныне ей нет больше места под сенью рогов Золотого Лося, вперед вышла Асантао и отстранила его.
- Все вы молчите сейчас, - сказала собравшимся Асантао, негромко, но очень отчетливо. - И даже ты, Фратак, молчишь. Тогда скажу я. Раз никто из вас не решается поднять голос за эту девочку, то, в таком случае, я забираю ее к себе. - Она протянула руку, и Фрат шагнула ей навстречу. Ясновидящая сжала ее плечо и улыбнулась. - А теперь пусть кто-нибудь отберет ее у меня.
Так открыто она еще никогда не выступала против Фарзоя, и это яснее всяких слов сказало вождю о том, что его время близится к концу.
- Ты видишь, Асантао, - сказал он ей тогда, но не сумел сдержать досады и швырнул обломки красных стрел под ноги колдуьи. - Забирай ее себе и делай с ней, что хочешь. Отныне я забыл ее имя.
И Асантао ушла, крепко держа девчонку за руку. Все расступались, освобождая им дорогу, и никто не смел поднять глаз…
Асантао показалась на деревенской улице. Можно подумать, что это мысли Фарзоя вызвали ее. Утреннее солнце уже пробилось сквозь туман и поблескивало на золотых украшениях ее головной повязки. В толстых косах Асантао синели цветки цикория - такой же знак надвигающейся осени, как стаи перелетных птиц в небе или первые желтые листья на деревьях.
Фарзой встал и кивнул ей.
- Иди со мной, вождь, - сказала колдунья, не здороваясь. - Твой народ стоит под Золотым Лосем и ждет тебя.
- Что-то случилось?
- Да. - Асантао казалась встревоженной. - Но прежде чем ты сделаешь отсюда первый шаг, я скажу тебе одну вещь. Если ты опять захочешь совершить жестокость, то помни: пока я жива, я буду стоять на твоем пути.
Несколько секунд смотрел Фарзой в теплые глаза Асантао.
- Хорошо, - сказал он наконец. И еще раз подумал о предательстве.
Возле Золотого Лося действительно собрались уже почти все. В полном молчании Фарзой прошел вперед, остановился, повернулся к толпе.
- Ради чего вы звали меня? - спросил он.
Вместо ответа вперед вытолкнули паренька в окровавленной одежде, и тот упал на четвереньки у ног вождя. Незаметно оказавшись рядом, Асантао сказала вполголоса:
- Встань, Эйте.
Паренек с трудом поднялся. Фарзой уставился на него тяжелым, неподвижным взглядом. Два дня назад в сражении у речки Мыленной Эйте попал в плен. И вот он стоит перед ними, живой и невредимый. Впрочем, не такой уж и невредимый: правая сторона груди у него перевязана, и кожа на лбу рассечена. Сейчас это не имело большого значения. Важно было другое: он остался жив и каким-то образом сумел вернуться домой. Интересно, какую цену он заплатил за возвращение?
Фарзой поднял взгляд к Золотому Советнику Истины.
Эйте тоже смотрел на Лося. Он знал, что в присутствии этой святыни еще никому не удавалось солгать безнаказанно. Но Эйте и не собирался никого обманывать.
Фарзой долго молчал, прежде чем задать первый вопрос. В деревне было очень тихо, и только где-то в доме плакал ребенок. Наконец вождь спросил:
- Где же ты был эти дни, Эйте?
- В плену, - ответил юноша.
- Как ты попал в плен?
- Должно быть, после того, как меня ударили в грудь. Я плохо помню, как это было.
- Если ты был ранен в битве, то почему мы не нашли тебя после сражения? Сейчас осень, пленных больше не берут.
- Я не знаю, почему они это сделали. Но их вождь не позволил меня добить и велел вынести с поля боя.
- Ты уверен, что это был их вождь? - переспросил Фарзой.
- Да.
- Ты разглядел его?
- Да, - сказал Эйте и перевел дыхание. - Даже слишком хорошо. Вместо плаща он носит волчью шкуру.
Фарзой недоверчиво перевел взгляд с юноши на Золотого Лося.
- Волчью шкуру? Но ведь Гатал погиб.
- Это был не Гатал, - ответил Эйте. - Кто-то другой надел его плащ и взял его меч.
- Как он выглядит? - допытывался вождь.
Эйте покачал головой.
- Я не видел его лица. Он носит кожаный шлем с медными пластинами.
- Так откуда ты можешь знать, что это не Гатал?
- Гатал убит. Это их новый вождь. Его называют Эохайд.
Так в деревне впервые прозвучало имя Эохайда, которое повторялось потом часто и с такой ненавистью, какой никогда не вызывал его предшественник.
- Кто он такой? Откуда взялся? - спросил, наконец, Фарзой.
- Я скажу тебе то, что сумел узнать, - проговорил Эйте вполголоса. - И если это ложь, то пусть она падет на тех, кто солгал мне, потому что я передам тебе услышанное слово в слово.
Фарзой кивнул в знак согласия.
- Кто такой Эохайд, не знает никто, кроме, может быть, кузнеца Эогана, - тихо сказал Эйте. - Однажды его нашли на берегу реки. Он был нем и беспомощен, как новорожденное дитя. В одной руке у него был кусок хлеба, в другой - длинный меч Илгайрэх, посвященный Хозяину Подземного Огня. В их деревне говорили, что его послали сами боги морского берега. Его матерью называют Элизабет, отцом - Темный Илгайрэх.
- Он разговаривал с тобой, Эйте?
- Да.
- О чем?
- Он спросил…
Вот оно. Вопросы. Эйте отвечал на вопросы Эохайда. Вот и разгадка маленькой тайны спасения этого щенка. На лице Фарзоя появилось злое выражение.
Эйте молчал. Ему только сейчас подумалось, что вопрос, который задал ему Эохайд, был довольно странным.
- Что же он спросил у тебя, Эйте? - заранее гневаясь, повторил вождь.
- Он спросил, сколько мне лет.
Фарзой задохнулся, но Золотой Лось продолжал оставаться спокойным и светлым. С трудом взяв себя в руки, вождь заговорил снова:
- И что же ты ему ответил, Эйте? Стал жалобить, говорить, что ты последний сын у матери?
- У меня не было сил, - сказал Эйте. - Я даже не помню, сумел ли вообще ответить хотя бы слово…
- Дальше, - сквозь зубы приказал Фарзой.
Дальше…
Эохайд велел накормить пленника и перевязать его раны, а потом позволил уйти. В двух милях от деревни Эйте нашел Инген.
- Значит, надо так понимать, что этот Эохайд отпустил тебя?
Эйте поднял голову. В конце концов, он не совершал недостойных поступков, и ему нечего было стыдиться.
- Да, он велел отпустить меня.
- Почему?
- Может быть, он хотел, чтобы я рассказал тебе об этом? Может быть, он думал, что узнав о наследнике Гатала, ты испугаешься?
Фарзой презрительно сжал губы. Но он и в самом деле был испуган.
Он знал, что никто из морастов не усомнится в его бесстрашии. Однако Фарзой мог ввести в заблужение кого угодно - только не Асантао. Ясновидящая стояла за его плечом, и тем не менее он ощущал ее присутствие так же явственно, как солнечное тепло.
- Что еще ты узнал об этом Эохайде?
- У него хитрый и умный советчик, кузнец, слуга Подземного Хозяина. Эохайд умело пользуется его хитростью.
- Почему ты называешь его наследником Гатала? - нетерпеливо спросил Фарзой.
- Он взял себе в жены его вдову, Фейнне.
За все время допроса Золотой Лось ни разу не вспыхнул. Это означало, что Эйте говорил правду. Фарзой сам не понимал, почему он так зол на юношу.
- Хорошо, - после короткой паузы сказал Фарзой. - Что еще?
- В бою победить его невозможно, но он редко убивает…
- Если ты струсил, Эйте, - не выдержал Фарзой, - то это еще не повод считать трусами всех нас. Мы не побежим лизать пятки твоему Эохайду.
Эйте побледнел. Он раскрыл было рот, но поймал внимательный дружеский взгляд Асантао - и промолчал.
Не помня себя от ярости, Фарзой сказал:
- Пусть проклятые колдуны, Эоган и Эохайд ведут свое племя хитростью и темным оружием. Рано или поздно их поглотят силы мрака, которому они предали свои души.
Наступила мертвая тишина.
И тогда Золотой Лось, который не терпел лжи, произнесенной в своем присутствии, залился алой краской гнева.
Эйте лежал в доме своей матери, Эсфанд, когда туда вошла Асантао. При виде колдуньи, Эсфанд тут же встала, отставила в сторону горшок, в котором взбивала масло, и склонила голову.
- Пусть руки ясной Ран расчистят твои пути, Асантао, - сказала женщина и указала ей на скамью, покрытую тканым ковром.
Асантао улыбнулась и села.
- Я не сделала ничего, за что меня следовало бы так благодарить, Эсфанд.
Эсфанд подала ей тертой брусники с медом. Сложив руки на поясе, она смотрела, как Асантао пьет. Вернув чашку и поблагодарив, колдунья поднялась со скамьи.
- Где твой сын?
- Он спит, - испуганно сказала Эсфанд и невольно сделала шаг в сторону, загораживая вход в комнату. - Зачем он тебе? Его зовет Фарзой?
- Нет, вовсе нет.
- Пожалуйста, заступись за моего мальчика, Асантао, - тихо проговорила мать. - Ты видишь. Фарзой послушается тебя.
- Фарзою скоро будет не до мелких обид. Ничего не бойся, Эсфанд.
- Что мне сделать для тебя? - спросила мать.
- Ничего. - Асантао встретилась с ней взглядом, и из глаз женщины стал постепенно уходить страх. - Не бойся, - повторила маленькая колдунья. - Позволь мне только взглянуть на Эйте.
- Но он спит, - сказала Эсфанд поспешно.
- Я не разбужу его. Мне нужно просто его увидеть.
Эсфанд вздрогнула, помедлила еще секунду и очень медленно отошла в сторону.
Асантао перешагнула порог.
В комнате было по-вдовьему чисто. Она присела на длинную лавку в головах постели Эйте. Он спал и дышал во сне тихо и ровно.
Еле слышно колдунья заговорила:
- Вернись назад… Вернись в битву, Эйте…
Эйте шевельнулся, сморщился, простонал и мучительно выдавил:
- Мне больно…
Асантао поднялась и теперь стояла неподвижно, внимательно вглядываясь в его лицо. Эйте вздрагивал.
- Кто ранил тебя?
- Не вижу… Я не вижу его. Я лежу в траве… Надо мной занесен меч, и я знаю, что сейчас он упадет…
- Но меч не падает, - напомнила колдунья.
Голос Эйте дрогнул.
- Да, потому что появился он. На нем светлый волчий мех. И это не Гатал.
- Он прогнал твоего врага? Что он говорит?
- Он просто появился и стоит надо мной. Остальные… Остальное исчезло. Только он.
- Что ты чувствуешь, Эйте?
- Я боюсь его. Я смертельно боюсь. У него в руке длинный меч, от клинка исходит сияние. И жар. Весь мир в тумане, и только он в лучах солнца. Он прекрасен, как Арей.
- Он говорит с тобой?
- Он склоняется ко мне, но я не вижу лица. На нем шлем, и медь горит так, что больно смотреть.
- Волосы?..
- Белые, короткие, как у всех них…
- …Глаза?.. - подсказала Асантао, и Эйте подхватил, словно они исполняли речитатив на два голоса:
- …светлые, внимательные…
- Ты видишь их в прорези шлема?
- Да…
Эйте сделал паузу, не веря воспоминанию. Но теперь он действительно видел эти серые глаза в прорезях сверкающего шлема. И не в силах противиться той правде, которую знал, он вымолвил:
- И они смотрят на меня с жалостью…
Юноша дрожал, вытянувшись на кровати, и бессвязно говорил, говорил, торопясь выплеснуть все то, что хлынуло в его память: как его тащили по густой траве, как он лежал, связанный, у колодца в их деревне, и как из пыли и кровавых облаков показался прекрасный воин в серебряной звериной шкуре и что-то сказал, издалека показывая на него, и чьи-то руки грубо дергали веревки, чьи-то жесткие пальцы сдавливали края раны, совали ему в рот какие-то полусырые куски, и вокруг говорили: "Эохайд, Эохайд…"
А потом он остался один на лесной дороге и побрел, спотыкаясь, к своему дому…
- Тихо, тихо, - ласково сказал Асантао. Ее теплые пальцы коснулись его висков, и он замер, потом еле слышно вздохнул.
- Спи, Эйте, - проговорила колдунья. - Скоро ты будешь совсем здоров.
И склонившись поцеловала его в лоб.
У Фарзоя не было ни сына, ни брата, ни друга - никого, с кем он мог бы говорить по душам, перед кем не побоялся бы раскрыть свои мысли, кому посмел бы признаться в том, что нуждается в помощи и совете. С годами он становился все более угрюмым и замкнутым.
И только перед Асантао не было нужды притворяться, потому что эта женщина все равно видела его насквозь. Как бы он ни злился порой на ее вмешательство, он понимал: в маленькой колдунье он нашел и советчика, и друга.
Теперь они часто разговаривали вечерами, сидя на пороге ее дома. Когда появлялся вождь, Фрат либо пряталась в глубине дома, либо уходила на холмы.
Прошло всего несколько дней с тех пор, как наследник Гатала впервые заявил о себе, и Фарзой понял, что его дурные предчувствия начали оправдываться.
Он опять пришел к Асантао. Она вышла к нему с кувшином брусничной воды, и они уселись - Фарзой на бревне, Асантао на пороге. Солнце спускалось за лес, и на лице женщины появился нежный румянец.
Глядя на вождя, Асантао подумала о том, что он сильно сдал, хотя в его белых волосах, стянутых в узел на затылке, по-прежнему не было заметно седины.
Фарзой заговорил:
- Вчера они захватили наши склады. Клянусь рогами Лося, Асантао, слишком уж легко им удалось обнаружить все хранилища. И я знаю, кто тому виной.
Он угрожающе сдвинул белые брови, заметные на его обветренном лице.
- Я не понимаю тебя, Фарзой, - спокойно сказала Асантао.
- У меня не выходит из мыслей этот мальчишка, Эйте, - сказал вождь. - Почему Эохайд так легко отпустил его? Не мог же он сделать это из жалости?
- Почему бы и нет?
Уверенный тон Асантао выводил Фарзоя из себя.
- Я не верю в такие вещи, как бескорыстное милосердие, особенно если дело касается врагов, - с ударением произнес Фарзой.
- Спроси мальчика перед Золотым Лосем, не болтал ли он про склады, - предложила колдунья. - Он не сможет сказать неправду.
- И об этом я подумывал, - тяжело уронил Фарзой. - А если они оградили его своими чарами, чтобы он свободно мог врать? Кто знает, какими силами наделен этот безродный сын реки?
Асантао улыбнулась: Фарзой легко поверил в легенду о происхождении Эохайда.
- Я не думаю, что это так, - мягко заметила она.
- Ты это видишь?
Он тревожно всматривался в ее карие глаза.
- Да, - сказала Асантао. - Я вижу: Эйте не предавал тебя.
- Тогда кто? Кто?
- Не о том сейчас заботишься, - сказала колдунья. - Оставь свою подозрительность до лучших времен. Твой народ скоро начнет голодать. Мы остались без хлеба. Наши владения теперь ограничены деревней и клочком земли на холмах. Эохайд стоит у самых наших ворот. Вчера я считала костры его лагеря.
- Должно быть, он и впрямь пользуется покровительством Темных Сил, - сказал Фарзой.
- Не о том заботишься, вождь, - повторила Асантао.
Фарзой помолчал. В свете угасающего дня он выглядел очень старым и очень усталым, но Асантао нечего было сказать ему в утешение.
Фарзой заговорил глухим голосом:
- Они начнут осаду, возможно, уже завтра. Им не понадобится проливать свою кровь. Они просто дождутся, пока мы лишимся последних сил от голода. И тогда они возьмут нас голыми руками.
Асантао молчала.
- Теперь я понимаю, почему они щадили нас во время последних сражений, - продолжал Фарзой, распаляясь. - Им нужны рабы. Эохайд решил не мелочиться и загнать под свое ярмо всех. - В холодных глазах вождя появилось страшное выражение. - Мы убьем наших женщин и будем сражаться с ними, пока в нас останется хоть капля крови…
- Ты примешь те условия, которые он тебе предложит, - негромко сказала Асантао, словно не расслышав его гневной тирады. - Какие угодно условия. Тебе нужен мир любой ценой. Мир, Фарзой!
Она поднялась со ступенек и теперь стояла перед ним, выпрямившись во весь свой небольшой рост, - женщина с загрубевшими от работы руками, с увядшими цветами в косах - и отчитывала его, главу союза воинов, как несмышленого мальчишку. Заходящее солнце горело в ее теплых глазах, которые умели заглядывать на самое дно души.
Фарзой уронил лицо в ладони и заплакал.
Аэйт проснулся мгновенно, как от толчка, и сжал пальцы на рукояти кинжала. В темноте над ним нависала тень. Лежа неподвижно, он сквозь ресницы рассматривал белое пятно бельма на загорелом лице своего спутника. Если Бьярни сейчас набросится, он ударит его ножом в здоровый глаз. При этой мысли у Аэйта заломило челюсти, и он понял, что изо всех сил стискивает зубы.
Но одноглазый тихо прошептал:
- Аэйт… ты не спишь?
- Нет, - ответил Аэйт. - Что тебе?
- Там, впереди, что-то странное…
Аэйт сел. Его знобило, голова кружилась от слабости. Во рту остался противный привкус.
- Что странное? Куда ты ходил?
- А… возьми. - Косматый Бьярни сунул ему в руку горсть каких-то шариков. На ощупь они были упругими и шелковистыми.
- Что это? - Аэйт поднес их к глазам. Лесные орехи. Он посмотрел на них, как на чудо. - Где ты их нашел?