А дальше… да, Тристан уже назавтра привел себя самого в полный порядок. И опять пошло - поехало прежнее наше несовпадение во времени, - когда я дома, его нет, когда он бывает - я отсутствую. Виделись мы только в агентстве, где каждую ночь скучали по настоящей работе, а ни одного посетителя не было. Вельтон и Зарина сходились на том, что это и хорошо - значит, не так много на свете разлучившихся друг с другом, а Пуля и Нил спорили, что таких людей всегда достаточно, а нет их потому, что дорогу найти не могут сюда, к нам. Я не спорила ни о чём. Мне было то грустно, то весело. Иногда я ловила на себе взгляды Нила, как будто что‑то понимающие и сочувствующие, но никогда и ни о чём особенном мы с ним не разговаривали. Тристан и он частенько выходили "подышать свежим воздухом" на лестничную площадку, но мне больше не довелось подслушать ни одного их разговора. Да мне и не хотелось. Пуля с Зариной немного отдалились друг от друга, - я несколько ночей подряд не видела, чтобы они вместе просматривали журналы в одном кресле, как раньше, или шушукались втихаря, засев на диване для посетителей. Я даже спросила Вельтона - не поссорились ли они? Но он был уверен, что это время сейчас такое. Последний случай, совершенно не вписывающийся ни в какие ворота, возобновившиеся слухи из разных источников о сносе Здания…
- Что‑то бродит - колобродит в наших сердцах, - завернул Вельтон, резюмируя всю свою речь о времени.
- И в твоём?
- Не - е-ет, - протянул он, - я тут один пока держусь, как самый крепкий из всех, - а вот с вами со всеми что‑то не то. Ну, может быть Нил ещё в порядке, только он не попал под общую заразу благодаря своей лёгкой отстранённости от земли. Он здешним воздухом не дышит, он в облаках летает.
За Тристаном я наблюдала со своего места украдкой, - он много брал работы на ночь в агентство, наверное, не выдерживал и засыпал на основной работе. Где он спал и сколько - неизвестно, но выглядел он на удивление хорошо: свежий, бледный, словно обданный морозным воздухом, весь пружинистый в движениях, и в то же время грациозно - спокойный. Просто северный воин. Но Трис, Трис… я ли не знала своего Тристана? Я ли не чувствовала, что за этим всем скрывается?
У него это было открывшееся второе дыхание. После той исповеди на кухне, он сделался ещё сильнее и, казалось, ещё мужественнее. Отринул эмоции, собрался, упорно двинулся к какой‑то цели с новым вдохновением, забыв про все свои "почему" как про мальчишеские глупости. Тристан - совершенство. Никогда прежде я не видела его в таком пике привлекательности, царственности, хладнокровности и силы. Уверена, что его идеальная женщина Моника близка к капитуляции, потому что Трис даже среди нас порой посмеивался именно так, как когда‑то говорил Нилу: не в голос, а слегка похмыкивая, не свободно и непринуждённо, а с выдержкой, не позволяющей так "вульгарно" выражать эмоции.
Только это второе дыхание - было из последних сил. Я чувствовала это. Это было нечто отчаянное, как если бы он несколько минут стоял на жизненной дороге, остановившись в сомнениях и страхах, что идёт не туда. А потом, поняв, что и назад не повернуть, и других дорог не видно - ринулся вперёд. Что выбрал, то выбрал, - говорил его взгляд, - значит, нужно идти до конца, значит, нужно выложиться до донышка, а не ныть и топтаться на месте. Вперёд! Как в атаку - настоящим героем.
Вот это всё читалось в Тристане, с какой бы стороны я на него не взглянула.
Так прошло чуть меньше двух недель. Я пропадала в мастерской, рисуя подарок, Тристан пропадал где‑то, скорее всего осуществляя план покорения идеальной женщины. Даже в выходной день мы теперь не виделись абсолютно, - и каждый готовил себе сам, на себя одного и что сочтёт нужным. В воскресенье утром, накануне моего последнего урока в университете, дома раздался звонок.
В трубке незнакомый мужской голос спросил:
- Это Гретт?
- Да, здравствуйте.
- Как хорошо, что я сразу на вас попал, очень хочу поговорить с вами лично…
- А кто это?
- Это Сильвестр вас беспокоит, мне принадлежит фирма "Архитект", я непосредственный начальник вашего мужа.
- Что случилось? - моё сердце упало, но я не успела как следует испугаться, как мужчина продолжил:
- Ничего страшного, уверяю, звоню, чтобы лично пригласить вас на корпоративный вечер в следующее воскресенье. День рождение фирмы. Тристан один из лучших наших сотрудников, но, к сожалению, не уважает традиции, - два года подряд, с тех пор как у нас работает, он приходит без своей любимой супруги. На этот раз мне бы хотелось, чтобы вы тоже пришли. Это будет прекрасный вечер.
- Я?
- Да - да.
- Вы знаете…
- Возражения не принимаются. Если вы не придёте, я больше не доверю Тристану ни одного серьёзного проекта, - смешок, - считайте это ультиматумом. Я шучу. У нас сплочённый коллектив, почти семья, всем хотелось бы познакомиться и с вами тоже. Уважьте по - дружески. Решил вот лично пригласить.
- Спасибо, я… - ничего в голову вообще не приходило, я даже не успевала понять - надо мне это или совсем не хочется ехать на корпоратив, что убедительного сказать, чтобы отказ получился вежливым, а в телефоне молчание уже было вопрошающим и нужно было отвечать, - …с удовольствием принимаю приглашение. Почту за честь.
И противно для самой себя хихикнула, показывая неискреннюю признательность и радость. Повесив трубку, я с недоумением воззрилась на своё отражение в зеркале, села на стул:
- И что мне теперь делать?
Буквально тут же, через несколько секунд, раздался поворот ключа и в дверях нашей прихожей появился Трис. Он удивлённо приподнял брови, увидев меня прямо перед собой так сразу.
- Отдыхаешь?
- Только что звонил твой начальник, настаивая на том, чтобы мы были на корпративе вместе.
Он слегка дернул губой, закрыл двери и стал разуваться.
- Будет скучно. Ты хочешь пойти на этот раз?
- Не знаю. А ты хочешь, чтобы я пошла?
- Мне всё равно.
- Ты сегодня рано.
Тристан немного замешкался:
- Так получилось…
Внезапно мне в голову стукнул вопрос - на какой стадии его отношения с Моникой? Вдруг они уже любовники? А если это так, - моё сердце кольнуло, - то мне совершено невыносимо будет увидеть свою соперницу на этом вечере. Сейчас эта женщина была всё же немного абстрактной, чуть - чуть несуществующий, и потому это знание о влюблённости Триса было не таким болезненным, каким оно станет, если я увижу воотчую эту королеву.
- Три - и-ис? - вопросительно протянула я, чтобы он услышал меня с кухни, куда ушёл мыть руки, - а что мне одеть? В смысле как дамы на вечере должны выглядеть?
- Платье или костюм, не лишком пышно, но и не слишком строго.
- А у меня нет.
- Купи.
Я всё ещё сидела в прихожей, а Трис прошёл к себе в комнату и оставил дверь открытой. Теперь мы разговаривали так.
- А если я не дотяну до уровня?
- В смысле?
- Ты же понимаешь, я не той сферы человек, что твой круг в фирме. Я попроще, красивую одежду носить толком не умею…
- Нет там никакого уровня.
- Я имею ввиду, - тебе не будет за меня стыдно перед коллегами, если вдруг они разочаруются?
- Плевать я хотел на всё, что они думают.
Судя по звукам, Трис стал перебирать какие‑то листы с бумагой и калькой.
- А Моника?
- М? - кажется, он не расслышал вопроса.
- Моника. Боюсь, что если она меня увидит, на тебя в её глазах падёт тень. Мужчину всегда характеризует та женщина, которую он выбрал, - и если она увидит меня, твою жену, не самую - самую, то это может навредить твоей репутации идеального мужчины.
Шуршание бумагой затихло. Я ждала его ответа с замиранием. Он наверняка был удивлён, что я знаю имя его пассии, и удивлён вообще этой фразой. Мне так хотелось, чтобы он сказал что‑то… успокаивающее для меня. После долгой паузы я, наконец, услышала:
- Фирма не приглашает на корпоративные вечера клиентов.
Я возненавидела Триса мгновенно - лютой ненавистью. Он не возразил мне! А это значит только одно - что он со мной согласился.
На следующий день, я долго - долго желала своим ученикам удачной сдачи экзаменов, и когда они все улетели из класса, я почувствовала и тут свою опустошённость. Конечно, я не тот учитель, который выпускает своих детей через десять лет, с малых лет ведя каждого по дороге знаний с семи лет и до семнадцати. На моих глазах эти великовозрастные дети не росли, особой привязанности не было, но всё же год… если совсем придираться, то десять месяцев в этой мастерской мы обсуждали великих художников. Я даже усмехнулась. А всё равно было чувство, что это мои ученики, и что они прошли меня как ступеньку, и будут шагать дальше.
Я прибралась в мастерской с чувством лёгкой горечи, а потом поехала к родителям. Для Гелены, к которой собиралась, как обычно, заглянуть позже, я накупила разных сухофруктов и орехов, а родителей решила угостить целым тортом, как на праздник.
У родителей было всё как обычно, и это меня порадовало, а вот Геле была более тихая, чем всегда. Она встретила меня у крыльца, молчаливо улыбнулась, с такой же улыбкой приняла пакет с гостинцами. Я шла за ней в дом, не в силах оторвать взгляда от мелькания чёрных пяток, видимо та возилась во дворе и все они были в земле, - с её свежим цветастым платьем это смотрелось великолепно. Она махнула мне рукой в сторону комнаты, а сама осталась в сенях оттирать ноги мокрой тряпкой.
- Поставить чайник?
- Ни в коем случае.
Птички зашумели, клетки закачались, и в солнечных лучах из окна заиграли вереницы пуховых пылинок. Как Геле всем этим дышит?
Старуха стала готовить чай на кухне, кормить птиц, а я ждала на своём месте. Гелена была именно притихшей, но в каком‑то задумчивом смысле, в мечтательном. Это ещё больше придавало ей юности. Мне казалось, я вижу перед собой не смертное создание, а фею, только в очень преклонных годах.
- О чём задумалась, Гретт?
- О том, что ты фея.
Геле как раз открывала коробку с конфетами, и снова улыбнулась одними своими губами - ниточкой.
- Нет, ты задумалась о чём‑то другом. В твоих глазах сейчас тоска черепашки, взирающей на полёт воробья. Чего ты хочешь?
- Я и сама не знаю.
- Что у тебя стряслось, рассказывай.
Мне было стыдно об этом рассказывать, потому что всё казалось глупым. За ночь в агентстве меня терзали разные мысли и грёзы. И только к утру, проварившись во всём, я поняла, что это именно глупо. Сначала я хотела категорически отказаться идти с Тристаном на вечер, придумывала уважительные отказы, и придумывала, наоборот, неуважительные доводы, чтобы не идти с ним. Потом решила, что всё‑таки пойду, и сделаю всё, чтобы все просто обалдели от меня на этом корпоративе, и Трис в том числе, чтобы я произвела неизгладимое впечатление на его коллег, на его начальника. Я думала, что за неделю преображусь, - найду себе платье, изящные лодочки, сменю причёску, сделаю маникюр, подберу тонкие духи и макияж… Отрезвев, я сама долго смеялась над этими планами, и даже удивлялась, как ещё час назад я могла серьёзно думать об этом? Мне стыдно было рассказывать Гелене о таком. Чего я хочу… преобразиться в глазах Триса как женщина? Поднять свою самооценку? Подтянуть свою внешность к тому стандарту элегантности, холёности и безупречности, который ему нравится? Это будет неправдой. Даже если он влюбится в меня такую, это буду не я, - не моя шкура. Чего же я хочу?
Я не отвечала на вопрос Геле, а она всё смотрела мне в глаза.
- О, вселенская печаль… мой тебе совет, Гретт, может, это плохой совет, а не хороший, но всё же говорю - не изменяй себе. Даже если ты в итоге останешься одна - одинешенька во всём мире, как я сейчас, не изменяй себе, как бы тебе ни было страшно, одиноко, больно, стыдно, сомнительно, даже безнадёжно, - никогда не изменяй себе.
Потом Гелена сделала паузу и как ни в чём ни бывало спросила:
- Может тебе надоели конфеты? Давай изюма намою?
Да, старая ведьма всё увидела в корне, без слов. Я хорошо провела у неё пару часов, и на меня снизошло точно такое же затишье, как её собственное. Мне стало спокойно.
Весь вторник после работы, на которой мне вместо занятий предстояло тратить время на заполнение отчётных бумаг, я ходила по магазинам и просто смотрела. Ища чего‑то, не зная чего, доводила продавцов до такой скуки в лице, что они понимали, - уйду ни с чем. Но всё же, под самый занавес моих поисков я нашла себе платье цвета топлёного молока. Оно было льняным, абсолютно однотонным без рисунка, очень простого покроя. Больше всего мне понравилась именно его простота и длинна подола - до щиколоток, и не слишком широкий. Рукавов не было, только лямки и горизонтальный вырез лифа. Платье чётко держало фигуру, а мягкий цвет лишал его излишней строгости. Тем более что при взгляде на этот наряд, у меня тут же возникла мысль, что оно будет идеальным для внезапной моей задумки с украшениями. В том же магазине я купила под него кремовые сандалии, а потом, зашла ещё в один магазин - мастерскую и купила большой кусок кожи, несколько шнурков и пару пробойников. Я была готова творить.
Глава 40.Корпоратив
Был дождь. Подходя к порогу "Сожжённого моста", я увидела силуэт стоящей неподалеку девушки под зонтом. Мне показалось, что это Зарина, и я её окликнула, - но та испуганно исчезла.
На лестничных площадках не появлялось больше знакомого кресла, и надписей, говорящих о чём‑то, тоже. Чуть больше обычного было разложено на ступенях игрушек и чайников, а сегодня в пролёте между третьим и четвёртым этажом попался чемодан. На месте был только Нил, - первый раз за всё время совпало так, что мы пришли первыми.
- Привет, как прошли выходные?
- Гуляли с Диной по ночному городу. Трис говорил тебе, - у нас скоро будет помолвка.
- Нет, не говорил, - я, не включая лампы на своём столе, села на столешницу, - это здорово.
- Вы приглашены.
- С нас подарок.
- Подарок не обязательно, - Нил последовал моему примеру и сел на свой стол. - А так гораздо удобнее. Не чувствуешь себя офисным работником.
- Ты же Сыщик.
- Когда я расследовал последнее дело? Я и не помню.
В дверь вошёл Вельтон.
- А, доброй ночи! Значит, ты дежуришь.
Он ткнул в меня пальцем, а я недоумённо ахнула:
- Сегодня не моя очередь.
- Пульхерия наша заболела, она не придёт, и я загадал, что первым, кого я увижу, войдя, заменит её на сегодня.
- Нильс тоже здесь.
- Ты сидишь ближе к двери.
Сам Нил нарочито злорадно похохотал и потёр ладони.
- Да ладно, я, по сути, и не против…
Через десять минут влетела вихрем Зарина с двумя букетами, а потом, почти ровно к полуночи и Тристан.
- Вы видели? Кто‑то мокнет в нашем переулке совсем близко от Здания?
- Я видела.
- Как думаешь, посетитель?
Наша толпа вся аккуратно сгрудилась к окну и стала выглядывать за штору. Зонт был виден отсюда крошечной точкой, в стороне от фонаря, в тени.
- Надо вернуться, пригласить её…
- Нет, - возразил Вельтон, - хватит беспорядков. Все посетители должны сами войти в Здание, без провожатых, и сами прийти сюда! Я больше не позволю произвола.
Зонтик, как, заподозрив что‑то, - двинулся прочь.
- Ушла.
К обеду дождик не прошёл, и мне не очень хотелось идти в магазин. Это был не тёплый дождь, как будто не летний, и моросящий мелко, но густо, занудно зарядивший на всю ночь. Я записала, кому что купить и подошла к Трису:
- Что закажете, мосье?
- Хочешь, с тобой схожу?
- Хочу.
И мы пошли в магазин под его зонтом. Погода мне сразу стала казаться чудной, и я смело взяла Триса под руку.
- Ты всё ещё не передумала идти на корпоратив?
- Нет, а что?
- Что‑то мне муторно становится, как я подумаю об этом дне.
Погода тут же вернулась в свое мерзкое состояние, не прожив в чудном и двух минут.
- Всё будет хорошо. А почему ты мне не рассказал, что у Нила помолвка?
- Прости, забыл… - и Тристан улыбнулся.
Я взглянула на него, и поняла, что он не столько вышел со мной в магазин, чтобы составить компанию, сколько воспользовался случаем проветрить голову. Он был задумчив и молчалив.
На обратном пути мы увидели, что девушка с зонтом опять дежурит у Здания в сторонке. Посетительница колебалась, но, вспомнив навет нашего Архивариуса, мы не стали её звать. Пусть сама. Но в эту ночь в нашем агентстве так никто и не появился, и в следующую… и в следующую…
В пятницу в мою мастерскую заглянули две девушки - мои, теперь бывшие, ученицы. Они только что получили результаты последнего экзамена, и были обе счастливы, что прошли по баллам. Я тоже за них порадовалась и стала расспрашивать - кто ещё из их группы набрал проходной бал, про кого они знают? Не поступили четверо, - и слабым звеном для них оказались экзамены по основным дисциплинам, а не по ахр. Рассказав мне почти в подробностях - как прошла для них эта неделя, и, выплеснув все свои пережитые треволнения, студентки стали собираться уходить, но заметили мою работу.
- А, это я делаю пояс из кожи и браслеты, - я развернула почти готовое изделие, все детали которых были вырезаны, обработаны по краю и украшены выжженным узором. Мне оставалось только сегодня сделать для пояса и браслетов завязки. - Самое трудное - это вырезать.
- Ух ты! А как вы это сделали?
К моему удивлению девушки никуда не ушли, а, спросив разрешения, тут же засели с обрезками, пытаясь порезать что‑то для себя. Я порекомендовала начать с простых форм, и в итоге за три часа они сделали вполне приличные кулоны - подвески. И буквально через десять минут я соглашалась позаниматься с ними прикладным творчеством в то время как сама работаю в мастерской.
На следующий же день, субботним утром, моя группа пришла почти в полном составе, исключая юношей, и кожи на всех не хватило. Пошли в ход деревянные плашечки, которые остались от дверной разобранной шторы, и глина.
Это было свободное время, мастерской можно было пользоваться, экзамены прошли, - и я и они чувствовали себя настолько свободно, что я только к середине дня поняла, как быстро и как здорово пролетело время. Девушки галдели, обсуждали, прорисовывали, вылепливали и выжигали. Словно соскучившись по чему‑то простому и ручному, без всякой обязаловки, почти с жаждой делать и делать. Меня выкрикивали то с одного конца составленных вместе парт, то с другого. Я даже не нашла времени сесть за своё рисование, благо и пояс и браслеты я успела завершить до субботы. И мне самой было в сто раз интереснее, чем преподавать анализ художественных работ. Да, если быть совсем честной, то и преподаванием это занятие было назвать нельзя. Я уже не следила за дисциплиной, не прерывала отвлекающих разговоров, больше слушала и говорила о вещах, не касающихся искусства. И под конец этого стихийного собрания, я почувствовала, что за один день я, наверное, сблизилась со своими учениками больше, чем за все прошедшие месяцы.