– А вот это, – выпускаю из посоха на этот раз несильный заряд в ствол ближайшего дерева, выжигая приличный кусок коры.
– Что вот это? – с недоумением спрашивает монстр.
Думая, что он вновь принялся тупить, начинаю злиться. Однако поясняю суть вопроса:
– Как простая деревяшка может выпускать молнии?
Паук топчется, сопит, чешется и, наконец, выдает:
– Не понимаю я тебя, Кощей. При чем тут деревяшка, если молнии мечешь ты сам? Просто пропускаешь их через нее. Но это фокусы для людишек.
– Как это мечу сам? – настает моя очередь удивляться.
– Вот так. – С бивня Мизгиря срывается разряд и прожигает приличное углубление в стволе на том месте, куда несколько секунд назад угодила моя молния.
– Не понял…
Перебрасываю деревяшку в левую руку, концентрирую заряд в правой кисти и стреляю им в многострадальный ствол. Все происходит гораздо быстрее и легче, чем если бы я пропускал энергию через шест. Продолжая экспериментировать, перехватываю шест и стреляю теперь из левой ладони. Интересно, а как у Мизгиря, изо рта, получится? Хотя это будет выглядеть неэстетично, поэтому пробовать не буду. Попробую другое. Концентрирую сгусток энергии в воздухе перед собой и выстреливаю им. Выстрел получается неточным, рикошетит от края выбранного в качестве мишени ствола и прожигает кору на соседнем. Да и формирование заряда потребовало гораздо больших усилий. Думаю, затруднение связано с ассоциативным восприятием владения оружием с помощью рук. Поэтому стрельба из рук легко получилась с первого раза. А из посоха и вовсе научился стрелять непроизвольно, так сказать, на волне эмоционального всплеска.
М-да, неужели посох действительно не магический артефакт, а обычная палка? Даже как-то не верится.
– Мизгирь, – как можно более уважительным тоном обращаюсь к монстру, который, игнорируя мои эксперименты, ползает по своей паутине, пытаясь очистить ее от трухи, – я понимаю, тебе бесполезно рассказывать, что я после некоторых событий частично потерял память, ибо ты сам с собственной головой находишься на очень длинной ноге, однако, может, просветишь меня, почему я таскаю эту палку, если она не обладает никакими особыми свойствами?
– Я не все понял, что ты молвил, Кощеюшка, – паук задумчиво свешивается на нити, – но эту палку ты таскаешь с собой с тех пор, как обрядился в морок злобного старца.
– Типа, для антуражу, что ли?
– Куда? – слегка спускается на нити Мизгирь.
– Проехали.
– Кто?
– Скажи, милый друг, а ты можешь скинуть с себя паучий морок? А то я уже забыл, какой ты на самом деле.
– О чем ты, Кощеюшка? – удивляется монстр и спускается на землю. – Уже много веков минуло с тех пор. Мне нравится быть таким. Таким меня никто не обижает. Я не помню, каким был раньше. Мыслил я, будто и ты забыл свой изначальный образ. Однако зрю, помнишь.
Время переваливает далеко за полдень, когда заканчивается эта бесконечная беседа. Я чрезвычайно устал от бестолковых разговоров с этим давно уже не первочеловеком. Думаю, ему подобным подойдет определение "первомонстры". Испытывая собственное терпение, в течение получаса втолковываю ему, чтобы отнес коконы с моими спутниками подальше от своих кошмарных тенет. Не тащить же их мне самому. Заодно навьючиваю на него всю поклажу, которую везли лошади. Потом практичный Болтомир разберется, какой посильный груз взять с собой.
И вот на облюбованной мною поляне, недалеко от берега реки, мы с Мизгирем прощаемся. Напоследок я советую ему перебраться в Африку, где много больших диких питательных слонов. Не знаю, есть ли в этом мире континент с таким названием, но это не мои проблемы.
Когда монстр скрывается между гигантских стволов, достаю нож и приступаю к вскрытию коконов. Ага, не тут-то было. Острое лезвие скользит по плотным нитям, не оставляя даже царапин.
– Эй! – вскакиваю и кричу в сторону, куда убежал восьмилапый монстр. – Мизгирь! Погоди!
Долгую минуту жду ответа. Напрасно. Этот, казалось бы, медлительный паучара передвигается в буквальном смысле стремительно. Пока мы шли сюда, он постоянно нарезал вокруг меня круги. Иначе я попросту не успевал бы за ним. Сейчас же, двигаясь по относительной прямой, он наверняка успел убежать на значительное расстояние.
И что теперь делать? Как разрезать коконы?
Так, пора прекращать мыслить возможностями простого смертного! Я нынче кто? А не кто иной, как ужасный колдун по прозвищу Кощей Бессмертный. Ну и что? А вот что…
Направляю в зажатый в руке нож небольшой поток энергии, так что кромка лезвия начинает слегка искриться. Легко провожу им по кокону, и оболочка распадается.
В первом коконе оказывается Ледень. Он в человеческом облике. Странно, в сети-то попался в образе волка. Вторым освобождаю княжича. Оба в бессознательном состоянии. Но видно, что живы – дышат. Однако приходить в себя не спешат. Погруженный в раздумья, жду не менее часа. Поняв, что сегодня уже никуда не пойдем, отправляюсь собирать дрова.
Вернувшись на поляну, вижу поднявшегося Болтомира с мечом в руке, озирающего окрестности. Мельник сидит и усердно трет кулаками глаза.
– Георг, – радостно восклицает княжич, – ты жив?
– А почему я должен быть мертв? – с напускным равнодушием бросаю на землю охапку сухих веток. – Может, твой слуга возьмет на себя обязанности по приготовлению ужина?
– А где паук-великан? – продолжает озираться парень.
– Прогнал, – сообщаю, как о чем-то незначительном.
Мельника это не удивляет, а вот Болтомир округляет глаза.
– Как прогнал?
– Врезал меж рогов, – показываю толстый конец посоха, – он и убежал.
– Меж рогов? – еще больше удивляется княжич.
Теперь и оборотень смотрит на меня с интересом.
– Ну, там были у него такие маленькие рожки. Их только вблизи видно. Я промеж них врезал, а он как ломанется!
– А мы как тут оказались? – продолжает недоумевать Болтомир.
– Паук и притащил. Он это, лошадей сразу сожрал, а тебя с Леднем в коконы упаковал про запас. А тут я ему посохом промеж рогов. Он вас подхватил и бежать. Кабы брюхо лошадятиной не набил, да в чистом поле, так и убежал бы. А тут промеж елок я малость шустрее оказался. Догнал и давай его по заднице посохом лупасить. Аккурат на этой поляне он и бросил вас, и вплавь на тот берег метнулся. Я уже дальше гнаться не стал, вас из коконов освободил и пошел по дрова.
Опешившие от рассказа слушатели некоторое время молча изучают валяющиеся оболочки от коконов.
– Это ж настоящие сокровища, – бормочет княжич. – Да за одну такую можно цельное княжество купить.
– Во сколько дворов княжество? – подкалываю парня.
– Дворов не менее десяти, – серьезно отвечает он.
Вспоминаю рассказы о древних кавказских царях. Там вроде бы тоже в каждом селении был свой царь, и соответственно, каждое село считалось царством.
– А где ты соленый лед взял? – снова удивленно обращается ко мне княжич.
– Какой лед? – Я окидываю поляну недоуменным взглядом.
– Тенета паука-великана обычная сталь не берет. Их только льдом из морской воды резать можно.
– Да? – искренне удивляюсь. – А я и не знал. Знал бы, не смог бы разрезать. Чего, кстати, такого ценного в этих оболочках?
– Ну как же? – не устает удивляться моей дремучести Болтомир. – Ежели покрыть тенетами доспехи, их не пробьет ни стрела, ни копье, ни меч не разрубит. Ежели завернуть в них снедь, она сохранится сколь угодно долго. Рану они не залечат, но ежели на нее их наложить, то и кровь остановят, и мертвый огонь не впустят, покуда знахарь раной не займется. А в одежде из тенет паука-великана ни жар, ни мороз лютый не страшен. Но такой одежды нет ни у кого, ибо столь много тенет никому до сих пор добыть не удавалось.
Тут княжича отвлекает мельник, разбирающий сваленную в кучу поклажу. Болтомир подходит и озадаченно смотрит на гору вещей.
– Георг, ежели паук сожрал лошадей, как здесь оказались вьюки и седельные сумки?
– Ну… он их отрыгнул. Да. Вот прямо тут коконы с вами бросил, все неудобоваримое отрыгнул – и нырь в реку!
14
Не знаю, когда начал воспринимать эту реальность именно как реальность, а не как затянувшийся сон. Но если вначале мое пребывание здесь было интересным и увлекательным, то теперешняя неопределенность сильно напрягала. Действительность напоминает плохую компьютерную бродилку, главный персонаж которой идет непонятно куда и неизвестно зачем.
Понимаю, что глупо было покидать запертый в скалах райский уголок, не изучив ни реалий здешнего мира, ни даже собственных сверхъестественных способностей.
С другой стороны, об этих самых способностях я тогда и не подозревал. О том, что могу легко метать молнии, узнал только благодаря встрече с Мизгирем. Могу ли творить еще какие чудеса и как это проверить, остается загадкой.
Аналогично и с реалиями. Оставайся я на месте, так и ждал бы следующего прилета Яги, которого, судя по слухам о ее пропаже, могло и не случиться.
Да, собственно, и не собирался я отправляться в дальние странствия. Всего лишь хотел обследовать найденный подземный ход и выяснить, куда он выходит. Ну, предполагал, что экспедиция продлится пару дней, потому и собрался в дорогу более-менее серьезно.
Надеюсь, когда-нибудь выясню, что за тварь заблудила меня в десяти шагах от выхода из подземелья. Что я с ней сделаю, пока фантазировать рано, но мало ей не покажется, будь она хоть трижды первотварь.
А пока неплохо было бы определиться с целью и направлением нашего путешествия.
Какова моя наипервейшая цель?
Наверное, понять наконец, кто я, где я и почему я.
Как это понять?
Только с чьей-либо компетентной помощью. Желательно с помощью симпатичной Яги. Логично на ее поиски и отправиться. Собственно, как думает Болтомир, ее мы и ищем. Ее и Лешего. Я тоже так думал, пока не узнал, что Яга с Лешим бесследно пропали, и винят в этом местные первочеловеки и первотвари меня. Теперь у меня еще больше желания найти Ягу, чтобы доказать собственную невиновность. Но как? Как я найду ее в неизвестном мне мире, если даже перволюди не знают, куда она пропала? А я надеялся именно на их помощь.
Может, встретиться с Вием? Что я знаю об этом персонаже? Сказки моего мира описывают Вия как злобного уродливого старика, способного убивать взглядом. За такую способность судьба обидела его неподъемно тяжелыми веками, в результате чего монстру приходится всюду таскать за собой свиту нечисти, дабы при его желании взглянуть на мир те поднимали ему эти самые веки. Если сказки соответствуют реальности, то в свете моих новых познаний возникает вопрос: на фига Вию такие веки, если монстроподобный образ не что иное, как плод его собственной фантазии? Стоит ли мне встречаться с таким чудищем? А если не с ним, то с кем? Он как-никак считается моим братом. Особых братских чувств мы друг к другу, судя по всему, не испытываем. Но пообщаться-то можно. Тогда встает вопрос – где искать его?
Вспоминаю о возможности перволюдей общаться друг с другом по водяному видеофону. Сетую на себя за то, что не попытался выяснить, как это делается, у придурковатого паука. Надо непременно узнать о видеосвязи у следующего первочеловека, с которым встречусь.
Подобные мысли вяло шевелятся в моей голове на протяжении следующих двух дней бестолкового путешествия неизвестно куда.
Мы продолжаем двигаться вниз по течению реки. Снова идем пешком. Мельник выступает в роли гужевого волколака – свесив язык, тащит волокуши с нашими пожитками. Хозяйственный княжич не пожелал ничего оставлять. Забрал даже запасы овса, предназначавшегося для лошадей.
К середине второго дня до наших ушей стал доноситься непонятный гул. Поразмыслив, что бы это могло быть, распрягли оборотня и послали на разведку. Быстро вернувшись и приняв облик человека, он поведал, что версты через три река, вдоль которой мы идем, срывается с высокого обрыва и шумным водопадом падает в другую реку, столь широкую, что противоположный берег едва виден. В этих краях Ледень не бывал, но о могучей реке слышал. Называется она Ось и несет свои воды в Великое Восточное море. По этой реке купеческие ладьи ходят в южные страны за товарами.
Мои спутники приободрились, ибо, если повезет встретить купеческий караван, дальнейший путь можно продолжить с комфортом по воде. Странно, но для них будто бы не существовало вопроса, куда мы идем. Уверен, если встретится караван, двигающийся вверх по течению, они без вопросов поплывут вверх. Если караван будет двигаться по течению, так же спокойно отправятся вниз.
Вскоре мы вышли к Оси. Река действительно впечатляла размерами. Не скажи Ледень, что это именно река, я бы решил, что мы вышли к большому озеру. Вода бурлила и расходилась волнами у водопада, далее она успокаивалась и простиралась ровной, лишь слегка серебрящейся на небольшом ветерке спокойной гладью, ничем не выдающей течение.
Чтобы не слушать всю ночь шум водопада, до темноты мы прошли как можно дальше вверх по течению вдоль берега могучей реки. Только когда гул падающей воды стал еле различим и скорее действовал умиротворяюще, чем беспокоил, мы остановились на ночлег.
И вот оборотень занимается приготовлением ужина, Болтомир прикидывает, сколько ладей с полными трюмами товара можно купить за одну оболочку от кокона паука-великана, а я тупо пялюсь на воду.
– Чу, – вдруг вытягивает шею княжич, – будто плачет кто!
Прислушиваюсь. Действительно, в темноте слышится тихий женский плач.
– Небось нечисть какая путников заманивает, – высказываю предположение, в очередной раз вспомнив девичьи смешки, из-за которых я заблудился, словно последний лошара.
– А ежели правда кто в беду попал? – Прищурившись, будто силясь увидеть плакальщицу, Болтомир смотрит в темноту.
Смотрю на Леденя. Тот понимает меня без слов, со вздохом оборачивается волком и скрывается в кустах. Буквально через несколько мгновений темнота взрывается истошным визгом. С треском проламывая кусты, на поляну возвращается оборотень. Волчья морда залита кровью. Вернувшись в человеческий облик, он, подвывая, начинает прикладывать к рассеченному лбу какие-то сорванные тут же листья.
Мы с княжичем вскакиваем на ноги, хватаясь за оружие. Я, естественно, за посох, забыв о том, что могу метать молнии прямо из ладоней. Прислушиваемся. Не слышно ни визга, ни плача. Ан нет… Вот, кажется, кто-то всхлипнул. Ага, вот снова плачет женщина.
– Ну? – кивком указываю Болтомиру на пострадавшего мельника. – Я же говорил, нечисть балует.
– Баба там со сковородкой, – шипит Ледень, накладывая на рану массу из только что пережеванной травы.
– Кто? – хором удивляемся мы.
– Там какое-то селение? – спрашиваю уже я один.
– Нет тут поблизости никакого селения. Я бы почуял, – продолжает скулить оборотень. – За этими кустами голый песчаный берег. На бревне сидит баба в мокром платье и плачет. Я к ней подошел, а она хрясь меня сковородкой, прямо в глазах засверкало. Уй, больно-то как!
– Сковородку-то она где взяла? – продолжает удивляться Болтомир.
– Не ведаю. Будто бы возникла в руках из ниоткуда, – пожимает плечами мужик.
– Во! – поднимаю вверх указательный палец. – Я же говорю, нечисть. Прикинулась бабой и плачет.
– Мыслю, то может мавка быть, – высказывает предположение княжич. – Может, она совсем недавно утопла и теперь горюет о девичьей судьбинушке. А тут Ледень свою харю мохнатую сует. Она его и огрела, чтобы не мешал горевать.
– Да вроде обычная баба, – снова пожимает плечами мельник и тихо добавляет: – Теплая.
Коротко посовещавшись, решаем костер не разводить, дабы не беспокоить надумавшую всплакнуть речную жительницу, благо ночь не холодная. Перекусили всухомятку и разлеглись на травке.
– Плачет, – констатирует факт Болтомир, поворочавшись с боку на бок.
– Слышу, – отзываюсь раздраженно. Я уже начал было засыпать.
– Ледень, – не унимается княжич, – а она красивая?
– Дык я ж и не разглядел толком. Платье мокрое, волосы в тине…
– Платье? – громко удивляется Болтомир. – На ней платье?
– Да какое там платье! Дерюга крестьянская. Мешок с дырками, – пренебрежительно характеризует наряд плакальщицы мужик.
– Мыслю, не мавка это, – решительно меняет мнение княжич. – Баба обычная.
– Я и говорю, простая баба, – морщась, трогает ушибленный лоб Ледень.
– Чего вдруг? – удивляюсь такому решению.
– Где ж ты, Георг, мавку в платье видел? – поражается моей дремучести Болтомир.
– Да я и без платья их никогда не видел.
– Я тоже не видел, – смущенно признается парень. – Но известно же, что мавки бывают только голыми.
– А может, эта замерзла? Или после того, как утопла, платье не успела снять?
– Чудной ты, Георг. Мавка – это ж душа утопшей, а не тело. Где ты видел, чтобы душа одетая была? Или мерзла?
В ответ молча пожимаю плечами. Интересная логика у княжича. Одетой в платье душа быть не может, а захреначить по кумполу чугунной сковородой подвернувшегося под горячую руку оборотня, значит, может запросто… Знал бы он, что я сам, если верить некоторым, тоже являюсь всего лишь душой. И при этом не испытываю никакого дискомфорта, нося одежду.
– Короче, – поднимаюсь и беру посох, – хватит гадать. Пойдем глянем на эту мавку в платье.
Чтобы заранее не насторожить плачущее существо, обходим кусты стороною и попадаем на большой песчаный пляж. У кромки воды на обломке трухлявого ствола сидит сгорбившаяся фигура в длинном сером платье и тихо плачет, уткнувшись лицом в ладони.
Стараясь ступать бесшумно, подходим ближе и останавливаемся шагов за десять. На всякий случай концентрирую в ладони заряд, обдумывая, как бы повежливее обратиться. Однако Болтомир опережает. Гордо задрав подбородок, картинно отставив ногу и положив руку на рукоять меча, он зычным голосом, заставив меня вздрогнуть от неожиданности, вопрошает:
– Кто ты, дева, и о чем печалишься? О чем слезы горькие льешь? Аль обидел кто?
Деву подбрасывает словно пружиной. Споткнувшись, она падает в воду, подняв тучу брызг. Отфыркиваясь, всхлипывая и подвывая, выползает из воды на четвереньках, хватает с песка какой-то предмет и поднимается, держа его перед собой, словно защищаясь от нас. Удивительно, но у нее в руках действительно большая сковорода.
Перевожу взгляд со сковороды на ее обладательницу. Да это же совсем молоденькая девушка! Довольно милое личико, большие испуганные глаза, курносый носик, пухлые губки. Длинные темные волосы свисают мокрыми прядями. Мокрое платье не скрывает стройную фигурку.
Лихорадочно соображаю, что можно сказать напуганной девушке, чтобы она перестала бояться двух бандитского вида мужиков, встреченных ночью в дремучем лесу. Вариантов никаких.
– Чьих будешь? – все так же зычно прерывает затянувшуюся паузу княжич.
Девушка начинает подвывать еще громче. Дрожа всем телом, она пятится от нас в воду. Снова оступается и, взмахнув сковородой, словно теннисной ракеткой, падает навзничь.