И, едва последняя лошадь бешеным галопом вылетела в ночь, как разгромленная конюшня затрещала всеми не изувеченными еще досками, задрожала всеми двумя не перекошенными еще столбами, закачалась, будто шалаш под ураганом, и рухнула наземь в облаке трухи и пыли.
- Пожар!..
- Война!..
- Разбойники!..
- Землетрясение!..
- Лошади взбесились!..
- Лови!..
- Хватай!..
- Берегись!..
- Спасайся!!!..
Люди с факелами и лампами закричали, забегали, заметались, словно граждане разворошенного муравейника, затопали по коридорам, заносились по двору, запрыгали по лестницам…
И никому, абсолютно никому из них не было никакого дела до улепетывающего со всех четырех лап по собственному следу-запаху обратно в холодную берлогу своей рыжеволосой человеческой девушки взъерошенного пропыленного перепуганного медвежонка.
Никому я во всем мире не нужен…
Никто меня не любит…
Не понимает…
Не кормит…
От расстройства в пустой темной комнате медвежке стало совсем грустно и одиноко, и он оторвал шторы от поверженной гардины, затащил их под выпотрошенный диванчик, куда не задували провокационные сквозняки, сделал из них гнездо, улегся и заснул крепким сном обиженного медведя с чистой совестью.
* * *
Здравствуй, дорогой дневничок. Может, конечно, я в тебя слишком часто пишу, и надоел тебе хуже зубной боли, но уж такая твоя планида. Поэтому слушай.
Событий у меня несколько.
Во-первых, дочитал "Словарь иноземных слов". Теперь понять не могу, какие из слов, что у меня в голове, иноземные, а какие - мои собственные. Как контуженый хожу. Кондрат ухохатывается и говорит, что это пройдет, если с недельку кроме того, что на заборах пишут, ничего больше не читать. Клин клином, вроде… Надо будет попробовать, а то ведь меня теперь не понимает даже Иван.
Да… Тяжела ты, доля интеллигента…
Во-вторых, три дня назад, ближе к полуночи, произошел непонятный феномен: лошади взбесились все разом, уронили конюшню и рассредоточились по двору. Хорошо еще, что ворота были заблокированы. И так-то кое-как переловили. Конюх клянется, что когда уходил, то оставил всех в состоянии толерантности. Врет, каналья. Что у них там произошло на самом деле - вряд ли когда-либо станет достоянием общественного мнения, но толерантная лошадь не пойдет громить конюшню - это даже я знаю.
Лошадиное поголовье пришлось перевести на ПМЖ в каретный сарай, благо из карет там была одна водовозная бочка. Позвали плотников, попросили соорудить что-то вроде стойл.
Что сказать по результатам труда?
Что попросили, то и получили. Что-то вроде стойл и вышло, но лошади довольны, а нам и подавно индифферентно.
Развалинам сначала хотели сохранить статус-кво, потом - пустить на дрова, но тут вмешался новый учитель дед Голуб и сказал, что детям для развития в гормональную личность будущего нужно место для игр, и предложил построить на месте утилизированной конюшни что-то вроде замка или крепости.
Сказали плотникам - они и рады стараться.
"Что-то вроде" у них лучше всего выходит.
Так что, через два дня получили пять веревочных качелей, четыре горки в виде сторожевых башен, три домика из штакетин, три песочницы под одним грибком с тремя ножками, но без песка, неопознанную конструкцию из шести пересекающихся лестниц и перекладину - то ли для повешений, то ли для подтягиваний, то ли для выбивания одеял. А по разным углам замка водрузили на жердях два щита старых круглых с прибитыми к ним бадьями без дна - для неизвестной даже самим плотникам цели. Непонятно, но декоративно. Обструкция, наверное.
И всё бы ничего, но чтобы добраться до вышеуказанного изобилия детям каждый раз приходится брать штурмом трехметровые стены: подъемный мост заклинило в первый же день в положении "поднято", исправить его можно только с внутренней стороны, а через стены наши труженики пилы и топора в замок попасть не могут по причине престарелого возраста. Поэтому сколотили еще пару лестниц, сказали, что, мол, осадные, а детишкам того и надо.
И, кстати, расплатились мы с ними новыми Находкиными амулетами. К грелкам и светильникам диверсифицировали еще целый ассортимент: от клопов, от мышей, для усиления зрения, слуха и от стоматологической боли. Отличаются они и по длительности действия: зеленое свечение - три недели, синее - шесть, красное - девять. По антологии с медью, серебром и золотом. Так привычнее, чем зимой и летом все одним светом. И прозвал их народ уже соответственно: зелененькие, синенькие и красненькие.
Поскольку стандартных денег всё равно в стране дефолт, то наши самодельные пошли в ход только так. Вечером сегодня же по просьбе Ивана съездил к этим плотникам, поинтересовался, что они с амулетами сделали.
Слава Богу, всё в порядке.
Один поменял две штуки на новую пару сапог, второй купил за один картошки полмешка, правда, маленького и мелкой, третий по долгам расплатился, и так далее. Иван говорит, что завтра у ворот управы может выстроиться очередь из желающих поработать на город - госзаказ получить, чтобы хоть квази-деньгами, да финансирование народу выдали.
Пусть выстраивается.
Находка наша в три смены трудится, колдует, наговаривает, чтобы всем хватило.
Побледнела, похудела, с лица спала, бедняга - тень отца Гамлета, а не ученица убыр. Кондрат от нее теперь далеко не отходит. Как она позавчера от переутомления в обморок хлопнулась прямо в коридоре чуть не с лестницы, так он теперь за ней как за малым ребенком ухаживает, разве что на руках не носит.
И, кстати, о детях! Парни смеются: ребенок, говорят, у них уже есть. Тот медвежонок, что Кондраха в лесу раненым подобрал, ходить недавно начал. Только пугливый какой-то попался: в одиночку за порог Находкиных апартаментов - ни ногой, всё за ней следует, как привязанный. А ей сейчас не до прогулок, вот и он далеко не уходит.
Ну, да ничего.
Поди, со временем акклиматизируется, адаптируется, интегрируется и во двор выходить начнет. С лошадями познакомится - другой фауны у нас ведь нет. И ему развлечение, и нам на них глядеть веселее.
* * *
У абсолютно не примечательного для непосвященного места, но, очевидно, наполненного тайным значением для братьев-браконьеров, охототряд под руководством Сойкана и истребители разбойников во главе с Бурандуком распрощались и направились в разные стороны - каждый по своим делам.
Истребители - осматривать очень многообещающий распадок к северу от Косого хребта, где Сойкан, будь он на месте лесных грабителей, устроил бы себе базу.
Охотники - на поиски кабана, чьи размеры уступали только его зловредности, и количество жалоб на которого уже вплотную приближалось к числу жалоб на разбойников. Но, поскольку, гигантский кабан, как птица счастья, всё время выскальзывал из мстительных человеческих рук, а есть городу хотелось каждый день, то сегодня решено было разделиться: Серафима и Иван, взявший на один день отпуск за свой счет, в сопровождении Бурандука отправились выслеживать наглого громилу, а остальные охотники - добывать пропитание горожанам.
Маленький карательный охототряд пробирался молча, прислушиваясь к каждому звуку, что издавал дремлющий зябкой ноябрьской предзимней дремой продрогший от холодных дождей, перемежающихся бесснежными заморозками, лес.
Вернее, прислушивался к пульсу чащобы только Иванушка, потому что товарищи его по артели были больше заняты поиском следов на пружинистом линолеуме из слежавшихся черно-бурых листьев. Он же, сколько ни смотрел, кроме подобия тестов Роршаха не увидел ничего, и посему был освобожден от сей повинности и отослан в сторону, чтобы не мешался, под благовидным предлогом прослушивания передвижений врага народа.
И именно поэтому он был первым, кто услышал фырканье, тяжелые шаги и скрип дерева впереди, метрах в двадцати от выглядывающих, выщупывающих и буквально вынюхивающих след охотников.
Кабан?
Роет желуди?
Конечно, втроем, без собаки и с одной рогатиной его не возьмешь, но если попасть стрелой ему точно в глаз или другое уязвимое место, вот бы знать еще где оно…
Это ж сколько мяса!..
- Там!!!.. - с округлившимися глазами прошипел лукоморец и ткнул луком в сторону подозрительных звуков. - Ходит!!!..
Охотников как ветром сдуло со своей невидимой тропы. Словно по волшебству очутились они рядом с Иваном, рогатина приведена в боеготовность, а стрелы - наложены на тетивы.
- Где? - просигналила ему безмолвно Серафима, подняв и опустив брови несколько раз.
Супруг решительно натянул тетиву, коротко мотнул головой в направлении потревоживших его покой влажных вздохов и проворно стал прокладывать дорогу в мокрых кустах к своей первой добыче.
Только бы не убежал, только бы не убежал, только бы не у…
Кусты и пригорок кончились одновременно и внезапно.
- А-а-а-а!..
- О-о-о-о!!!..
- Ваньша?..
- Разбойники!!!..
- Держи его!!!..
- Он на меня набросился!!!..
- Извините…
- БЕЙ РАЗБОЙНИКА!!!..
- Иван, ты где?! - Серафима бросилась по следам так внезапно и эффектно пропавшего мужа, остальные - за ней.
Оказалось, угрюмые взъерошенные кусты скрывали не только намеченную жертву, но и крутой каменистый обрыв и дорогу.
На которой стоял обоз и лежал под копытами коня и остриями коротких мечей четырех сердитых охранников ее любезный супруг.
От открывшейся перед глазами мизансцены у царевны помутилось в глазах.
- У-у-у-у!.. - закричал кто-то страшно и, по какой-то загадочной причине, ее голосом…
Пришла она в себя оттого, что ее крепко держали несколько пар рук, а кто-то голосом Иванушки уговаривал:
- Не трогай, оставь их, пожалуйста, они не хотели меня убивать, они просто подумали, что я - разбойник!..
Пелена с ясных очей спала, Сенька опустила меч и бегло оглядела поле короткого боя: разрубленные шапки и чужие мечи в дорожной грязи, испуганно присевшие и втянувшие головы в плечи кони, и деревья у противоположной стороны дороги, украшенные гирляндами вцепившихся в далеко не самые нижние ветки бородатых мужиков.
- Ваньша, живой?.. - обеспокоено нашла она глазами перемазанного грязью царевича, вставшего грудью на защиту пленных под одним из деревьев, и с облегчением перевела дух.
- Живой… - пришиблено кивнул непокрытой головой Иван.
- А разбойники все тут? - снова заволновалась Серафима, пересчитывая притихших мужиков на ветках. - А зверь твой где?
- Да это не разбойники, Сеня, это купцы… - Иванушка покрылся пунцовыми пятнами, неопределенно взмахнул все еще сжимающей обломки лука рукой и опустил с убитым видом глаза, жалея, что провалился только до уровня лесной дороги, а не сквозь землю. - Тут… недоразумение такое, понимаешь… Я за зверя их обоз принял… А они меня - за разбойника… И обрыв я не углядел, под ноги их каравану и свалился…
Серафима задумалась, что бы такое сказать по этому поводу, чтобы никого не обидеть, и решила лучше промолчать.
Но заговорил самый толстый бородач на березе, метрах в четырех над их головами.
Может быть, он помалкивал бы еще, но ветка под ним начала угрожающе потрескивать и прогибаться.
- Так нам можно слазить? - пробасил он оскорблено.
Царевна кинула меч в ножны и равнодушно махнула рукой:
- Валяйте… Раз уж вам там так не нравится…
Возчики и охрана перевели дух и медленно поползли к стволам и вниз.
Купцу не пришлось утруждать себя, потому что ветка вдруг и без дальнейших предупреждений обломилась, и он, не успев охнуть, оказался рядом со своим товаром быстрее всех.
Царевич кинулся было поднимать и отряхивать его, но купец раздраженно оттолкнул руку непрошеной помощи и дождался своих.
- Извините, что так вышло… - спотыкался, заглядывая в сердитые лица, Иван. - Я честное слово не видел этого обрыва… И не думал, что здесь, в такой чаще, может быть дорога… И, кстати, разрешите представиться: Иван, из Лукоморья… А это моя супруга… Серафима… и наш проводник из Постола… Мы… охотники… вообще-то…
Старший, все еще обиженно косясь на царевну, шмыгнул носом и мрачно буркнул:
- Хверапонт, купец из Хорохорья. Везем хлеб в Сабрумайское княжество.
- Хлеб?!.. - в голос воскликнули охотники.
- Так это вам к нам, с таким товаром! - просиял счастливой улыбкой Бурандук.
- Мы у вас враз всё купим! - поддержал его Иван.
Ни один, даже самый мрачный и обиженный купец не может долго оставаться мрачным и обиженным, если речь идет о прибыли.
- Так у меня ведь зерно - первый сорт, отборное, - цепко прищурился он, обводя заинтересованным взглядом постольцев. - Я дешево за него не возьму.
- А… сколько вы просите? - чувствуя, как из середины груди расползается неприятный холодок, задал вопрос Иванушка.
Купец сообщил.
- Сколько?!.. - вытаращили глаза охотники.
- А я не знал, что зерно может стоить так дорого… - растерянно захлопал светлыми ресницами лукоморец.
- А оно и не стоит, - мило улыбнулась Хверапонту Сенька. - Правда? Оно стоит раза в три дешевле.
- Сколько?!.. - настала очередь таращить заплывшие жиром очи купчине. - Да я лучше его на землю прямо тут вывалю!..
- Прекрасно, мы соберем, - незамедлительно поддержала его намерения царевна.
- Коням скормлю!..
- Вместе с конями, - тут же внесла поправку она.
- Да это же грабеж среди бела дня!!! - торговец оставил попытки пробить крепостную стену совести царевны самодельными фигурами речи и прибег к более простому методу: обратился к Иванушке как к самому слабому звену в делегации и стал давить на жалость. - Да мне за него надо будет уплатить деревенским в два раза больше, чем вы предлагаете!.. А лошади? А возничие? А дорога? А ведь мне еще этим… - чиркнул он неприязненным взглядом по охранникам и, скрепя сердце, опустил напрашивающийся эпитет, - платить!..
- А вы с них за проезд обратно до дома плату возьмите, вот и отработаете свое, - изобретательно посоветовала Серафима.
Купец рассмотрел идею, принял к сведению, но покачал головой:
- Нет. Я лучше к сабрумаям поеду, и чего мой товар стоит, то за него и возьму. И еще больше.
- В два раза? - уступила Серафима.
- Нет, - не уступил купец.
- В полтора?
Купец помотал головой.
- А если подумать?
Он подумал, как и было предложено, и тяжело вздохнул:
- Ладно…
Лица охотников стали расплываться в улыбках.
- …скину сотню…
Улыбки застыли, так и не распустившись. Иван и Серафима переглянулись, пожали плечами и нехотя кивнули: мол, что с тобой делать, уговорил.
- Деньги наличными и сразу, - жадно договорил Хверапонт.
Холод в середине Ивановой груди, исчезнувший было, вспыхнул белым пламенем вновь.
- А… э-э-э… в долг?..
Презрительный взгляд купца пригвоздил его к месту и ненадолго лишил дара речи.
- В обмен на товар? - подхватила выпавшее из рук поверженного супруга знамя международной торговли царевна.
- Какой? - поморщился купчина.
- Н-ну… на мечи… - вспомнила результаты инвентаризации активов государства она.
- Ватные? - пренебрежительно поинтересовался он.
- Н-нет, железные, - недоуменно нахмурилась Серафима. - А на что они ватные-то, кому нужны?
- Как - на что? - ошалело захлопал очами торговец. - А если по голове ими попадет?
- Так железными-то даже лучше, - осторожно просветила она не посвященного, видимо, в тайны вооружений и способы ведения войны Хверапонта.
- Это смотря по чьей голове, - мстительно-многозначительно прокомментировал купец, всё еще не забыв позорное сидение на дереве и не менее позорное его прерывание.
- А вам, позвольте узнать, какие надо? - пришел на помощь супруге Иван, с трудом игнорируя и многозначительность, и крутящийся на языке ответ.
- Я же сказал, ватные. Или надувные…
- Надувные?!..
- Только у вас их не делают, я же знаю, о чем говорю.
- Естественно, не делают! Да и какой дурак у вас в Хорохорье воюет надувными мечами?! - не выдержала Сенька.
- Воюет?!.. - отвисла челюсть у купца. - Так вы мне предлагали на всю сумму взять МЕЧИ?!..
- Н-ну да…
- Игнаш, трогай!
Не говоря больше ни слова, купчина махнул головному возчику и грузно плюхнулся на край ближайшего воза.
- Постойте!.. - Иванушка вцепился обеими руками в бортик телеги, тщетно пытаясь если не остановить, то хотя бы замедлить ее ход. - Погодите!.. Вы не можете уехать просто так!.. Мы заплатим!.. Мы найдем что-нибудь!.. Честное слово!.. Ну, будьте же человеком, Хверапонт!.. Там же люди голодают!.. Восемь тысяч!.. Они же ваши соседи!.. У них правда есть нечего!.. Нам нужен хлеб!.. Как воздух!.. Как… как…
- Да что ты с ним церемонишься! - гневно свистнул, рассекая воздух, меч Серафимы.
- Нет, Сеня, так тоже нельзя! - царевич выпустил воз и ухватился теперь уже за жену. - Мы не можем вот так отбирать у людей их собственное имущество!
- Это вы не можете… а мы - можем… - пыхтела Серафима, стараясь вырваться из крепких объятий супруга без применения холодного оружия и приемов рукопашного боя. - Этот клещ… кровопийца… ему кроме денег на все наплевать… Пусти…
- Не пущу!..
- Гоните, гоните!.. - завопил купец, подпрыгивая на своем возу и дико косясь из-за плеча на семейные разборки лукоморского царского дома. - Быстрее!.. Пошли, пошли, чего встали!..
Защелкали кнуты, зацокали резко и пронзительно языки, и отдохнувшие кони прибавили шагу, унося от лукоморской четы и костеев забрезжившую было надежду на разрешение продовольственной проблемы Постола на ближайшую неделю.
- Пусти, тебе говорят!.. - свирепо рявкнула царевна, и руки Иванушки разжались.
- Нет, Сеня, стой, пожалуйста!.. - успел все же ухватить он ее за рукав прежде, чем она пустилась вдогонку за обозом. - Мы же не бандиты!.. Пусть он своё зерно… своим зерном… со своим зерном… что хочет, делает!.. А мы и без него продукты найдем!.. Не очень-то и надо!..
Серафима ожесточенно зыркнула вслед уходящему каравану, потом на супруга, швырнула меч в ножны и яростно поджала губы:
- Надо, Ваня, надо. Очень надо. И если бы не твои дурацкие понятия о частной собственности и о чем там еще, постольцы бы могли несколько дней думать про что-нибудь другое, нежели жратва!
Иванушка вдохнул, расширил глаза, побелел, но не нашелся, что сказать, и лишь стоял в грязи и отчаянно взмахивал руками, беззвучно доказывая что-то то ли невидимому оппоненту, то ли себе.