Всё это время Кондрат просидел на стуле у двери, недавно оставленном матушкой Гусей, и тихонько продрожал от холода, грустно созерцая запорошенное старой серой золой чрево пустого камина в правой стене. Просушиться толком на заимке он не успел, а переодеться здесь с больным мишуком на руках ему и в голову не пришло, и теперь оставалось только обнимать себя за плечи, съежившись, и выбивать зубами дробные сигналы бедствия.
- Ну, вот и всё, - наконец оторвалась от тощего бурого, всё еще спящего звереныша Находка, утерла пот со лба и утомленно опустилась на красный кожаный диван у стола, делящий ее кабинет на две равные части. - Если в первые три дня он не сдерет лубки, то через неделю твой подарок…
И тут в рыжую усталую, замороченную непостижимым голову ей пришла гениальная мысль.
По-крайней мере, тогда она казалась именно гениальной, и никакой другой.
"…Что ты его ни попросишь сделать - он все исполнит, девонька, только глазом моргни…"
Вот сейчас мы и проверим.
- Кондрат?.. - откинувшись будто в изнеможении на спинку дивана и томно обмахиваясь ладошкой, обратилась она к солдату. - Открой-ка окно. А лучше - оба. Здесь, в комнате, что-то так жарко, так жарко…
Гвардеец пропустил вступление нового марша и прикусил язык.
- Ж-жарко?!.. - жалобно вскинул он брови.
- Ж-жарко, - робко, но упрямо повторила она.
- А ты не заболела? - встревожился он. - Может, у тебя лихорадка?
"Не делает… Ну, что ему - окошко трудно открыть?!.."
- Нет у меня лихоманки, - сердито надулась октябришна. - Просто тут очень душно. Дышать нечем. Чуешь? Ну?.. Чуешь?.. Ну, скажи!..
"…Коли ты ему ндравишься, он тебе угодить стараться будет, и соглашаться с тобой во всем станет, чтобы приятно тебе сделать…"
- Д-да вовсе и не д-душно тут… - поежился Кондрат, болезненно вздрагивая от нежных прикосновений мокрой ледяной одежды к давно покрывшемуся гусиной кожей телу. - Из рамы из всех щ-щелей… с-сквозит… Это ты п-просто умаялась… з-за день, Находочка. Оденься п-потеплее… да п-погуляй сходи… воздухом п-подыши…
"Не хочет!!!.. Ни угождать, ни соглашаться!.. И я же не прошу его согласиться со мной во всем! Ну, хоть в чем-нибудь пусть!.."
- Ну, тогда я сама открою!.. - отчаянно заявила она и бросилась на раму, мелодично посвистывающую музыкальными сквозняками, как герой на амбразуру.
Окно, открывавшееся в последний раз в день установки и не привыкшее к такому напору и обращению, упорно не понимало, что от него требуется, и не поддавалось.
Обреченно, Кондрат вздохнул, покачал головой, снял волглый заячий полушубок, накинул его на плечи развоевавшейся октябришне, и заставил несговорчивое окно открыться и впустить в комнату морозный вечерний ветер.
"…Радовать тебя будет каждую минуту, что он с тобой рядом…"
Глядя на страдальчески перекосившуюся фигуру гостя, словно живую иллюстрацию к первой части сказки "Морозко", ученице убыр захотелось плакать.
"Ну, ветер задувает… Ну, снежок залетает… И холодно… вправду… Но ведь не настолько же!.. Это он нарочно… Чтобы показать… чтобы доказать… чтобы… чтобы…"
- Закрывай… - опустив голову, едва слышно прошептала она.
Когда дверь мягко притворилась, выпуская в не отапливаемый, но безветренный и бесснежный коридор окончательно замерзшего и озадаченного гвардейца, Находка бросилась на шею всё еще спящему на столе зачарованным сном медвежонку и разрыдалась.
- Он меня не лю-у-у-у-уби-и-и-и-и-ит!!!..
* * *
Протяжный дикий вопль прорезал сонную, затянутую паутиной тишину городской управы.
Иванушка, меланхолично шагавший в это время по коридору первого этажа, погруженный в тяжкие думы о продуктовом изобилии Белого Света, споткнулся, схватился одной рукой за стену, другой - за меч, и отчаянно закрутил головой по сторонам - где враги и кого убивают.
Впрочем, гадать долго не пришлось: спустя несколько секунд крик повторился, еще яростней и исступленней, сопровождаемый на этот раз грохотом железа о дерево и камень, и царевич, не медля больше ни мгновения, сломя голову кинулся в детское крыло: кровавая резня, без малейшего сомнения, шла именно там.
Сходу проскочив пустую комнату воспитателей, он распахнул дверь, ведущую в столовую…
Открывшаяся перед его взором картина остановила его на бегу и заставила ухватиться за косяк.
Орда из полутора десятков вопящих и улюлюкающих мальчишек с оловянными мисками на головах и щетками щетиной подмышками наперевес, оседлав стулья задом наперед, загнала на стол и прижала к стене маленькую щуплую девочку с тощими серыми косичками.
Кроме глубокого медного котла, тоже не без опаски взирающего на происходящее двумя квадратными заплатками, союзников у нее не было.
- Сдавайся!..
- Ты окружена!..
- Твои защитники дали дуба!..
- Сыграли в ящик!..
- Отбросили копыта…
- Протянули ноги?..
- Пали на поле брани!!!
- Точно!
- …И теперь ты - наша добыча!..
- Не будет тебе пощады, вредная!..
- Не вредная, а противная!..
- Не противная, а хитрючая!
- Не хитрючая, а коварная!
- Какая разница?!
- Все равно вредная!..
- Не вредная, а противная!..
- Не противная, а хитрючая!..
- Вяжите ее, батыры!!!..
При этом призыве единственного мальчишки, на голове которого была надета не жалкая миска, а эксклюзивное кашпо с тремя кривыми львиными ножками, двое всадников авангарда выудили откуда-то из-за пазухи по куску узловатой бечевки, залезли с ногами на своих скакунов и потянулись к пленнице с угрожающими намерениями лишить ее свободы.
- Прекратите щипаться!..
- Стой смирно, противная!..
- Не противная, а…
Девочка с силой пихнула одного из нападающих в грудь, извернувшись, пнула под косточку второму, налетев при этом боком на котел, ойкнула, хотела наподдать под горячую руку и ему…
Взгляд ее упал на то, что было внутри.
- Убери!.. свои!.. руки!..
- А-а-а-а!!!..
- Ой-й-й-й-й!!!..
- А ну!.. Кто!.. Еще!.. На меня!.. - молниеносно перешла от обороны к фазе активного наступления девчонка. - Трусы!.. Жалкие козопасы!.. Возомнившие!.. Себя!.. богатырями!.. Спасайте!.. Свои!.. Несчастные!.. Шкуры!..
- Оу-у!..
- Ох!..
- Ай!..
Под яростным натиском недавней жертвы батыры смешались, строй сломался, и кавалерийская атака захлебнулась.
Швабра, конечно, хорошее оружие, но против увесистой поварешки, к ручке которой к тому же прицепилась тощая, но чрезвычайно воинственно настроенная девчонка, шансов у батыров с подмоченной репутацией не было.
- Хан Чучум!.. Снегирча!..
- Мы так не договаривались!..
- Она поварешкой дерется!..
- И обливается!..
К жалобным голосам кочевников, лишившихся агрессивного запала, присоединился еще один, возмущенный, быстро приближающийся от двери спальни к месту побоища:
- Мыська!.. Так нечестно!.. Кто так играет?! Зачем ты на них накинулась? И мои слова говоришь? Ты - королевна Хвалислава, а королевич Елисей - я, сколько тебе можно повторять! И это я должен был напасть на них, а не ты!.. Я тебя должен был спасать!.. А не ты сама!.. В книге про такое не говорилось!.. Ты всё испортила!
И на арену боевых действий выскочил еще один мальчик - с узкой доской в правой руке и блестящей изнанкой крышкой котла - в левой.
- Сам изображай свою дурацкую Хвалиславу, Кысь! А я не хочу! И не буду! Ишь, хитренький! - вперила руки в боки и развернулась к новому действующему лицу развоевавшаяся девчонка. - Думаешь, если я - не мальчишка, то самые позорные роли можно сплавлять мне?! Я сама хочу быть королевичем Елисеем! Или ханом Чучумом! Или сотником Секир-баши! А всяких королев сопливых, вон, Воронья пускай изображает!
- Ее же только что убили!
- Ну, и что, что убили! Ее же не по-настоящему убили! Могла бы и поизображать!..
- А ты могла бы сразу отказаться!.. - присоединилась к дискуссии недовольная покойница, вынырнувшая из-за спины Елисея-Кыся.
- А я сразу отказывалась!..
- Плохо отказывалась!..
- Это я - Секир-баши!..
- А ты мне обещал, что в следующий раз ханом буду я!..
- А я - сотником!..
- Ну, хорошо, хорошо, только… Ха! Смотрите! Тут целое море воды скопилось! Давайте играть в завоевание Слоновьего королевства пиратами-бодуинами! - перекрывая ламентации недовольных кочевников и благородных девиц, под сводами столовой прозвенел хитрый голос Кыся. - Чур, я - королевич Елисей, а это - моя ладья!..
Обозрев в последний раз последствия набега кочевников - прижавшиеся к стенкам столы, перевернутые стулья, низверженный котел, разлитую воду и раскиданные швабры и миски, сбитые богатырским оружием половником, Иван, сгорая от противоречивых чувств, но, преимущественно, от вины, осторожно прикрыл дверь и на цыпочках направился к выходу. Малодушно, словно один из злополучных батыров неудачливого хана Снегирчи, он рассчитывал улизнуть, пока рядом не было никого из воспитателей и некому было осуждающе посмотреть на него и строго спросить, о чем он думал, когда пересказывал неокрепшим юным душам содержание такой опасной книги, и кто теперь всё это должен прибирать.
И, естественно, у самого выхода из детского крыла он нос к носу столкнулся с матушкой Гусей.
- Ваше высочество?.. - изумленно воззрилась на него старушка.
- Д-да… я… приходил… поговорить с воспитателями… но никого нет…
- Всех по хозяйству разогнала, - с несколько натянутой улыбкой махнула сухонькой ручкой старшая воспитательница, глядя куда-то за спину Ивану. - А сама я, наоборот, к вашему высочеству ходила… тоже пообчаться хотела… с вашего высочайшего дозволения…
- Да? - удивился такому совпадению тот и сразу забеспокоился. - Что-нибудь случилось? Что-то срочное? Давайте, пойдем ко мне в кабинет Вранежа!.. Хотя, наверное, лучше здесь - чтобы вам не подниматься высоко?
- Вот спасибо, ваше высочество! Пожалели старуху… А то ноги-то, чай, у меня не казенные, семьдесят лет, почитай, меня носят, почти сносились уж… Чего их лишний раз маять… Давайте, присядемся тогда, что ли. В ногах правды нет, - оживленно и несколько нервно заговорила старая воспитательница, упорно не глядя на Ивана, и указала на ближайшую скамью.
- Давайте, - с готовностью согласился лукоморец и подал пример.
- А поговорить я хотела… про это… то есть, просить вашу милость… об одной милости… не сочтите за неблагодарность… право… как бы это по-благородному высказать-то… чтобы не вы не подумали… будто мы… то есть, я… - истратив все околичные слова и не найдя понимания на лице собеседника, старушка стушевалась и умолкла.
- А я… собирался с вами поговорить… со всеми… в смысле, вынести вопрос на обсуждение… - принял, запинаясь и конфузясь, выпавшее из слабых старушечьих рук знамя царевич. - Вы, наверное, уже догадались о повестке… Нет, я не настаиваю на толерантности… Но если бы вы могли немного… проявить долготерпение… еще… сколько-нибудь… недолго… то мы бы пришли к консенсусу… то есть, я имею ввиду, чтобы вам было понятней, что финансово-экономический кризис достиг фазы перманентного надира…
Матушка Гуся не опознала бы повестку консенсуса финансово-экономического кризиса, даже если бы она перманентно надиралась у нее на глазах. Но она прожила на Белом Свете достаточно, чтобы узнать один из его универсальных законов: если кто-то вдруг заговорил непонятными фразами и начал ни с того, ни с сего заикаться, то речь должна пойти либо о любви, либо о деньгах.
Методом исключения она довольно быстро остановилась на втором варианте.
- Ну, что уж мы, за границей, что ли, живем, - обиженно заморгала она на Ивана. - Что ли уж мы не понимаем, какие у нас временные трудности и как ваши высочества с мужиками из министеров из сил выбиваются, чтобы Постолу жисть наладить? Всё ведь понимаем… Но, с другой стороны, людям и того хочется, и другого… В смысле, и первого, и второго… И канпота… по праздникам… И мы тут с нашими женчинами поговорили намедни, и они наказали мне передать… то есть, спросить отрядили… поручили… поинтересоваться… то бишь… Не соблаговолит ли ваше высочество… как оплату за неделю… нам циферками дать?
И, видя недоуменную физиономию его высочества, тут же торопливо пояснила:
- Заколдованную циферку, я имею в виду, ваше высочество…. Которую для сугреву используем… Шибко на дровах сэкономили бы мы дома, с ней-то. В карман одну положил - и тепло. Али в кружку - и вода теплая… А две на кружку - так и кипяток. А другая, которая для свету - тоже вещь полезная. А Находка ваша, поди, новые наговорит, а?..
Иванушка с сомнением нахмурился, сложил губы в задумчивую гримасу, почесал в затылке, обдумывая неожиданное предложение и, наконец, нерешительно кивнул.
- Ну, если вы хотите… циферками… Но… сколько… в неделю?..
Вопрос не застал матушку Гусю врасплох.
- По четыре в неделю мы с нашими женчинами договорились, ваше высочество. Две таких, да две таких. Мы уже и с лавочниками про то говорили - они поперва-то не поверили, а потом, когда мы их убедили, сказали, что на обмен товару дадут.
Ликвидность такой необычной монеты оказалась решающим аргументом для Иванушки.
- Хорошо, я поговорю с Наход…
Из-за закрытой двери, из столовой, донесся стук, грохот и душераздирающий вой двух десятков сорванцов, представляющих теперь, что они - летучие пигмеи-камикадзе из Центрального Узамбара.
Нечистая совесть подбросила лукоморца как батут, и он едва не бегом устремился к выходу, оставив почетную обязанность ничего пока не подозревающей матушке Гусе единолично отражать вторжение рогатых бодуинов в Слоновье королевство.
- …кой!.. А сейчас мне срочно надо бежать! До свидания!.. - слова прощания донеслись до ошеломленной таким маневром старушки уже из коридора.
Наверху, в кабинет, его уже поджидала Серафима. Но не успел Иванушка обнять ее и рассказать, как сильно он за нее беспокоился, как нервничал и как места себе не находил, пока она блуждала по лесам, как в дверь робко постучали, чтобы не сказать, поскреблись, и на пороге пред светлые очи предстала целая делегация стыдливо прячущих глаза ремесленников.
Нездорового вида узколицый человек, представившийся головой артели столяров, делавших кровати для беспризорников, лысеющий кривоногий сутулый коротышка - портной и худой старик - сапожник, тоже обеспечившие ничейных постолят необходимым, поздоровавшись, вразнобой откашлялись, пробормотали что-то невразумительное о погоде и замялись.
Ивану эти признаки были уже знакомы, и диагноз он поставил быстро и безошибочно.
Лекарство от безденежья для рабочего класса было таким же, как и для воспитателей, и через десять минут артельщики ушли, довольные обещаниями невиданных чудес октябрьской магии в награду за их скромные труды.
Иванушка проводил ходоков виноватым взглядом.
- Хорошо, что они согласились принять вместо денег Находкины амулеты, - невесело подперев щеку кулаком, проговорил он.
- А больше у нас все равно ничего нет, - хмыкнув, резонно заметила Серафима. - Не согласились бы - сидели бы и ждали, пока в городской казне не завелась бы монета. А столько люди не живут.
Супруг ее и рад бы был поспорить, но аргументов у него не было ни единого, и поэтому только грустно вздохнул, и едва собрался поведать любимой жене, как сильно он за нее беспокоился, как нервничал и как места себе не находил, пока она блуждала по лесам, как на прием к его лукоморскому высочеству ввалилась шумно спорящая компания министров - ковки и литья, полезных ископаемых и торговли и коммерции. Как договаривались раньше, они пришли составить план завтрашней вылазки на хорохорско-сабрумайский тракт на перехват заграничных хлебо-, овоще- и прочих-продуктов-торговцев. И Серафима, послав озабоченному царевичу воздушный поцелуй, который означал, что она, безусловно, знает, как сильно он за нее беспокоился, как нервничал и как места себе не находил, пока она блуждала по лесам, отправилась на их новый монетный двор.
Коротко стукнув два раза в косяк, царевна, не дожидаясь ответа, вошла в штаб-квартиру ученицы убыр и окаменела.
На столе у окна печально-неподвижной лохматой кучей лежал Малахай, а хозяйка рыдала над ним чуть не в голос, размазывая по несчастному конопатому лицу ручьи слез, словно спасая комнату от наводнения. Но занятие, судя по всему, это было бесполезное и бесперспективное, потому что соленая вода все прибывала и прибывала, и вскорости грозила затопить не только саму целительницу, но и ее апартаменты.
Объяснений душераздирающая сцена не требовала.
- Он умер, - обреченно констатировала очевидное царевна.
При звуке ее голоса слезы литься мгновенно перестали, словно завернули позабытый кран. Находка подняла голову от тусклой бурой шерсти мишука и с ужасом уставилась на посетительницу.
- Умер… - еле шевеля мгновенно помертвевшими губами, только и смогла она произнести.
- Очень жаль, - вздохнула Серафима. - Подумать только, еще сегодня утром он казался вполне здоровым, ну, кроме этого… того…
- Чего? - едва слышно прошептала октябришна.
Серафима то ли не расслышала, то ли решила не прерывать некролог.
- Правда, он провел весь вечер и всю ночь под открытым небом… под дождем и снегом… не в силах спрятаться…
- Весь вечер?!.. - глаза октябришны расширились и быстро наполнились новой порцией слез. - Всю ночь?..
- Да, и утро тоже было отнюдь не солнечным… Промок до костей, наверное, продрог, застудился…
- Батюшка Октябрь!.. - скорбно охнула Находка и, прикрывая рот руками, чтобы не закричать, обессилено опустилась на пол. - Октябрь-батюшка!..
- Наверное, пневмония легких, - меланхолично продолжила царевна. - Ураганный отек. Штука коварная, говорят. С виду нормальный, и вдруг раз - и всё, поминай, как звали…
- А я еще окошко открыла!.. - всхлипнула ученица убыр и затрясла рыжей головой в неизбывном горе. - Октябрь-батюшка!.. И отчего я такая дура!.. Это всё из-за меня, из-за меня!.. Это я виновата в его смерти, я, только я!.. Не будет мне прощения, не будет, не будет!.. Ох, прости меня, миленький, прости-и-и-и!..
И тут Серафиме стало не по себе.