Примерно в половине третьего того же дня Джейк – голова как хорошенько пережеванный теннисный мячик Игги, кишки словно отыскали Пропавший Банан – обернулся полотенцем и поспешил по коридору в туалет. Уселся и машинально потянулся за экземпляром "Войны и мира", жившим на полке с банными принадлежностями. Но быстро его отложил – под раковиной он засек старый номер журнальчика "Навыки агрессивного вождения". В "В-и-М" он до сих пор не продвинулся дальше второй страницы. Это ничего. Прочтет, когда состарится. Пока же он вполне счастлив, увлекшись размышлениями редактора "HAB" о том, почему он такой обсос в постели. Джейку немного полегчало. Не отрывая глаз от страницы, он пощупал стенку и сжал в пальцах картонную трубку.
– Парни! – взревел он. – Ку-ку! Кто-нибудь дома? – Помолчал и вздохнул. – Ну почему, как моя очередь хезать, никогда не бывает билетов?
– Все бы ныл, ныл и ныл, – заметил Тристрам, как раз случайно проходивший по коридору мимо двери. – Не надевай штаны. Погляжу, не осталось ли у нас запасных катышей в чулане.
И Тристрам убрел прочь – прямо в стенку, отскочил от нее, вошел в другую, затем дал крен, тем самым проложив себе курс к чулану. Он притворялся, будто находится внутри пинбольного автомата.
Для Тристрама такое поведение было нормой. Его и его точную копию – близнеца Торкиля – можно было бы назвать Саморазвлекающимися Агрегатами. Потомство шотландской матери и египетского отца, глазом они были фараонны, носом горды, а телосложением хрупки. Кожа у них была оттенка латте, а волосы – цвета недели. На этой неделе, к примеру, у Тристрама – лиловые, а у Торкиля – голубые. На Тристраме сейчас было платьице лососевого оттенка с кружевным воротником, которое он нашел на барахолке. Личным героем ему служил Квонг Хосе Абдул Фу из брисбенской банды "Блевун". Квонг Хосе был еще одним мультикульти-рок-героем, которому нравилось носить платьица. Тристрам считал Квонга Хосе четким, как он не знал что.
В конечном итоге Тристрам вернулся с рулончиком сортирной бумаги. Но едва собрался открыть дверь, как заметил, что Игги, похоже, стоит на страже.
– Что такое, Игги? – поинтересовался Тристрам. Пес засвидетельствовал присутствие Тристрама вилянием хвоста и тихим гортанным вздохом. Его розовые свинячьи глазки не отрывались от точки, расположенной где-то посередине двери. И тут Тристрам заметил, что Игги не сводит глаз с крупного таракана, который медленно преодолевал филенку. Интересно, сколько Джейк там уже сидит? Тристрам улыбнулся и потрепал Игги по голове. На свой жуткий бультерьерий манер Игги улыбнулся ему в ответ, показав зубы.
Осторожно, чтобы не потревожить таракана, Тристрам приоткрыл дверь и швырнул рулончик в щель.
– Торк! Спаситель! – благодарно возопил Джейк со своего фаянсового насеста.
– Я Трист. Я на этой неделе лиловый. Не забыл? Эй, а ты где был вчера ночью, хряк? – осведомился Тристрам через дверь. – Мы видели, как ты охренительски нырнул со сцены, а потом как бы исчез. После сейшака мы тебя везде искали, но нигде не нашли. И подумали, что ты, наверно, себе цыпочку надыбал.
– Вообще-то, – осторожно ответил Джейк, когда мимолетное видение себя, привязанного к столу, на быстрых крыльях впорхнуло к нему в сознание, – мне кажется, меня похитили чужие и заставили заниматься с ними сексом в летающей тарелке.
Тристрам распахнул дверь. Таракан разжал хватку, трепетнул крылами красного дерева и отлетел от двери идеальной дугой, которая закончилась распахнутой в ожидании пастью Игти. Широкие челюсти пса, щелкнув, сомкнулись, улыбка расползлась еще шире. Потряхивая головой, он затрусил в кухню играть со своей закуской. Тристрам тем временем пригвоздил Джейка к унитазу сардоническим взглядом.
– Ага, щас, – невозмутимо сказал он. – А моя мама – клингон. – Тристрам моментально развернулся и уставился на то место, где только что стоял. – Не смей так говорить о моей маме! – рявкнул он.
– Ты не возражаешь? – возмутился Джейк, захлопывая дверь. – Неужели человеку нельзя тут побыть наедине? – Он пожалел, что вообще открыл рот.
– Ну? – вопросил Тристрам из-за двери.
– Что ну?
– Симпотные?
Джейк задумался. Сколько он ни пытался, на ум не приходила ни единая деталь их внешности.
– Ага, – сымпровизировал он. – Насимпотнейшие чужики во всей всюхе.
– Всюхе?
Джейк нахмурился:
– Сам не знаю, откуда это взялось. Я хотел сказать – вселенной.
– Знаешь, что я думаю?
– Что?
– По средам вечером нам нужно чаще выходить на люди.
– По средам вечером?
– Мне кажется, ты слишком много смотришь "Х-Файлов".
– Постой, постой. – Джейк отчаянно старался припомнить то, за чем по его мозгу все это время гонялась рьяная частица "Мемоцида". – Они э-э… они тоже смотрят "Х-Файлы", – осторожно вымолвил он. В заднице у него вдруг зачесалось очень сильно.
– Я правильно понимаю? – сказал Тристрам. – Тебя похитила и на тебе проводила сексуальные эксперименты кучка чужих, которым случилось быть поклонниками "X-Файлов"?
– Ну да. Наверное. – Джейк потряс головой. Сам он уже не был в этом уверен – теперь, когда над этим задумался. С ним действительно приключился трип.
– А какой у них номер телефона? Ноль-ноль-пять-пять-ключ-на-старт?
– На самом деле, – сказал Джейк, – по-моему, они сказали, что сами выйдут на связь.
Не надо было вообще об этом. Теперь Тристрам – и, вне всякого сомнения, Торкиль тоже – будут припоминать ему этих чужих до второго пришествия. Может, лучше всего ему сейчас глотнуть несколько панадолов, запить большим стаканом воды и снова лечь в постель. Он вынырнул из сортира, завязывая полотенце на талии.
– А, ну да, – сказал он, почесывая голову. – И к тому же меня ободрал медведь "Спасите Планету".
– Да ну? – Вот это Тристрама и впрямь шокировало.
– Ну. Забрал у меня последние два доллара. Сказал, что ему позарез на пиво. – Джейк нахмурился. И снова потряс головой. Рука не отцеплялась. – Ох блядь, – выругался он.
– Что такое?
– Кольцо зацепилось. – Джейк повилял рукой. Его дреды иногда брали что-нибудь в плен – кольца, частицы пищи, заблудившегося жучка. – Помог бы нам, а?
Тристрам закатал рукава своего платьица, скорчил театральную гримасу и героически занырнул. После освобождения Джейковой руки оба соквартирника спланировали на первый этаж. Относительно просторная кухня с ее смешанным антипасто найденных тарелок и собранных где только можно приборов, полом, обвалянным в панировочных сухарях, обжаренными стенами, хорошенько промасленным столом, плитой-фламбе и табуретками в сахарной глазури была теплым и питательным центром коммунальной жизни.
Их соседки Сатурна и Неба, сидевшие за столом, даже не взглянули на явление мальчиков. Сатурна и Неба пили кофе из черных чаш и разговаривали о конце света, который, как они, подобно Джорджу, считали, близок и неминуем. Но если конец этот Джорджа тревожил, их он довольно-таки возбуждал. Рок и мрак были у них излюбленной темой. Девчонки были готами. А кроме того – лесбийскими любовницами и деловыми партнерами. Они управляли "Фантазмой", готической лавкой и парикмахерской всё-в-одном, где торговали чем угодно – от белой пудры для лица до футонов, скроенных под гробы. Кроме того, они специализировались на окрасе волос в лиловый, алый и черный. Миниатюрная Неба носила слои алых и черных кружев; пышная Сатурна была существом пурпуратным, с тягой к бархату даже летом. Кожу свою обе покрывали слоями упырски-белой штукатурки, сбривали оригинальные брови, чтобы можно было нарисовать их подраматичнее, а губам придавали баклажанный оттенок. Жили они в подвале – там кому угодно было бы слишком темно еще до того, как Сатурна и Неба выкрасили стены в матовый черный.
– Девчонки, вы были дома? И не слышали, как я просил нужниковый мандат? – Джейк напустил на себя негодование. Для подлинного негодования требовалось слишком много усилий и преданности делу. Не дожидаясь ответа, он снова зевнул, открыл холодильник и сунул внутрь голову.
– Мы всегда заменяем туалетный рулон, если на нас заканчивается, – заметила Сатурна его спине, обменявшись заговорщическим взглядом с Небой. – Мы думали, вам, мальчики, пора выучить урок.
– Мальчики? – оскорбленно возмутился Тристрам. – А я что сделал? Нечестно, как не знаю.
Джейк быстро составил опись внутренностей холодильника: мисочка чечевичной похлебки недельной давности, какие-то сомнительные помидоры, шестерик горькой "Виктории", полбанки тайской пасты карри и кастрюлька с рисовыми корками, приставшими к бокам. Ну, во всяком случае, это касалось половины мальчиков. На стороне Сатурны и Небы фигурировало несколько ломтиков относительно свежих фруктов и кое-какие овощи, миска чили, толстый брусок тофу в тазике с водой, булка хлеба, банка кофейных зерен и полкоробки яиц от несушек на вольном выпасе. Джейк изъял пиво.
– Белковый завтрак, – объяснил он, похлопывая себя по непомерно плоскому животу. – А где Торк? – спросил он. – У нас днем намечался джем.
– Решил прогуляться по Кинг-стрит, – ответил Тристрам. – У него возникла мысль насчет перьевых боа, и он хотел ее развить. Сказал, что недолго.
Игги, наконец проглотив таракана, принялся громко и удовлетворенно хлебать воду из своей миски. Сатура и Неба переглянулись. Игги – такой мальчишка. Несмотря на его неэстетичную розовую шкуру и возмутительную – и, по-видимому, неизменную – вонь, девочки довольно-таки симпатизировали псине. Хотя извещать об этом Джейка не собирались. Они играли с Игги, только если Джейка не было дома. Игги относился к этому довольно хладнокровно. Похоже, понимал правила игры и обычно держался от девочек подальше, пока Джейк и близнецы не покидали дом, после чего несся к ним в подвал, заваливался на спину и позволял им щекотать животик, а сам извивался, постанывал, тянул шею и месил лапами воздух. Он лизал их в уши, инстинктивно стараясь не испортить сложный грим.
Зазвонил телефон. Тристрам поднял трубку.
– "Маринованная пицца Сэма-с-Тони", – произнес он, заслужив от девочек фырчок презрительной скуки. – Джейка? Э-э, кто спрашивает? Ларисса? – Тристрам вопросительно глянул на Джейка. Тот выразительно затряс головой. – Э, Ларисса, его сейчас тут нет. Как насчет я передам, чтоб перезвонил? Ну. Ну. Обязательно. Ага. Нет, не забуду. – Тристрам закатил глаза. – Не беспокойтесь. До встречи. Пока. – Он повесил трубку и метнул в Джейка раздраженный взгляд. – Терпеть не могу это говно, мужик, – проворчал он. – Отныне ты их окучиваешь – ты их звонки и пропалывай.
Джейк пожал плечами.
– Видели новые "Оживители Животиков" у Джорджа? – спросил он, меняя тему.
Неба отхлебнула кофе:
– А ты когда-нибудь слышал, чтобы он объяснял, зачем всю эту срань собирает?
– Не-а, – ответил Джейк. – Что за история?
– Он считает, что перед самым окончательным апокалипсисом в небе появятся летающие тарелки и чужие подберут тех из нас, кто, по его выражению, "подготовлен".
– Подготовлен? Хочешь сказать, затарился штабелями сломанных клавиатур и кофейных автоматов?
– Очевидно.
– Отпад. Знаешь, – заметил Тристрам, наблюдая, как Джейк выцеживает последние капли пива из банки, – Джейк мне сказал, что его ночью похитили чужие и сексуально над ним экспериментировали у себя на летающей тарелке.
– Здорово, – смутно одобрила Сатурна. Если бы он сказал, что его похитили вампиры или зомби, ей было бы интереснее. Она заметила что-то на кухонном столе и брезгливо сморщила нос. Осторожно прихватив оскорбительный объект двумя пальцами, она предъявила его всем.
– Чей это лобковый волос? – прокурорским тоном вопросила она. – Джейк?
Джейк пожал плечами и протянул руку.
– Не знаю, – без тени иронии ответил он. – Но возьму. Мне одного как раз не хватает.
На самом деле, так оно и было.
А тем временем где-то в космосе…
– У нас тут ситуация. – Капитан Кверк прочистил горло, произведя позвякиванье, напоминающее пение медососов-колокольчиков. Нефонская кожа, может, на вид и холодна, однако же способна издавать ужасно приятные и зачастую непредсказуемые звуки. Во вселенной не существует, к примеру, иной звуковой вибрации, чистым хрустальным звоном своим и симфоническим диапазоном способной тягаться с нефонским пуком.
Созвали экстренное совещание Межпланетного СОЧПИЗа (Совета ответственных чужих по исследованию Земли). В зале собрались представители нескольких планет. Нефонцев – хозяев встречи – было большинство. Среди остальных присутствовали несколько херувимов с планеты Херуви. Из всех чужих херувимы по внешнему виду были наиболее гуманоидны. Даже те, кто перевалил за сотню земных лет, обладали безупречной розовой кожей, желтыми кудрями и членами, очаровательными от детского жирка. Из пухлых спинок у них расходились прекрасные снежно-белые крылья, а шкодливое чувство юмора никак не вязалось с невинной внешностью. Кроме того, они были безнадежными эксгибиционистами с фетишем к позированию художникам голышом. Через некоторое время после завершения Ренессанса им это наскучило. Они принялись прогуливать сеансы или мастурбировать на них. Это и привело к упадку религиозного искусства и вызвало укрепление в Европе светского государства. В последнее время они просто помешались на идее умыкнуть Вима Вендерса.
Кроме того, имелось несколько делегатов с Сириуса. Шестиглазые сириусяне были высокоразумны, однако настолько неизлечимо глупы, что первой из причин смерти у них значилась кончина от смеха (второй была фатальная дезорганизация). Присутствовал также один альфа-центавр и представительница родной планеты Инопланетянина, хотя рта она почти не раскрывала – ее народ до сих пор не мог оправиться от смущения после неуклюжего, но хорошо разрекламированного маленького приключения ИГЛ.
Чужим нечасто выпадала возможность межпланетных посиделок. Поэтому, несмотря на кажущуюся серьезность наличествующего кризиса, когда Кверк призвал собрание к порядку, большинство по-прежнему возбужденно болтали, обменивались последними новостями показывали друг другу всякие штуковины, стибренные с Земли за последние путешествия. Один херувим раздобыл дилдо в форме дельфина, и теперь сириусянин, ко всеобщему веселью, засовывал игрушку себе в одну из трех ноздрей. Маленькая кучка серых окружила другого ангелочка, который играл на "Геймбое", и все радостно звенели и звякали. Успокаивались и расходились по местам неохотно. Когда на зал опустилась тишина, альфа-центавр по-прежнему жевал свою кварцево-кристаллическую закусь. Он изо всех сил постарался приглушить чавканье, но каждый осторожный хрум повергал кого-нибудь из менее зрелых внеземлян за столом в приступ тряского и неконтролируемого хохота.
Кверк снова прочистил горло. Динь динь динь тиньк тиньк динь динь.
Несколько нефонцев исподтишка переглянулись. Лишь потому, что нефонцы тут были единственной разумной формой жизни, достаточно организованной для того, чтобы запускать на Землю экспедиции, участвовать в которых всем присутствующим очень нравилось, они считали себя Повелителями Вселенной или чем-то вроде. Нефонцы так рациональны, так рассудочны. Жилища их все без исключения аккуратны и прибраны, они никогда не спорят, кому выносить мусор, считают, что бюрократы Всего Лишь Делают Свою Работу, а саму идею поступить как-то не почему-то, а потому что в голову взбрело, не столько сочтут подозрительной, сколько вообще не поймут. Их ауры неизменно светятся хорошим здоровьем от самолечения и чистоплотности, и они по правде никогда не забывают взять страховку, отправляясь в астральное путешествие. Ни один нефонец ни разу не сталкивался с трудностями, программируя видеомагнитофон или собирая мебель, похищенную из "Икеи". Иными словами, из всех чужиков во всюхе они раздражают больше всего. Пара сириусян надеялась подорвать нефонскую монополию на серьезные космические путешествия, но получилось, типа, двигатель в одном месте, ракеты-носители в другом, кто-то сказал, что добудет топливо у надежного знакомого, но потом потерял номер, да и в любом случае никто не понимал толком, куда девалась пусковая установка.
Нефонцы же, со своей стороны, гораздо охотнее предпочли бы проводить свои земные экспедиции без всех остальных космических клоунов. Однако имелась одна печальная истина: особое ракетное топливо, потребное для столь дальних перелетов, делалось из нескольких минералов и химикалий, Нефону несвойственных. Поэтому нефонцам не оставалось выбора, кроме как кооперироваться с прочими. И прочие были более чем счастливы кооперироваться – по-своему, в обмен на бесплатные поездки на Землю.
Земля же была для чужих магнитом. Они обожали это место. Такая фанковая, низкотехничная, высокохаотичная, дикая и безумная планета. Чужики души в ней не чаяли. Некоторым, вроде херувимов и сириусян, просто нравилось ее посещать как благодетелям. Другие – например, безнадежные проказники зета-ретикулы – играли с землянами шутки: выскакивали по ночам из детских чуланов, нарезали на компактах таинственные дорожки и проводили семинары по предыдущим жизням для самых глупых, которые все полагали себя Клеопатрами в прошлом.
Что же до нефонцев, они утверждали, что просто хотят сделать мир лучше.
– Неужели это, – имели привычку замечать они, – так плохо?
При этом они как-то забывали упомянуть, что у них имеются Тайные Умыслы. Умыслы были длиной 1475 страниц, ровно на одну длиннее "Подходящего жениха" Викрама Сета, а потому являлись самой длинной книгой в целой всюхе. Ее существовало ровно два экземпляра.
Кверк жестом приказал межзвездному полицейскому, охранявшему заседание, закрыть двери и выйти.
– То, что я намереваюсь вам открыть, – объявил он, и в голосе его кимвалами забряцала дрожь важности сообщения, – несколько секретно.
Одна херувим громко зевнула. Кверк раздраженно глянул на нее.
– Извините, – хихикнула она. – Поздно засиделась.