Еще один парадокс скомканного пространства. Попасть сюда возможно, выбраться отсюда - немыслимо.
Гнилая трава, пробирающая до костей влага, вечные сумерки и, если повезет, еще один замок, который безнадежно штурмуют отчаявшиеся люди.
Среди некоторых тролльских племен, особенно низших, бытует представление о некоем потустороннем мире, куда попадают после смерти наиболее храбрые и достойные. По их описанию, это место выглядит как поле непрекращающегося боя. Там постоянно кипят сражения, храбрые воины мутузят друг друга дубинами, булавами, кулаками, рубятся на мечах, бросают копья, стреляют из тяжелых луков - словом, развлекаются вовсю. Кровь льется рекой, все то и дело умирают, а потом опять восстают и отправляются пьянствовать и хватать за податливые сиськи хохочущих девиц. Словом, очень весело развлекаются.
Они называют это место "миром вечной войны" и полагают, в своей тролльской тупости, что там идет какая-то чрезвычайно интересная жизнь. Чудесная награда для отважных.
Фихану приятно было думать о том, что ни один тролль не выдержал бы и недели в настоящем мире вечной войны. Попали бы они сюда, эти самоуверенные громилы! И что бы они здесь делали, с их представлениями о счастье, с их кровожадностью, обжорством, драчливостью - всем тем, что они именуют "радостями бытия"? Перепугаются, небось, когда их телеса начнут гнить и видоизменяться, рожи сделаются неузнаваемыми, а богатырская силушка покинет руки-ноги и уйдет в мокрую землю! Да и подраться здесь особо не с кем. Нет ничего более скучного и тягомотного, чем осада. Вот и поглядим, как понравится троллям в их собственном раю.
С этими мыслями Фихан сладко заснул. Он нарочно злорадствовал насчет троллей - и не имело значения, прав он был или ошибался, - чтобы не думать о собственном печальном положении. Он вовсе не обманывался на свой счет: жить ему оставалось совсем недолго.
На рассвете Евтихий разбудил Фихана. Евтихию казалось, что он был весьма деликатен, как и подобает в обращении с безнадежно больным: он легонько тряхнул беднягу.
Фихан взвыл и слабо вцепился зубами в волосатую ручищу.
Евтихий ухмыльнулся:
- Кусаешься, немочь?
Фихан не ответил - глотая слезы, он зло смотрел на своего мучителя. Евтихий, сам того не желая, едва не вывихнул ему плечо.
- Не будем… ссориться… - вымолвил наконец Фихан.
- Да уж, червячок, тебе со мной лучше не ссориться, - добродушно пророкотал Евтихий. - Иначе я тебя вот эдак двумя пальцами… Понял?
Фихан кивнул.
- Зачем ты разбудил меня?
- А что, тебе снилось что-то приятное? - Евтихий облизнулся. - Женщины? Голые? Расскажи!
- Мне ничего не снилось, я отдыхал, - заплакал Фихан. - Ты жестокая скотина, Евтихий! У меня осталось всего несколько дней жизни, а ты мучаешь меня!
- Несколько дней жизни? И ты намерен растранжирить их на сон? На бессознательное состояние, в которое ты скоро все равно впадешь, и притом навеки? Да ты хоть соображаешь, что говоришь? - возмутился Евтихий. - Я бы на твоем месте каждое мгновение старался бы прожить в полном сознании. Чтобы было, о чем вспомнить… потом.
- Потом? - криво улыбнулся Фихан.
Евтихий вдруг рассердился на него:
- Послушай, эльфийское отродье, ты не пытайся меня запутать! Я хоть и дурак, но умный.
Фихан молча свесил голову.
Евтихий схватил его за подбородок и заставил взглянуть себе в лицо.
- На меня смотри! Тупица! Помирать вздумал? Сны о вечном блаженстве смотришь? Грезить намереваешься? Не сметь! Я здесь командую! Я, может, и тупой, но сильный! Крестьяне все недалекие, ограниченные дурни - так вы считаете, но ох как вы ошибаетесь, остроухие умники, ох как вы ошибаетесь! Мы, крестьяне, - мы хитрые. Из нас получаются самые лучшие солдаты. Мы любим жить. Мы знаем землю, а человеки суть земля… А, не ожидал, что я такие слова знаю? - восторжествовал Евтихий. - Да я еще и не такие знаю! У меня подруга была, женщина. Прекраснейшая женщина. Мастерица. Она такие вещи руками делала! У нее умные руки. У других женщин руки красивые, или сильные, или ухоженные, или нежные, или красивые… ну, ты понимаешь, остроухий, о чем я говорю. Да? Понимаешь? Не притворяйся, что не понимаешь! Не падай в обморок, ты!.. Животное!.. А если по щекам тебя нахлестать? Ты бойся меня, Фихан, ты имей в виду: если я тебя по роже ударю, от рожи мало что останется. Я ведь дурак, хоть и умный, и силу удара рассчитывать еще не научился, потому что трансформация…
Он замолчал, а потом спросил совсем другим тоном:
- Что, я сильно переменился?
- Да, - прошептал Фихан.
- Смотри. - Евтихий взял эльфа - или, точнее, то, что от него осталось, - на руки и развернул лицом в ту сторону, откуда истекал странный свет. - Смотри туда. Видишь?
Фихан не отвечал. Он привалился головой к могучей волосатой груди Евтихия и опять заснул. Евтихий подул ему на веки.
- Эй, очнись!
Фихан с трудом раскрыл глаза.
- Что?
- Погляди-ка вон туда.
- Свет, - сказал Фихан.
- Откуда свет?
- Сверху, - пробормотал Фихан.
- Точно! - заорал Евтихий так громко, что Фихан задрожал и съежился, а Геврон проснулась у потухшего костра, заскребла клешнями по земле и захныкала. - Точно! Свет - он сверху! Понял? А что у нас наверху?
Фихан молчал.
Евтихий встряхнул его, как тряпку.
- Что наверху? - повторил он.
- Небо, - выдавил Фихан.
- А разве здешнее небо дает свет?
- Корова дает молоко, - сказал Фихан, норовя опять впасть в небытие.
- Корова - пусть ее! К демонам корову! - завопил Евтихий. - Наверх смотри, на небо, ты, ушная сера! Ну?
- Небо, - повторил Фихан и вдруг напрягся, сжался. - Наверху небо, - повторил он медленно.
- Колодец, - сказал Евтихий. - Да? То, о чем ты говорил!
- О чем я говорил? - недоумевая, переспросил Фихан.
Евтихий поплевал ему на веки, чтобы эльф не вздумал опять провалиться в забытье.
- Колодец в земле. Способ выбраться отсюда. Ты говорил, что земля затянула раны. Что в тоннели Кохаги есть вход, но нет из них выхода. А теперь мы нашли колодец. Потому что не может ведь так быть, чтобы вход имелся, а выход - тютю. Да?
Евтихий говорил, не подбирая слов, и сам страдал от того, как некрасиво, как чуждо звучит его речь. Он еще не утратил способности отличать человеческий язык от троллиного - или, того хуже, псевдо-троллиного.
Скоро это не будет иметь никакого значения, утешал он себя. Ровным счетом никакого. Либо он навсегда превратится в худшую разновидность троллей - в тролля самого низкого происхождения, в тролля-подонка с серой кожей, тупой башкой и могучими мышцами, и тогда его вообще не будет волновать, насколько изящны и точны его высказывания. Либо же он выберется из "преисподней" и навсегда оставит мерзкое обличье. И ни разу не вспомнит об этом. Нарочно не вспомнит! Поубивает всех, кто сможет ему об этом рассказать. Или хотя бы намекнуть. Идея - отличная. Сперва он свернет шею Фихану, потом настанет черед Геврон… Чтобы ни одна козявка в этом мире не посмела даже в мыслях держать, что он, значит, Евтихий, был каким-то там желтоклыким тупорылым троллем…
- Колодец, - прошептал Фихан.
- Что? - Вырванный из своих раздумий, Евтихий наклонился над ним. Эльфа обдало зловонным дыханием. - О чем ты толкуешь, пища?
- Выход из тоннелей Кохаги… Во всяком случае, оно кажется выходом, - прошелестел мерзкий голосок Фихана. - Надо попробовать выбраться наверх.
- Значит, я пошел.
Евтихий выронил Фихана, так что хиляк грянулся о землю позвоночником. Могучий тролль даже не обратил на это внимания. Какое ему дело до полураздавленного уродца, который плавает в собственных слезах и слабенько шевелит ручками и ножками?
Геврон подползла к Фихану и уселась рядом на корточках. Она задрала голову наверх, вытянула губы в трубочку.
- Что там? - капризно спросила она.
- Выход. Я ухожу, - ответил Евтихий.
- Ты не можешь нас оставить! - заявила Геврон.
Евтихий очень удивился:
- Почему?
- Потому! - сказала Геврон.
Поразмыслив, Евтихий сказал:
- Ладно.
Он усадил Фихана к себе на плечи и велел держаться за уши.
- Тебе не будет больно? - спросил эльф.
- Какие мы деликатные! - фыркнул Евтихий. - Я не эльф какой-нибудь. У меня уши круглые и крепкие. Ты лучше за собой следи, чтобы тебе не упасть, потому что я второй раз в тоннели не полезу. Если мы действительно спасены, стану я возвращаться! Вдруг колодец закроется, пока я лазаю взад-вперед! Нет уж. Твое дело - усидеть.
Геврон обхватила Евтихия за крепкую шею и повисла у него на спине.
То, что Фихан назвал "колодцем", на самом деле представляло собой нечто вроде желоба. Высокий холм рассекал лес и выходил к дороге; по его склону тянулся длиннющий желоб. И, как вода, по этому желобу стекал солнечный свет. Приблизительно на середине пути он начинал рассеиваться, так что на саму лесную дорогу не проливалось уже ни единой сияющей капли, но выше все обстояло иначе. Казалось даже, что там, начиная с середины холма, вовсе нет дождя.
Евтихий, пыхтя, полз все выше и выше. Он хватался руками и зубами за малейший уступ. Сапоги он сбросил, чтобы удобнее было цепляться когтями ног. Несколько раз он срывался и вместе со своей ношей скатывался вниз, но, отлежавшись, поднимался и снова с молчаливым упорством карабкался навстречу свету.
Один раз он потерял равновесие из-за того, что Геврон утратила самообладание и принялась яростно расчесывать какую-то особенно злокозненную болячку. Она так ерзала на спине у Евтихия, что тот покачнулся и сверзился на землю. Он больно ударился о камень, поэтому, поднявшись, выказал намерение разорвать глупую женщину на кусочки.
Геврон вопила и ползала по земле, ускользая от шарящих рук тролля. К счастью, пальцы у Евтихия плохо смыкались - они стали совсем неловкими, толстыми и не в силах были удержать такую тонкую вещь, как одежда или волосы.
- Оставь ее, - попросил Фихан, который все еще сидел на плечах у тролля.
Евтихий отозвался невнятным рычанием.
- Я оставлю ее, - выговорил он наконец. - Я ее брошу в тоннелях! Пусть догнивает.
- Нет! - зарыдала Геврон.
Евтихий плюнул и простил ее.
Им удалось добраться до границы света и тумана только с шестой попытки. На самом краю освобождения Евтихий вдруг замер, всем телом прильнув к сырой земле "преисподней".
Фихан наклонился к красному уху своего приятеля.
- Что с тобой?
- Боюсь, - пробормотал Евтихий.
- Все боятся.
- Не утешение.
- Ты так и будешь здесь стоять? - спросила Геврон.
- Возможно, - ответил Евтихий.
Геврон стукнула его пяткой в поясницу.
- Лезь дальше!
- Ты обещала не трепыхаться, - напомнил Евтихий.
Геврон застыла.
Евтихий помедлил еще немного, а потом протянул руки наверх, ухватился за очередной корень, подтянулся и вместе со своими спутниками вошел в солнечный свет.
* * *
- Ты что-нибудь помнишь?
Евтихий открыл глаза. Рядом с ним сидел на земле человек… Нет, не человек, напомнил себе Евтихий, это эльф. Темно-русые волосы, слипшиеся от грязи, но все равно густые и красивые. Синие глаза. Морщинка над бровями, похожая на шрам. Или шрам, похожий на морщинку. Фихан - имя эльфа.
- Фихан, - проговорил Евтихий. - Помню.
Все тело у него болело, как будто кто-то избивал его дубинкой. Евтихий понял это, когда засмеялся. Он сразу перестал смеяться, но улыбаться - нет, не перестал.
В далеком небе сияло солнце. И трава под ладонями была сухой. Она испаряла влагу и одуряюще пахла, но все равно была сухой.
Евтихий облизал губы. Никаких клыков. В голове постепенно прояснялось. Евтихий никогда не подозревал, какое блаженство может испытывать человек, к которому возвращается, пусть и не сразу, способность соображать нормально. Нет больше необходимости мучительно подбирать ускользающие слова - просто для того, чтобы донести до собеседников самую примитивную мысль. Нет угнетающей горы понятий, для которых он вообще никогда не сумеет подобрать надлежащих слов.
Фихан с наслаждением потянулся, подставил лицо солнцу. Он чувствовал себя превосходно. Евтихий завистливо покосился на него. Ну да, прекрасному эльфу ведь не приходилось перенапрягаться! Весь трудный путь он проделал сидя на плечах у глупого тролля. Здорово придумано, ничего не скажешь. Остроухие всегда умели устраиваться с удобствами.
- А где Геврон? - Евтихий приподнялся на локте и сразу же увидел ту, о которой спрашивал.
Она сидела, подтянув колени к подбородку, и смотрела прямо перед собой. Очень грустная, очень бледная.
Юбка, которую Геврон пыталась перешить в штаны, окончательно превратилась в лохмотья. Лицо, руки, бедра женщины покрывали кровоточащие царапины и маленькие гнойнички, но чешуйки исчезли. Кисти ее рук больше не напоминали клешни. Обычные натруженные руки с обломанными ногтями.
Как и предполагал Фихан, ей было лет сорок. Обвисшие складки у рта, мешки под глазами, волосы с проседью.
Геврон поймала на себе взгляд Евтихия и сердито обернулась:
- Что уставился?
- Рад тебя видеть, - отозвался Евтихий.
- Да уж, вы оба страшно рады, - огрызнулась Геврон. - Добро пожаловать домой! И что мне здесь делать? Я старая. Понятно вам? Я старая!
- Ну так вернись обратно, - предложил Евтихий. - Если тоннели Кохаги больше соответствуют твоей натуре, то нет ничего проще, чем снова нырнуть в ту нору, откуда мы выбрались. Вообще могла бы предупредить заранее, не тащил бы тебя зазря.
- Ага, вернуться? И опять клешни и прочее? Фихан ведь правду говорил. Эти превращения до добра не доводят… - Она безнадежно махнула рукой. - Старуха на кухне. Котлы, чистка овощей, и каждую осень - заготовка свиных колбас. Отныне и до самой смерти. Вот и все. Жизненный путь прямой, как полет стрелы. И такой же увлекательный. И с таким же исходом, разумеется.
- Ты вовсе не старуха, - возразил Фихан. - У тебя есть муж?
- Ну вот, теперь о муже заговорили! - Она всплеснула руками. - Может, и есть. Что дальше? Нужен он мне!.. Детей-то не народилось. А для чего еще он мне сдался, этот самый муж?
- Для любви, - сказал Фихан.
- Эльфийские глупости, - отрезала Геврон. - Он-то сам знаете для чего меня завел?
- Завел? - не понял Фихан.
- Как собачку заводят или там плесень, - объяснила Геврон.
- Никто по доброй воле не заводит у себя плесень, - возразил Фихан.
- А вот и ошибся, остроухий! - с торжеством заявила Геврон. - Я знаю немало примеров обратного…
Фихан махнул рукой:
- Лучше расскажи про своего мужа.
- Очень интересно? - Геврон хохотнула, неприятно кривя рот. - Хорошо. Он завел жену, чтобы на прислугу не тратиться. Только и всего. Никакой любви.
- Так почему же ты за него вышла? Он что, был богачом? - спросил Евтихий.
- Нет, - сказала Геврон. - Так ведь и я не красавица. Возлюбленного у меня не было, замуж больше никто не звал… Да и возраст уже изрядный. Вот я и согласилась. Честный договор. Ну и доброхоты - родственники, соседи, подруги, - все кругом уговаривали. Мол, главное в браке - уважение, а любовь не обязательна. Мол, самые прочные браки - как раз по расчету, лишь бы расчет был верный. Ну так вот, мой расчет оказался совсем неверный!
Она что-то еще говорила, и ворчала, и поминала недобрыми словами своего мужа и соседей-доброхотов, а заодно костерила своих спутников за глупость и непонимание…
Евтихий довольно быстро перестал ее слушать и начал думать совершенно о другом.
Он думал об Авденаго и о том, как ненавидел своего бывшего хозяина за то, что тот обременил его, Евтихия, двумя самыми ненавистными на свете вещами: свободой и выбором. Свобода означала для Евтихия одиночество и необходимость заботиться о себе самому; право выбора заставляло его постоянно размышлять о тысяче непривычных вещей.
Медленно и мучительно привыкал к свободе Евтихий - и при первой же возможности переложил обязанность решать и выбирать на плечи Фихана.
А вот Геврон, хоть и была женщиной, напротив - ничуть не страшилась свободы. Ей хотелось отвечать за себя самостоятельно и ради этого она готова была терпеть даже тоннели Кохаги - обитель вечной войны.
Евтихий закрыл глаза и вдруг представил себе какое-то неопределенно отдаленное будущее. Он как будто въяве увидел комнату с низким потолком - полукруглый свод, сложенный из крупного булыжника; толстоногий, обильно накрытый стол; горящую глиняную лампу причудливой формы; увидел своих спутников - Фихана на скамье, Геврон у блюда с мясом… Себя самого он не увидел, но в собственном присутствии не сомневался. Да, он тоже был там, возле этого стола.
Геврон привиделась Евтихию уже совсем старенькой, седой, но бодрой и смешливой, а вот Фихан абсолютно не изменялся. Очевидно, постарел и Евтихий, однако до какой степени - сейчас он определить не мог.
Все трое ужинали и вспоминали свое путешествие. Бережно перебирали в памяти разные подробности: как превращались то в красавцев, то в уродов, как освободили Геврон из оков и потом бежали из золотого замка, как пробирались через буреломы, как сидели на траве под солнцем, наслаждаясь ясным и теплым днем. Вот этим самым днем, который сейчас проходит. Вот этой самой минутой, в которой они сейчас находятся.
- Все будет хорошо, - проговорил Евтихий невпопад.
Геврон возмущенно уставилась на него с разинутым ртом, прерванная на полуслове. Она уже набрала в грудь побольше воздуху, чтобы напуститься на дурака с новыми силами, но тут Фихан взял ее за руку и негромко сказал:
- Довольно, Геврон. Хватит.