Внезапно с ее губ сорвался тихий вздох облегчения, - снаружи раздался свист. Послышались звуки шагов - значит кто-то был здесь! - и светлый прямоугольник дверного проема заслонила фигура. Но она не двигалась с места. Раггах слышал сигнал свистка гарнизонных солдат - половина города должна была услышать его - и преследователю нужно было поскорее бежать к соплеменникам.
Несколько успокоенная, Маша нагнулась и принялась шарить под туникой Бенны, а после - в его набедренной повязке. Руки бесполезно блуждали по распухшему, медленно остывающему телу. Еще через десять секунд она вновь оказалась на улице. Весь квартал был ярко освещен факелами. Раггахов не было видно. Несмотря на крики и свистки она бросилась бежать, надеясь, что не наткнется ни на отряд раггахов, ни на солдат.
Позже она выяснила, что обязана своим спасением заключенному, бежавшему из дворцового подземелья. Его имя было Баднисс, но это - совсем другая история.
4
Жилище Маши, состоящее из двух комнат, находилось на третьем этаже покосившегося дома, вместе с двумя соседними, занимавшего целый квартал. Она подошла к нему со стороны улицы Сухого Колодца. Пришлось разбудить старого Шмурта, смотрителя, и постучаться в толстую дубовую дверь. Пробурчав о позднем времени, он открыл засов и впустил ее. Она сунула ему падпул, мелкую медную монетку, за хлопоты, что заставило его замолчать. Смотритель лениво протянул ей ее масляную лампу, она зажгла ее и начала медленный подъем по трем пролетам каменных ступеней…
Чтобы попасть домой, пришлось разбудить мать. Валлу, моргая и позевывая, в свете масляной лампы в углу, открыла засов. Маша вошла и мгновенно потушила свою лампу. Масло стоило денег, и много раз приходилось по ночам обходится без света…
Валлу, высокая худощавая женщина, с обвисшей грудью и глубокими морщинами на лице, поцеловала дочь в щеку. Ее дыхание неприятно пахло сном и козьим сыром. Но Маша не отстранилась; в ее жизни и так было слишком мало любви. А любовь переполняла ее, она готова была лопнуть от давления внутри.
Лампа на покосившемся столе в углу, освещала комнату с голыми стенами. На них не было ковров. В дальнем углу, на стопке потрепанных, но чистых простыней спали двое детей. Рядом с ними стоял небольшой горшок из обожженной глины, на котором были нарисованы черные и багровые круги, переплетенные в сложный узор - типичный узор Дармеков.
В другом углу были сложены ее приспособления для изготовления фальшивых зубов, воск, тигли, тонкие резцы, напильники, твердое дерево, железо, дорогая проволока и кусок слоновой кости. Она только начала выплачивать деньги, взятые взаймы для приобретения инструментов. В противоположном углу лежала груда тряпья и возле - стояла кровать Валлу. Под ней еще один горшок с точно таким же узором. Из-за кровати выглядывало древнее, рассохшееся колесо прялки; время от времени Валлу удавалось немного подработать. Когда она чувствовала себя получше. Ее руки скрючил артрит, один глаз поразила катаракта, а второй по непонятной причине начал слепнуть.
К стене была придвинута медная жаровня, рядом с которой стояли несколько жалких предметов мебели. В ларе складывали древесный уголь. В сундуке рядом хранилось зерно, немного сушеного мяса и ножи. Рядом стоял глиняный кувшин для воды. И еще стопка вещей.
Валлу кивнула в сторону занавеса, закрывающего дверной проем.
- Он пришел домой рано. Я подозреваю, он не смог угостить своих приятелей. И тем не менее, он снова пьян, как дюжина матросов.
Скривившись, Маша приподняла занавеску и откинула ее в сторону.
- Шевоу! (Нечто среднее между "Ох!", "Эх!" и глубоким вздохом).
Запах был таким же, как в таверне "Дохлый Единорог". Смесь вина и пива, старого и свежего, пот старый и свежий, блевотина, моча, жарящиеся кровяные колбасы, кррф и клетель.
Эвроен лежал на спине с открытым ртом, руки раскинуты в сторону, словно он был распят. Когда-то он был высоким мускулистым молодым человеком с широкими плечами, тонкой талией и длинными ногами. Сейчас он оброс жиром, огромными слоями жира, у него образовался двойной подбородок, и круги сала, колышущееся вокруг талии. Некогда блестящие глаза стали красными и глубоко запали. Под ними образовались мешки, а сладостное дыхание превратилось в смрадную вонь. Он заснул даже не потрудившись переодеться; его туника была порвана. Грязная, перепачканная самыми разнообразными пятнами, включая и блевотину. На волосатых грязных ногах были дорогие сандалии, которые он скорее всего украл.
Маша давно уже отплакала по нему. Сейчас она приблизилась и ткнула его ногой в ребра. Он лишь замычал и приоткрыл один глаз. Но глаз быстро закрылся и ее муженек снова захрапел, словно боров. Спасибо и за это. Сколько ночей она провела рыдая, когда он пытался отобрать последнее, или сражаясь с ним, если он заявлялся домой и пытался заставить ее лечь с ним? Она давно уже сбилась со счета.
Маша давно ушла бы от него, если бы только могла. Но закон Империи гласил, что только мужчина имеет право на развод, если заявит, что женщина больна и не может иметь детей, или если будет твердо установлено, что он - импотент.
Она вздохнула, подошла к тазу для умывания и взяла кувшин. Мать приблизилась к ней.
Валлу, пристально вглядываясь в нее своим единственным зрячим глазом спросила:
- Детка! Что-то случилось с тобой! Что?
- Сейчас я тебе все расскажу, - сказала Маша и принялась мыть лицо и руки. Позднее, она горько сожалела о том, что не солгала Валлу. Но откуда она могла знать, что Эвроен вышел из состояния прострации и сможет понять, о чем она говорит? Если бы она не была в такой ярости и не пнула его… но сожалеть о содеянном - значит попусту терять время. Хотя не было человека, который не занимался бы этим.
Она еще не закончила рассказывать своей матери, что случилось с Бенной, когда услышала позади шум. Повернувшись Маша увидела в дверном проеме пошатывающегося Эвроена. Глупая ухмылка блуждала на его лице.
Эвроен направился к ней, вытянув руки вперед, словно пытаясь заграбастать ее. Он говорил хрипло, но достаточно вразумительно.
- Поч'му ты не брос'лась за крысой? Если бы ты поймала ее, мы бы ст'ли богачами.
- Отправляйся спать, - огрызнулась Маша. - Это не твое дело.
- Н' мое дело? - повторил Эвроен. - Шо ты имеешь в виду? Я твой муж! Я х'чу эт'т камень!
- Ты - идиот, - сказала Маша, стараясь удержаться от крика, чтобы не разбудить детей и не переполошить соседей. - У меня нет никакого камня. Я никоим образом не могла взять его - если там даже и был этот дурацкий изумруд.
Эироен приставил палец к носу и подморгнул.
- Если и б'л камень, а? Маша, ты х'чешь амбануть…обмануть м'ня? Ты ведь взяла к'мень и ты обман'вашь свою те… те… мам'чку.
- Нет, я не лгу! - закричала она, разум оставил ее. - Ты жирная вонючая свинья! Я пережила такой ужас, меня чуть не убили, а все о чем ты можешь думать, так это единственно о камне! Который скорее всего не существует! Бенна умирал! Он не понимал о чем говорит! Я даже не видела камня! И…
Эвроен буркнул:
- Ты п'талась скрыть от меня это! - и бросился на нее.
Она с легкостью смогла бы увернуться от него, но что-то прорвалось в ней и выплеснулось наружу. Схватив глиняный кувшин с водой на полке Маша со всей силы опустила его на голову Эвроена. Хрустнул не кувшин, хрустнула голова Эвроена. Он рухнул лицом вперед, и застыл на боку. Из-под волос показалась кровь; он захрипел.
Проснулись дети. Они с широко раскрытыми глазами, сидели в своих постелях и молчали. Дети Лабиринта с раннего возраста навидались всякого, их трудно заставить заплакать.
Дрожа, Маша опустилась на колени и осмотрела рану. Затем поднялась, сходила в другую комнату и вернулась с грязными тряпками, не желая расходовать на него чистые, и обвязала рану. Потом нащупала пульс; пульс оказался достаточно твердым для пьяницы, повергнутого сильным ударом в нокаут.
Валлу спросила:
- Он мертв?
Ее волновало не это. Ее волновала своя судьба, судьба внучек и Маши. Если ее дочери придется отбывать наказание за убийство, а это случится, несмотря на все аргументы в ее пользу, дети останутся без поддержки.
- Утром у него будет жуткая головная боль, - сказала Маша. С большим трудом она перекатила Эвроена на живот, повернула его голову в сторону и подложила под нее пару тряпок. И если его ночью вырвет, он не захлебнется в собственной блевотине. На мгновение она хотела оставить его в том положении, в каком он упал. Но тогда судья может заподозрить, что она виновна в его смерти.
- Пусть лежит здесь, - сказала она. - Я не собираюсь ломать спину, перетаскивая его в нашу постель. Кроме того, я не смогла бы спать, он так храпит и так отвратительно воняет…
Утром она наверное будет напугана тем, что натворила. Но странное дело, Маша чувствовала огромное облегчение. Она наконец совершила то, что уже собиралась сделать много лет, и ее поступок несколько заглушил досаду - во всяком случае на некоторое время.
Маша отправилась в другую комнату и раздеваясь, размышляла насколько бы была лучше жизнь, если бы она могла уйти от Эвроена.
Засыпая, она подумала, что за жизнь бы настала, если бы она заполучила драгоценный камень, который Бенна скормил крысе.
5
Маша проснулась приблизительно через час после рассвета, - очень позднее время для нее - и услышала запах свежевыпеченного хлеба. Сделав свои дела в горшок возле кровати, она поднялась и откинула в сторону занавес. Удивляло отсутствие шума в другой комнате. Эвроена не было. Детей тоже. Валлу, услышав звон маленьких колокольчиков на занавесе, повернулась.
- Я отослала девочек поиграть, - сказала она. - Эвроен проснулся на рассвете. Сделал вид, что не помнит о ночных событиях, но похоже он все отлично помнит. Он постоянно постанывал - видимо болит голова. Позавтракал и быстро ушел.
Валлу рассмеялась:
- Похоже он боится тебя.
- Отлично! - сказала Маша. - Надеюсь, так будет и дальше.
Она присела, а Валлу, суетясь, положила перед ней полбуханки хлеба, круг козьего сыра и апельсин. Маша размышляла, помнит ли ее муж, сказанное матери про Бенну и драгоценный камень.
Оказывается, прекрасно помнил.
Когда она пошла на базар, надеясь найти кресло, в котором будут сидеть пациенты, с больными зубами, ее мгновенно окружили сотни мужчин и женщин. Все хотели узнать что-нибудь об изумруде.
Маша подумала: "Безмозглый идиот!"
Похоже, Эвроен получал за свою историю бесплатную выпивку. Он крутился везде - по тавернам, базару, по фермерскому рынку, на набережной сообщая новости каждому встречному. Правда, он промолчал, как Маша сшибла его с ног. Эта новость не добавила бы ему уважения, а у него оставалось еще достаточно мужской гордости, чтобы понять это.
Сначала Маша собиралась откреститься от событий минувшей ночи. Но потом решила, что большинство заподозрит ее во лжи, все будут уверены, что она где-то прячет изумруд. И тогда за ее жизнь никто не заплатит и ломаного гроша. Найдется предостаточно типов, которые не поколеблются завести ее в тихое место и подвергнуть пыткам, до тех пор, пока она не скажет, где камень.
Поэтому она точно рассказала, что произошло, не упоминая о сражении с Эвроеном. Не имело смысла слишком сильно унижать его. Если он будет опозорен публично, то может впасть в ярость и избить ее.
В тот день к ней пришел всего один пациент. Выслушавшие историю спешно бросились охотиться на крыс, а их место занимали другие, жаждущие узнать подробности из первых рук. И тут, неожиданно, появились солдаты губернатора. Машу удивило лишь то, что они не пришли раньше. Наверняка кто-то из информаторов, лишь выслушав ее историю, сразу же поспешил во дворец, а это должно было произойти после того, как она появилась на базаре.
Сержант сначала расспросил ее, потом отвел под конвоем в гарнизон, где с ней побеседовал капитан. После этого появился полковник и ей снова пришлось повторить свою историю. И затем, просидев в пустой комнате два часа, она была принята лично губернатором.
Удивительно симпатичный молодой человек задержал ее ненадолго. Он похоже, уже проверил все ее передвижения, начиная с доктора Надиша. И старательно произвел подсчет времени, с того момента, как она покинула дом Шуужа, и до того момента, как возвратилась домой. Кроме того, была допрошена и ее мать.
Один из солдат видел двух убегающих раггахов; значит их присутствие - тоже не выдумка.
- Ладно, Маша, - сказал губернатор. - Тебе удалось разворошить крысиное гнездо, - и улыбнулся собственной шутке. Солдаты и придворные шумно рассмеялись.
- Нет никаких свидетельств того, что здесь мог быть драгоценный камень, - сказал губернатор, - за исключением слов Бенны, а он умирал от яда и боли. Мой доктор лично осмотрел тело и уверил меня, что опухоли - следствия укусов пауков. Естественно, он не может знать всего. Он ошибался и в прошлом. Но люди верят, что где-то в Приюте находится драгоценный камень огромной ценности, и что бы не говорить, даже если говорить буду я, не выбьет эту мысль из их безмозглых голов. Во всяком случае, их судорожная активность принесет по меньшей мере пользу. Мы на какое-то время избавимся от крыс.
Он замолчал, вздохнул и сказал:
- Мне кажется возможным, что этот тип, Бенна, был настолько глуп, что украл нечто из сокровищницы багрового мага. Я думаю, это единственная причина, по которой его преследовали раггахи. Но здесь может быть и что-то другое. В любом случае, если камень здесь, то нашедшего его подстерегает огромная опасность. Маг не позволит нашедшему владеть его достоянием. Я в этом уверен. В настоящее время я почти ничего не знаю о маге, а то, что я слышал, отбивает у меня всякую охоту встречаться с ним.
Маша хотела спросить, почему он не пошлет своих солдат на остров и не расспросит мага. Но она хранила молчание. Причина была ясна. Никто, даже сам губернатор, не хотели вызвать ярость мага. И пока маг не совершил ничего противозаконного, губернатор может не вмешиваться, маг может спокойно заниматься своим делом - в чем бы оно не заключалось.
И в конце допроса губернатор приказал своему казначею выдать золотой шебаз Маше.
- Это будет достаточной компенсацией за потерянное здесь время, - сказал правитель.
Шумно поблагодарив, Маша кивнула, попятилась назад, затем поспешила домой.
Всю следующую неделю длилась большая охота на котов. Кроме того, произошло еще одно важное событие, во всяком случае для Маши, в ее жилище забрались воры. Пока ее не было дома, она принимала роды у наложницы торговца Ахлоо шик-Манукхи, трое людей в масках, сшибли с ног старого привратника Шмурта и взломали дверь в ее комнаты. Дочери и мать сжались в углу, а троица шарила по комнатам, даже вывернула ночные горшки на пол, чтобы убедиться, что в них ничего не спрятано.
Они не нашли того, что искали, а один из возмущенных грабителей в ярости выбил Валлу два зуба. Маша благодарила судьбу, что они не избили или не изнасиловали ее дочерей. Может быть этого не произошло потому, что привратник пришел в себя раньше, чем они рассчитывали. Он принялся звать на помощь, но грабители сбежали раньше, чем успели собраться соседи и прибежать на помощь солдаты.
Эвроен продолжал являться пьяным поздно ночью. Он замкнулся, используя дом для того, чтобы поесть и отоспаться. Просыпаясь, он избегал смотреть на Машу. Похоже, он опасался ее. И это было прекрасно.
6
Неоднократно, днем и ночью, Маша чувствовала, что кто-то следит за ней. Она изо всех сил старалась выяснить кто ее преследует, но это ей не удавалось. И что бы она не делала, чувство, что за ней следят не покидало ее.
Началось повальное уничтожение собак. Маша подумала, что это пик истерии и безумия. Но ее беспокоило не это. После того как все бедные собаки будут перебиты, за кем начнется охота, что еще они собираются убивать и потрошить? Или точнее сказать, кого? Она очень надеялась, что не ее.
В середине недели избиения собак, маленькая Кхим заболела. Маша ушла на работу, но, вернувшись после заката, обнаружила, что Кхим охвачена лихорадкой. Мать сообщила, что у Кхим были конвульсии. Перепуганная Маша, со всех ног бросилась к доктору Надишу, живущему в восточных кварталах города. Он принял ее и нехотя выслушал симптомы. Но отказался пойти и осмотреть дочь.
- Слишком опасно ночью появляться в Лабиринте, - заявил он. - Я не покажусь там даже днем, если рядом не будет нескольких телохранителей. Кроме того, у меня - гости. Ты должна была принести ребенка с собой.
- Она слишком больна и я не могла принести ее, - ответила Маша. - Я умоляю вас пойти со мной.
Надиш не уступил, но дал ей несколько порошков, которыми она сможет сбить лихорадку.
Она вслух поблагодарила его, а про себя - прокляла. Возвращаясь назад, всего в квартале от дома Маша услышала звук шагов сзади. Она отпрыгнула в сторону, и сжалась, одновременно выхватывая из-за пояса кинжал. Луну закрыли тучи, и единственным источником света была масляная лампа, тускло светившаяся сквозь зарешеченные окна на втором этаже.
За ней следовал темный силуэт. Он был в плаще и бурнусе, судя по росту - мужчина. Она услышала низкое хриплое проклятие, вырвавшееся из его уст и убедилась в этом. Он собирался напасть сзади, но неожиданный маневр спас Машу. Пока, во всяком случае. Мужчина не раздумывая бросился на нее, сжимая что-то темное и длинное в поднятой руке. Дубинку.
Вместо того, чтобы замереть от страха или броситься наутек, она пригнулась еще ниже и нанесла удар кинжалом. Атака застала его врасплох. Прежде чем он успел опомниться, лезвие кинжала перерезало его глотку.
Тем не менее, она упала, придавленная его телом. На мгновение у нее перехватило дыхание. Маша была беспомощна и, когда новый нападающий нагнулся над ней, она поняла, что шансов у нее нет.
Второй мужчина, тоже в плаще и бурнусе, поднял дубинку, готовый обрушить ее на голову женщины.
Извиваясь под тяжестью трупа, Маша не могла ничего поделать. Она ждала удара. Единственная мысль - о маленькой Кхим. И тут она увидела, как мужчина роняет дубину. А после - падает на колени, пытаясь схватиться руками за горло, или точнее за то, что перекрывало ему дыхание.
Через миг он рухнул лицом вниз в сухую землю, мертвый, или по меньшей мере - без сознания.
Мужчина, спасший ее от второго злодея, был невысок и массивен, и тоже одет в плащ и бурнус. Он сунул что-то в карман, вероятно веревку, которой задушил нападавшего, и внимательно посмотрел на Машу. В его руках ничего не было.
- Маша? - мягко спросил он.
Она снова могла дышать. Выбравшись из-под покойника, она выдернула кинжал, торчащий из его горла и поднялась.
В голосе незнакомца чувствовался иностранный акцент:
- Можете убрать свой нож, моя дорогая. Я спасал вас не для того, чтобы убить.
- Я благодарю тебя, чужеземец, - ответила она. - Но держись от меня подальше.