Паладин только рукой махнул:
- Да чего уж там, отдыхайте. День был долгий, завтра тоже не сахар, только к вечеру в столице будем. Я ж не демон какой.
Альтемир и впрямь был куда проще и спокойней большинства полковых командиров, особенно из числа приверженцев Церкви. И причиной тому был, несомненно, отец Диомир, вот уже десять лет состоящий при паладине наставником.
Солдаты проводили командира взглядами и согласно сдвинули кружки, грянув:
- Многая лета отцу Диомиру!
- Тише вы, черти, что разорались-то? - всполошился священник.
Бойцы примолкли, но причиной тому был не проснувшийся голос совести, а пенящееся в кружках пиво. Ухмылки же спрятались в усы, но далеко не убежали.
В наступившей тишине было слышно, как перекрикивались десятники, кто-то стучал молотками по колышкам, устанавливая палатку, кто-то сдавленно сокрушался по поводу того, что по колышку промахнулся. Где-то звенели миски, с приятным шипением наполнялись кружки, кто-то, заставляя зудеть корни зубов, навязчиво оттачивал клинок…
Достаточно было лишь одного звука, чтобы все это сочное многоголосие скомкалось и пропало, сменяемое топотом, отрывистыми командами и лязгом стали. Заорал часовой, предупреждая о нежданной опасности.
Трое бойцов, чуть отстав от прыткого священника, тоже вскочили, одновременно подхватывая лежащее рядом оружие. Альтемир и впрямь не зверствовал, давая людям насладиться заслуженным отдыхом после изнурительного дневного перехода, но справедливо считал, что солдат всегда должен быть готов к бою. И на тренировках поблажек от него ждать не стоило, потому что в сражении враг их тоже не сделает.
Эльтер без промедления ринулся к расположению своих бойцов. Пусть мгновение назад он хохотал вместе с солдатами и священником, но сейчас, в бою, он был капитаном первой роты, вторым человеком после самого полководца, и ответственность на нем лежала соответствующая. Альтемир, по привычке находиться в самой гуще событий, тоже кинулся на звук. К тому же могло статься, что опасность окажется чересчур велика для рядовых бойцов, а тратить попусту их жизни паладин не хотел. Через мгновение командир выбежал к находящемуся рядом с границей лагеря ряду палаток и разом оказался в эпицентре происходящего.
На проходе между палатками, в окружении все растущего кольца вооруженных солдат, припал к земле маркас, темный охотник. Ему было глубоко наплевать на всю суматоху вокруг своей особы, ибо он выслеживал строго определенную добычу. Тварь, припав к земле, сосредоточенно нюхала воздух в надежде отыскать след, по которому она шла за полком целые сутки, от самого Глорнского леса, старательно скрываясь от нежелательных свидетелей, а то и попросту убивая их. Маркасы проделывали и куда более удивительные вещи, являясь, пожалуй, одними из самых опасных лесных порождений, и уж точно самыми скрытными среди них. Ночной полог отлично укрывал их темную шерсть, а ступали эти создания, несмотря на внушительный, в целого быка, вес, практически бесшумно. Чудовище заметили лишь потому, что граница полковой стоянки всегда отлично освещалась - как раз на подобный случай - и действительно на совесть охранялась часовыми.
Понять, почему темный охотник проделал весь этот путь по следам походного полка, было не так уж сложно - в один из последних выходов в лес, неизменно возглавляемых лично Альтемиром, бойцы наткнулись на нору маркаса с уже родившимися детенышами. Ясное дело, упустить такой удачный случай и не сократить поголовье опаснейших тварей было нельзя. Спалив логово, солдаты двинулись обратно, вполне рассудительно не став дожидаться, пока тварь-родитель вернется с охоты. Но чудовище оказалось хитрее, чем они ожидали, обошло пограничные кордоны на границах Глорнского леса и устремилось за своими обидчиками.
- Эй!
Резкий окрик Альтемира привлек внимание маркаса. Тварь на мгновение скосила на паладина глаза и тут же резко выпрямилась, узнав свою цель. Командир, чуть прищурившись, все отлично понял, тем не менее продолжил:
- Тебе ведь нужен я.
Дальше вести пустые разговоры стало не просто бессмысленно, но и опасно - маркас, одним взмахом лапы отбросив ближайшего солдата, прыгнул через головы людей к намеченной жертве. Несколько копий тут же воткнулось ему в плечи, но тварь, обломав древки, пронеслась вперед, как будто ничего не почувствовала. И уже в полете начала свое знаменитое изменение. Шерсть чудовища встала дыбом, пойдя волнами, а через мгновение маркас сделался почти полностью невидимым. Конечно, в ярком свете костров порождение леса можно было заметить - именно так его и засек часовой, но скоростью охотящийся маркас превосходил любое другое существо. Неудивительно, что этими тварями пугали детей по всей Империи, причем куда эффективней какого-то там "волчка". Потому что маркасы не так уж и редко действительно вламывались в дома и хватали ребенка, хоть и не всегда за бочок. Бывали случаи, когда эти твари вырезали целые деревни.
Паладин, едва успев выхватить клинок, парировал удар когтями, нанесенный пока еще просто так, для пробы. Чудовище тут же отскочило и громадным скачком попыталось зайти противнику за спину. Альтемир, полагаясь больше на чутье, чем на зрение, немедленно развернулся к твари лицом и отразил еще одну атаку. Обычный человек, без сомнения, не смог бы сражаться с тварью на равных, но паладинов специально тренировали для схваток с разнообразной нечистью. Хотя и среди них не все смогли бы уложить маркаса в одиночку.
К счастью для всех, Альтемир был на это способен, и сейчас его основной целью было измотать чудовище в обороне. Этому способствовало и то, что лесное создание было уже ранено, и полученные повреждения, пусть не слишком серьезные, не могли затянуться из-за засевших в них обломков копий. Маркас, лишенный своей быстрой регенерации, вместе с кровью понемногу терял и силы.
Буквально минуты хватило, чтобы тварь, запыхавшись, прыжком разорвала дистанцию и припала к земле в семи шагах от паладина. Солдаты, уже успевшие создать живое кольцо вокруг сражающихся, подняли было арбалеты - до этого они не рисковали стрелять из боязни задеть командира, - но Альтемир жестом остановил их. Маркас, получив болт в шкуру, только разъярился бы еще больше и мог переключиться на новую цель, что командиру было совершенно без надобности. Он не для того прыгал перед темным охотником с мечом, чтобы в конце концов все-таки поставить под удар своих солдат. И теперь, пока чудище переводило дух, следовало без промедления воплотить в жизнь свой замысел.
Паладин приложил руку с клинком к плечу таким образом, чтобы лезвие глядело в темное вечернее небо, и воззвал. Служители Церкви, черпая силу от Бога-Солнца, зависели от смены дня и ночи, и лишь немногие достаточно сильные без особых помех взывали в любое время.
"Именем и силой Бога-Солнца… я принесу смерть!"
Лезвие клинка замерцало по всей длине, наполнившись снизошедшей милостью Бога-Солнца, паладин резко выбросил вперед руку. Меч прорезал воздух острием, оставляя за собой огневеющую дорожку желтого пламени, отсвет которого странным узором метнулся по лицу Альтемира. Луч режущего глаза света ударил в тварь, поймав ее уже в воздухе, и словно остановил ее прыжок. Зверь тут же проявился весь, от ушей до кончика хвоста, шерсть на нем встала дыбом, из-под нее пробилось сияние, словно внутри чудовища разгорелся пожар, а затем с хриплым протяжным воем тварь обмякла, исходя едким дымом. Сходство с залитым водой костром усиливало и медленно умирающее внутри туши мерцание - все, что осталось от смертельного света. Альтемир, вслепую поймав острием устье ножен, спрятал меч и подошел к поверженному зверю.
- Далеко же ты забрался… Надо будет узнать, не успел ли ты натворить дел во время своего путешествия.
Солдаты, до этого пребывавшие словно в каком-то оцепенении, разразились восторженными воплями. Альтемир, улыбнувшись, вскинул вверх сжатый кулак, а затем развернулся на месте и направился к бойцу, попавшему под удар маркаса. Зверь, к счастью, ударил не когтями, попросту отшвырнув мешавшего ему человечка тыльной стороной лапы, но костяные шипы, спрятанные в шерсти, пробили и так основательно промятую броню. Боец с расширенными от боли зрачками содрогался при каждом вздохе, с бульканьем и всхлипами втягивая в себя воздух: у него было сломано несколько ребер, осколки кости повредили легкие. Диомир, во время схватки уже успевший срезать с пострадавшего изломанный доспех, теперь склонился над раной, изучая ее. Паладин, склонившись над раненым, хмыкнул:
- Спасай его уже побыстрее, а? Рана серьезная, и, пока ты тут ее рассматриваешь, он может на самом деле умереть.
Диомир, возмущенно закряхтев, простер руки над раной, бросив в ответ:
- Шел бы ты отсюда, а? Я же не лезу тебе под руку во время схватки, вот и ты не учи меня, как делать мое дело.
Альтемир, и не думая спорить, только улыбнулся и двинулся прочь. Ни один паладин, защитник Церкви, не мог сравниться с простым священником в искусстве врачевания, а отец Диомир оттачивал свое искусство всю жизнь. Служба в полку Альтемира имела то преимущество, что целитель всегда был рядом, и солдаты не становились калеками, по крайней мере, из-за таких глупых случайностей. В горячке боя, разумеется, помощь может не успеть, но честно отслужить несколько лет, а потом погибнуть на обычной ночной стоянке, в дне пути от столицы - такого в своем полку паладин терпеть не собирался.
Затворив кровь, Диомир быстро извлек обломки костей из внутренностей раненого и лишь потом позволил переложить его на носилки и перетащить в свою палатку, чтобы уже там заняться лечением всерьез. Туда же вскорости приплелись и несколько других бойцов, которых чудовище слегка задело по пути, не причинив, впрочем, сколько-нибудь серьезного вреда. Целительство в данном случае носило куда более приятный характер и заключалось в паре хороших глотков из личных запасов святого отца. После чего повеселевшие солдаты, получив благословение, направились в походную кузню выправлять вмятины и царапины на доспехах.
Сам же священник выбрался на свежий воздух лишь через час, отирая честный трудовой пот. Солдат, оставшийся в палатке, отсыпался с полностью заращенным плечом, так что Диомир вдохнул полной грудью ночной воздух, прислушался к перекличке часовых и, сам не зная почему, повернулся лицом к северу.
Одной звезды, что несколько последних лет висела над самым горизонтом, не было.
Святой отец протер глаза, словно не веря им, и поглядел снова. Затем хлопнул себя по левому плечу.
- Светлый Боже! Неужто началось?!
Уже за полночь императорский гонец осадил лошадь перед сторожевыми пикетами, предъявил блеснувший золотом перстень-печатку с летящей стрелой и привязанным к ней свитком и, не отвечая на дальнейшие расспросы, проскакал прямо к палатке командира. И лишь выйдя оттуда несколько минут спустя и направившись к вестовой станции (такие на всякий случай устраивались у каждой стоянки), чтобы взять новую лошадь, он поделился новостями с любопытным смотрителем:
- Война в пределах Империи. С бестиями.
Через полчаса, когда весь лагерь гудел, как разворошенный улей, и можно было не надеяться спокойно провести остаток ночи, Альтемир сам вышел к солдатам в полном боевом облачении, с рукоятью меча, торчащей из-за спины. Бойцы сразу примолкли. Паладин, как бывало с ним в минуты серьезных размышлений, изредка пощипывал двумя пальцами кончик носа:
- Воины, в пределы нашей Империи вторглись враги, о которых уже много лет не было ничего, кроме слухов, - степные бестии. Нашему полку приказано как можно скорее прибыть в Мирбург. Всем приготовиться к завтрашнему форсированному маршу, сон - в ваших интересах. Разойтись по палаткам.
Вести о прорыве Северной Стены достигли, разумеется, и Совета Гильдии. Маги узнали о нем от своих собратьев, забаррикадировавшихся в недрах Форнберга и готовых держать оборону столько, сколько потребуется. Наибольшей полнотой информации обладали сотрудники аналитического отдела, ну и, конечно, все семеро советников.
Гильдия как организация всех магов Империи управлялась Советом в отсутствие Радимира Оцелота. Вся деятельность организации распределялась по отделам, каждый из которых возглавлялся одним советником. Управленческая часть Гильдии находилась с Мирбурге, занимая отведенное волшебникам крыло императорского дворца. Основные же силы чародеев располагались в Аленоре, землю которого они приводили в порядок с помощью блуждающих башен. Определенное, но не слишком большое количество магов находилось в южных землях, в городах и на линиях укреплений, защищающих от зверей Глорнского леса. Империя считала это необходимым злом, Гильдия не спорила.
Фактически объединение магов в единую организацию стало для них единственным шансом не оказаться вне закона после того прискорбного случая, произошедшего полвека назад и стоившего жизни многим тысячам мирных жителей Империи. Именно тогда случилась магическая война, развязанная колдунами против собственного народа.
Как это ни удивительно, но то, что магия нуждается в контроле, не всем было очевидно с самого начала. Если точнее, никто даже не представлял, что может произойти, если магическое искусство не будет ограничено жесткими рамками. До магической войны заниматься волшбой мог кто угодно, имеющий к тому способности, и в каких угодно условиях. Народ не видел в этом никакой угрозы; в конце концов, от чародеев простым крестьянам и горожанам была одна лишь польза. Радимир и его ученики следили лишь за тем, чтобы никто, опираясь на магическую мощь, не пытался захватить власть в какой-нибудь области Империи.
Однако не все чародеи обладали достаточно сильной волей, чтобы противостоять оборотной стороне магии - Пустоте. Сначала никто не предполагал, что она вообще существует, и тем более не считал нужным как-то ее называть. Тем более с большой буквы. Поначалу все считали это просто помехами при сотворении чар - мол, волшебство иногда выходит из-под контроля. Вот только чародеи в такие моменты словно ощущали некое присутствие. Каждый, разумеется, думал, что ему просто померещилось, но однажды выяснилось, что нечто подобное испытывал каждый. Но Пустотой это "присутствие" стали называть гораздо позже.
Эта сущность, существующая, как показали дальнейшие исследования, вне мира, но имеющая доступ в его пределы, поначалу даже не считалась опасностью. Любой волшебник рано или поздно начинал представлять для Пустоты интерес. Чем больше он использовал магию и чем сильнее становились подвластные ему заклинания, тем большее внимание обращала на него Пустота, наделенная своим сознанием и волей, необъятной, обольстительной и коварной. Простые смертные были ей неинтересны, нет, она одаривала своим взглядом лишь причастных чародейскому искусству.
Сама же Пустота представляла для волшебника интерес всегда. Она давала ему огромную мощь, не зависящую от природных способностей и приходящую без долгого и тяжкого обучения. Фактически она была сладким плодом даровой силы, за которую не надо было платить ничем. Ну или почти ничем - кроме, как позже выяснилось, своей души. Рано или поздно все помыслы носителя устремлялись к одному - уничтожению мира; при этом ему казалось, что он пришел к этому в результате собственных измышлений, и это полностью соответствует его личной воле.
Кроме того, был у Пустоты и еще один эффект, гораздо более опасный и более незаметный одновременно. Следы иномировой энергии необратимо меняли ауру, что было почти невозможно скрыть, так что распознать и обезвредить чародея-ренегата было не так уж сложно. Куда опасней было то, что любой последователь Пустоты становился живыми вратами для своей повелительницы, которая врывалась в мир настоящим потоком, искажая и разрушая саму ткань бытия вокруг себя.
Но все это магам стало известно лишь после магической войны. Магов, принявших Пустоту, в определенный момент стало до странного много - человек всегда склонен выбирать легкий путь. А считать их врагами тогда еще никто и не думал.
В одну ночь сотни колдунов, словно получив сигнал от своей госпожи, обратили свое искусство против тех, с кем они жили в одних селениях или городах. Ответный удар не заставил себя долго ждать, и, как бы Радимиру ни было жалко казнить своих же собственных сотоварищей, он не колебался. Война закончилась в ту же ночь, в какую и началась, - маги, умеющие мгновенно перемещаться на огромные расстояния, провели несколько масштабных схваток, занявших по четверти часа каждая, и множество более мелких дуэлей. Мятеж был утоплен в крови.
Несмотря на это, народ Империи утратил доверие к чародеям - возможно, навсегда. Оцелот, не видя другого выхода, создал Гильдию - всеобщее объединение магов. Отныне каждый имеющий способности к чародейству и желающий их развивать должен был стать ее членом. В зависимости от мастерства магу присваивался ранг, для простых смертных обозначаемый простым стальным кольцом с камнем разной ценности, - сами волшебники узнавали друг друга по аурам. Оцелот носил единственное в своем роде кольцо с бриллиантом, советники получили семь колец с сапфирами, магистры рангом пониже довольствовались рубинами и изумрудами, а простые маги иногда вообще обходились полудрагоценными камешками.
Но это была лишь внешняя сторона реформ. Куда важнее, как обычно, оказались изменения, не замеченные широкой публикой. Чародеи начали пользоваться магией по-другому. Волшебство отныне разрешалось творить лишь посредством печатей. Каждому заклинанию была придана соответствующая форма, выражавшаяся в определенной магической фигуре, скрепленной рунами. Все это было сделано для того, чтобы оградить начинающих чародеев от воздействия Пустоты.
Чем опытнее становился маг, тем успешнее у него получалось использовать свою волю вместо печатей. Поэтому волшебники высоких рангов спокойно творили слабые чары просто так, не используя магические фигуры, но для колдовства посильнее все равно прибегали к печатям. Всем остальным же приходилось оберегать себя и ежедневно совершенствоваться в магическом искусстве.
Однако и этих изменений оказалось недостаточно, чтобы после магической войны все вернулось на круги своя. Возможно, прежнее мирное сосуществование простых людей и магов было уже не вернуть никогда. Так или иначе, Оцелот согласился на то, чтобы вывести основные силы Гильдии в Аленор - туда, где и людей было поменьше, и реальной пользы от чародеев побольше. В южной, коренной части Империи остались лишь Совет Гильдии и немногие чародеи, следящие за порядком в городах и на границах Глорнского леса.
Радимир, закончив свои реформы, исчез, сказав на прощание, что явится, когда в этом будет необходимость. Слухи ходили разные - от разговоров о том, что он навсегда покинул пределы Империи, до опасливых перешептываний, мол, Радимир-то не дремлет и за всем наблюдает, сам оставаясь невидимым. Поведать об этом истину могла одна только Гильдия, но она упорно хранила молчание. Управление ею в отсутствие Оцелота взял на себя Совет Гильдии. Никто из советников не обладал в народе такой известностью, как сам великий маг, коего люди почитали спасителем, несмотря на общую нелюбовь к чародеям. Во многом поэтому, а еще и потому, что Совет не особо заботился о снискании всенародной любви, недоверие к магам вообще и к Гильдии в частности только укреплялось.