Нашла она его на веранде - Энакин глядел на огни ночного Корусанта. Этой ночью янтарные нити виднелись не везде. Места, где после битвы с сепаратистами остались взорванные дома, зияли темными пустыми дырами. Кое-где в дыму, все еще поднимавшемся над руинами, виднелись огоньки кораблей службы спасения, которые неустанно пытались вызволить из-под обломков оставшихся в живых.
Падме встала рядом с Энакином. Он не посмотрел на нее, даже когда она дотронулась до его руки, но Падме заметила отблески света на его щеках. Он плакал.
– Что тебя тревожит? - спросила она, хотя, кажется, и так знала.
– Ничего, - глухо ответил он.
– Энакин, - очень нежно произнесла Падме, - сколько нам еще учиться быть честными друг с другом?
На секунду ей показалось, что он промолчит.
– Мне приснился сон, - сказал он наконец. Говорил он тяжело, как будто слова облекались в плоть, становились реальностью, в которую ему не хотелось верить.
"Сон?" Ничего подобного Падме не ожидала.
– Плохой? - осторожно спросила она.
– Как те, когда мне снилась мама - перед ее смертью.
Падме перевела дух. Энакину недели напролет снились страдания и муки матери. Именно сны в конце концов вынудили его отправиться к ней - вопреки наставлениям и приказам джедаев. Но было поздно. Энакин никогда не простит себя. Иногда Падме казалось, что Орден джедаев он тоже никогда не простит. Она взглянула на мужа. Ей не верилось, что сейчас его так расстроили воспоминания.
– И что? - поторопила она.
Энакин проглотил ком в горле.
– Сон был про тебя.
"Про меня?" Падме стало холодно, и рука ее сама собой потянулась к кулону, который она носила, не снимая, - "приносящий удачу" резной кусочек дерева джапор, подаренный ей Энакином, когда ему было девять лет, а ей четырнадцать. Если Энакину снова стали сниться такие сны - теперь уже про нее, Падме, - значит, ей понадобится вся удача на свете.
– Расскажи.
– Это просто сон, - отводя глаза, ответил Энакин.
"Если это был просто сон, почему ты так расстроен?" Но вслух Падме этого не произнесла - Энакин бы только еще сильнее расстроился. Падме ждала.
Энакин глубоко вздохнул.
– Ты умерла при родах, - бесстрастно сказал он.
– А ребенок? - механически спросила Падме, не успев ничего подумать.
– Не знаю.
– Это просто сон, - сказала Падме, сама не веря этим словам, как, впрочем, и Энакин. Слишком редко предчувствия его обманывали. "Может быть, надо было раньше пройти обследование у медицинского дроида", - подумалось ей. Но она не отваживалась обращаться к медикам, чтобы не выдать тайну.
Энакин придвинулся к ней и обнял ее.
– Этот сон не сбудется, Падме. Я этого не допущу.
Падме прижалась к нему. Ей стало уютно и спокойно, но она понимала - это только иллюзия. Энакин спас ее от войны, от наемных убийц, от боевых дроидов и от чудовищ, но с этим не разберешься при помощи одного лишь светового меча.
Глядя на Энакина снизу вверх, Падме впервые попыталась открыто поговорить с ним обо всех тревогах, которые она таила в себе последние пять месяцев.
– Энакин, этот малыш изменит нашу жизнь, - медленно произнесла она. - Сомневаюсь, чтобы королева позволила мне продолжать деятельность сенатора. - Энакин вскинулся, и она поспешно продолжила: - А если Совет узнает, что ты стал отцом, тебя исключат из Ордена джедаев.
– Я знаю. - Энакин говорил очень спокойно, и Падме поняла, что он уже успел об этом подумать. Но у Энакина на размышления было всего несколько часов, а у нее - долгие месяцы. Месяцы на то, чтобы изучить все уголки клетки, в которую попали они с мужем.
Она смирилась с тем, что место в Сенате придется покинуть. Это было горько, но у бывшего сенатора много возможностей продолжить карьеру. Падме была уверена, что с ее опытом она легко найдет себе место помощника при другом сенаторе. И у нее будет ребенок, будет о ком заботиться и кого учить. А вот Энакин…
За последнюю тысячу лет Орден покинули лишь двадцать джедаев. Однажды Энакин рассказал ей о них, когда они говорили о графе Дуку, последнем из "потерянных двадцати". А Энакин всегда хотел быть джедаем. Он посвятил Ордену жизнь, и что бы он ни говорил, Падме была уверена, что он готов пожертвовать жизнью ради службы Ордену. Он стал героем, он выполнял трудные, смертельно опасные задания и несколько раз едва не погиб. Что же ему делать, если придется отказаться от всего этого? К чему это его приведет?
Помедлив, Падме решила доверить Энакину и ту мысль, которая в последнее время посещала ее все чаще.
– Энакин, как ты думаешь, Оби-Ван не может нам помочь?
Энакин окаменел.
– Ты ему что-то рассказала?
– Нет, нет, - успокоила его Падме. - Но он твой наставник, твой лучший друг, и наверняка что-то подозревает…
– Он мне как отец, но он входит в Совет! Не вздумай ничего ему рассказывать!
Падме вздохнула.
– Хорошо, Энни, не буду. - "Не буду, пока ты сам не поймешь, что нам надо это сделать".
– Его помощь нам не нужна, - сказал Энакин - сказал несколько жестковато, словно пытался убедить в этом не только Падме, но и себя самого. - Наш малыш - это счастье, а не проблема.
"Это и то, и другое", - подумала Падме, но она устала бесконечно перебирать одни и те же мысли. Она прижалась к Энакину, позволяя его спокойствию окутать себя. Пока что можно думать только о радости, которую готовит им будущее, и не тревожиться. Пока что.
Обычно получить приглашение мастера Йоды навестить его в личных покоях было честью и привилегией, но сегодня Оби-Ван предпочел бы обойтись без этой чести. "Встречаться тайно, без Совета… Не нравится мне это". Судя по выражению лиц мастера Йоды и мастера Винду, им это тоже не нравилось. Темная сторона непроницаемым облаком заволокла все кругом, и будущее было неясным. В святилище джедаев прокрался страх, питаемый и этой неясностью, и непрекращающейся войной. "Страх - путь на темную сторону. Что же с нами произошло?"
А теперь еще последние новости.
– Канцлер под контроль джедаев взять собирается, - произнес мастер Йода.
– Все под предлогом ужесточения мер безопасности, - кивнул Оби-Ван. За годы, прошедшие с начала войны, Палпатин сосредоточил в своих руках изрядную долю могущества Сената. Добраться до Ордена джедаев для него было лишь вопросом времени. Однако даже если что-то предчувствуешь, вовсе не становится легче, когда это что-то все-таки случается.
– Я чувствую, что он замышляет уничтожить джедаев, - сказал мастер Винду. Йода поглядел на него с мягким неодобрением. Мастер Винду был великим воином, однако отличался чрезмерной склонностью видеть повсюду заговоры и угрозы. "А Йода после восьмисот лет обучения джедаев стал чересчур терпим". Но мысль о том, что канцлер намерен уничтожить джедаев, и вправду казалась невероятной. Словно почувствовав, о чем размышляет Оби-Ван, Мейс продолжил:
– Канцлера окружает темная сторона Силы.
– Как и сепаратистов, - задумчиво заметил Оби-Ван. - Происходит возмущение в Силе, и мы все это чувствуем. Если Палпатин попал под влияние темной стороны, возможно, что эта война - часть плана ситхов по покорению Республики.
– Предположение лишь! - с чувством возразил Йода. - Невозможно на теориях вроде этой действовать! - Он поглядел на Оби-Вана и Мейса, призывая к объективности. - Доказательство нужно нам, на Совете это чтобы представить.
"Да, но где мы возьмем доказательство?" - подумал Оби-Ван. И тут же сам ответил на свой вопрос:
– Доказательство появится, когда мы разделаемся с Гривусом.
Мейс Винду и Йода переглянулись. Мейс поджал губы. А затем он облек в слова то, чего никому так не хотелось говорить:
– Если канцлер не прекратит войну немедленно после поражения генерала Гривуса, его следует сместить с должности.
– Арестовать? - похолодел Оби-Ван. Даже простые разговоры о подобных вещах напоминают государственную измену.
– Во тьму подобные рассуждения нас заведут, - ответил на его мысли Йода. - С превеликой осторожностью действовать придется.
"Разумеется, с осторожностью". Но если канцлер продолжит войну, останется ли у них выбор?
Глава 6
Мастер Йода сидел, пристально изучая Энакина Скайуокера. Юный джедай редко советовался с ним, а просил о неотложной частной беседе еще реже. И вдруг, в такое время… "Важности необычайной для всех нас это может быть. Но почему?"
– Предчувствия, - произнес он вслух. Среди джедаев видеть будущее - талант редкий, но не уникальный. Йоде и самому при случае приходилось исследовать пути будущего. Однако преднамеренно уже много лет никто этим не занимался - с тех пор, как набрала силу темная сторона, обращаться к предвидениям стало опасно, к тому же они оказывались ненадежными. Впрочем, Энакин был очень сильным джедаем - пожалуй, никого сильнее Йоде за долгие века своей жизни видеть не приходилось. Кроме того, насколько Йода мог судить, Энакин не вызывал у себя видения сознательно, хотя и отказывался описывать простыми словами то, что видел. Йода ободряюще кивнул.
– Видения твои…
Энакин опустил глаза.
– Они о боли, страданиях, - сказал он тихо. - О смерти.
"И пугают тебя они". Но чего он боится? И за кого? Осторожным следует быть ему, иначе он ничего не узнает, а без знания не сможет помочь.
– О себе говоришь ты или о том, знаком с кем?
– О знакомом… - Голос у Энакина дрогнул, руки сжались в кулаки, словно он пытался за что-то ухватиться.
– О близком ком-то? - уточнил Йода секунду спустя.
Голос Энакина был тише шепота.
– Да.
– Осторожным следует быть, Энакин, будущее ощущая, - проговорил Йода. - Страх утраты на темную сторону ведет. "А когда сильна столь темная сторона, путь этот короток весьма и нетруден".
К огорчению Йоды, Энакин, судя по всему, не слышал его слов. Стиснув зубы, он глядел в пустоту, как будто видения ожили во время беседы, хотя Йода не чувствовал никаких изменений в Силе, обыкновенно сопровождающих подобные явления. "Вспоминает он", - решил Йода.
Наконец Энакин снова заговорил.
– Я не хочу, чтобы мои видения сбылись, мастер Йода, - сказал он голосом, полным угрюмой решимости.
"Ох, юноша… Джедай способный ты, но смерть отразить не под силу джедаю". Многовековые опыт и память о тысячах созданий, которых мастер Йода учил, с которыми работал, о которых заботился - и чья жизнь была такой короткой, - заставили его негромко произнести:
– За тех радуйся, кто с Силой слился. Горевать не надо о них. Тосковать не надо. Привязанность к ревности ведет. Тень алчности это.
Энакин медленно кивнул, хотя Йода по-прежнему чувствовал в нем сопротивление.
– Что же я должен делать, мастер?
– Все то отпускать научись, что потерять боишься, - велел ему Йода. "Трудный урок это, но необходимый". И этот урок нужно учить снова и снова, печально думал Йода, вспоминая сотни джедаев, уже погибших в Войнах клонов.
Встреча с мастером Винду и мастером Йодой тревожила Оби-Вана еще несколько часов. Он думал о ней, вспоминая последние сообщения из Сената, готовясь к брифингу и даже рассказывая множеству джедаев о зонах недавних боев и отвечая на их вопросы в конференц-зале. Но думал он не о Совете джедаев и не о канцлере. Он думал об Энакине.
Мастер Йода и мастер Винду видели картину в целом - взаимодействия Сената, канцлера и джедаев, и то, какие у каждой из сторон были возможности, ответственность и власть. Они обдумывали данные обещания, приказы и требования, словно бы наблюдали за ходами в игре в деджарик на голографической доске.
А Энакин на картину в целом не смотрел. Большинство событий он воспринимал с личной точки зрения. Это не было проблемой, пока они с Оби-Ваном воевали против Торговой Федерации на Внешнем Кольце, - в конце концов, когда в тебя палит боевой дроид, это и вправду твое личное дело, какая бы причина за событиями ни стояла. А теперь, когда они вернулись на Корусант, Энакину волейневолей придется учитывать политические последствия своих поступков - и чужих тоже. Возможная реакция Энакина на последние события Оби-Вана очень тревожила. Надо, чтобы кто-нибудь его предупредил, что может случиться. Оби-Ван вздохнул. Вообще-то единственный "кто-нибудь", способный дать Энакину намек, - это он сам, Оби-Ван. Только если Энакин станет его слушать…
Дверь конференц-зала открылась. Оби-Ван поднял голову от карт и голограмм, которые отключал, и увидел, что к нему спешит Энакин.
– Ты пропустил доклад о положении на Внешнем Кольце, - сказал Оби-Ван.
– Меня задержали, - ответил Энакин. Голос у него звучал напряженно и, мягко говоря, озабоченно. Он потряс головой. - Извините. У меня нет уважительных причин…
Оби-Ван отвернулся, чтобы выключить последние электронные звездные карты.
– Вкратце - все идет замечательно, - заметил он. Может быть, удастся свернуть на политику, начав с доклада, который Энакин пропустил. - Сейлеуками пала, и мастер Вос переместил войска на Боз-Пити.
Энакин нахмурился.
– А что тогда не так? - напрямик спросил он.
"Ага, перейти к теме будет еще проще".
– Ожидается, что сегодня Сенат проголосует за то, чтобы предоставить канцлеру еще больше исполнительных полномочий.
– Это лишь означает, что обсуждений будет меньше, а дела больше, - не без удовлетворения сказал Энакин. Затем он увидел, какое у Оби-Вана выражение лица, и явно удивился. - Разве это плохо? Так будет легче закончить войну.
"Не так все это просто!" Однако в последний момент Оби-Ван решил смолчать. Энакин не дипломат, для него это действительно кажется простым.
– Энакин, будь осторожнее с твоим другом канцлером.
– В каком смысле? - Энакин еще больше удивился.
– Он хочет встретиться с тобой.
– Зачем?
– Не говорит.
На это Энакин нахмурился.
– Канцлер не сообщил об этом Совету джедаев? - уточнил он. - Странно.
– Тут все странно, - буркнул Оби-Ван. - И это меня тревожит. - Вот теперь Энакин наконец начал его внимательно слушать. - Отношения канцлера с Советом стали крайне напряженными.
Энакин нахмурился еще сильнее.
– Я знаю, что растущая власть канцлера беспокоит Совет, - сказал он. - Но ведь мы вместе стараемся спасти Республику. К чему такое недоверие?
"К тому, что можно делать одновременно несколько вещей, - подумал Оби-Ван. - Канцлер вполне способен одновременно стремиться спасти Республику и заботиться об укреплении личной власти. И если мы не обратим на это внимания, к моменту окончания войны власти у него станет слишком много". Но говорить об этом вслух было опасно - даже в Храме джедаев.
– Энакин, Сила наполняется тьмой, - произнес вместо этого Оби-Ван. - И это влияет на всех нас. Остерегайся своих чувств.
Энакин кивнул, однако, когда они вдвоем выходили из конференц-зала, Оби-Ван уже не был уверен, что сказал достаточно.
Кабинет Верховного канцлера на Корусанте славился тем, что из его окон открывался едва ли не самый красивый на планете вид. В большинстве столичных зданий окна выходили в серые тенистые ущелья между колоссальными небоскребами, сплошным ковром покрывавшими поверхность планеты. Эти громадные сооружения напоминали рукотворные горы, и никаких просторов на Корусанте видно не было.
Но кабинет канцлера располагался выше большинства зданий. Из его окон небоскребы казались не горами, а окаменевшим вечнозеленым лесом. Однако сегодня над лесом висела сумрачная коричневая дымка. Там, где стояли взорванные дома, в лесу шпилей зияли бреши. "Сепаратисты за это ответят", - думал Энакин.
Наконец канцлер Палпатин нарушил молчание.
– Энакин, сегодня Сенат намерен обратиться ко мне с просьбой установить прямой контроль над Советом джедаев.
Энакин изумленно вскинул взгляд. Оби-Ван говорил ему, что канцлеру намерены предоставить новые полномочия, но подобный поворот событий ему в голову не приходил.
– Джедаи больше не будут подотчетны Сенату? - спросил он, не веря своим ушам.
– Они будут подотчетны лично мне, - ответил Палпатин. - Сенат сейчас не способен вести войну.
– Я согласен, - быстро сказал Энакин. И добавил, вспомнив слова Оби-Вана: - Но Совету джедаев это может не понравиться. При всем моем уважении к вам, сэр, должен сказать, что Совету не по душе дальнейшие поправки к конституции.
– В данном случае у меня нет выбора, - почти печально заметил Палпатин. - Войну необходимо выиграть.
– С этим никто не спорит, - кивнул Энакин. "Хотя иногда мне кажется, что Совет слишком печется о политике и забывает о реальных проблемах". При этой мысли Энакину стало неловко. Ведь Совет посылал на войну своих членов, и многие уже погибли. "Это потому, что Совет заседает на Корусанте, а не на поле боя, поэтому мне и кажется, что меня окружили со всех сторон, - подумал Энакин. - И к тому же… все остальное". Ему не хотелось сейчас думать о своих снах.
Палпатин между тем что-то говорил, Энакин как раз успел услышать, как канцлер спрашивает:
– Тебе никогда не приходило в голову, почему тебя не допускают в Совет?
– Придет и мое время, - машинально ответил Энакин. - Когда стану старше и, надо полагать, мудрее… - "Не придет мое время, - пронеслось у него в голове. - Все. Стоит им узнать о Падме и ребенке, и мне придется подкинуть Орден". И вдруг он ощутил пустоту внутри - как тогда, когда ему было девять лет, и Совет сказал, что учить его уже поздно. "Что со мной теперь будет?" - спросил он тогда у КвайГона Джинна. Он стал подопечным Квай-Гона, но даже тогда, когда ему было всего девять, этого казалось ему мало. После гибели Квай-Гона Совет изменил решение, но теперь смягчения не будет.
– Надеюсь, ты доверяешь мне, Энакин, - сказал канцлер.
– Разумеется, - ответил Энакин, чувствуя себя страшно виноватым. Он не доверял канцлеру настолько, чтобы рассказать ему о Падме и ребенке. Но тогда получалось, что до такой степени он не доверял никому. Пока что.
– Мне нужна твоя помощь, сынок, - произнес Палпатин.
"Я что-то прослушал?"
– Что вы имеете в виду?
– Я боюсь джедаев. Совет постоянно добивается новых полномочий. Джедаи окружены завесой тайны и одержимы идеей независимости, а в условиях демократии подобные идеалы представляются мне попросту непонятными.
Энакин едва удержался, чтобы не закатить глаза от раздражения. Оби-Ван говорил о канцлере практически то же самое. Почему бы им просто не прекратить это и не заняться войной?
– Уверяю вас, джедаи - преданные сторонники идеалов Республики, - сказал он Палпатину.
– Их дела говорят громче, чем их речи, - возразил Палпатин. - Мое будущее зависит от тебя.
– Каким образом? - удивился Энакин. - Простите, я не понимаю.
– Ты станешь глазами, ушами и голосом Республики, - объявил Палпатин.
"Что это значит?" Канцлер был голосом Сената, а Сенат - голосом Республики. Разве Палпатину нужен помощник-джедай? Это лишено всякого смысла.
– Энакин, - сказал, помолчав, Палпатин, - я назначаю тебя моим личным представителем в Совете джедаев.
Ну что ж, тогда все ясно. И тут до Энакина наконец дошло, что он услышал.