– Ничего себе средство! Ну, вот и для моей матушки нашелся достойный соперник! Расскажу ей, вот она обрадуется! А то ей без врагов скучно жить! Когда Хродмара ярла хоронили, она так горевала – люди намекали, что отцу надо ревновать. А она говорила: "Молчите, болваны! Он был моим лучшим врагом…"
– Тебе бы все смеяться, а это не смешно. Надо сделать так, чтобы этот ребенок не повторил его пути. Не вырос в сознании того, что рожден быть конунгом, а живет рабом. Иначе через тридцать лет все повторится. Ты меня слушаешь? О чем ты думаешь?
– О тебе. – Торвард сел по-другому, так чтобы видеть не меч, а Ингитору, и взял ее за руку. – Я теперь понял, почему он сказал, что я повторил его путь. Ты знаешь, как мои родители встретились?
– Очень смутно.
– Примерно как и мы. Сначала он думал, что должен ей отомстить, из-за этой мести ввязался в войну с Квиттингом, а потом оказалось, что он никак не может выиграть войну без ее помощи. Она дала ему меч, он убил Свальнира и взял ее в жены. О любви там сначала и речи не шло. Но, как видишь, я существую на свете, а значит, свою вражду они вполне преодолели, когда поняли, что она кормит только Бездну.
– Но я говорю сейчас не об этом.
– А я говорю об этом. Это сейчас самое важное. Мне очень любопытно, что станет с Квиттингом, но гораздо больше меня сейчас волнует, что станет со мной. Куда ты пойдешь отсюда? Тебе надо зачем-нибудь возвращаться в Слэттенланд? Ты там что-нибудь забыла?
Ингитора молчала. Она с трудом вспоминала свою прежнюю жизнь и все обстоятельства, приведшие ее сюда. Тут, в зачарованном Медном Лесу, ее вражда и любовь так стремительно, но и так неизбежно поменялись местами. А все то, что за границами Медного Леса, осталось как было, и теперь она, новая, не знала, как ей быть с той прежней жизнью. Кому, что она там должна?
– Но… если я просто возьму и исчезну, и никогда не вернусь в Эльвенэс, это будет не очень-то красиво… – нерешительно заметила она.
– А чего тебе там делать? – Торвард пожал плечами. – Самолично заявить Эгвальду ярлу, что ты любишь не его, а меня – думаю, после всего пережитого ему это не будет очень приятно. Хоть ты и была с ним обручена…
– Я не была обручена! – поспешно поправила Ингитора и опустила глаза, пряча усмешку при воспоминании о том, как вчера ночью во время их бесконечного разговора Торвард спросил: "Что у тебя было с Эгвальдом?" голосом гораздо более встревоженным, чем при нападении троллей и великанов. – Я не была обручена, я только обещала, что выйду за него, если…
И тут она запнулась, потому что больше не могла повторить вслух свое требование головы в качестве свадебного дара – той самой головы, которая сейчас смотрела на нее живыми темными глазами.
– Ну, тогда все в порядке! – с удовлетворением отозвался Торвард. – Даже если и была бы, я бы тебя отбил. Поединками хоть державу отбивают, а тем более девушку! Единственное препятствие было бы, если бы ты любила его. Ну, а раз ты любишь меня…
Торвард посмотрел на нее, вопросительно подняв брови: в ее любви он не сомневался, поскольку это в его глазах было естественным и правильным, но хотел услышать подтверждение.
– Я люблю тебя, – подтвердила Ингитора.
– Ну, и все. А моя невеста должна быть при мне. А за приданым пошлем кого-нибудь.
– Это ты так сватаешься? – Ингитора печально улыбнулась. Фасти хёльд из Мьельке и то сватался правильнее!
– А что еще надо? – Торвард преувеличенно удивился. – Я еще там, кажется, на поляне с земляникой, посватался и даже ответ получил. Разве нет?
– Разве… Разве да! Только имей в виду: я очень плохая хозяйка!
– А моя мамочка – вовсе никакая, однако Аскегорд за тридцать лет ее правления с голоду не вымер и грязью не зарос. Слава асам, я могу держать столько служанок, чтобы моя жена могла хоть вовсе в кухне не показываться и целыми днями стихи сочинять. Вот только ночью, пожалуй, я тебе другое занятие найду.
– Когда сам будешь дома.
– Да, это нечасто случается. Правда, отчего бы тебе зимой не ездить со мной по стране? Поохотимся на бергбуров, и вообще это весело. Тебе должно понравиться. А летом, хочешь, завоюем еще парочку уладских островов.
Непонятно было, серьезно ли он говорит все это – по крайней мере, насчет островов, – но Ингитора улыбнулась в ответ и кивнула. Да, ей все это нравилось! Именно такой жизни ей всегда хотелось – но кто, видят светлые асы, кто еще, кроме Торварда конунга, смог бы дать ей такую жизнь?
– Ну, вот и договорились! – Торвард засмеялся и обнял ее. – Думаешь, я и есть тот самовлюбленный болван, которым меня считала Эрхина? Нет. Я не считаю, что все женщины на свете от меня без ума, но когда что-то такое есть, я это чувствую. Так что тебе некуда деваться.
Торвард вытащил из-под рукава золотое обручье в виде дракона, надел его на руку Ингиторы и сжал – и оно сжалось, плотно обхватив ее более тонкое запястье, словно для него и было сделано.
– Мне оно больше не нужно. Золотой Дракон показал мне дорогу к старшему брату, и теперь я могу… Мой отец отдал его матери, когда они помирились, а теперь я отдаю его тебе.
– Это тоже из наследства великана?
– Да. Но его не надо бояться. Когда его отдают добровольно, Дракон Судьбы приносит счастье. Моя мать дала мне его и послала искать невесту. Она сказала, что Дракон Судьбы обращает все пути навстречу любви. Только она думала на Вальборг дочь Хеймира, а это оказалась ты. Слушай! – Его вдруг осенила еще одна мысль. – А что же все так ошибаются, тебя за Вальборг принимают: и Оддбранд, и Ормкель, и я сам! Может, вас с ней в детстве подменили? И это ты – дочь Хеймира конунга?
– Вот еще! – Ингитора фыркнула. – А я-то думала, я одна тут помешана на "лживых сагах"! Ты сам-то хотел бы оказаться сыном не Торбранда и Хёрдис, а Хеймира и Асты?
– Ни за что!
– И я тоже. Мне как-то мой отец больше нравится. Не надейся, здесь ты дочерью конунга не поживишься. Попалась тебе в руки дочь рига Буады – надо было брать! Нет, на пять марок серебра польстился! – поддразнила она его. – Здесь тебе их не видать!
– Да я, если хочешь знать! – выразительно начал Торвард, крепко взяв ее за плечи. – Да я на третий день, как тебя увидел, уже знал: я не я буду, но здесь я какой-нибудь "выкуп невинности" сам выплачу! Когда невинности, извините, уже не будет. Ну, а теперь это будет называться "свадебный дар"…
* * *
Наутро Торвард решил, что их "испытание лесом" подошло к концу и теперь ничто не мешает им показаться людям на глаза. Ингитора сомневалась – за эти семь дней она так отвыкла от людей, что стала почти бояться их, – но не спорила, твердо веря, что Торвард знает лучше. И к вечеру они вышли к усадьбе Вигмара Лисицы на Золотом озере, о котором Ингиторе пришлось столько всего слышать. Собственно, она знала только то, что Вигмар Лисица – непримиримый враг Бергвида. Уже это очень украшало его в ее глазах, но как знать, какие чувства он питает к конунгу фьяллей?
– Да, он всю жизнь воевал с моим отцом, а мне по этой же причине отказал в руке своей дочери! – подтвердил Торвард. – Но именно поэтому мы и можем к нему пойти! Если я явлюсь к нему один, без дружины, и попрошу помочь мне добраться до северной границы, это будет такой вызов его великодушию и благородству, что он просто не сможет поступить иначе! Он, знаешь ли, тоже по-своему любит отличиться!
Усадьба Каменный Кабан повергла Ингитору в изумление – никогда бы она не подумала, что здесь, в глуши Медного Леса, где еще водятся кровожадные тролли, может быть поселение, которое после лесного безлюдства показалось ей немногим меньше Эльвенэса. Усадьба из десятка разных покоев, с гридницей, где могли разместиться пара сотен человек, с просторными конюшнями, хлевами, свинарниками, амбарами и погребами на заднем дворе послужила бы вполне подходящим жилищем для настоящего конунга. Вокруг располагалось великое множество домишек ремесленников или хирдманов, имеющих семьи, дальше начинались хутора, разделявшие свои угодья невысокими каменными оградами. По берегам озера стояло еще несколько больших усадеб, и их крыши было видно от ворот Каменного Кабана. Во все стороны разбегались хорошо утоптанные дороги и тропинки. Здешние стада насчитывали сотни голов, и из одних пастухов, бродивших с ними по склонам всех окрестных гор, можно было набрать неплохое войско. Короче, когда Ингиторе говорили, что тридцать лет назад на южном берегу Золотого озера лежали пустые, необитаемые леса, она не могла в это поверить. Все это походило на заколдованную страну, спрятанную от людей за непроходимыми лесами, и теперь Ингитора понимала, почему Вигмара Лисицу считают в Морском Пути кем-то вроде конунга великанов. Хотя ничего особо чудесного она в его усадьбе не заметила, не считая стада прирученных лосей, которых запрягали в волокуши, и кучки золотых самородков, хранившихся у его старшего внука Сигурда и извлеченных в разное время из желудков подстреленных глухарей.
Гораздо большим чудом показались местным жителям они сами. Семья Вигмара хёвдинга состояла человек из тридцати, считая сыновей, невесток и их детей. И все они сбежались во двор, когда в усадьбу вдруг явился Торвард сын Торбранда, конунг фьяллей, ведя за руку неизвестную девушку, знатную, судя по виду, но очень усталую.
Вигмар хёвдинг, крепкий и бодрый мужчина лет шестидесяти, с густыми волосами, полурыжими-полуседыми, заплетенными в пятнадцать кос, собранных сзади в общую связку, сам вышел встречать нежданных гостей во двор. (Ингитора не знала, что для того, чтобы дождаться от него такой чести, гостю нужно быть не менее как конунгом). Глаза у него были желтые, почти как у Дагейды, и весь его облик, действительно, наводил на мысль о правителе зачарованной страны.
– Как всегда, ты похож на истинного героя саги! – воскликнул он, приветствуя Торварда. Одеждой его гость, правда, скорее напоминал бродягу, чем героя саги, но Вигмар сам был не из тех, кто живет по правилам, и его это не смутило. – Эту деву ты, как видно, вырвал из лап великана, где она томилась в долгом плену. Я не ошибся?
– Можно сказать и так! – ответил Торвард. – И теперь эта дева очень нуждается в отдыхе, да и я, признаться, тоже. Можем ли мы рассчитывать на твое гостеприимство, Вигмар хёвдинг?
– Я сердечно тебе рад, Торвард конунг. Я рад, что ты обратился именно ко мне, когда тебе понадобился друг в этих местах. Будь уверен, я ценю твое доверие и не обману его.
– Я отлично знаю, Вигмар хёвдинг, кто мой единственный настоящий враг. И он живет не здесь.
Ни о чем другом они пока не стали говорить, а Ингитору тут же окружили женщины и повели в девичью. Она хотела бы поглядеть на ту дочь Вигмара, в которую Торвард когда-то был влюблен, но та уже давно вышла замуж и жила возле Раудберги. Вместо нее тут суетились невестки и их дети, числом около десятка. Старшему внуку Вигмара, Сигурду, исполнилось уже восемь лет, младшему его сыну шел пятый год. Из женщин Ингиторе больше всех понравилась Гьердис – женщина лет пятидесяти, но еще моложавая, невысокая, с простым и умным лицом. Она здесь, как по всему выходило, считалась побочной женой хозяина и приходилась матерью двум его взрослым сыновьям. Она ни о чем не расспрашивала Ингитору, чем особенно пришлась ей по сердцу, но сама охотно отвечала на все вопросы, а тем временем велела нагреть воды для мытья, подобрала Ингиторе рубашку по росту, башмаки и чулки по ноге – старые после многодневного блуждания по камням Медного Леса уже мало на что годились и были сплошь покрыты засохшей волчьей кровью. Ее одежду Гьердис отослала стирать, а пока дала Ингиторе платье одной из невесток – брусничной шерсти, с серебряной вышивкой и гранеными бусинками горного хрусталя. В таком платье можно показаться на пиру даже в Эльвенэсе, а значит, в рассказах о неимоверных богатствах Вигмара Лисицы содержалось немало правды.
Ночью Ингитора спала так же плохо, как и в первую ночь под кровом Хильды Отважной. За эти дни она отвыкла спать в доме, на лежанке, с подушкой, простыней и одеялом; то и дело просыпаясь, она недоумевала и томилась, ей хотелось ощутить вокруг свежий лесной воздух, видеть светлеющее небо летней ночи среди ветвей над головой, а главное – видеть Торварда и чувствовать его рядом. Она так свыклась с его присутствием, что без него было неуютно, ненадежно, холодно: их разделяла всего-то пара бревенчатых стен, но мужской покой ей казался далеко и страстно хотелось, чтобы ночь поскорее прошла.
Выйдя утром в гридницу, она сразу заметила Торварда: он стоял спиной к ней и говорил с кем-то из здешних мужчин. В гриднице толпилось много народу, но Ингитора, как и раньше в лесу, видела его одного – какой-то особый луч освещал его и сразу притягивал к нему взгляд. На нем тоже была новая, подаренная хозяевами одежда, рубашка с плеча Эгиля – старшего из двух сыновей Гьердис, доброго бородача с багровым родимым пятном на лбу, самого рослого и мощного из хозяйских сыновей. Ингитора видела знакомую спину, черные волосы, пояс со следами от волчьих когтей; и слепящая радость, поющий восторг оттого, что он просто есть на свете, разливалась по жилам, наполняла сладостным светом все ее существо.
Вот он обернулся… и Ингитора ахнула в голос, так что Гьердис даже оглянулась на нее. А Ингитора всего-навсего увидела лицо того, кто "освободил ее из пещеры великана". Торвард за это время тоже помылся – и побрился, поскольку необходимость прятать знаменитый шрам теперь отпала, и он рад был снова стать самим собой. На лице его отразилась радость при виде Ингиторы – красивой и нарядной в новом платье. Что с ней, он сначала не понял, но она пошла к нему через всю гридницу, прижав руки к лицу и борясь с непонятным желанием заплакать.
– Ты меня не узнала, да? – догадался Торвард, подойдя навстречу. – Да?
Ингитора молча закивала. С бородой все мужчины похожи, и сейчас она впервые увидела лицо человека, за которого пообещала выйти замуж. В его чертах не было ничего неприятного, но просто без бороды это оказался как бы другой человек, и ей требовалось к нему привыкнуть. Она видела знакомые глаза, брови, нос, как ни странно, ни в одной драке еще не сломанный, но само лицо стало для нее новостью. Только сейчас он окончательно вышел для нее из тени, тот, кому принадлежала ее судьба – теперь, когда все было решено! Увидела она и шрам, который на самом деле оказался не так уж и ужасен, хотя и доставал от угла рта до заднего края челюсти. Если бы она увидела его сразу!
– А я тебя жду, чтобы ты меня причесала и две косы заплела! – Торвард сел на край скамьи и ловко посадил ее к себе на колени. Ингитора, смутившись среди чужих людей, хотела освободиться, но он ее не пустил. – Тут я не кто-нибудь, а конунг фьяллей, должен прилично выглядеть!
– Ужасно любопытно, что было бы, если бы я увидела это сразу, когда проснулась, там, под кустом! – говорила Ингитора, поглаживая шрам и вспоминая утро их первой встречи. – Что было бы?
– А то же самое, в конце концов. Или ты убежала бы от меня обратно к Бергвиду?
– Нет. Я ведь и собиралась к тебе, я же тебе рассказывала. Я отдала бы тебе "морскую цепь" за Эгвальда, и мы…
– Мы начали бы разговаривать и в конце концов договорились бы до того же самого! Ну, теперь ты можешь меня поцеловать, я теперь не колючий!
Прослышав о таком госте, к Вигмару собрались все его многочисленные родичи, жившие вокруг Золотого озера. Но, хоть и проживая в зачарованной глуши, с обычаями вежливости они были хорошо знакомы и в первые дни с расспросами не приставали. Ингитора, немного опомнившись, даже стала находить удовольствие в тех жгуче-любопытных взглядах, которые бросали на нее фру Хильдвина, жена Вигмара, фру Торхильда, фру Вальтора, фру Винбьерг, фру Эльгерда, фру Ингилетта, фру Лиса, фру Линдри, фру Глендис и прочие, хёвдинговы невестки и родственницы. По крайней мере, как она мельком заметила, располосованную одежду Торварда и ее окровавленные башмаки все рассматривали с самым лестным вниманием! Но пока их не расспрашивали, предоставляя все возможности отдыхать, и она отдыхала, набираясь сил перед тем, как рассказывать придется!
А Торвард, ни о чем не заботясь, весело проводил время в гостях: глядя, как прекрасно он здесь себя чувствует, никто и не заподозрил бы, что он в доме того самого человека, который "всю жизнь воевал с моим отцом, а мне отказал в руке своей дочери". Дракон Битвы у него на поясе был сразу же замечен хозяевами, когда-то видевшими его при поединке Торбранда конунга и Хельги ярла, а потом при погребении первого. И не задать вопрос, как он к нему попал , даже сдержанному Вигмару хёвдингу оказалось не менее трудно, чем любопытным невесткам не спрашивать Ингитору, чья кровь осталась на одежде. А Торвард и не собирался прятать свое сокровище. Каждое утро, когда сыновья и хирдманы Вигмара начинали упражнения, он не сомневался в своем праве принимать в них самое деятельное участие. Оружие использовалось боевое (тут ведь все уже взрослые люди!), и Дракон Битвы уже вскоре был отложен в сторону: он разбивал в щепки любой щит и ломал стальные клинки соперников, даже самые лучшие, "из кузницы Хродерика".
– Перестань разорять мои оружейные, Торвард конунг! – взмолился сам Вигмар на второй день, понаблюдав за одним таким поединком. – Ты нас не обманешь. Я знаю , что за меч у тебя в руках. Я не спрашиваю , я сам говорю тебе: если он только что вырос из земли, чтобы снова сражаться, то его обновленная сила слишком превосходит простое оружие.
– Да, ты прав! – весело согласился Торвард, ожидания которого Дракон Битвы далеко превосходил. – У меня такого меча никогда не было. Он похож… похож на прямую дорогу, по которой вся твоя сила изливается из сердца одним сплошным потоком! А значит…
– А значит, Дракон Битвы – это ты ! – сказал умный Вигмар хёвдинг.
И Торвард не стал с ним спорить.
Но, правда, в рукопашной борьбе, которую Торвард любил даже больше, Вигмаровым домочадцам тоже не слишком повезло. Уже через три дня Ингитора, выйдя в полдень во двор, услышала, как Торвард с веселым сочувствием говорит Вигмару:
– Хотел бы я тебя порадовать, Вигмар хёвдинг, но не выходит. Твои сыновья боятся конунгов! Странно – мне рассказывали, что ты-то их никогда не боялся! А твои сыновья боятся! Каждый из них считает себя побежденным еще до того, как я к нему прикоснусь, а я это чувствую – ну, другого исхода и быть не может!
– А может, это ты считаешь себя победившим еще до того, как к тебе прикоснутся, и они это чувствуют? – вполне невозмутимо ответил Вигмар, хотя в глазах его не отразилось ничего похожего на удовольствие. – Как ты думаешь, йомфру?
– Боюсь, не очень-то ты вежлив с хозяевами, Торвард конунг! – с мягким укором заметила Ингитора.
– Ты находишь? – Торвард с выразительным недоверием поднял брови.
Он стоял перед ней именно таким, каким его часто видел Аскефьорд – полуголый, разгоряченный, с блестящими от пота плечами, с веселой улыбкой на лице, где знаменитый шрам казался продолжением рта, с распустившейся с правой стороны косой и тесемкой от нее, чудом зацепившейся за пояс!
– Конунг непобедим! – пылко воскликнул Арне, пятнадцатилетний, один из младших Вигмаровых сыновей, проникшийся к Торварду восторженной преданностью и явно мечтавший стать таким же. – Он благословлен Одином, его никому не одолеть!