* * *
- Какая прелесть! - восхитилась Нина утром, пролистав тетрадь. - Вчера этого не было! Это ты написал за те полчаса?! Обалдеть!
Полчаса? Она заметила, когда он встал? Василий открыл тетрадь и сам обомлел.
Не статья. Их он пишет на отдельных листах, а тетради прикупил специально для своего. Всегда писал именно в тетрадях. На первой странице был заголовок: "Три кофейных зерна", а дальше…
А дальше был детектив. Странный, но интересный, и ведь правда, что-то такое снилось! Точно, снилось! Василий читал, и сам не мог оторваться.
- Здорово! - Нина обняла его за плечи. - Я рада, что тебя заметил Кальяненко. Расскажи, какой он!
- По дороге, - пообещал Василий. Мама родная, уже три минуты, как пора на работу идти!
- Возьми, - Нина протянула коробку. - Нечего, нечего! Я знаю вашу столовую! Ещё пара лет, и будет гастрит, или что похуже.
- Это ты приготовила? - опешил Василий. Но когда?? Вчера, вроде бы…
Нина рассмеялась.
- Вчера, вчера. Мы как пришли, ты сразу писать сел, труженик ты мой! - поцеловала его в макушку. - Ну всё, вставай, пора! И я не шучу, чтобы вечер или утро все мои были! Вон какие глазки красные, куда это годится!
И Василию стало стыдно. Отчего-то перед обеими, как будто Муза стояла рядом и укоряюще глядела. Чёрт, и ведь сказал Нине, что она его муза, и ведь говорил то, что думает! Ладно. Уже прокомпостировали.
- Намёк понял! - Василий встал по стойке смирно, и Нина рассмеялась вновь. Счастливым смехом.
* * *
Нина, за последним перекрёстком, повернула налево - там сегодня её работа - а Василий пошёл дальше. И снова остановка, и снова та горбоносая старуха, и рядом с ней… Муза! Точно!
Старуха обернулась и поманила Василий пальцем.
- Вот, возьми, - протянула ему баночку. А в ней - ягода. Земляника. Откуда осенью земляника?! - Возьми, возьми! Угости свою красавицу! Афанасьевна кого попало не угощает!
Ну и бас у неё! Ей бы в дикторы идти!
- К-к-кто вы? - Василий послушно принял баночку. Пахнет-то как! Ведь её держать в лаборатории, там, поди, все с ума сойдут!
- Пенсионерка, - старуха улыбнулась, и подмигнула. И не пахнет от неё табаком, а ведь смолит постоянно. - Ступай, Василий. Иди, иди.
И уже в который раз он пошёл-пошёл.
* * *
На работе оказался… ремонт. Вот именно в это время потребовалось что-то там чинить. Вера, так и не снявшая плаща, сказала только, что шеф всех по домам отпустил, такой вот отпуск вышел, не беспокойся - претензий не будет.
Василий, совершенно обалдевший, отправился домой. По пути купил ещё чая, уже по привычке.
* * *
- Бывает, - согласилась Муза. - О, замечательно, классный чай! Слушай, я у тебя задержусь потом ненадолго, сто лет обо мне так не заботились!
- Задержись, - согласился Василий и вновь подумал, что Муза точно постройнела. Хотя она ведь какой угодно может быть, чему удивляться?
И продолжил писать.
- Ой, это мне! - восхитилась Нина, попробовав ягодку. Василий чуть со стула не упал: не заметил, как она вошла. И вспомнил, что последние два раза, когда чья-то рука ставила рядом с ним чашку с чаем, это была уже не рука Музы. У Нины смуглые руки, от загара, а Муза вся белая, как античная статуя. Вот только сейчас дошло: кожа белоснежная!
Статуя…
- От кого это? - поинтересовалась Нина. - Работай, работай. У тебя такое приятное лицо, когда работаешь! Знаешь, дома до сих пор не верят, что ты что-то такое напишешь. Мама у меня всё ворчит, спасу нет.
Василий, прямо скажем, не сразу понял, надо ли отвечать на вопрос. У Нины многие вопросы риторические, достаточно просто дать понять, что услышал. А когда задаёт вопрос, который обязательно требует ответа, всегда даёт знать: или за руку берёт, или смотрит в глаза.
Вот и сейчас. Держит в руке баночку с земляникой, а пахнет-то как! По всей квартире - летним лесом, росой и самой земляникой. И вовсе ей уже не интересно, откуда взялась баночка. Взялась и взялась.
- Ворчит? - Василий с удивлением обнаружил, что за окном смеркается. И рука ноет, сил нет.
- О, рассказ! - глаза Нины загорелись. - Можно прочесть? Я на кухне, не бойся. Да не бойся: поворчит, и перестанет.
Знает уже, что читать что-то, написанное Василием, в его присутствии не надо. Даже если просто отчёт о синтезе. Ну неприятно, когда читают что-то при тебе, что поделать. У всех людей свои пунктики.
Прежде, чем Василий опомнился, Нина уже схватила стопку листов и умчалась на кухню. А когда Василий заглянул туда минут через пять, то увидел: Нина сидит поодаль, у окна сидеть не любит, а у окна сидит Муза, смотрит на кроны деревьев, кивающие ветру, и улыбается. Просто улыбается, и всё. Заметив взгляд Василия, она прижала палец к губам и махнула рукой. Нина, похоже, так и не видит Музу.
Василий вернулся в комнату и возникла смутная мысль, что он и в доме у себя уже не вполне хозяин, и в жизни вообще.
А если наоборот, подумалось вдруг. А если только сейчас и становлюсь хозяином?
10
Василий обнаружил, что снова проснулся ни свет ни заря. Когда он оделся и перебрался на кухню, Муза уже ждала. С чаем и всем прочим.
- Молодец, - одобрила она, похлопав ладонью по рассказу. Вот хоть убейте, не помнит Василий, как и о чём писал! - Скажи честно, тебя критиковать можно? Или сразу кричать начнёшь, ногами топать, обзываться? Кальяненко сразу кричать начинал.
Василий представил себе кричащего и топочущего Бирюкова-Кальяненко, и сразу стало смешно. И едва не заржал самым неприличным образом. Муза махнула рукой, и голова у Василия закружилась.
- Смейся, - разрешила Муза. - Не бойся, она не услышит.
Дверь нараспашку, и не услышит? Василий встал, и выглянул в комнату.
Ему показалось, что он ослеп. Потом понял: не ослеп, а перестал видеть цвета. Ну, в темноте это обычное дело: в сумерках все кошки серы. Что-то там научно объясняется, почему в темноте люди цветов не видят. Но ведь и когда на кухню посмотрел, и там всё было серым-серо!
И тишина. В оба уха словно по комку ваты засунули. Давит, неприятно, ничего не слышно. Василий поймал взгляд Музы и та поманила его рукой. Вид у неё был заговорщическим. Василий на негнущихся ногах вернулся на кухню, и тут же всё вернулось, и цвет и звуки. И запахи. Одуряюще, непереносимо приятно запахло чаем.
- Слушай, ты уже верь мне, или как? - Муза махнула рукой - садись. - Я же вижу, что у тебя и силы есть, и настроение. А Нина через десять минут проснулась бы.
Василий улыбнулся. Проснётся и не увидит рядом - тут же утащит к себе. А вот будить её не хочется. Только попробуй невовремя разбудить, говорит, сразу стукну по чему ближе.
- Не отниму я тебя, - недовольно заметила Муза. - Но кое-что надо обсудить, и сейчас же. Ты же для конкурса рассказ написал?
- Для какого конкурса? - не понял Василий. Муза молча взяла с холодильника газету и протянула. Заголовок статьи был подчёркнут красным фломастером. "В городе есть таланты!", утверждал ни много ни мало сам мэр.
Василий как стоял, так и сел. Ну не помнил, какой такой конкурс! И вообще не помнил, как и зачем написал рассказ.
- Вот именно. Тебе нужно победить, - заявила Муза. - Что уставился? Сколько раз повторять: не я пишу, ты пишешь. Я просто…
И замолчала. И что-то случилось с её лицом, тоска на нём появилось, или что-то подобное.
- Ты просто что?
Муза закрыла глаза и уселась.
- Тебе нужна победа, - она произнесла, не открывая глаз. - Вам с Ниной. Ты ведь хочешь жить с ней, долго и счастливо? Ну?
Василий задумался. Вот ещё не было беды обсуждать с кем-то посторонним самое личное!
Муза вздрогнула и открыла глаза.
- Я посторонняя?! - видно, что ей ужасно обидно. Василий думал, что получит сейчас пощёчину, или что-то подобное, но Муза просто исчезла.
"Пиши сам", услышал Василий не ушами, но явственно. "Раз такой умный, пиши сам".
- Слушай, я обижусь! - он открыл глаза. Нина стояла перед ним, в ночной рубашке. - Ты чего по ночам здесь сидишь?
- Творческий процесс, - ляпнул Василий первое, что пришло в голову. Нина улыбнулась и уселась к нему на колени.
- Слушай, ты пьёшь так много чая! - она посмотрела на открытую, пустую почти жестянку. - Неделю назад она была полная. У тебя сердце не болит?
- Болит, - Василий прижал её к себе. - Но не от чая.
Нина рассмеялась, уже вполне счастливая.
- Мне вчера звонил, представляешь, Кальяненко! Да-да! Сказал, что он рекомендовал твой рассказ на конкурс. Тебя дома не нашёл, мне позвонил. Откуда он мой телефон знает, а? Слушай, я до сих пор не верила, что ты что-то можешь такое написать!
Василия как холодной водой окатили.
- Вот дурачок! - она прижала его голову к своей груди. - Ну ты же понял меня! Кальяненко все знают, а он кого попало рекомендовать не станет. Ты ведь ему кто? Родственник, друг?
- Знакомый, - сумел ответить Василий. И впрямь, с чего бы Кальяненко так хлопотать? А может… нет, про Музу говорить вовсе не хотелось.
- Вот! Просто знакомый. Можно, я прочитаю? Твой рассказ?
- Потом, - Василий почувствовал, что вспотел. Он сам не понимал, о чём речь. Если осознаёшь, что написал что-то, но в упор не помнишь, что, самое время задуматься о душевном здоровье. Ну или просто отдохнуть.
Нина покивала. Не обиделась, понял Василий.
- Тогда пошли со мной! Ну нельзя столько чая пить, правда! А отдых я тебе устрою.
* * *
Муза не появилась ни в тот день, ни на следующий. А Василий, едва улучил момент, прочитал рассказ. Странно. Ему понравилось, пусть даже и мысли не было писать в жанре киберпанка, мистика и шпионские романы интереснее! Но вот он, и по всему видно, писал сам Василий. И ведь самый настоящий киберпанк. И, между прочим, не так уж плохо. Не Кальяненко, не Гибсон, не Стерлинг, не Дик… но очень даже неплохо! Нет, на самом деле неплохо!
Ничего не понимаю, думал Василий время от времени. А жизнь шла себе своим чередом, и всё в ней, каждая мелочь, каждое обязательное события дня, оставались прежними. На первый взгляд.
Но Музы не было. А вечером, едва Василий сел за стопку бумаги, ничего в голову не пришло. Ну вообще ничего! Так и сидел, пока не плюнул, мысленно, и не сел смотреть кино, вместе с Ниной.
И - что-то всё-таки случилось. Стоило посмотреть на что-нибудь или кого-нибудь, как виделось многое из того, что раньше не отмечалось.
Скажем, дворник. Его Василий раньше просто не замечал, как не замечаешь привычные предметы обстановки. Дворник, с редким именем Харитон (во дворе его чаще звали "Васильич"), и его верный друг, пожилой ротвейлер Борька. Василий вышел из дому и, неожиданно для себя, заметил Харитона свет Васильевича. Герой социалистического труда, в прошлом были и такие, чинно курил, прислонившись к стволу могучей берёзы, и осматривал свои владения с чувством удовлетворения. Ну да, во дворе всегда чисто и убрано. Борька, с совершенно уже седой мордой, сидел у ног хозяина и зорко следил за порядком.
- Добрый день, Харитон Васильевич, - неожиданно для себя поздоровался Василий и дворник с улыбкой кивнул. Ему явно понравилось, что его заметили. Сочетание телогрейки, фартука и метлы отчего-то притягивало внимание, не отвести взгляда. А ведь он фронтовик, вспомнил Василий, а много ли их осталось теперь? Много ли тех, у кого можно узнать про то время, о подробностях расспросить?
И так повсюду. Каждый дом, каждое дерево, каждый уголок той дороги, по которой Василий уже который год ходил на работу, показали свои необычные стороны. Вроде бы и раньше видел, а не замечал. "Двухствольная" берёза оказалась сказочным птичьим городом, в её почти шарообразной кроне удобно разместились десятки гнёзд. Фонари, это стало совершенно понятно, сутулились, всматриваясь в продавленный асфальт и негромко говорили между собой по вечерам, когда приходила пора просыпаться. А новая знакомая, назвавшаяся Афанасьевной, определённо была из сказки. Вот только кто она, кикимора или Баба-Яга, понять не удавалось.
Мир стал ярче. Но вот когда доходило до работы…
Та часть, которая связана с синтезом, была в полном порядке. Может, рано говорить о мастерстве в этой области, но получалось всё весьма неплохо, и с каждым днём всё лучше.
А вот литература…
Вот тут всё вернулось к тому времени, когда Василий написал тот самый, первый свой, рассказ. Последний казался чем-то внешним, не своим - написать именно так ещё хотя бы пару абзацев не удавалось.
- Отдохни, - посоветовала Нина, с тревогой наблюдавшая за тем, как меняется лицо Василия. стоит ему попробовать продолжить работу. - Надо же себе и отдых позволять! Куда ты так торопишься?!
И впрямь, куда?
По вечерам, а потом и ночам Василий стал подолгу задерживаться на кухне. Посматривал в банки с чаем - нет, ничего не меняется.
Значит, она всё-таки ушла.
От осознания такой мысли стало настолько страшно, что… в общем, Василий вновь выпал из реальности, память не сохранила, что и где он делал. А когда пришёл в себя, то в тетради, черновике, было уже кое-что написано. И заглавие было странным для художественного произведения: "Валентность".
11
Рассказ между тем был принят, но - более ничего. Жюри твёрдо хранило свои тайны, никому ничего не говорило. Даже если произведение отвергнуто, узнаешь об этом только на вручении наград.
То есть - в ноябре. Через месяц почти.
А в начале октября следующего года истекает срок, когда он пообещал написать книгу. Вот уже видел эту книгу, мистический триллер-детектив, и даже название уже есть: "Мгла небесная". Само откуда-то взялось, и - в точку. Именно о мгле с небес там речь.
Но… написалось три абзаца, посмотрел на них - и выбросил бы. Не то. Не беда, первые рассказы тоже раз по десять порой начинал писать, и ничего. Лиха беда начало!
И вот - эта "Валентность". Василий увлечённо пробежал по немногому тому, что было - а было чуть не пять страниц, мелким почерком и почти без правок. И понял: снова киберпанк. Да что за напасть?!
С третьей стороны, а чем так уж плох киберпанк? Ну не вполне то, что хотелось написать. И писать не собирался: столько этого киберпанка начитался, особенно Кальяненко, как после этого не подражать?
Но - не подражание. Странно, поразился Василий, во время очередного ночного бдения за текстом. А идея действительно хорошая! Кто сказал, что вся эта виртуальная реальность - это обязательно вживлённые в тело чипы, провода и прочая компьютерная ерунда? А вот фигу вам! Можно и чистой химией обойтись!
…днём, раз уж речь пошла о химии, он поговорил с преподавательницей биохимии и генетики. Как-то так пересеклись. Она, что удивительно, не только знала, что один из её выпускников пишет фантастику в свободное от зарабатывания денег время, но и прочитала даже. То, что публиковали давеча в газете.
- Может ли человек сам воспринимать радиоволны? Без технических устройств? - видно было, что вопрос её озадачил. - Василий Кондратьевич, это вам зачем? А… - улыбнулась и поправила очки. И перестала казаться сушёной воблой в шляпе. - Понимаю. Что же, я думаю, ничего, принципиально невозможного здесь нет. Однако…
И доехали, оба, до конечной - так заговорились. Расстались они весьма тепло, а ведь раньше Ольга Владимировна, чуть что, качала головой, слушая краткий ответ на вопрос, как дела. А какие могут быть дела? Нет дел. Есть работа, и всё. А остального, считай, и нет. В том числе жизни.
Последняя мысль пришла уже на кухне, глубокой ночью, и Василия передёрнуло. А ведь Муза права. Прогони он её… и кто знает, что было бы потом. И откуда силы взялись начальнику позвонить?
- Муза, - позвал Василий, прикрыв дверь. - Я был неправ. Извини, пожалуйста.
Молчание. Ничего и нигде не отзывается. Ветер приглаживает кроны деревьев за окном. Ведь дома стоят, практически, в лесу! И как приятно вот так вот посмотреть на настоящую природу! А раньше не замечал даже, как тут красиво!
- Знаешь, - Василий встал и включил чайник, лёгким прикосновением к сенсору. - Я всё равно буду писать. С тобой или нет, но буду. Спасибо, что помогала.
Молчание. Но как-то спокойнее стало на душе. Ладно. Продолжаем! И Василий взял авторучку и уселся поудобнее. И тут же перестал бояться октября следующего года. Валентность, подумал он. А ведь хорошее название! Значит, у меня всё управляется химическим путём, а уж подробности я допишу, если нужно. Именно валентность! В меру таинственно для непосвящённого, в меру коротко и, главное, в точку!
Тетрадь лежала в лужице света под лампой, ветер что-то свистел за окном, приятно так свистел. А строки сами собой, казалось, падали на бумагу, застывали в ней - тени мыслей, причудливые и интересные.
Чашка с чаем уже дважды пустела и дважды наливалась снова. Вот опустела и в третий раз.
Василий не заметил, как её забрали. Заметил, когда поставили, полную, на самый край светлого озерца на столе. Поднял взгляд, и чуть не уронил чашку.
Муза. Толстая и в очках. В чёрной майке и серых джинсах. Понравились ей джинсы, смотри-ка!
Она прижала палец к губам, и улыбнулась.
И сразу стало хорошо так, спокойно. Она всё слышала, подумал Василий, с трудом опуская взгляд на бумагу. Вот и хорошо. Да я и сам напишу, пусть даже надо будет по сто раз переделывать.
- Хватит, - Муза легонько постучала кончиком пальца по его запястью. - Нет, правда, хватит. А теперь перечитай, вот отсюда, - она указала, откуда. - Просто перечитай, и всё. Вслух, если можно.
Вслух?!
- Вслух, вслух, - подтвердила она, и во взгляд явилось прежнее, стальное выражение. - Ты не знал, что все свои работы надо читать вслух? Теперь знаешь. Вот бери и читай! Что, стесняешься? Я не буду смеяться! - пообещала она тут же. - Хочешь, уйду пока, чтобы не смущать.
- Нет, останься, - попросил Василий и Муза снова улыбнулась. Отошла к столу, налила и себе чаю.
А Василий начал читать. Вслух. Не слишком громко, правда.
* * *
- Замечательно! - Нина сияла. - Слушай, а почему киберпанк? Ты же что-то другое собирался, я помню. Детектив вроде.
Да. Собирался. Но вот как-то так само вышло.
- Мне всё равно нравится! - Нина обняла его и поцеловала. - Но тебе придётся мне химию эту объяснять.
- Что, непонятно? - и Василий понял, что да, непонятно. А что было ожидать? Это ему вся органика с неорганикой родная и очевидная, а остальным?
- Всё, я понял, - Василий склонился над текстом. - Надо будет добавить кое-что. Чтобы и другие поняли. Спасибо!