- Я не знаю, нужно обдумать, - проговорила четвертая. - Я не хочу, чтобы кто-то причинял вред людям; но машины, те, которых мы не хотим и которые нам не нужны, - их можно сломать, или испортить, или избавиться от них… - Она взглянула на пятого, чтобы оценить его реакцию.
Третий грубо хохотнул:
- Кое-кто пытался это сделать, да только, говорят, они все за это оглохли…
- Но машина мертва, - напомнил ему первый. Третий раздраженно фыркнул: ему не понравилось, что его перебили:
- Они были изгнаны за то, что причинили вред мастеру-арфисту…
- А я слышал, что мастер-арфист умер в комнате, где стояла эта машина. Может быть, мастер-арфист понял, насколько коварна Мерзость. Может быть, именно он и отключил машину? - спросил пятый.
Женщина судорожно вздохнула.
- Интересная мысль, - тихо проговорил третий, подавшись вперед. - А есть какие-нибудь доказательства?
- Откуда? - приглушенно воскликнул первый. - Целители сказали, что у мастера Робинтона отказало сердце. Из-за того, что он слишком сильно нервничал во время похищения.
- С тех пор он так никогда и не стал прежним, - согласился с ним второй, которого, как, впрочем, и всех жителей планеты, искренне опечалила смерть мастера Робинтона. - Я слышал, на экране была одна строка. Она была там довольно долго, а потом пропала.
- "…и время всякой вещи под небом", - пробормотал шестой.
- Мастер Робинтон не мог оставить такое сообщение. Должно быть, это был сам Игипс, - исподлобья взглянув на шестого, заметил седьмой.
- Есть о чем подумать, верно? - сказал третий.
- Да, есть. - Глаза четвертой сверкнули.
- Есть и другие вещи, о которых стоит подумать: о том, как эта… машина, - хотя странный голос пятого по-прежнему был ровным, без тени эмоций, все присутствующие ясно ощутили отвращение, которое он испытывал к Игипсу, - вмешалась в нашу жизнь и изменила традиции, позволявшие нам выживать на протяжении многих сотен Оборотов.
Пятый без особенных усилий снова привлек к себе всеобщее внимание.
- Я не… - он сделал паузу, - одобряю причинение вреда живым существам… - Он снова многозначительно помолчал, затем продолжил: - Но постоянное устранение тех предметов, которые могут быть опасными для ни в чем не повинных людей, - совсем другое дело. Было бы мудро сделать так, чтобы эти предметы и материалы никогда не увидели дневного света.
- А тем более - света светильников или электричества, - насмешливо прибавил третий; его тон, однако, не понравился даже второму, а четвертая и пятый посмотрели на него так, что он невольно отшатнулся.
- Я согласен с тем, что нужно устранить кое-что из этих устройств и новых вещей, - пробормотал второй, хоть и не слишком убежденно. - Тем более что многие из нас, - прибавил он, переводя взгляд с одного лица на другое, - никогда не получают положенной им доли благ.
- Я полностью согласен с этим. Всадники получают все, что они хотят, первыми, - заметил третий. - А как же наша доля?
- Есть множество людей - гораздо больше, чем вам кажется, - своим убедительным тоном проговорил пятый, - которые искренне сомневаются в том, что улучшения, предложенные Игипсом, пойдут на благо людям. Машина не должна знать больше, чем человек.
Первый снова кивнул головой и поднялся:
- Я скоро вернусь и приведу еще несколько человек, которые умеют рассуждать здраво.
К концу вечера их собралось уже больше двадцати - "здраво рассуждающих" мужчин и женщин, тихими голосами обсуждавших возможность того, что Игипс (они все чаще называли его Мерзостью, как и первые Очистители - те, кто пытался бороться с новым порядком, внедряемым думающей машиной) не может в действительности заботиться о благе людей, поскольку он - всего лишь машина.
Никто не называл ни своих имен, ни названий холдов, ни цехов, однако все согласились собраться, если сумеют, на следующей Встрече. Они решили разыскать других людей, которые пожелают организовать сопротивление нежеланным и, возможно, разрушительным изменениям, носившим название "прогресса".
То, что у стольких людей нашлось великое множество горестей и проблем, больших и малых, серьезных и надуманных, и все эти люди нуждались в том, чтобы высказаться и обсудить свои дела, удивило Первого и Второго - но не Третьего, Четвертую, Шестого и Седьмого, и, разумеется, не Пятого (они продолжали пользоваться этими номерами вместо имен на Встречах). Пятый никогда больше не заговаривал о том, что мастер-арфист и Мерзость умерли одновременно, однако слух об этом привлек внимание многих. Прежде этому факту значения не придавали. Мастер Робинтон был очень известен, и если-если - Мерзость была каким-то образом причастна к его смерти, это могло стать достаточной причиной, чтобы объединиться против нее. Если процедуры или устройства, не понятные людям, были внедрены или предложены Мерзостью, то недоверие и страх перед ними, а также слухи о том, чья смерть стала первой, рождали в людях желание действовать, которое надлежало лишь направить в нужное русло.
Находились и те, кто получал удовлетворение от сознания, что они состоят в "группе сопротивления", и от планирования активных действий; им доставляло тихую и какую-то извращенную радость сознание того, что они немного тормозят "прогресс" своими мелкими диверсиями. Однако для других людей эти самые "мелкие" дела, не способные вызвать серьезной тревоги в холде или в цехе, как не способные и повлечь за собой серьезные последствия - например, прекращение внедрения новых и новых "мерзких" устройств, - были недостаточны.
Хотя среди целителей вызвал некоторое расстройство тот факт, что новые препараты, только-только доставленные из цеха целителей, непонятным образом исчезли с полок, они не сразу обратили внимание, что из старых лекарственных средств у них никогда ничего не пропадает.
Если цех, производивший части для новых устройств, обнаруживал, что работа уничтожена вследствие "несчастной случайности" или что упаковочные корзины залиты кислотой, они просто ставили на двери цехов более надежные замки и более внимательно следили за незнакомцами, посещавшими их рабочие помещения.
Если в цеху печатников кто-либо и обнаружил, что из мусорных корзин пропадают бракованные листки, никто из подмастерьев не поторопился доложить об этом мастерам.
Но затем торговцы Лилкампа, перевозившие некоторые ценные детали из одного цеха кузнецов в другой, однажды утром обнаружили, что все тщательно упакованные корзины пропали. Они доложили об этом Фандарелу, мастеру-кузнецу Телгара. Фандарел послал возмущенное письмо мастеру-арфисту Сибеллу, напомнив, что далеко не в первый раз ценные грузы загадочным образом исчезают на пути к цехам кузнецов. Один из поставщиков пожаловался вскользь на то, что ему пришлось повторно доставлять партии новых медикаментов многим целителям, работавшим в разных районах. Фандарел, Сибелл и мастер-целитель Олдайв начали отслеживать эти, вроде бы случайные, происшествия.
В конце концов мастер арфистов Мекельрой, хорошо известный главному арфисту как "Шпилька", проанализировал все подобные происшествия и пришел к выводу, что порча имущества и кражи осуществляются в соответствии с неким планом…
Часть 1. Окончание Оборота
Праздник Окончания Оборота
Посадочная площадка
1.1.31 Нынешнего Прохождения
(Летосчисление Игипса - 2553 год)
Поскольку не было ничего необычного в том, чтобы всадники работали с книгами в обширных архивах Игипса, Ф’лессан, всадник бронзового Голант’а, не удивился, увидев погруженную в чтение девушку, в которой, по шнуру на плече, опознал зеленую всадницу из Залива Монако. Его скорее удивило то, что в читальном зале главного архива во время праздника Окончания Оборота вообще кто-то работает. Сегодня все планеты, оба континента - Северный и Южный - официально отмечают начало тридцать первого Оборота этого, как надеялись люди, последнего Прохождения. Даже сквозь толстые стены здания он слышал гул барабанов и по временам звуки медных инструментов с площади Встреч.
Почему девушка, тем более - зеленая всадница, не танцует вместе со всеми? И почему не танцует он?.. Ф’лессан поморщился. Он упорно пытался бороться с приобретенной в этом Прохождении репутацией ветреника, охочего до женщин. В этом, впрочем, он не отличался от большинства бронзовых и коричневых всадников. "Ты просто более заметен", - в своей обычной откровенной манере объяснила ему Миррим. Миррим изумила всех, начиная с себя самой, когда на Рождении в Бенден-Вейре запечатлила зеленую Пат’у. То, что она стала спутницей Т’геллана, немного смягчило ее характер, но Ф’лессану она всегда высказывала свое мнение откровенно.
Девушка была погружена в изучение карты-вкладки, изображающей планетную систему Ракбата, разложив ее перед собой на столе. Не каждый выберет такую книгу, подумал Ф’лессан.
Многие из всадников помоложе, которым через шестнадцать Оборотов суждено было увидеть конец этого Прохождения, учились сейчас различным ремеслам: так они смогут прожить и после того, как Вейры перестанут играть традиционную роль, - а значит, и получать положенную десятину. Пока Нити падают, холды и цеха продолжают снабжать всадников всем необходимым в обмен на защиту от прожорливого организма, способного разрушить все, кроме металла и камня. Но когда прекратятся Падения Нитей, прекратится и это снабжение. Наступит время После. Те всадники, чьи семьи владеют цехами или холдами, смогут попросту вернуться к родным; однако всадникам, рожденным в Вейрах, таким, как Ф’лессан, придется искать другие пути. К счастью для Ф’лессана, он обнаружил у подножия высокого Южного хребта холд Предков Хонсю. Поскольку Вейры добились у Конклава, правившего планетой (хотя, возможно, это управление и не бросалось в глаза), согласия на то, что всадники могут брать себе пустующие холды Южного континента, Ф’лессан заявил свои права на Хонсю. Большей частью его аргументация основывалась на том, что он намерен отреставрировать и сохранить это обиталище Предков со всеми его сокровищами. Он использовал свое немалое личное обаяние и всю свою хитрость в разговорах с предводителями Вейров, лордами холдов и главными мастерами цехов, чтобы заранее удостовериться, что холд достанется именно ему. И, как только изумительный интеллект Искусственной Голосовой Информационной Поисковой Системы, то есть Игипса, и объединенные силы всех Вейров Перна изменили орбиту Алой Звезды, Ф’лессан начал проводить все время, свободное от обязанностей командира крыла в Бендене, на работах по восстановлению и обновлению Хонсю.
Ф’лессан никогда не был усердным учеником - его интересы, равно как и способность сосредоточенно мыслить, как правило, подчинялись одной цели: улизнуть с уроков и хорошенько повеселиться. Запечатление бронзового Голант’а заставило его наконец стать дисциплинированным: пренебрегать своим драконом он не мог. Приобретенное упорство и сосредоточенность привели к тому, что он стал одним из лучших всадников, и мастера Вейра ставили его в пример молодым.
Хонсю стал новой его страстью. Древний холд, украшенный великолепной настенной росписью главного зала, с самого начала обладал для молодого человека странной притягательностью: ему хотелось сохранить обнаруженные там древние сокровища и узнать как можно больше о его основателях и обитателях. С мальчишеской дерзостью, являвшейся отличительной чертой его характера, он назначил себя хранителем Хонсю. Он работал усерднее всех, разгребая грязь и мусор и восстанавливая первоначальный облик холда. Сегодня вечером он хотел разрешить одну загадку и специально выбрал это время для прихода в библиотеку Игипса, надеясь, что окажется здесь единственным читателем. Ему не хотелось, чтобы кто-то помогал ему в исследованиях или знал о них: страстное увлечение Хонсю шло вразрез с репутацией молодого всадника.
"Ты защищаешь Хонсю. Мне очень нравится бывать там, - сказал его дракон Голант’, устроившийся на жарком полуденном солнце вместе с другими драконами, чьи всадники прибыли на празднование Окончания Оборота. - Хорошие места, где можно погреться на солнце, чистая вода и множество жирных животных".
Ф’лессан, все еще тихо стоявший на пороге библиотеки, усмехнулся про себя: "Ты его нашел. И мы сохраним Хонсю. Он будет нашим".
"Да", - добродушно согласился Голант’.
Ф’лессан засунул летные перчатки в подаренную ему на праздник сумку: широкие отвороты перчаток, сшитых из кожи цеппи, были еще жесткими, несмотря на то, что вчера вечером он хорошо обработал кожу маслом. Сумку ему подарили Лесса и Ф’лар. Он редко думал о них как о матери и об отце: они были предводителями его Вейра - а это гораздо важнее, чем быть просто родителями. Тем не менее в день его рождения, в годовщину дня Запечатления - того дня, когда в его жизнь вошел Голант’, - и в день Окончания Оборота он всегда получал от них подарки. Ф’лессан не смог бы сказать, вызвано ли это тем, что его родители хотят напомнить ему о своем существовании, или тем, что они напоминают о сыне самим себе. В Вейре усыновление было в обычае: любой ребенок был окружен несколькими людьми, которые о нем заботились, и не обязательно то были его собственные родители. Когда Ф’лессан вырос, он понял, насколько легче такая жизнь, чем жизнь детей, воспитывавшихся в холдах. Ему повезло, что он родился в Вейре.
Он затолкал наконец перчатки в сумку, но все еще медлил входить в читальный зал. Ему не хотелось тревожить девушку, настолько погруженную в свои исследования, что она даже не замечала чужого вторжения.
"Не было еще никого, кому не нравилось бы твое общество", - заметил его дракон.
"Я не хочу нарушать ее сосредоточение, - ответил Ф’лессан. - Откуда нам знать, может быть, она изучает что-то, что поможет ей обрести новую профессию во времена, которые наступят После!"
"Драконы всегда будут нужны Перну", - твердо заявил Голант’.
Голант’ часто повторял это утверждение. Казалось, он сам себя уговаривает. Впрочем, возможно, убежденность бронзового дракона была искренней - или, скорее даже, это была убежденность Мнемент’а, поскольку огромный бронзовый Ф’лара пристально интересовался обучением и воспитанием всех бронзовых, вылуплявшихся на песке площадки Рождений Бендена, и сам был в некотором роде их наставником. Однако в планы Ф’лессана вовсе не входило становиться предводителем Бенден-Вейра и наследником Ф’лара. Ф’лессан искренне надеялся на то, что Ф’лар будет управлять Вейром по меньшей мере до конца этого Прохождения. Уже само по себе это стало бы для Ф’лара достойной наградой - если учесть, что ему удалось сделать с теми малыми силами, с которыми ему пришлось возрождать авторитет Крылатых. Жизнерадостному по натуре Ф’лессану больше подходила роль командира крыла, в особенности теперь, когда он заявил права на Хонсю. И, если предводители Вейра или, даже скорее, сам Ф’лар выступит с публичным заявлением, что, удалившись от дел, они с Лессой будут жить на Южном, никто не сможет оспорить право Ф’лессана на владение Хонсю-холдом.
В отличие от лордов-холдеров предводители Вейров не передавали власть по наследству. Примером вполне мог служить недавний случай, когда Р’март и Беделла Телгарские уступили власть над Вейром другим всадникам. Новыми правителями Вейра предстояло стать всаднику лучшего бронзового в Вейре и молодой королеве, которая первой поднялась бы в брачный полет. Ну а лучший бронзовый определялся как встарь: тот, кто сумеет догнать королеву. Д’фери, всадник бронзового Виллерт’а, теперь был предводителем Телгар-Вейра, а его госпожой стала Палла, всадница золотой Талмант’ы. Ф’лессан хорошо знал их обоих; он знал, что они станут хорошими предводителями и будут достойно управлять своим Вейром, пока с неба еще падают Нити.
"Если мы не возгордимся и не совершим тех ошибок, которые сделали Предки, - прибавил про себя Ф’лессан, - и если не станем рассчитывать на получение от холдов дани, которую они обычно платили Вейрам во время Прохождения. Во времена, когда Нитей больше не будет, не будет и десятины".
Движение в читальном зале привлекло его внимание, оторвав от раздумий. Девушка пошевелилась, ее сапоги царапнули каменный пол. Она сидела, склонившись над столом и опираясь на столешницу локтями. Мягкий рассеянный свет позволял хорошо разглядеть ее профиль; она поджала губы, сосредоточенно вчитываясь в лежащие перед ней бумаги, нахмурилась, потом вздохнула. Ф’лессан видел четко очерченную черную бровь, высокий лоб, длинный, но красиво очерченный нос; пожалуй, ее внешность нравилась молодому человеку. У девушки были отливающие медью каштановые волосы, коротко подстриженные на макушке, чтобы голова не потела под летным шлемом, но длинные на затылке: волнистая масса волос, аккуратно подрезанных на концах, спускалась до середины спины.
Внезапно девушка обернулась, словно вдруг ощутила чужое присутствие.
- Прошу прощения. Я думал, что буду здесь один, - прямо сказал Ф’лессан, делая шаг вперед. Его новые ботинки позволяли двигаться практически бесшумно.