Не обращая внимания на укоризненные взгляды Гиры и крики Нефертари, я сосредоточился на бесконечно малых психических манипуляциях внутри сознания чужой. Вдоль моего позвоночника побежал ручеек пота, что лишь мешало сосредоточиться. Подобные тонкие психические воздействия не давались мне естественным образом. Мои таланты лежали в области более жестоких методов.
Я пронзал своим шестым чувством ее мысли, полные беспомощного гнева, пробивая внешнюю оболочку ярости и более глубокие слои боли, все эмоции и воспоминания, чтобы нащупать внутреннюю механику нечеловеческого мозга.
И… вот оно: пряди биоэлектрической силы, соединявшие сознание с мышцами. Тысячи их связывали мозг с остальным ее телом. Было бы несложно отделить их грубым нажимом мысли. Но вместо этого я сжал их, помассировав невидимыми пальцами. Надавить в одном месте, ослабить в другом.
Биение ее сердца замедлилось. Глаза закрылись. Она упала на палубу - марионетка с обрезанными нитями и истощенным телом, - и я с облегчением неторопливо опустил руку.
Искусственный сон не продлился бы долгое время. Мне необходимо было утолить ее жажду. Она нуждалась в боли, питалась страданием. Чтобы она продолжала жить, другие должны были истекать кровью - иначе пустота по капле выпивала ее душу.
Воистину не существует более жалкой, проклятой богами расы, чем эльдары.
- Я хочу, чтобы ее покормили, когда она проснется, - произнес я вслух.
Гира глядела на меня немигающим взглядом. Она никогда не моргала.
- Я велю рубрикаторам притащить тридцать рабов на уровень входа в святилище и оставить их там в оковах.
"Это шторм. Неистовый круговорот в могиле рождения Младшего бога".
Я бросил взгляд вверх, на пластинчатую защиту, скрывавшую из вида пустоту. Я слышал ее - вопли потерянных душ, сопровождавшие продвижение корабля к пункту назначения. А также чувствовал ее, ощущал, поскольку есть опасности, которые невозможно игнорировать. Шторм, в котором мы шли, был чем-то из мифических кошмаров. Бог, погубивший расу Нефертари, высасывал из нее жизнь, взывая к душе, которую Ему задолжали.
"Ты рискнул идти через варп, - с нажимом передала Гира. - Здесь? Сейчас? В этом шторме?"
Я посмотрел на волчицу, что, крадучись, кружила возле меня. Существо превосходило по размеру большинство настоящих волков, да и множество других деталей не совпадало. Гира могла бы целиком проглотить ребенка.
"Я едва ли стал бы открывать Гнездо, зная, что она может сбежать", - ответил я.
Больше ни разу. Чтобы прекратить прошлую бойню, понадобилось три дня.
"Почему ты здесь? Что это за тайная близость между вами?"
"Ты настолько слеп к потребностям тех немногих, кто тебе предан?"
Очевидно, так и было.
"Так просвети меня".
"Я - единственное живое существо на борту этого корабля, чья боль никогда не поддержит ее. Когда ее мучит жажда, моя близость не подпитывает ее страдание. А она - единственная из смертных, кого мне запрещено уничтожить. Когда мне хочется есть, рядом с ней я не чувствую соблазна".
Я задался вопросом, в какой мере эта фраза принадлежала волку в сердце Гиры, а в какой - демону в ее голове. Это звучало почти так, словно зверь говорил о товарище по стае.
Гира почувствовала мое любопытство и ощерилась, с резким щелчком сомкнув челюсти.
"Не смейся надо мной. Твоя кровь будет очень приятна на вкус, колдун".
"А вот этого вкуса, моя любимая волчица, тебе никогда не узнать".
Глава 7
ОРЕОЛ
Я уже привык к скрипу пера Тота по пергаменту. Это шорох стал фоном моей теперешней жизни, совсем как когда-то, давным-давно, им был непрерывный гул громадных двигателей "Тлалока".
После "Тлалока" был "Дух мщения". А после него - "Крукал'Рай", известный Империуму под именем "Планетоубийцы". Каждый из них обладал собственной песнью механизмов, и она в какой-то степени умиротворяла. Скоро мы доберемся до той части моей летописи, когда мы ступили на палубы "Духа мщения". Это приятные воспоминания. Времена единства. Времена братства.
Прошлой ночью ко мне приходили мои пленители. Они явились с вопросами, вызванными, вне всякого сомнения, теми воспоминаниями, что я уже им передал. Первое, с чего они начали, - изложение длинного перечня имен и титулов, приписываемых мне - моим деяниям и побоищам, учиненным армиями, которые маршировали под моим знаменем. Звучало несколько тожественных голосов. Суд вершили мужчина, женщина, юноша, старик. Единственное, что их объединяло, - абсолютная искренность интонаций.
Они безостановочно зачитывали сотни титулов. Сотни. Сколько прошло веков с тех пор, как в Империуме произносили вслух мое подлинное имя?
Отрезвляющая мысль.
Мои пленители перечисляли титулы, и большую часть из них я в той или иной форме уже слышал раньше. Это были проклятия, которые выкрикивали небу мои враги в руинах городов, сожженных моими воинами. Имена, которые безоружные и невинные произносили в молитвах, заговорах и благословениях, надеясь, что я никогда не возникну из тьмы, будто некое мифическое чудовище.
Некоторые из этих имен были образны до мелодраматизма и неимоверно пышны, другие же знали только в одном городе или на единственной планете. Многие - и они вызвали у меня улыбку - были присвоены за зверства, совершенные армиями моих братьев по приказу других моих братьев. Почти дюжина перечисленных расправ произошла на планетах, где я никогда не бывал. О трех опустошенных мирах мне вообще не доводилось слышать.
Последовали вопросы от людей, привыкших получать ответы. Их речь была спокойной и размеренной. Эти мужчины и женщины сотни лет вырабатывали в себе устойчивость к ереси, окружая собственные души броней пренебрежения. Они презирали меня, однако не боялись. Разумеется, в этом состояло еще одно проявление их невежества. Они не боялись меня, поскольку не знали по-настоящему, с чем имеют дело.
Они задавали свои вопросы, но я умолк, размышляя о сотнях имен, которыми они меня наделили. Было бы приятно видеть их, соотнести лица с голосами. Еще лучше было бы почувствовать их, потянуться к ним тайным зрением. Но при всей своей наивности и невежестве они не были глупцами. Они знали, как удерживать меня в плену.
- Все эти имена, - произнес я, спокойно выдохнув.
Мои инквизиторы замолчали. Единственный звук, перекрывавший их тихое дыхание, издавало перо Тота, продолжавшее скрести по пергаменту.
- Империум построен на поклонении неведению. Я говорю так без намерения оскорбить. Неведение поддерживает стабильность, а стабильность сохраняет Империуму жизнь. Насколько мирным стало бы людское стадо численностью в бессчетные триллионы, узнай оно, что находится по ту сторону пелены реальности? Насколько покорны были бы они, если знали хотя бы тень правды? Неведение - это необходимое зло для империи.
Они не стали спорить. Мои хозяева слишком умны, чтобы утруждать себя ложью.
- Вы утратили так много знаний, что я едва в силах понять, где заканчивается ваше невежество и начинается невинность. Опять же я не желаю оскорбить. Просто таково положение дел. Вы дали мне сотни имен и перечислили сотни войн. Большинство - мои. Многие - нет.
- Вы называете меня Архиеретиком Ангелус Порфира. Но я никогда не видел этого мира, ни разу. Называете Зарафистоном так, будто ваша осведомленность должна вызвать у меня благоговейную дрожь, однако Зарафистон - это не имя, данное при рождении. Это титул, впоследствии сросшийся с личностью. И вы именуете меня Игетмором, но Игетмор - это даже не имя. Это выражение из забытого языка мертвого мира. Оно означает "ткач" или "пронзатель" варпа. И, как оказалось, я не единственный воин, носивший этот титул. Похоже, что этим именем сознательно и по собственной прихоти наделяют любого, за кем в данный момент охотится Империум. Начинаете понимать, что я имею в виду?
- Какого языка? - спросила одна из женщин. - С какого мира?
- Корневое наречие хтонийское. Я говорю на нескольких его диалектах. Сама планета называлась Хтония. Я кратко упоминал о ней, рассказывая о наследии Фалька.
- Еще до твоих воспоминаний мы знали о Нечестивой Хтонии, сгинувшей за эти десять тысячелетий.
В том, как она произнесла название планеты, было нечто особенное. В ее голосе слышалась такая непоколебимость, такая абсолютная уверенность, что она владеет ключами от царства. Сколько закрытых архивов пришлось расшифровать этому инквизитору, чтобы вырезать оттуда крошечный кусочек запретного знания? Насколько отчаянно пытался Империум вычистить все записи о Предавших легионах?
И все же насмешка над их невежеством означала бы непонимание масштабов Империума и его десятитысячелетней приверженности притворству, будто прошлого никогда не было.
- Ты затягиваешь, - укорил меня один из мужчин. - Расскажи нам, как Сыны Хоруса получили свое новое название. Расскажи, как они стали Черным Легионом.
Сперва мне нечего было ответить. Я не был уверен, что вопрос задан искренне.
- Я обещал, что расскажу, как погибли Сыны Хоруса и родился Черный Легион. Я никогда не говорил, что первое стало вторым.
Однако он еще не закончил. Ему тоже было что процитировать из священных текстов.
- Вот что написано Гадателем Дианфоном: "Итак, изгнанные со Святой Терры и навеки воцарившиеся в преисподней, Сыны Хоруса, вероломный Шестнадцатый, стали Черным Легионом".
A-а. Все вдруг стало понятно.
- Позором с тенью преображены, - тихо проговорил я самому себе. - В черном и золоте вновь рождены.
- Что?
- Я же говорил вам - началу предшествовал конец. Сыны Хоруса никогда не правили в Оке. Их призраки не командовали ничем, кроме склепов, в которые превратились их боевые корабли. Их тени правили павшими крепостями. Сыны Хоруса умерли десять тысяч лет назад. Я знаю. Я наблюдал, как это произошло. Они были Шестнадцатым легионом. Но Черный Легион не был основан Императором и никогда не сражался в его славу. У него нет номера. Номерами наделяли лишь легионы Великого крестового похода, а мы, о мои имперские друзья, мы - легион Долгой Войны.
Пять месяцев мы шли, готовились и залечивали раны.
Каждое утро по бортовому времени я тренировался с Леором в клетках для поединков, топор против топора. Иногда на нас бесстрастно глядел Ашур-Кай, порой же выжившие братья Леора наблюдали и радостно вопили, когда один из нас наносил особенно изящный или жестокий удар. Они никому не отдавали предпочтения и хвалили все стоящие удары, а не только подбадривали своего командира. Это вызывало у меня восхищение.
Вокруг них часто проявлялась боль, раскалывавшая их черепа. Когда церебральные имплантаты вгрызались по-настоящему глубоко, из пустоты возникали мелкие трепещущие духи-частицы страдания, которые ползали по броне Пожирателей Миров. Эти безмозглые импульсы воплощенного страдания носились по красному керамиту, словно ящерицы, а затем снова растворялись в насыщенном варпом воздухе. По большей части легионеры вообще не обращали внимания на эти несущественные явления - возникновение малых демонов эмоций едва ли являлось редкостью в Оке - но особенно часто мелкие бестии кишели на помощнике Леора, воине по имени Угривиан. Как-то раз я увидел, что тот съел одну из них. Крошечное змееподобное создание билось в его кулаке, пока он не откусил щелкающую зубами голову и не проглотил лакомство, издав низкий смешок.
- Ты же знаешь, что Нерожденные не годятся нам в пищу, - заметил я.
Угривиан заглотил остаток извивающегося белого тельца. Я наблюдал, как тварь билась в его пищеводе, вспучивая мышцы шеи, пока не провалилась в желудок.
- Хайон, ты хорош на топорах, и я это уважаю. Но ты слишком высок и могуч, чтобы признать: нет лучшего способа оскорбить врага, чем превратить его в дерьмо после того, как ты с ним покончил.
К своему стыду, я рассмеялся.
- Угривиан, ты омерзителен.
- Омерзителен. Честен. - Он пожал плечами. - В этом проклятом богами месте это одно и то же.
Ашур-Кай отвергал все предложения поединка. Я принимал их вместо него, часть выигрывал, часть проигрывал и всегда наслаждался жаром боевого пота, омывавшего тело. Мне этого не хватало, я слишком долго жил в обществе одних лишь рубрикаторов.
Никто из нас не говорил о дурацком стремлении Фалька отыскать Абаддона и "Дух мщения". Никто не говорил о Лучезарных Мирах.
Однажды утром, когда мы с Леором стояли в изнеможении после схватки, продлившейся четыре часа и завершившейся яростной ничьей, я увидел, как из дверей зала за нами наблюдает Нефертари. Вдали от шторма она исцелилась, утолив свою мучительную жажду за счет посланных ей мною рабов. Однако она все равно редко покидала Гнездо. В то утро она покачала головой, забавляясь только что увиденным спаррингом, и покинула нас, не получив вызова.
Покрытое шрамами лицо Леора было залито потом.
- Твоя мерзкая чужая наблюдала за нами.
- Наблюдала.
- Я мог бы ее победить.
- Нет, - честно ответил я. - Ты бы не смог.
Спустя несколько дней в ходе поединка, где мы пользовались только не активированными боевыми клинками, он испытал старинный и прославленный трюк: попробовал отвлечь мое внимание.
- Мне нравится твой топор, - сказал он в паузе между столкновениями клинков.
- Что?
- Твой топор. Он мне нравится. Я его хочу.
Я разучился искусству простой беседы, да и никогда не был особенно одарен в этой области. Как и большинство из Легионес Астартес.
- Помнишь, как я нашел тебя на Просперо? - усмехнулся он. - Лежащим поверх мертвых Волков и сжимающим в руке топор того большого ублюдка. Волк-чемпион, которого ты убил, - напомни-ка, как его звали?
Пока я отвечал, он отступал, пытаясь воспользоваться своим трюком и выиграть место для маневра. Однако я двигался за ним - клинок к клинку.
- Эярик Огнерожденный.
Я знал об этом, так как имя было выгравировано на самом Саэрне. А еще Волк выкрикивал его, пытаясь убить меня. Вне всякого сомнения, он хотел, чтобы моя тень отправилась в загробную жизнь, зная, кто стал причиной ее гибели.
- Они все делали не так, как остальные из нас, да? У них даже имена были безумные.
- Это было духовное имя. Они пользовались ими как…
- Мне плевать на их оправдания, - проворчал Леор, когда наши ножи сцепились.
Мы сошлись, глаза в глаза, пока он не отшвырнул меня на несколько метров назад. Поединок продолжился.
Минут через десять он ни с того ни с сего произнес:
- Благодарю.
Умно, умно. Я чуть не опустил клинок.
- За что ты меня благодаришь?
- За то, что вытащил меня с того корабля.
- Не за что. Если хочешь, мы можем провести еще формальные похоронные обряды для твоих погибших в битве братьев.
- Похоронные обряды. - Его изуродованное лицо рассекла бронзовая ухмылка. - Хайон, война добирается до всех. Нет смысла упиваться горем. У вас, тизканцев, всегда был такой пунктик, а? Делать из горя искусство. Искусство жалости к самим себе.
Он не дал мне ответить.
- А кто такой Телемахон? - поинтересовался он.
- Старинный враг.
- Это очевидно, иначе ты бы не заставил меня волочить его полумертвое тело через твои магические ворота.
- Прошу, не называй это магией.
Он ухмыльнулся, и наши клинки опять скрестились.
- Ну, так потешь меня. Я всегда не прочь обзавестись новым объектом для ненависти. Кто он такой?
- Враг с Терры. - Я подозревал, что этого ответа будет достаточно, чтобы навести его на верный путь, и оказался прав.
- А-а… - зло рассмеялся Леор. - Предполагалось, что капитан Лирас и те пурпурные ублюдки из Пятьдесят первой роты поддержат тебя, да? А они бросили вас трепыхаться на ветру и не выпустили по стенам дворца ни единого болта.
Эта история не была чем-то из ряда вон выходящим. Сотни отрядов во всех Девяти легионах приступили к Осаде Дворца Императора, но обнаружили, что III легион нарушил строй и вышел из боя. Пока мы сражались и умирали на стенах последней твердыни войны, Дети Императора разоряли колыбель человечества, наслаждаясь убийством беззащитных или обращая их в рабство.
Думаю, именно в тот день большинство из нас поняли, несмотря на все безумие той войны, насколько глубоко пал III легион. Не поддался богам. Нет, этому нельзя "поддаться", разве что по незнанию. Я имею в виду, они опустились до того, что в первую очередь преследовали собственные желания. Отбросили все амбиции ради удовлетворения смертных страстей. Вот подлинное, настоящее падение.
- Ты многих потерял на Терре? - спросил Леор.
- Да, - признал я.
Мы оба тяжело дышали. Оба боевых ножа затупились и зазубрились почти до полной непригодности.
- Очень многих.
- Мы оба, колдун. Столько планирования, да? Столько военных советов на борту "Духа мщения". Самые продуманные замыслы наших отцов превратились в мочу, стоило только нашим подошвам коснуться святой земли. После того боя мне доводилось видеть более крупные сражения, но поражение никогда не ранило сильнее, чем в тот день.
Боль в его голосе была такой реальной, такой искренней, что я сделал шаг назад, давая ему передышку. Это заслуживало более рассудительного и полного обсуждения, чем…
Его локоть угодил мне в щеку, швырнув меня на пол.
- Слишком просто, - сказал Леор. - Это по-тизкански: отвлекаться на сантименты и меланхолию. Понимаешь, что я подразумевал под превращением горя в искусство?
Я принял его протянутую руку, и он помог мне подняться.
- Урок усвоен.
Сперва мы направлялись на безопасную нейтральную территорию. Для нас это означало Галлиум. ХаШерхан, моя группировка, не имела собственного родного порта, но Галлиум был близок к этому. На орбите над богатым минералами шаром с оболочкой из охряных облаков располагался Ореол Ниобии, небесная крепость Правительницы Кераксии. В прошлом мы несколько раз вели с ней дела. Я соответствовал ее взыскательным стандартам, и она всегда платила чрезвычайно хорошо.
Чтобы добраться до Галлиума, потребовалось пять месяцев, на протяжении которых мы быстро рассекали волны эфира. Пространство Ока не является ни реальным, ни нереальным - это невозможное сочетание того и другого, и на их пересечении возникает третья стихия, располагающаяся между законами физики и миром фантазий и кошмаров. Наше напоминающее чистилище царство - такое место, где сама реальность отзывается на капризы разумов смертных. Эмоции и мысли преображают затронутую варпом материю. Вокруг вас появляется то, что вы представляете. Происходит то, о чем вы думаете. Требуется некоторая сила, чтобы попросту не уничтожить самого себя непослушной мыслью, но со временем мы приспособились.
Я сокращу описание, чтобы было понятно и тем, кто никогда не ступал в эмпиреи - место встречи богов и людей. Имперские провидцы и астропаты нередко заглядывают слишком далеко, слишком глубоко и страдают от последствий этих проникновений в бездну. Они лишаются рассудка и вопят о невероятных картинах, объявляя их панорамами загробной жизни.