Глава 5
Эрнольв не любил бывать в конунговой усадьбе Аскегорд, и на то имелось немало причин. Еще когда они с Халльмундом были детьми, бабка Торфинна, сестра старого конунга Тородда, отданная замуж за их деда Халльварда, часто приводила внуков в гридницу конунгова двора и рассказывала обо всех предках, живших тут и правивших фьяллями. "И вы могли бы править, если бы ваша родня оказалась чуть порасторопнее!" – неизменно прибавляла она в конце. Еще до появления сыновей Хравна на свет произошла какая-то темная история: бабка будто бы подбивала деда захватить власть, когда ее брат Тородд конунг ушел в заморский поход и, по слухам, погиб, и будто бы часть фьяллей готова была признать Халльварда из Пологого Холма своим конунгом… Но то ли дед не решился, то ли Тородд конунг неожиданно вернулся, – короче, конунгом остался Тородд, а род из Пологого Холма остался в Пологом Холме. С головами на плечах, что тоже совсем неплохо. Но всю жизнь при виде этой гридницы, разделенной на две половины стволом огромного ясеня, росшего из пола и уходившего кроной выше крыши, Эрнольву делалось не по себе – как будто ему показывали вещь, которую он пытался украсть.
Сейчас в гриднице было людно и дымно от множества факелов. Развешенное на стенах оружие наполняло все помещение резкими железными отблесками, и Эрнольв жмурил единственный глаз, чтобы этого не видеть.
– Сегодня мы пируем здесь в последний раз, – разносился по гриднице негромкий, слегка небрежный, но уверенный голос Торбранда конунга. – Через три дня я еду на север. За осень и начало зимы мы успеем объехать всю страну, и к середине зимы у нас будет войско, с которым нас уже не будет ждать неудача. Я хочу еще раз услышать, все ли едут со мной.
– Все! Мы едем с тобой, конунг! Пусть у нас будет одна судьба с тобой! – вразнобой, громко, с преувеличенной решимостью отвечали десятки голосов. – Среди нас нет трусов!
– Хотел бы я поглядеть на того, кто ни во что не ставит свою честь и может спокойно спать, проглотив такое поражение и позор! – с вызовом крикнул со второго почетного места Хродмар ярл, сын Кари ярла из усадьбы Бьерндален.
В последние месяцы он утвердился на этом месте так надежно, что любой удивился бы, увидев напротив конунга кого-то другого. Не верилось, что именно этот человек так отчаянно рвется вновь и вновь испытывать свою удачу, которая в последнее время решительно повернулась к нему спиной. Еще в начале этого лета ни одна женщина не могла пройти мимо Хродмара сына Кари, не оглянувшись: он был красив, как сам Бальдр*, весел, как Эгир*, говорил кеннингами* и смеялся над попытками невежд разгадать смысл его речей. Однако злая судьба подстерегла его сразу на всех дорогах: переболев "гнилой смертью", он тоже стал уродливее тролля. Полюбив девушку и обручившись с ней, он навек лишился невесты после того, как ее отец, квиттинский хевдинг Фрейвид, стал смертельным врагом Торбранда конунга. В том злосчастном походе Хродмар потерял отличный корабль, подаренный Торбрандом конунгом. Казалось бы, смирись, приноси жертвы и жди, когда счастье вернется. Но Хродмар не желал смиряться. Он этого просто не умел.
– По-моему, не все в этом доме хотят идти с нами, конунг! – громко сказал Хродмар. – Я не слышал ваших голосов, Хравн и Эрнольв из усадьбы Пологий Холм!
Повернув голову, Эрнольв наткнулся на пронзительный, вызывающий взгляд голубых глаз Хродмара. Знакомые ясные очи ярко сияли на новом, еще непривычно уродливом лице и смотрели будто из-под личины. Хродмар остался так же горд и самоуверен, как прежде, но стал более суров и непримирим нравом. Раньше все вокруг были его друзьями, а теперь многим приходилось опасаться, как бы не попасть в число врагов.
– Вот-вот, родич, спроси у них! – крикнула с женского стола йомфру Ингирид, разряженная, как на собственной свадьбе. – Что-то дома я не слышала разговоров о близком походе!
Хравн не хотел брать воспитанницу на пир, но та обещала явиться пешком в обход фьорда (на что понадобилось бы не менее двух суток) и всем рассказать, как дурно с ней обращаются в доме воспитателя. Ее род был гораздо лучше нрава: она приходилась побочной дочерью Бьяртмару Миролюбивому, конунгу раудов, а Торбранду конунгу, соответственно, двоюродной сестрой. Вот только держать Ингирид в доме он не захотел и спровадил к другим родичам – Хравну и Ванбьерг.
– Я тоже не слышал от вас о желании идти в новый поход, – спокойно сказал Торбранд конунг, знаком велев остальным замолчать. Его лицо с длинным носом и тонкими губами выглядело невозмутимым до равнодушия, блекло-голубые, почти бесцветные глаза смотрели холодно, и только соломинка в уголке рта подрагивала, выдавая душевное беспокойство. – Может быть, ты, Хравн хельд, не веришь в мою удачу? Или твой сын хочет просидеть весь век дома с женщинами, вместо того чтобы мстить за брата?
Хравн вздрогнул, и Эрнольв вскочил, чтобы опередить отца, не дать ему ответить.
– Если бы кто-нибудь другой обвинил меня в подобном, конунг, то больше ему не пришлось бы обвинять никого и ни в чем! – твердым, чуть прерывающимся от сдержанной ярости голосом воскликнул Эрнольв. – Но я не верю, что ты хочешь обидеть своего родича. Ты знаешь, что это не так!
– Нет, я не знаю. – Торбранд конунг немного переменил положение, передвинул соломинку в другой угол рта и выжидающе посмотрел на Эрнольва, как будто готовился слушать долгую сагу. – Я все еще не понял, почему ты, Эрнольв, и твой отец не хотите мстить квиттам, которые и вам причинили немало бед. Что с твоим лицом, Эрнольв? Почему у тебя только один глаз? И где твой брат Халльмунд, почему его нет среди нас? Молчишь? – Торбранд оперся на подлокотники кресла и наклонился вперед, голос его окреп и возвысился. – Среди нас нет рабов, чтобы торопиться с местью, но нет и трусов, чтобы откладывать ее до никогда! Мы соберем войско и разобьем квиттов раз и навсегда! Я отомщу за мою жену и сыновей, за мою дружину, за мои корабли! Неужели ты не пойдешь со мной?
Хирдманы и гости в гриднице замолкли, даже женский стол притих. Все ждали ответа Эрнольва, но тот молчал, отчаянно пытаясь собраться с мыслями, найти слова для тех противоречий, которые мучили его со дня возвращения. Да, и глаз у него остался один, и брат погиб – но кому же за это мстить? "Гнилую смерть" на Аскефьорд наслали ворожбой квитты, и чудовищного тюленя вызвала из пучин какая-то квиттинская ведьма, при упоминании о которой Хродмара передергивает. Эту ведьму, а заодно и всех квиттов, считают своими врагами Хродмар, Торбранд и еще многие другие, кому хочется добычи и воинской славы. Но зачем напрасно вести людей на гибель, если боги не с нами?
Эрнольв чуть не застонал от тоски: Халльмунд на его месте живо нашел бы нужные слова, убедил конунга, заставил бы всех смотреть себе в рот. Халльмунда невозможно было остановить, он мчался вперед неудержимо, как морской вал в бурю. А Эрнольва давили и оглушали десятки глаз, устремленных на него с вызовом и недоброжелательством. "Кто ты такой и почему смеешь стоять у нас на пути? – вопрошали они. – Как ты смеешь думать, что ты один прав, а мы нет?"
– Я никогда не звался трусом… – начал Эрнольв, поскольку молчание становилось невыносимым, и по старой привычке прижал к груди золотой полумесяц. – Я не боялся идти в битву, если в ней есть надежная цель…
И вдруг что-то случилось в глубине его души: словно треснул лед и проснулся весенний родник. Новая сила хлынула в жилы, Эрнольву стало легко, как будто сама валькирия взяла его в объятия и понесла над землей; слова, мгновение назад тяжелые и редкие, вдруг взвились целым роем и кинулись на язык, толкаясь и тесня друг друга.
– Я слышал, что в древние времена прославляли конунгов, которые сумели сами выбрать час своей смерти! – громко и быстро заговорил Эрнольв, чувствуя, что какая-то теплая и мощная волна несет его помимо воли. – Один даже умудрился сжечь себя в доме вместе с дочерью и дружиной, потому что не хотел уступить в битве многочисленным врагам. Но мне не думается, что и в наше время такого человека назовут героем, а не трусом и глупцом, который сам завел в ловушку себя и дружину и побоялся даже взять в руки оружие. Доблесть – великое достояние, но и ум никому еще не мешал. И тебя, Торбранд конунг, никогда еще не называли неосторожным. Да, только раб мстит сразу: ведь дело мести нужно как следует подготовить. Важнее этого долга у высокородного человека нет ничего. Но спроси сам себя: кому ты собираешься мстить и хорошо ли готов к этому? Наши враги – квиттинские ведьмы и чудовища. Разве у нас есть умелые и могучие колдуны, чтобы бороться с квиттинскими ведьмами? Разве у нас есть хотя бы одно знамение от богов, что они одобряют нашу войну и не лишат нас удачи? Знамений неудачи мы видели гораздо больше. И не обвиняй меня в трусости – я хочу лишь одного: чтобы твои силы и силы племени фьяллей не растрачивались по-пустому.
– Я и не хочу тратить силы впустую, – ответил Торбранд конунг, быстро двигая соломинку из стороны в сторону. В его голосе было удивление: он не ожидал от Эрнольва такого красноречия. – Я больше не пойду с маленькой дружиной, надеясь разгромить только одну усадьбу и уничтожить ведьму, которая все это начала. Всю осень и начало зимы мы будем собирать войско. Мы разобьем самого квиттинского конунга Стюрмира, и больше ни одна ведьма, сколько их ни есть, не посмеет замыслить что-то нам во вред. А что касается знамений…
– То откуда же им взяться, добрым знамениям? – снова заговорил Эрнольв, вклинившись в первую же заминку Торбрандовой речи. – Может быть, я позабыл: зачем твои ярлы Модольв и Хродмар плавали в начале лета на Острый мыс?
– За железом! – ответил сам Хродмар. – И мы его привезли!
– Даже самое лучшее оружие ломается, – продолжал Эрнольв. – Нам понадобится еще, а где мы его возьмем? Ты задумал слишком большую войну, конунг. Я не знаю, с чего она началась, но теперь она разворачивается уж слишком широко.
– Квитты сами хотели этой войны! – подал голос Модольв ярл, на круглом добродушном лице которого сейчас отражалась непривычная суровость. – Когда мы были на Остром мысу, в усадьбе Гримкеля Черной Бороды, мы видели мало дружелюбия. А у Гримкеля на языке всегда то, что на уме у его родича Стюрмира конунга. Они не хотели продавать нам железо. Если бы мы не напали на них, они сами напали бы на нас.
– А нашим бондам хватает железа, чтобы обрабатывать землю! – сказал Эрнольв. – Если ты позовешь их на войну, мало у кого хватит духу отказать тебе, конунг, но кто останется выращивать ячмень? С тобой охотно пойдут ярлы и хирдманы, но бондов едва ли обрадует твой призыв.
– Он обрадует всякого, кто не трус! – крикнул Хродмар ярл. Сам он трусом не был, а собственные стремления не давали ему задумываться о нуждах кого-то другого.
– Многие бонды следующей весной смогут засеять свою пашню серебряными эйрирами, – сказал Торбранд конунг, и дружина, уставшая от напряженного спора, встретила его слова радостным гулом. – И сейчас я хочу услышать от тебя только одно слово, Эрнольв сын Хравна: ты пойдешь со мной?
– Да, – одним словом ответил Эрнольв и сел на место.
По дороге домой Эрнольв молчал и только налегал на весло. Он сам удивлялся, откуда все это в нем взялось: ярость, готовность спорить, находчивость, напор, вера в свою силу противостоять многим – все то, чего ему раньше так не хватало. Эрнольва никогда не называли робким или неуверенным, он не стыдился себя и мог спорить с каким-нибудь одним человеком, пусть даже очень знатным, вроде того же Хродмара. Но раньше ему и в голову не приходило, что один человек может спорить со всеми. Один не может, не имеет права быть правым, когда все ошибаются. "Пусть они ошибаются – я лучше ошибусь вместе со всеми, чем останусь в одиночестве своей правоты", – примерно так рассуждал раньше Эрнольв. Собственное красноречие и решимость, так удивившие конунга, еще больше удивили его самого. Оказывается, можно и по-другому. Можно спорить, можно что-то доказывать… Но идти в поход все равно придется.
– Что-то ты сегодня был красноречив на редкость! – приговаривала Ингирид, сидевшая на носу большой лодки. Она куталась в плащ, выставив наружу только розовый от вечерней прохлады носик и блестящие ехидным задором глаза. – Как будто тебе шептал на ухо сам Один! Уж не влюбился ли ты в кого-нибудь? – вдруг сообразила она и подалась поближе к Эрнольву, пытаясь разглядеть в сумерках его лицо, но тот в досаде отвернулся. – Если в Эренгерду, то даже и думать не смей! – Ингирид хихикнула. – И совета умнее тебе не подаст ни один из богов. Эренгерда слишком хороша, чтобы согласилась пойти за такого уро… такого красавца, как ты. А Кольбейн задумал выдать ее за конунга. Пусть меня возьмут тролли, если это не так! Бедный мой братец Торбранд конунг! Спасите меня боги от таких родичей, как Кольбейн Косматый и Асвальд Сутулый! Впрочем, надеюсь, ко времени их свадьбы меня здесь уже не будет.
– Я надеюсь, тебя здесь не будет гораздо раньше, – только и ответил Эрнольв.
Торбранд мог бы любить их и побольше: Хравн и Ванбьерг оказали ему немалую услугу, согласившись держать Ингирид у себя в доме.
К тому времени, когда лодка пересекла фьорд и Хравн с сыном дошли до дома, Эрнольв уже успокоился и даже приободрился.
– Может, совсем не плохо, что я тоже пойду в этот поход, – говорил он матери и Свангерде после того, как Хравн рассказал о его горячей речи. – Ведь нужно найти второй полумесяц. Половинки, конечно, притягиваются друг к другу, но едва ли вторая придет сюда сама, если я буду сидеть на берегу и смотреть на море. Удачу испытывают только в пути и только в пути находят. Я пойду с конунгом на Квиттинг и найду того, кто носит наш амулет.
– А если он давно продал свой полумесяц? – предположила Свангерда. – А если он будет переходить из рук в руки? Ты потратишь на поиски всю жизнь.
– Нет, не думаю. – Эрнольв покачал головой. – Тордис сказала, что тот человек носит полумесяц. А если он надел его на шею, то снять будет нелегко. Притяжение дает о себе знать, даже если носящий понятия не имеет, что половинок две и что где-то есть вторая.
– Я не думаю, что эти поиски будут легкими, – сказала фру Ванбьерг. Ей очень не нравилась эта затея, и решенный отъезд сына сильно огорчил хозяйку. – Как ты будешь искать? Ведь на войне не до поисков.
– А как же Хродмар? – В душе Эрнольва опять шевельнулся источник красноречия. – Ему еще труднее. Он вызвал на поединок сына квиттинского конунга и назначил встречу в день Середины Зимы*. Как он поедет туда? А как будет искать свою невесту? Хотя и говорят, что свадьбе теперь не бывать, но уж слишком яростно он рвется на Квиттинг. Наверняка надеется ее разыскать.
– Э-э, на Хродмара ты не гляди! – Фру Ванбьерг махнула рукой. – Хродмар богат удачей, а о нас этого теперь не скажешь. Так что его меч нам не по руке.
– Что-то не видно его удачи, – не сдавался Эрнольв. – Он был красивее всех, потому из-за "гнилой смерти" потерял гораздо больше, чем я. И я не сватался к дочери квиттинского хевдинга. И родство с конунгом я не потеряю, пока мы оба с ним живы.
– Зато у Хродмара два глаза! – вставила ехидная Ингирид.
Эрнольв не ответил, глядя на Свангерду, сидящую на скамье напротив. Она опять засмотрелась в стену, забыв про общий разговор, но, почувствовав взгляд, тихо вздрогнула, очнулась и виновато улыбнулась. Хродмар еще может вернуть свою квиттинскую невесту. Но и для Эрнольва все может сложиться гораздо удачнее, чем обычно бывает у людей, потерявших братьев. Когда он вернется из похода, Свангерда уже перестанет горевать и сможет подумать о новой любви. Вот только захочет ли она его ждать?
Когда все расходились спать, фру Ванбьерг задержалась на пороге хозяйского спального чулана, пристроенного к гриднице, и окликнула Эрнольва. Он обернулся.
– Знаешь, что я думаю? – загадочно и немного неуверенно сказала фру Ванбьерг.
– Что? – спросил Эрнольв, ожидая знакомых слов о необходимости скорее справлять свадьбу и готовясь ответить на них улыбкой.
– Тот человек, который носит второй полумесяц, должно быть, большой спорщик!
Мать скрылась в спальном покое и закрыла дверь, а Эрнольв остался стоять у порога, обдумывая, что же это значит.
В первую ночь после похода к кургану Стролинги не ложились спать, а до рассвета просидели с оружием возле горящего очага, ожидая, что мертвец явится требовать свое добро назад. Но он не пришел – должно быть, потеря сокровищ и правда подорвала его силу. Утро усадьба Хьертлунд встретила ликованием, торжествуя победу.
– Ну, что я говорил! – восторженно кричал Кольбьерн хельд, и его радостный голос достигал самых дальних уголков дома. – Чтобы мы, потомки Старого Строля, и не одолели какого-то жалкого вонючего дохляка! Больше ему не гулять у нас на дворе! А если явится, то мы быстро заставим его голову расти из зада!
Счастливые своей победой Стролинги не замедлили оповестить о ней всю округу. Кольбьерн хельд даже думал устроить пир, но умный Хальм намекнул брату: пока мертвец не уничтожен, такое торжество преждевременно. Потеря части сокровищ уменьшила его силу, но не обезвредила совсем: Старого Оленя несколько раз видели бродящим вокруг усадеб, хотя трясти столбы и взбираться на крыши он больше не пытался.
Вигмар узнал о славной победе от Гейра, встреченного на усадьбе Боярышниковый Холм, куда сам Вигмар заехал заказать тамошнему кузнецу новое копье взамен утопленного на побережье.
– Тебе стоит поторопиться, если ты не хочешь опоздать! – весело сказал Гейр, показывая золотое кольцо у себя на пальце. Обычно сдержанный, сейчас он улыбался во весь рот, еще больше подтверждая этим необычность события. – Мы уже привезли домой золото из кургана.
– А голову мертвеца вы привезли? – почтительно поинтересовался Вигмар.
– Теперь и до этого недалеко!
Вигмар усмехнулся, но ничего не сказал. Он как будто вовсе не верил в такую возможность.
– Что ты смеешься? – обеспокоенно воскликнул Гейр. Лисица, конечно, был пристыжен их успехом, но не так сильно, как хотелось бы. – Тебе легко веселиться – тебя-то мертвец не хватал за ноги!
– А я не был так глуп, чтобы лезть к нему ногами вперед! – весело ответил Вигмар.
– Наверное, ты знаешь какой-нибудь другой способ! – с азартом воскликнул Гейр, с удовольствием предвкушая, что сейчас-то Лисица не найдет ответа. – Может быть, ты сумеешь встать на его тайные подземные тропы? Или найти еще какой-нибудь путь с ним расправиться? Только имей в виду: прежде чем вызывать на бой, мертвеца нужно лишить золота. Мы забрали немало, но еще больше осталось. Может быть, ты заберешь остальное и его голову в придачу? Правда, достойного оружия у тебя больше нет – ведь в жаркой схватке твое копье так раскалилось, что ты отдал его остудить морским великаншам*. Вот, кстати! У нашего ночного гостя есть отличное копье! Ты не видел? Оно все в золоте и сверкает в темноте!
Этот разговор лишил Вигмара остатков покоя. Ждать дальше невозможно: чего доброго, Стролинги сами покончат с мертвецом, а он станет посмешищем всей округи. И Рагна-Гейда сочтет его пустым болтуном вроде Атли Мохового Плаща.