- Ты молод, Эглисс. - Голос из-за дымящего огня стал немного мягче. - Может быть, возраст научит тебя тому, чему не сумели научить мы. Если такое случится, ты будешь призван сюда еще раз.
С холодным гневом во взгляде юноша пристально разглядывал едва освещенное лицо напротив. Потом заговорила женщина.
- Ты пришел к нам из бури и принес бурю. Не в наших силах ее приручить. Она пустила в тебе слишком глубокие корни. Когда она уйдет из твоей души или будет побеждена, возвращайся к нам. Мы отменим решение. Ты здешний.
Во всеобщей тишине вдруг раздался его резкий смех. И хоть глаза юноши наполнились слезами, которые даже побежали по щекам, но на голосе это никак не отразилось.
- Я не здешний, я - ничейный, - ответил он и поднялся на ноги. - Я не принадлежу ни этому месту, ни какому-либо другому. Вы чураетесь меня… вы, которые должны бы понимать более других. Вы говорите о доверии и поддержке, но в лицах вокруг себя я вижу только тревогу и страх. От вашего страха воняет. Он причиняет мне боль. - Юноша сплюнул в уголья. Пепел зашипел, клубок дыма поднялся в воздух.
Эглисс поискал кого-то в царившем мраке:
- К'рина? Ты здесь? Я чувствую, что ты здесь. Ты тоже отвергаешь меня?
- Не отвечай, К'рина, - приказал кто-то.
- Вот именно… "Не отвечай, К'рина", - фыркнул Эглисс. - Делай, что тебе говорят. Здесь только этого и требуют. Ступать тихо, всегда тихо, чтоб ничего не потревожить. Ты обещала любить меня, К'рина, вместо моей покойной матери. Это и есть твоя любовь?
Ему никто не ответил.
- Я любил тебя, К'рина. Любил! - Он сплюнул это слово, как яд с языка. Он ничего не видел из-за слез. - Я только хотел… - Слова замерли у него на губах. Он втянул в себя воздух. - Это не по правилам… Что я сделал? Ничего такого, чего не делают другие. Ничего!
Темнеющие фигуры не ответили. Их непреклонная воля стеной стояла между ним и ими. С проклятием, которое почти потрясло их, Эглисс повернулся и вышел.
После его ухода долго стояла напряженная тишина, но вот откуда-то из темноты сначала чуть слышно, затем все громче послышались сдавленные рыдания.
- Прибереги печаль, К'рина. Он ее недостоин.
- Он - мой пасынок, - пробормотала женщина.
- Больше нет… И это к лучшему. В нем слишком много дикости и жестокости. Мы не можем избавить его от этого, как бы ни пытались.
Повергнутая в горе К'рина затихла.
- В одном он прав, мы его боимся, - сказал кто-то еще.
- В этом нет ничего позорного. Эглисс на все времена сильнее всех в Доле, даже если еще не знает, как можно использовать эту силу в полной мере. Пока он только играл в жестокие игры, наушничал и по-детски проказничал, мы могли смотреть на это сквозь пальцы, но теперь… Девочка все еще плачет по ночам. Если он останется среди нас, то в конце концов мы испытаем большое горе.
- Куда бы он ни отправился, там будет большое горе, - заметил человек со странным рисунком из темных спиралей, запечатленным на лице. - Лучше отказаться от него. Кровь будет наполнять его следы, где бы он ни прошел.
1. День Рождения Зимы
Третий век, год 1102
Обряды и ритуалы так глубоко вросли в существование расы, что корни их давно затерялись в веках. В северных землях, где резкая смена времен года снежным кулаком управляла жизнью, хуанины отмечали наступление зимы задолго до того, как изобрели что-нибудь такое, на чем можно было бы записать приметы ее приближения. Церемониал в течение многих веков менялся в соответствии с нравами и настроениями людей, участвовавших в нем, и, хоть связь с предками давно была утрачена, главная мысль не погибла.
Еще до возникновения всяких монархий жестокие племена Тан Дирина совершали кровавые обряды, чтобы заручиться поддержкой Богов в борьбе со льдами и вьюгами. Когда возвысились правители Дан Эйгла, их подданные на севере все равно держались за старые обычаи, хоть и забыли, что под ними подразумевалось, и, несмотря на то, что уже не было Богов, которые стали бы свидетелями обрядов. Их власть, не без усилий смертных, пала, но, вопреки последовавшему вслед за этим хаосу, времена года менялись своим чередом, и северный народ помнил, что их смены должны быть отмечены.
В тот год, по мнению Кровей Килкри и Ланнис, а также Кровей Темного Пути на дальнем севере, ночь очень запоздала по сравнению со всеми предыдущими годами. Той особенной ночью мир переходил в холод и тьму, чтобы дожидаться нового пробуждения следующей весной. Эта ночь стала ночью печали, но также и празднования передышки и обещания, что после зимы свет и жизнь вернутся
от временно пребывающего Халлантира
I
Рожок чисто и резко прозвучал под голубым осенним небом. Лай гончих псов вился вокруг выкриков, как плющ вокруг дерева. Оризиан нан Ланнис-Хейг завертел головой, стараясь понять, откуда донесся звук.
- Туда, - обернулся скакавший впереди Нарадин, кузен Оризиана, и показал на восток. - У них что-то есть.
- Довольно далеко, - усомнился Оризиан.
Конь Нарадина волновался, переступал ногами и вытягивал шею. Конь был хороших кровей, специально обученный для охоты. Он знал, о чем сообщил прозвучавший сигнал, рожок призывал его. Раздосадованный Нарадин ударил копьем по земле (на кабана брали специальные копья - с утолщенным комлем).
- Где эти чертовы собаки, за которыми мы поскакали? - воскликнул он. - Они завели нас неизвестно куда, никчемные бестии! На пустое место!
- Они должны были что-то чуять, раз привели сюда, - спокойно возразил Рот. Старший из двух щитников Оризиана остался единственным, кто уже больше мили не отставал от них с кузеном. В не особо густом лесу Анлейна хорошо охотиться верхом со сворой гончих, но все же он довольно велик, и в погоне легко можно было растерять всю свиту.
Оризиан подумал о том, что, если бы гончие не сбились со следа, было бы совсем другое дело. Но свора разделилась, и им с Нарадином не повезло: они поскакали не за теми собаками. Нарадин же не собирался выражать сожалений по этому поводу, хотя чувствовал примерно то же, и кузен это знал, поскольку четыре дня назад Нарадин стал отцом и объявил, что по поводу первого в жизни младенца Рождения Зимы выставит, согласно традиции, на стол мясо, добытое собственной рукой. Скажем, скотовод или пастух по такому случаю просто забил бы какую-нибудь домашнюю скотину, но от Нарадина, наследника тана Крови Ланнис-Хейг, традиция требовала кое-чего другого.
- Ладно, давай ответим. Если мы туда быстро доберемся, они сумеют придержать зверя до моего появления, - сказал Нарадин, натягивая поводья.
Оризиан, с трудом выравнивая копье, выданное ему на охоту, начал разворачивать коня. У Ланнисов копья для диких кабанов рассчитаны на крупных мужчин, и хотя Оризиану уже исполнилось шестнадцать, ему еще не хватало силы так же ловко управляться с тяжелым древком, как кузену или Роту.
- Подожди, - остановил его Рот.
Нарадин взглянул на стареющего воина с чем-то, похожим на приближающийся гнев:
- Мы промахнулись, - настаивал он.
- Кажется, я что-то слышу, - объяснил щитник.
Наследник Крови не собирался прислушиваться к чьим бы то ни было словам, но не успел он ответить, как издалека, с юга, донесся лай гончей. И это был уже не просто брех по следу, а сигнал, что пес видит дичь.
- Эта ближе других, - заметил Оризиан.
Нарадин пару мгновений смотрел на него, успокаивая возбужденного коня, потом коротко кивнул и дал шпоры. Оризиан и Рот последовали за ним.
Почва под ними пружинила. Из-под копыт взлетала опавшая листва. Вороны срывались с вершин деревьев и с хриплым карканьем поднимались в небо. Оризиан отпустил поводья; конь сам найдет дорогу в неразберихе деревьев. Это животное было вышколено в конюшне тана, дяди Оризиана, специально для охоты и в такого рода делах понимало больше наездника. Даже сквозь треск и топот скачки конь слышал гончую. И не ее одну.
Они нашли собак в зарослях лещины и остролиста. Гончие носились вокруг кустов, возбужденно лаяли, изредка подскакивали к зарослям, но все же углубляться в чащу не решались.
Нарадин радостно закричал:
- Наверняка что-то есть!
Рот предложил:
- Протруби в рог, нам нужны дополнительные копья.
- Они тоже ответят рожком, а ждать нельзя, не то упустим.
Рот поскреб бороду и метнул взгляд на Оризиана, который в свою очередь беспокойно поерзал в седле. Хорошо бы кузену с его энтузиазмом проявить немного осторожности. Кабаны тут ходят не маленькие и далеко не кроткие.
- Оставайтесь здесь, - распорядился Нарадин. - Подождите пару минут, пока я объеду вокруг кустов, и потом напускайте собак. А если кто-то выскочит с этой стороны, не убивайте - сегодня он мой!
И, не дожидаясь ответа, послал коня вперед.
Кабан пронесся сквозь собачью свору как ястреб сквозь стаю голубей. Одних гончих он разметал по сторонам, через других, высоко подскакивая, просто перепрыгивал. Собаки, сбитые с толку таким необычным поведением зверя, сначала растерялись. А зверь был огромный, под шкурой горбатились мускулы, желтоватые клыки действовали как сабля в человеческой руке. Он одного за другим вспарывал псов, остальные в это время хватали его за ляжки.
Нарадин повернул коня.
- Мой! - заорал он.
Наконец кабан стряхнул с себя собак и пошел на Нарадина. Тот качнул копьем в сторону зверя. Старый, дерзкий лесной мудрец, развернувшись в последний момент, ринулся под брюхо коню. Острие копья скользнуло по лопатке вепря и рассекло шкуру до кости. Конь Нарадина прыгнул через голову кабана и почти завершил скачок, но в этот момент клык зацепил его ногу, и он покачнулся на мягкой земле. Животное удержалось на ногах, но Нарадина, ухватившего его за холку и все-таки потерявшего левое стремя, отбросило на шею лошади. Натянув повод, он только силой рук избегал падения. Вся тяжесть тела наездника пришлась на голову коня. Тот пошатнулся и через мгновение рухнул бы. Кабан опять подобрался совсем близко. Собаки подлетели, разъяренные, жаждущие крови, но слишком поздно.
Оризиан и Рот вмиг оказались рядом и одновременно набросились на зверя. Трудно сказать, чье копье нашло цель первым, Оризиан попал в бедро, а копье Рота вонзилось под ребра. От сильного удара копье вывернулось из неловкой хватки Оризиана. Рот оказался искуснее, его острие ударило кабана в бок, да еще он налег на древко всей тяжестью своего тела и весом коня. Так он держался несколько мгновений, гримасничая от напряжения, а копье вырывалось из его рук.
Нарадин соскользнул с седла и вытащил из-за пояса длинный нож.
- Поторопись, - сквозь стиснутые зубы с трудом выговорил Рот.
В том, что нужно спешить, Наследник Крови и сам не сомневался. Огромные, ужасные челюсти животного чуть не отхватили ему кисть, когда он протянул руку с ножом к похожей на бочку груди лесного зверя. Нарадин искал и нашел сердце кабана.
* * *
Потом они сидели возле огромной туши, а собаки скакали вокруг них. Нарадин вдруг рассмеялся. Оризиан увидел радость в глазах кузена и тоже засмеялся.
- Это стоит запомнить, - сказал Нарадин. - Посмотри, какие клыки. Старый мастер своего дела. Лесной владыка.
- Я было подумал, что мы в опасности, - признался Оризиан.
- Я-то, конечно, пропал бы, если бы не вы оба. - Нарадин отпил воды из бурдюка и немного плеснул на руки, смывая кабанью кровь. Потом предложил мех Оризиану. Вода, зачерпнутая из лесного ручья всего час-два назад, была холодной до зубовной ломоты. В ней ощущалась вся прозрачная прохлада осеннего дня.
- Сегодня удача скакала рядом с нами, - вдруг заявил Рот. Оризиан хорошо знал своего щитника, они были вместе уже шесть лет, и он расслышал то, чего Рот не сказал. Воин не осмелился в присутствии Наследника Крови излагать свои суждения по поводу схватки с матерым вепрем, когда на вооружении имеется лишь несколько собак и всего три копья.
- Нужно позвать остальных, - предложил Оризиан. - Им тоже захочется это увидеть.
- Сейчас, сейчас. - Нарадин поднялся на ноги. Собаки тут же сбились вокруг него. Он подошел к туше и опустился на колени. Его рука почти уважительно легла на бок зверя, и в это время что-то привлекло его внимание.
- Смотрите, еще одна рана. Это ведь не наша, правда?
Рот и Оризиан тоже опустились на колени рядом с ним. Под лопаткой кабана они увидели колотую рану. Грубая шерсть вокруг нее пропиталась кровью, уже подсохшей.
- Я бы сказал, ей день или два, - сообщил Рот, растерев между пальцами немного крови.
- Удивительно, что он мог так долго держаться и драться - задумчиво пробормотал Нарадин.
Оризиан наклонился ниже. В глубине раны виднелось что-то непонятное. Тогда он воткнул в нее нож, покачал им из стороны в сторону и ощутил странное сопротивление лезвию. Еще одним поворотом ему удалось что-то подцепить и вытащить наружу: на ладони лежал наконечник стрелы, плоский и гладкий.
- Вот что там было, - показал он.
- Можно я посмотрю? - спросил Рот, и Оризиан кивнул. Рот взял кусочек металла и, хмурясь, начал вертеть его в руках. Все пальцы воина были иссечены шрамами (первый вестник преклонного возраста), но наконечник он держал привычно и уверенно.
Нарадин выглядел немного огорченным.
- Не так уж приятно узнать, что он носил в себе это.
Рот повернулся к Оризиану:
- Это кирининская работа, стрела лесных тварей.
- Лесные твари? - воскликнул Нарадин. - Охотятся здесь?
Рот только кивнул и огляделся. Не качнется ли где подлесок, не шелохнется ли хоть один листик на деревьях? Настроение щитника изменилось. Он встал.
- За последний год Белые Совы доставили немало тревог, а? - обратился Оризиан к кузену.
- Да, но мы же меньше, чем в одном дне пути от Андурана. Они не посмели бы подходить так близко. - Нарадин тоже стал рассматривать наконечник. - Хотя Рот прав, это Белые Совы.
Оризиан и не сомневался. Рот довольно много сражался с кирининами из Анлейна и всегда узнал бы их оружие. Он взглянул на своего щитника, в позе которого чувствовалось необычное напряжение.
- Я думаю, пора трубить, - сказал Рот, не прекращая рыскать взглядом по лесу. - Не следует оставаться здесь дольше, чем нужно.
Нарадин не возражал. Он поднес к губам рожок и послал длинный низкий сигнал, созывая охотников к добыче.
* * *
На следующее утро Оризиан стоял на зубчатой стене замка Андуран, наблюдая, как к северо-востоку от Кар Крайгара сгущаются серые облака. Гряда огромных гор темнела за долиной реки Глас. За грядой, невидимая отсюда, лежала самая гористая часть земель его Крови. Там находились остатки древних городов, давно покинутых их забытыми обитателями. Теперь никто не жил среди скал и облаков.
Вот уже две недели Оризиан гостил в замке дяди, и погода все время менялась. Небо стало тяжелым; все - земля, поля, леса - потемнело под ним. Земля и небо знали, что грядет, и потихоньку готовились к этому, сбрасывая мягкое настроение осени. Скоро даже здесь, на дне долины, ляжет снег. День Рождения Зимы уже близко.
Не самое удачное время для появления на свет, но и это нисколько не помешало ликованию по поводу рождения первого внука тана. Торжества длились несколько дней и завершились охотой, в которой Нарадин должен был добыть кабана. Но вот все празднества остались позади, блаженная истома воцарилась и в замке, и в обосновавшемся под его стенами городе - затишье между бурями, поскольку буйства надвигающегося Рождения Зимы по силе и неистовости, если не по продолжительности, будут как раз под стать прошедшим торжествам.
Пришло время и Оризиану отправляться домой, в Колглас, в замок на волнах. Но эти дикие гуси, что сейчас в высоте перекликались друг с другом и которых он некоторое время провожал пристальным взглядом, проложат свой путь к морю раньше, чем он пустится в дорогу. Он пришел на это высокое место, чтобы в последний раз взглянуть на широкую панораму долины, в которой правит его дядя, долины, которой конца и края не видно. У его Колгласа горизонты куда как скромнее. По ряду причин.
Звук шагов за спиной заставил его обернуться. Из узкого лестничного колодца появился Рот.
- Лошади готовы, - сообщил щитник. Этот хриплый голос всегда вызывал у Оризиана представление, будто у Рота где-то глубоко в глотке перекатываются и сталкиваются тяжелые камни. - Дядя ждет во внутреннем дворе, он хочет попрощаться с тобой.
- Значит, пора идти. Холодно будет возвращаться в Колглас верхом, - сказал Оризиан.
Рот улыбнулся.
- По дороге нас ждет такой же огонь и такая же еда.
Они спустились по винтовой лестнице и вышли на широкий, мощенный булыжником внутренний двор. У ворот в дальней стене, возле сторожки грумы держали трех коней, у которых на утреннем холодке из ноздрей вырывались клубы пара. Килан, второй щитник Оризиана, тщательно проверял копыта лошадей, не смущаясь тем, что у здешних конюхов его придирчивость могла бы вызвать обиду. Около него стоял дядя Оризиана, тан Кросан ок Ланнис-Хейг.
Кросан был на голову выше юноши. Он взял его за руку и с усмешкой смотрел сверху вниз.
- Ты погостил у нас всего две недели. Слишком мало, Оризиан.
- Я бы рад остаться, но к Рождению Зимы мне нужно вернуться в Колглас. Отец должен подняться с одра болезни.
На губах Кросана мелькнула улыбка, он кивнул.
- Да, в душе моего брата прочно поселились уныние и обреченность. Тем не менее Рождение Зимы может поднять его настроение. Во всяком случае, не позволяй болезням Кеннета портить тебе жизнь, Оризиан.
- Не позволю, - ответил Оризиан, хотя знал, что может не сдержать обещание.
Кросан похлопал его по спине.
- Ну и хорошо. Скажи ему, чтобы поскорее навестил нас. Пусть посмотрит, как здесь все изменилось.
- Скажу. А где Нарадин?
Вопрос опять вызвал широкую улыбку на лице Кросана, от чего великий и грозный Тан Крови сразу стал просто гордым отцом и дедом.
- Вот-вот будет здесь. Он просил задержать тебя до их прихода, чтобы и мой внук мог попрощаться.
- Хорошо. Я рад, что мы нашли ему кабана, - улыбнулся Оризиан. - Надеюсь, дитя это оценит.
- Еще как оценит. Уверяю тебя, когда парень подрастет и начнет что-то понимать, Нарадин еще надоест ему рассказами об этом смертоубийстве. А мальчишка всю жизнь будет считать, что вы с Нарадином самые великие охотники, каких когда-либо видели в долине Гласа.
Представив себе это, Оризиан рассмеялся.
- Ну, тогда он будет очень разочарован, если когда-нибудь увидит меня на охоте.
Кросан пожал плечами.
- Не будь так уверен. К тому времени, как он достаточно повзрослеет, чтобы понять разницу, ты уже сможешь соперничать с большинством моих охотников. Как бы то ни было, возвращайся на День Имени младенца, раз уж ты оказался здесь на день его рождения.