- Если смогу, - вполне искренне ответил Оризиан. Наречение ребенка, который когда-нибудь сам станет таном, было событием, призванным воскресить всю долгую историю Крови Ланнис и укрепить узы, сделавшие ее тем, что она представляла собой теперь. И ничто другое не могло бы сильнее выразить надежды Крови на будущее. А после опустошительного налета Сердечной Лихорадки и при виде тех страданий, которые испытывал его отец, Оризиан научился ценить и историю семьи, и родственные связи.
Из центральной башни появились Нарадин и его жена Эйлен. Наследник с почти комической бережностью нес на руках малютку-сына. Он еще не научился обращаться с такой хрупкой жизнью.
Кросан наклонился к Оризиану и заговорщицки прошептал:
- Можешь поверить, Оризиан, что они сделали меня дедом? А? Дедом!
- Мне с трудом верится, что Нарадин стал отцом, и тем более вы - дедом, - улыбнулся Оризиан и подумал, что это только полуправда, хотя и самая невинная. Насколько он помнил, Нарадин всегда был готов к отцовству и страстно мечтал о нем. От того, кто нес на своих плечах будущее Крови, меньшего и не ждали.
Эйлен, прекрасная женщина с мягкой, щедрой и благородной душой, обняла Оризиана. Она напоминала ему мать.
- Счастливого пути, Оризиан, - шепнула она. - Передай своей сестре мою любовь.
Нарадин поднес к Оризиану младенца.
- Ну, малыш, попрощайся с Оризианом.
Крошечное личико безучастно глядело из глубин толстых одеял. Малыш беззвучно пошевелил влажными губками и зачем-то показал Оризиану розовый язычок.
- Вот именно. Даже я не смог бы сказать лучше, - удовлетворенно произнес Нарадин.
- Возможно, - согласился Оризиан. - Присматривай за ним получше и засоли для меня кусочек его кабана.
Оризиан вскочил в седло и похлопал коня по мощной шее. Рот и Килан сразу оказались рядом. Когда Оризиан обернулся в последний раз, Кросан, Нарадин и Элейн все еще махали им вслед. Всадники повернули на юг, чтобы по запруженным народом улицам Андурана выбраться на дорогу, которая через долину вела домой, в Колглас.
* * *
До самого того времени, как три всадника, выехав на окраину города, почти исчезли из виду, Кросан ок Ланнис-Хейг наблюдал за ними из одного из самых верхних окон главной башни Замка Андуран. Как это часто с ним бывало, он опять испытал чувство жалости к Оризиану и вслед за этим сложное чувство любви, печали и боли за брата Кеннета, отца мальчика. Казалось, с тех пор, как пять лет назад жена Кеннета Лэрис и старший сын Фариль умерли от Сердечной Лихорадки, мрак, опустившийся надушу Кеннета, только густел, и все, кто жил в Колгласе, до сих пор ощущали на себе тяжесть этой потери. Кросан тоже много лет назад потерял жену и мог понять страдания брата, но он уже отказался от надежды исцелить горе, которое иногда полностью завладевало Кеннетом, и ту боль, которая таким тяжким бременем ложилась на всех, кто его любил. Кроме того, у Оризиана и его сестры Эньяры потери были не меньшие, чем у Кеннета, и все-таки они, в отличие от господина замка Колглас, находили силы нести эту потерю на своих, еще совсем не окрепших, плечах. Тан, вздохнув, отбросил эти мысли и отвернулся от окна.
Слуга ждал возле дверей. Кросан взглянул на него.
- Найди Казначея, - приказал он, не сумев скрыть некоторую усталость. - Попроси его прийти.
Слуга кивнул и покинул комнату. Кросан провел рукой по густой шевелюре и задумчиво оглядел комнату: огромный стол, сделанный в одной из лучших мастерских Андурана пятьдесят лет назад по заказу двоюродного деда Гейхана; три больших гобелена на стенах. Время и солнечный свет кое-где повредили их, но все-таки еще заметна была изысканная манера искусных мастеров Колкира. Гобелены в свое время заказал Сириан Великий, первый Тан Ланнис, они запечатлели сцены из какой-то, уже забытой Кровью, битвы. Кросан некоторое время рассматривал изображения. Возможно, это была не самая подходящая декорация для той беседы, которая ему предстояла.
Сопровождаемый грохотом каблуков, которым слуга пытался известить о прибытии Казначея, вошел величавый Бихоман Тоул да Хейг, эмиссар Тана Танов в землях Кросана. Он небрежно поклонился, и Кросан жестом пригласил его в кресло, одновременно коротким кивком отпустив слугу. Острые черты умного лица и плохо скрываемое высокомерие Бихомана всегда вызывали у Кросана раздражение. У Казначея был вид человека, убежденного, что он знает то, чего не знает больше никто. В уголках его рта постоянно гнездилась презрительная усмешка, напряженно ожидающая любой возможности выползти из укрытия или выскочить на губы. Однако он был глазами и ушами Гривена ок Хейга, Верховного Тана, которому Кросан принес клятву верности, и в качестве такового требовал в обращении некоторой доли осторожности. Для Кросана он был чесоткой, которую не стоит расчесывать.
- Я видел, как уезжал юный Оризиан, - озабоченно произнес Бихоман. - Это упущение с моей стороны. Я имею в виду, что хотел у него осведомиться о здоровье отца. Вы слышали, как поживает ваш брат?
- Я вчера получил новости с юга, - спокойно сказал Кросан. - Мне сообщили, что сражения закончились для Игрина не лучшим образом; что Кровь Даргеннан скоро будет усмирена.
- У меня те же известия, - признался Бихоман, вроде бы нисколько не задетый тем, что Кросан пренебрег его вопросом. - Кажется, мятежников заставят подчиниться, не успеет еще наступить зима, и тогда Крови Хейг сплотятся еще больше.
Кросан продолжал:
- Мне также сказали, что люди Ланнис в боях вели себя с честью. С такой, думаю, честью, что едва ли горстка их вернется по домам.
- Ваша Кровь всегда поставляла воинов самой высокой отваги, государь.
Кросан выгнул бровь и внимательно посмотрел на посланца Гривена ок Хейга.
- Честь и отвага не накормят сирот Андурана или Гласбриджа грядущей зимой. Они не защитят мои земли от лесных тварей или от Крови Гир. У меня пять лет назад от Сердечной Лихорадки умер каждый шестой, и лучшую четверть боеспособного состава забрали на юг, чтобы они там умерли храбрецами.
- В последний раз мы посылали на юг так много людей, когда возле наших рубежей объявился Темный Путь. Тогда мы одержали победу. Но кто скажет, что произойдет, если он опять двинется через Долину Камней? Вы, Бихоман, так же хорошо, как и я, знаете, что в Долине давно уже не было такой стрельбы, как последние несколько недель. Мой собственный сын убил кабана со стрелой лесных тварей в теле, притом всего только в дне езды от нашего замка. Когда это Белые Совы забирались так далеко в мои земли?
- Едва ли Белые Совы могут состязаться в военном искусстве с такой Кровью, как ваша. Копья и луки кирининов ничто против мечей Ланнис-Хейгов. А что касается кровей Темного Пути, я уверен, что, если бы они и собрались пойти против вас, ваша сила повернула бы их обратно, как это всегда бывало, Тан.
- О, избавьте меня от лести, Казначей, - с раздражением отозвался Кросан. - Здесь не Веймаут. Я не хотел бы, чтобы из-за меня вы стерли свой бархатный язык. Можете приберечь его для двора Гривена.
Манеры Бихомана сразу изменились. Исчезла презрительная усмешка, подтверждая прочную узду, в которой он себя держал.
- Как хотите. Возможно, вам приятнее будет услышать другое: что Гривен ок Хейг в ваших неприятностях не виноват; киринины Белые Совы охотятся на ваших дровосеков и пастухов потому, что вы снарядили своих людей расчищать леса Анлейна. Вам следовало бы знать, что тем самым вы вызвали тревогу не меньшую, чем воткнутая в осиное гнездо палка. И если ваши северные границы защищены от Темного Пути хуже, чем вы того желаете, то вам тем более следует согласиться с просьбами Великого Тана о предоставлении земли для размещения его ветеранов. Если бы вы нашли для них место, армия испытанных воинов сейчас заняла бы фермы, опустевшие после Лихорадки. И уж в любом случае, если бы вы действительно верили, что с севера вам грозит что-то серьезное, вы не позволили бы Тейму Наррану и другим уйти на юг. И это был бы не первый случай, когда вы открыто не повиновались бы приказам вашего Верховного Тана.
- Воины Гривена желают поселиться здесь, не принеся присяги мне и моей Крови, - сорвался Кросан.
Казначей фыркнул и махнул рукой.
- Зачем вам нужно пропускать их через устаревшие ритуалы? Все верноподданные Кровей Хейг уже связаны присягой с Гривеном ок Хейгом. Как вы и ваша Кровь, если не забыли.
Кросан помолчал, его взгляд поднялся на мгновение от лица Бихомана на гобелен позади Казначея. Там был изображен Сириан, топтавший убегающие войска Кровей Гир. Кросан почувствовал себя старым и слишком усталым, чтобы впустую тратить слова на этого человека, которому было наплевать на прошлое. В те дни, когда, менее века назад, создавался гобелен, никто не усомнился бы в значении присяги. Но тогда наивысшими среди Высоких Кровей были Килкри, да и многое было другим. Теперь же сам Ленор, Тан Килкри, как и все остальные, преклонял колено перед Гривеном ок Гиром.
- Знай я, что Гривен за мой отказ заберет у меня жизни стольких людей, я бы еще не раз подумал, - наконец отозвался Кросан.
Бихоман развел руками и начал было протестовать, но тан продолжал, не слушая его:
- И все-таки мой ответ не изменился бы: любой человек, способный стать воином, должен принести присягу на верность Крови Ланнис. Еще не так давно такой же закон соблюдался и в землях Хейг, Бихоман, хотя ваш хозяин, кажется, об этом забыл.
- Времена меняются.
Кросан вздохнул.
- Меняются, и действительно появилось кое-что новое. Когда-то у нас были короли. Крысы и собаки унаследовали их дворцы в Дан Эйгле. Мне говорили, что новые особняки в Веймауте соперничают с минувшей славой.
- Великий Тан не желает объявлять себя королем.
- Это вы говорите. Но сейчас не в этом дело. Я послал на юг, к Тейму Наррану, словечко, чтобы он вернулся с теми из моих людей, которые еще останутся живы, как только будет схвачен Игрин ок Даргеннан-Хейг. Хочу быть правильно понятым: речь не о том, чтобы торопиться с отбытием. Только это я и хотел вам сказать.
Казначей кивнул:
- Конечно, Нарран ваш, только вы ему и приказываете. Я уверен, что Великий Тан не желает задержки его возвращения.
- Надеюсь, что он и не желает этого, и не задержит, - ответил Кросан.
Бихоман улыбнулся.
* * *
По очень оживленной южной дороге из Андурана приятно было путешествовать. Оризиан, Рот и Килан проезжали мимо пастухов и земледельцев, мимо повозок с овечьей шерстью, шкурами и деревянной мебелью, направляющихся в гавань Гласбриджа. Поздним утром они обогнали обоз из шести груженных лесом телег, их с трудом тащили тяжеловозы, огромные лошади, выращенные лесорубами земель Ланнис.
Недалеко от Андурана они пересекли Глас, и теперь дорога, защищенная низкой насыпью, пошла вдоль северного берега. Хотя вода в реке, вобравшей в себя все дожди, прошедшие за пределами земли Ланнис-Хейг, была высокой, но до того, как она зальет дорогу, было еще очень далеко. Открытые с юга поля такой защиты не имели и уже украсились водоемами, предвестниками зимних наводнений.
Спустя некоторое время дорога начала забирать к северу от Вод Гласа. Огромное болотистое пространство поглощало реку, и русло терялось среди многочисленных озер, каналов и болот. Вскоре все дно огромной долины зальет водой, и ее непроходимая, тусклая толща будет стоять здесь в течение одного-двух месяцев. Проезжавший вдоль границ этого дикого места Оризиан видел неясные в тумане очертания развалин башен старого Кан Эвора. Разбитые башенки и шпили затопленного города поднимались из воды, напоминая своим видом призрачные корабли на морском горизонте. Он как всегда вздохнул, и вздох расшевелил в нем слабую тревогу. Он когда-то, еще ребенком, побывал там со старшим братом. Это было в разгар необычно засушливого лета, вода стояла довольно низко, и они смогли проехаться верхом по пустынным улицам города. Из засохшей корки тины и водорослей над ними, загораживая солнце, поднимались руины. Оризиану это место показалось настолько страшным и опасным, что он не повернул назад только из-за добродушных насмешек Фариля над его страхами. Впрочем, Фариль никогда особо не осторожничал.
- Надо это разрушить, - сказал Килан, проследив за взглядом Оризиана. - Нехорошо оставлять такое дурное место. Тем более что там пропадает прекрасная почва для земледелия.
Рот проворчал:
- Люди нуждаются в напоминаниях. Темный Путь все еще там, на севере. Без этих развалин, этого памятника, прошлое слишком скоро забудется. А для беспамятства и так уже многое делается.
Килан пожал плечами:
- Нельзя винить людей за нелюбовь к такому месту. Со дня последней битвы прошло уже почти тридцать лет.
- Винить людей придется, если они поверят, что мир - это навсегда. Те, за Долиной Камней, каждый день просыпаются с мыслью о том, что Боги вернутся, если только они сумеют обратить нас всех в их драгоценную веру. Или ты воображаешь, что раз они последние тридцать лет не пытались вернуть себе эти земли, то уже и не хотят этого добиться?
Здесь, почти на краю Вод Гласа, дорога была в самом плохом состоянии, иногда колеи были такими глубокими, что кони с большим трудом пробирались по ним. Вдруг, когда они преодолевали очередное такое препятствие, Килан вскрикнул от удивления и довольно рискованно свесился с седла, а выпрямившись, предъявил находку: часть человеческой челюсти.
- Одно из сокровищ Вод Гласа, - улыбнулся он Оризиану. - Знаешь, кое-кто из пахарей считает, что найти что-нибудь подобное - это к счастью.
Оризиан поморщился.
- Я слышал, - признался он. - Хотя не думаю, что нам прямо сейчас нужна удача.
Испачканная землей кость от древности была вся изрыта ямками. Килан с притворным любопытством рассматривал ее.
- Как думаете, герой или злодей? - поинтересовался он.
Здесь, под туманными и угрюмыми Водами Гласа, скрывались тысячи могил тех, кто погиб на полях Кан Эвора в последнем сражении войны, оттеснившей врага в самый глухой северный угол Каменной Долины. Тогда последователей Темного Пути вела Кровь Гир, чьим оплотом в те дни был Кан Эвор. После битвы костры горели здесь повсюду и днем, и ночью, и все равно не все трупы удалось сжечь.
После изгнания Гиров брошенный хозяевами Кан Эвор медленно приходил в упадок, но окончательно был разрушен, когда управление Водами Гласа перешло в награду к Крови Ланнис. По одному из первых распоряжений Сириана, первого тана, город был сожжен и затоплен. Медленное заболачивание и загнивание Кан Эвора должно было служить постоянным напоминанием о решимости нынешнего правления утвердить свою власть в новых владениях.
- Злодей, думаю, - решил Килан в ответ на собственный вопрос. - Снова и снова Темный Путь.
- Он довольно небрежно откинул кость прочь. - Не годится тебе путешествовать в компании племянника Тана Ланнис.
День уже угасал, начался мелкий, но плотный дождик, когда они добрались, наконец, до южной границы Вод Гласа и в поле их зрения появилась кучка низких домиков.
- Ночь проведем на Дамбе Сириана? - спросил Килан.
- А почему нет? - согласился Оризиан. - Завтра в Гласбридже мы особо задерживаться не будем. Хорошо бы за выпивкой и игрой в кости не остаться совсем без сна.
Килан приложил руку к груди.
- Оризиан, ты же знаешь, я не из тех, кто сдается перед соблазнами.
Ехавший чуть впереди Рот насмешливо фыркнул, но ничего не сказал.
Дамба Сириана, по мнению Оризиана, была глухой деревней: тридцать - сорок небольших домиков, между которыми кое-где были высажены деревья, впрочем, плохо прижившиеся на очень влажной почве. Среди домов более или менее выделялся размерами постоялый двор, и свет в его окнах обещал хоть какое-то тепло и еду. Примыкающие к дому сооружения - конюшня, кузница, колесная мастерская - цеплялись за его стены, как дети, ищущие защиты возле нянькиной юбки. Над всей деревней господствовала огромная, суровая линия самой Дамбы Сириана. Сплошная перемычка выше человеческого роста из деревьев, камней и земли протянулась от края до края деревни. Именно с ее помощью Сириан пожелал затопить Кан Эвор. По воле нескольких, сменявших друг друга, танов Ланнис местные жители из поколения в поколение трудились над тем, чтобы возвести этот бастион, который заставит реку против своей воли удерживать Кан Эвор в водяном плену.
Поставив лошадей на ночь в конюшню, Оризиан, Рот и Килан вошли в гостиницу. Не успели они выбрать себе стол, как появился хозяин. Он поклонился Оризиану.
- Добро пожаловать, добро пожаловать. Такая честь видеть вас гостем, мой господин.
Постоялый двор посещали не только путешествующие, но и деревенские жители. Когда вошли и сели за стол Оризиан и его щитники, в комнате на некоторое время установилась тишина, но длилась она недолго: в этом месте родственники тана были не такой уж редкостью.
Оризиан плюхнулся на свое место и немного посидел, наслаждаясь теплом и густыми запахами с кухни, потом стащил обувь и пошевелил уставшими ногами. Он безуспешно попытался припомнить, что ел, когда останавливался в этой гостинице в прошлый раз (было вкусно, да к тому же он был голоден). К столу подошла служанка и сделала реверанс. Она улыбнулась ему так же тепло, как пышная кровать. Он улыбнулся в ответ и ждал, пока она спросит, что он хочет заказать. Но она ничего не говорила, и они пару секунд просто рассматривали друг друга. Ее улыбка становилась все шире, глаза повлажнели. Килан рассмеялся.
- Эль и еду, - вмешался суровый Рот. - Все лучшее, что у вас есть.
Девушка взглянула на щитника, будто озадаченная его словами, и улыбка почти исчезла с ее лица, но все же не совсем, словно ей было не справиться с собственной улыбкой.
- Да, сэр. - Девушка кивнула Оризиану и ушла.
- Вина и воды, пожалуйста, - вслед ей крикнул Оризиан, и еще раз, когда она оглянулась через плечо, на миг увидел сияющее личико.
- Ужасное впечатление ты производишь на женщин, - посмеиваясь, заметил Килан.
Рот бросил на товарища по оружию сердитый взгляд, но его неодобрение осталось без внимания, потому что Килан уже глазел по сторонам, высматривая то ли игроков, то ли общительную женщину.
Оризиан дружески хлопнул второго щитника по колену:
- Это не я, это тот, кому я прихожусь племянником.
- Ты слишком дешево себя ценишь, - смущенно ответил Килан. - Не кабацкой девке считать тебя уродом, даже если она пасет коз твоего дяди.
Оризиан улыбнулся, но это больше относилось к нахмуренному лбу Рота. Пожилой человек часто делал вид, что легкомыслие Килана приводит его в отчаяние, но Оризиан знал, что оба воина питали друг к другу большое уважение. Рот с десятого дня рождения Оризиана был его телохранителем. Килан стал им только прошлым летом - как предполагал Оризиан, зловещий признак того, что стареющий Рот готовит себе преемника, - но даже такой срок давал ему право на дружеские отношения, на которые немногие осмелились бы. Должность защитника племянника тана не обязывала его охранять самого Кросана, но это все-таки не была простая формальность; как и Рот до него, Килан тоже поклялся ценить жизнь Оризиана выше собственной.