Тон Гуннлаугура выдавал его отношение к информации, которую ему нужно было сообщить. Ингвар почувствовал, как его воодушевление проходит. Эйфория от возвращения прошла, и казалось, что порученное задание принесет не много славы. Оно смахивало на обычную гарнизонную рутину.
- Это не гарнизонная служба, - сказал Гуннлаугур. - Это начало наступления по нескольким фронтам в ничейное пространство. В операции задействованы три субсектора, и мы будем ее частью.
Ольгейр одобрительно кивнул.
- Хорошо, - раздалось его ворчание.
Бальдр, казалось, задумался.
- Под чьим командованием? - спросил он.
- Верховного главнокомандующего еще не назначили, - ответил Гуннлаугур. - Не обольщайтесь. Впереди еще годы подготовки. Мы - первая волна, и наша задача - обеспечить безопасность миров до начала основных перемещений войск. Какое-то время действовать будем только мы.
Ёрундур фыркнул.
- И это не гарнизонная служба?
- Мы не будем просиживать задницы. - Гуннлаугур стоял на своем. - На рубежах замечена вражеская активность, более скоординированная, чем обычно, и более частая. У нас будет возможность поохотиться.
Выражение лица Бальдра не изменилось. Он по-прежнему выглядел задумчивым.
Ингвар чуял настороженность, которая исходила от остальных и наполняла комнату. Они не были дураками и могли понять, когда их отправляли на бестолковое задание.
- Кто управляет этим миром? - спросил Бальдр.
- Адепта Сороритас, - ответил Гуннлаугур. - Орден Раненого Сердца.
Тишина комнаты была нарушена одновременно тихим рычанием, шумным кашлем и озлобленным смехом.
- Достаточно! - рявкнул Гуннлаугур. - Они слуги Всеотца.
- Они слуги Инквизиции, - сказал Ёрундур.
- Они безумны, - проворчал Ольгейр. - И нас не любят.
Бальдр мягко улыбнулся:
- Когда это тебя волновало, какие чувства к тебе испытывают другие, великан?
Ольгейр ухмыльнулся и похлопал по изношенному корпусу Сигрун.
- Когда мне выдали эту штуку, - ответил он. - С тех пор ни разу.
- Сестры, - ядовито произнес Вальтир. - Они знают, что придем именно мы? Они звали нас?
Гуннлаугур вздохнул:
- Они кому угодно будут рады. У них такое же тяжелое положение, как и у всех. Но да, они знают, что придем мы. Гримнар сообщил канониссе. Смиритесь, братья. Нам придется сражаться вместе с ними.
Ёрундур покачал косматой головой.
- Я могу пережить Сестер Битвы, - сказал он, - но не гарнизонную службу.
- Зубы Хель, - прошипел Гуннлаугур. - Сколько мне нужно повторять? Это боевое задание.
- Кто противник?
- На настоящий момент это не установлено. Возможно, это вторжение культистов. Мы ожидаем более подробных данных.
Ёрундур сплюнул на пол.
- Звучит жутко, - прокомментировал он.
Гуннлаугур с отвращением посмотрел на лужицу слюны среди камней.
- Мы вылетаем меньше, чем через тридцать шесть часов, - сказал он. - Потратьте это время с пользой. Убедитесь, что броня освящена жрецами, и проверьте оружие. Время, которое мы проведем в дороге, используйте для приведения себя в боевую форму. На этом все.
Повисла неловкая тишина. Ингвар вспомнил, что раньше после призывов Хьортура комнату наполнял рев, эхом отражающийся от стен, они поднимали оружие все как один, пуская слюни в предвкушении грядущего кровавого кошмара.
В этот раз было тихо. Ольгейр издал низкое, дребезжащее ворчание, но никто его не подхватил.
Гуннлаугур не пытался воодушевить бойцов. Его обычная воинственность стала более мрачной, и этой черты Ингвар в нем не помнил. Когда Гуннлаугур повернулся к выходу, он встретился взглядом с Ингваром.
- Не то, к чему ты привык, - сказал он. - Такая работа.
Это действительно было не то.
"Я видел, как флоты-ульи заслоняют свет галактических туманностей. Я видел поля, на которых рождаются орки. Я видел, как металлические легионы восстают из тысячелетнего сна. Я видел, как живые корабли вращаются вокруг остатков забытых империй".
Ингвар пожал плечами.
- Нас ждет охота, - ответил он. - К этому я привык.
Перед отправлением все члены стаи пришли к Ингвару. Им было любопытно, они задавали вопросы о том, что он делал во время службы с другими. Они никогда не произносили название "Караул Смерти". Скольких врагов он убил? Какие саги он сложил для включения в анналы Горы? Вальтир спрашивал мало, а Ольгейр - много.
Ёрундур спросил про амулет отряда "Оникс" в форме черепа, который Ингвар носил на шее.
- Напоминание о службе, - ответил тот, неловко сжимая украшение. - Амулет и болтер - вот и все, что я себе оставил.
Казалось, они понимают, что он может рассказать не много. Похоже, они были рады его возвращению. Пока они разговаривали, расспрашивали его и смеялись над скупыми ответами, какая-то доля отчуждения исчезла.
- Ты набрался дурных привычек, - заметил Ольгейр, сверкая глазами. - Нам придется выбить их из тебя.
- Попробуй, - ответил Ингвар.
Гуннлаугур первым покинул комнату вместе с Вальтиром. Перед тем как уйти, он крепко сжал руку Ингвара.
- Мы еще побеседуем как полагается, брат, - сказал он. - Когда время не будет так поджимать.
Ингвар кивнул.
- Нам нужно это сделать, - ответил он.
Затем Ёрундур прекратил задавать вопросы под предлогом необходимости работы над "Вуоко" и ушел, бормоча о том, как глупо выводить машину в бой так скоро. Нельзя сказать, что он улыбнулся, но его мрачное лицо посветлело и темные, как синяки, полосы, залегшие под запавшими глазами, стали чуть бледнее.
- Он уже давно не выглядел таким счастливым, - заметил Ольгейр.
- Все относительно, - сказал Ингвар.
- Он никогда не признается, но он по тебе скучал. Хель, даже я по тебе скучал.
- Я тоже рад тебя видеть, великан.
Потом ушел и Ольгейр, забрав с собой Кровавого Когтя, чтобы нагрузить его еще более суровыми тренировками. Хафлои не сказал Ингвару ни слова, но, оглянувшись через плечо, бросил на него угрюмый, вызывающий взгляд.
Теперь Ингвар остался наедине с Бальдром. Тяжелые шаги остальных стихли во тьме, и комната погрузилась в тишину.
Бальдр улыбнулся. Это была открытая, легкая улыбка.
- Ты нажил себе врага, - отметил он.
Ингвар развел руки в стороны, отказываясь от спора.
- Грозного врага, - согласился он.
- Итак. Скажи, что ты видишь?
Ингвар задумался:
- Что ты имеешь в виду?
- Ярнхамар, - пояснил Бальдр. - Расскажи, как он изменился.
- Тинда больше нет. Так же, как Ульфа и Свафнира. Если честно, я никогда не любил Тинда, но сожалею об остальных.
Бальдр скептично поднял бровь:
- И это все?
Ингвар вздохнул:
- Фьольнир, не надо. Не сейчас.
Бальдр улыбнулся.
- Прости меня, - сказал он. - Ты только что вернулся. Время для вопросов придет позже. Но тебе меня не обмануть: ты видишь то же, что и я.
- И что же это?
Бальдр снова посуровел:
- Ты видишь, как Вальтир мечется в тени Гуннлаугура, не желая в ней оставаться и не имея возможности оттуда выйти. Ты видишь, как Ёрундур уходит все глубже в себя, тоскуя по упущенной славе. Ты замечаешь, как смех Тяжелой Руки становится тише, потому что у него больше нет Ульфа, чтобы подраться.
Ингвар вздохнул. У него не было желания слушать, как стаю трепало в его отсутствие.
- А что насчет тебя, Бальдр? - спросил он. - Я полагаю, тебя ничто не гнетет?
На секунду что-то мелькнуло на лице Бальдра: слабая тень тревоги, затаившаяся в уголках его золотистых глаз.
- Нас всех что-то гнетет, - ответил он. Затем на его лице снова появилась улыбка. - Я знал, что ты возвращаешься. Что-то подсказывало мне. Почему так случилось? Прошли десятки лет, но я знал, что ты вернешься к нам.
- Повезло, ты угадал.
- Везения нет. Есть судьба и воля. Если воля сильнее, то ты можешь сам управлять своей жизнью. Если же сильнее судьба, то ты плывешь по течению, кружась, как доска в потоке воды.
Бальдр замолчал и неожиданно напрягся, как будто сказал больше, чем собирался.
- Я знал, что ты возвращаешься, - повторил он. - Почему?
Ингвар попытался отмахнуться от вопроса, хотя поведение Бальдра беспокоило его. В нем была какая-то напряженность, которую он не понимал.
- Ты говоришь как жрец, - сказал Ингвар. - Прекращай.
Тогда Бальдр протянул руку к амулету, висевшему у него на поясе. Он поднял его, чтобы было лучше видно: побелевший птичий череп на металлической цепочке. В глазницы были продеты металлические держатели, а на кости была грубо вырезана руна сфорья.
- Помнишь эту штуку? - спросил Бальдр, позволяя амулету медленно вращаться.
Ингвар остановил взгляд на амулете, и внезапно болезненные воспоминания закружились в его голове. Он протянул руку, и хрупкий череп звякнул при ударе о латную перчатку.
- Я забыл, - сказал он мягко. - Именем Русса, прости, брат. Я забыл.
Бальдр опустил амулет в ладонь Ингвара так, что металлические звенья обвили друг друга.
- Не извиняйся. Бери его обратно. Ты был прав - на нем есть вюрд. Он защищал меня, и какая-то моя часть теперь живет в нем. И тем не менее он знает, что настоящий его хозяин - ты.
Ингвар взял безделушку и поднес ее к красному свету жаровни. Он вспомнил, как отдал талисман Бальдру в знак дружбы в ночь, когда покинул Фенрис. Тогда он не ожидал увидеть эту вещь снова. Она была частичкой его жизни в стае, которую он оставлял за спиной, осколком его сущности, который не последует за ним в новую жизнь.
Сальскъолдур, страж духа, фрагмент, остаток чего-то, за что можно зацепиться, защищаясь от прихода Моркаи.
- Я не чувствовал себя правильно, - сказал Ингвар, глядя на вращающуюся перед ним кость. - До этого момента. Это последний кусочек меня, та частица, которую я оставил. - Он вновь взглянул на Бальдра. - Я отдал ее добровольно и не имею права забрать.
Бальдр кивнул.
- Я знаю, - сказал он. - Но какие права могут быть, когда речь идет об отношениях между братьями. Вещь зовет тебя. Она твоя.
Ингвар внимательно взглянул на Бальдра.
- Ты спрашивал, что изменилось, - произнес он. - Ты стал более внушительным, более серьезным.
Он взял талисман и повесил его на шею. Тот повис на нагрудной пластине, пристроившись рядом с ониксовым черепом среди изгибов чеканного нагрудника. Два символа нелегко ужились: один из них был тотемом странной и древней магии Фенриса, а второй - символом тайной мощи Инквизиции.
- Но я благодарен тебе за это, - сказал Ингвар, крепко сжимая руку Бальдра. - Мы всегда были братьями по оружию, ты и я. И мы снова ими будем. Из всей стаи тебя мне не хватало больше всего.
Бальдр вернул рукопожатие. Его хватка была твердой, почти жадной.
- Нам приходилось туго без тебя, Гирфалькон, - сказал он. - Мы хотели, чтобы ты вернулся. Ты снова сделаешь нас единым целым.
Ингвар отпустил его руку. Такие разговоры заставляли его ощущать беспокойство. Гуннлаугур произнес те же слова.
- Посмотрим, - это все, что он сказал в ответ.
Глава пятая
Буря, завывая, поднималась от перевала Охотника, неся с собой раздутые от снега облака, которые клубились над кривыми тропами. Горные уступы скрылись в завихрениях снежной мглы, старые дороги были перекрыты разрастающимися сугробами, а ущелья внизу засыпало снегом.
Только на вершине Клыка, высоко над окружающими пиками Асахейма, воздух был чист. Грозовые тучи кружили под посадочными площадками Вальгарда, злобные и величественные, ударяясь и цепляясь за гранитные утесы, словно черный прибой.
Гуннлаугур наблюдал за вихрями из безопасной кабины "Вуоко", который стоял на взлетной площадке.
- Большой, - поделился он наблюдениями, наблюдая, как завитки тумана и дымки кружатся на дисплее ауспика.
Ёрундур, пристегнутый к креслу рядом с ним, переключил последние необходимые для запуска клавиши на панели управления.
- Фенрис всегда устраивает пышные проводы, - сказал он и нахмурился, вводя предстартовые последовательности команд. - Он не любит, когда его дети уходят.
Гуннлаугур хмыкнул и сел обратно в кресло. Ангар Вальгарда № 34-7 протянулся вперед. Он находился на самой вершине горы, а его восточный конец был открыт всем ветрам. Лабиринт из мигающих красных сигнальных огней наполовину скрывала завеса из нанесенного от входа мокрого снега. Слышалось, как отъезжают заправщики, освобождая место для взлета, и как кэрлы кричат, сообщая о том, что взрывозащитные заслонки закрыты и заперты.
- Попытайся не убить нас на выходе, ладно? - донесся по коммуникатору радостный голос Ольгейра. - А теперь давай, без сучка и задоринки, Старый Пес, без сучка и задоринки!
Все остальные члены стаи находились в хвостовом отсеке для экипажа, под кабиной. Гуннлаугур слышал оттуда грубый смех. Это подняло ему настроение. Несмотря на все их жалобы по поводу миссии, стая была рада отправиться в путь и чем-то заняться, и это вселяло надежду.
- Хочешь полетать, хальфвит? - кисло ответил Ёрундур.
Он активировал основные системы двигателей, и хриплый, заполняющий пространство рокот донесся откуда-то снизу.
От похожего на рев взрыва смеха Ольгейра динамики коммуникатора наполнились шумом помех.
- Есть какой-нибудь сигнал от фрегата? - спросил Гуннлаугур, выключая коммуникатор и наблюдая за тем, как последние члены бригады обслуживания торопливо исчезают из поля зрения. Все конструкции штурмового корабля задрожали, когда двигатели вошли в рабочий ритм. Беспорядочная волна дыма вперемешку с каплями масла и сполохами пламени вырвалась из выхлопных отверстий и разошлась по взлетной площадке.
- Ничего, - ответил Ёрундур, снижая подачу энергии на атмосферные тормозные двигатели. С судорожным рывком "Вуоко" оторвался от скалобетонного пола в бушующем облаке дыма и пламени. - Но он будет там. Поверь, никто его не заберет.
Блок световых сигналов, установленный у входа в ангар, дал команду, и целый сонм индикаторов на панели приборов корабля засветился зеленым светом. Загорелась проекция приборов на ветровое стекло кабины, наложив беспорядочную смесь рун и векторов на мрачные плексигласовые стекла. Вой основных двигателей стал сильнее, перед тем как взорваться импульсом энергии и выбросить их далеко за пределы горы.
- Это славный корабль, - произнес Гуннлаугур, пристегиваясь перед стартом. - Тип "Черное крыло".
- Кто тебе это рассказал? - рассмеялся Ёрундур. - Я видел его, это куча дерьма.
До того, как Гуннлаугур смог ответить, Ёрундур подал мощность на главные ускорители. "Вуоко" рванул вперед, сверкнул в короткой шахте ангара и с ревом вылетел на склон горы. Они оставили позади обрыв в облаках испарившегося снега и выхлопов двигателей. Ёрундур вывел машину на простор, заложил крутой вираж, поднял нос корабля и подал больше мощности на главные ускорители.
Гуннлаугур посмотрел вниз через левый иллюминатор кабины. Вершина горы, покрытая множеством грязных сенсорных башен, оспинами ангарных ворот и защитных батарей, стремительно уменьшалась. Пик пронзал слой темных, похожих на кровоподтеки облаков. Это был одинокий бастион из скал и льда среди господствующих над континентом бурлящих штормов.
Казалось, что их твердыня находится в осаде, что ярость планеты окружила ее и душит, стремится схватить за глотку и выдавить жизнь.
Гуннлаугур знал историю этой горы, по крайней мере, в том виде, в котором она излагалась - иногда немного по-разному - в полулегендарных сагах, рассказывавшихся в огненных залах. Он знал, что Клык не раз побывал в осаде: его пытались взять и силы великого врага, и армады Экклезиархии во время гражданских войн в прошлом, и даже сама Инквизиция.
Небесные воины гордились этими битвами, вспоминая про них во время боевых обрядов или слушая рассказы в горячем свете факелов. Гуннлаугур любил эти истории. Он дословно выучил Сагу о Бьорне у скальдов. Он знал наизусть и другие легенды и песни. Некоторые из них были старше самого Клыка и уходили корнями в жестокие времена, когда человечество делало первые неловкие шаги среди звезд.
Он улыбнулся и начал вспоминать куплеты. Даже когда ландшафт внизу исчез, скрытый белой дымкой, его губы продолжали шевелиться, беззвучно повторяя бессмертные слова:
Черным станет солнце, землю поглотят моря,
Звезды с небес сорвутся жарким вихрем огня,
Ярость зажжет пар и пламя, вырвет жизнь из оков,
Весь горизонт станет красным до самых его облаков.
От величественного вида горы, открывшегося внизу, у него захватило дух. Это место было вечным, оно было создано богами и охранялось свирепыми ангелами, неприступная цитадель в сгущающейся тьме галактики. Она простояла тысячи лет до его рождения и простоит еще столько же. Другие миры могут погрязнуть в скверне и разрухе, но Клык навсегда останется незапятнанным.
В эти вещи он верил всегда.
"И так было. - Он выдохнул, глядя, как изгиб атмосферы планеты превращается в тонкую блестящую линию. - И будет".
Гуннлаугур знал, что никогда бы не смог повторить поступок Ингвара. Он душой и телом принадлежал к Фенрика: самым смертоносным, самым преданным и самым могущественным из многих слуг Всеотца. Никто не может превзойти Волков Фенриса. Никакая другая жизнь не могла сравниться с той, что вели Небесные Воины: без поблажек и пощады их отправляли в самое раскаленное пекло битвы. Они владели мощнейшим оружием, когда-либо созданным человечеством, и защищали живых там, где все остальные терпели неудачу.
Гуннлаугур уважал своих братьев из других орденов. Он сражался плечом плечу со многими из них и отдавал должное их навыкам и преданности. Он также воевал плечом к плечу с простыми смертными, многие из которых погибли с честью.
Но они не были Фенрика. Они не были сынами Русса.
Я многое знаю, а вижу - больше,
Оковы спадут, Волк будет на воле.
Гуннлаугур улыбнулся. Снова начиналась война. Он покидал Клык, чтобы нести смерть за море звезд. И это было хорошо - независимо от того, чем в итоге обернется их поход. Все было так, как должно.
- Приближаемся к заданной точке, веранги, - отрапортовал Ёрундур, чей голос был едва различим за ревом двигателей. - Визуальный контакт установим в ближайшее время.
Гуннлаугур посмотрел вперед. Молочная серость неба сменилась чернотой, когда последние слои атмосферы остались позади. Знакомые созвездия засияли чисто и ярко, их заслоняли только дюжины серо-стальных орудийных платформ орбитальной защиты планеты. Ближайшая из них была всего в километре от корабля: массивная конструкция висела в пустоте, на орудийных башнях мигали габаритные маяки.
- Я не вижу корабль, - сказал Гуннлаугур, изучающе всматриваясь в пространство впереди. Орудийная платформа проплывала под ними.
- Мне нужно скорректировать курс, - произнес Ёрундур. - Мы еще не набрали полную скорость. Ты ведь знаешь, что эта штука вообще не должна подниматься в воздух?