- А что - смеялась счастливая Мирося, лукаво поглядывая на отца - сами видите, отченька, парень отгадал загадку. Мои подружки одобряют его ответ.
- Вы все хитры, как ужи - нахмурился царь - сговорились!
- Где он набрался такой мудрости? - удивился Корень - Разве думал, что у меня такой сын растет?
- Последнюю загадку отгадай, юноша - говорила царевна - Что на свете громче всего?
- Тишина, царевна - твердо сказал Зореслав.
- Вот отколол! - залился смехом Тирло.
- Хи-хи! Тишина! - оскалил зубы Мечик - Сказал еще глупее, чем я. Это ж надо такое выдумать?
Царевна взяла Зореслава за руку, глянула на отца.
- Он отгадал, отченька. Самый громкий крик утихает. А тишина извечно господствует. Взойди на горы - тишина. Сойди в подземелье - и там она.
В груди Бояна прокатилась трепетная волна. Он вспомнил далекие Черные Горы, прощальный очаг, светлый лик Тайно-Дива. Мудрый старец, твои заповеди порождены опытом веков, большим знанием, долголетним созерцанием. Откуда же в душе юной девушки родились слова твоей таинственной заповеди: все громы заканчиваются тишиной?
- Слава Зореславу! - гремел майдан радостными приветствиями.
- Слава Зореславу!
- Он победил, отченька! - громко сказала Мирося, подводя ошалевшего от счастья парня к Горевею - Он мой избранник!
- Беда, царь - по-гадючьи зашипел за спиной владыки Печерун - То все чары. Пастух Корень - ведун, он знает всякие травы. На Миросю насланы чары. Берегись, царь.
- Отченька, почему вы молчите? - настаивала царевна.
- Не бывать этому - вспыхнул Горевей - Поднимите меня. Ой! Болит. Прочь все, не хочу никого видеть. Что ты удумала, глупая девка? Сына пастуха - царевичем? А когда умру - царем? Да?
- Вы же обещали, отченька - отозвалась девушка сквозь слезы - люди, вы слышите?
- Слава Зореславу! - кричали витичцы, размахивая шапками, мечами, руками - Зореслав победил!
- Молчать! - орал Горевей - Чтоб вам всем рот залепило! Позорить царский род? Скорее у меня на колене конопля вырастет, нежели это случится! Вот так!
- Царь - решился на слово Зореслав - я люблю твою дочь. Чем я хуже твоих рыцарей? Разве не я спас тебя от смерти?
- Ага, похваляешься? Вовек попрекать будешь?!
- Он мой жених! - топнула ногой Мирося.
- Возьмите голодранца! - разъяренно крикнул царь часовым, и воины коршунами набросились на безоружного Зореслава - В темницу его! Ишь, приспичило смерду в царские хоромы! Ой, ведите меня… Темнеет в глазах.
Дружинники кучей насели на юношу, связали и потянули в башню. Вслед поплелся Горевей, опираясь на часовых. На крыльце остановился и накинулся на дочку.
- На тебя наслали чары! Кто-то околдовал! Не надо мне царевича! Сам царствовать буду! И не умру - слышишь? Знахарей, ведунов со всего мира созову. Наилучших. Ой! Ведите меня. Сам царствовать буду!
- Эх, царь, царь - кивал головой Боян, прислушиваясь к недовольному гомону людей, которые понемногу расходились с площади - И ты такой же, как все другие владыки. Не зря говорил на прощание Горипал: кто имеет власть, тот насильник! Нет правды у царей.
- Сынок, сынок - рвался к башне Корень, пробиваясь сквозь кольцо воинов - чего тебя потянуло в проклятый силок? Я же говорил тебе, молил! Ослушался! Пустите меня к сыну!
- Прочь, глупый мужлан! - громыхнул воевода - Не гневи царя! Все наладится, дай владыке остыть!
Девушки утешали Мирося, но она не могла сдержать рыдания. К ней приблизился Боян, коснулся сухой ладонью чела.
- Утешься, девушка. Слышишь? Не край сердца преждевременно.
Мирося вытерла залитое слезами личико, с надеждой глянула на слепого певца.
- Что нам делать, дорогой старче? Помоги, я тебе отблагодарю!
- Эх, пустое говоришь. Зачем мне благодарность? Главное, чтобы любовь ваша не обмелела, не стала пеплом. Такая хитрая, и сразу бросилась в отчаяние.
- Да какая ж я хитрая? - всхлипнула девушка.
- Даже меня обманула - ухмыльнулся Боян. - Парнем притворилась. Я чувствую - что-то не то, потом догадался. Умная у тебя голова, а как пришло к узелку - здесь и плач пошел. С твоим батенькой надо хитростей и хитростей! Давай соберемся где в уюте, да и побеседуем.
- Говори - горлицей припала к нему девушка - все мои подружечки тебя помогут, только скажи, что. Ради любви мы на край света пойдем, чтобы любимый стал суженым ряженым!
- Сначала поставь мне чару и накорми - пошутил Боян - А я вам песню спою. При пенной чаре и под веселую песню лучше беседовать. Веди меня, царевна, что-то придумаем, не пропадет твой любимый…
Дума третья
Живая вода
Силок
Воины потянули Зореслава темными переходами и вбросили в погреб. Он больно ударился о камни, подхватился на ноги, чтобы схватится с противниками, но перед его носом громыхнули окованные бронзой двери, послышался злорадный смех воеводы Тирла, потом в зарешеченном окошке появилось искаженное злобой старушечье лицо с жиденькими усами.
- Царевны приспичило, смерд? Мало тебе ягниц и коз вонючих, пожелал в царские покои залезть! Ха-ха-ха! В кошаре твое место, отброс! Там и надо было оставаться.
Зореслав не выдержал едких насмешек, рванулся к прутьям, затряс их, так что двери загудели. Тирло отшатнулся, гадко выругался и пошел прочь. Утихли шаги воинов, опустилась тишина.
Юноша забегал в тесной каменке, задевая теменем низкий потолок. Бился грудью о холодный камень, дубасил кулаками по стенам, рыдал от бессильного гнева, корил себя за неосмотрительность. Правду говорил отченька: не покидай степь, родную Славуты, леса темного! Орел в небе свободен! А сел на землю - уже не ведает, куда попадет: в силок ли, в болото, примет ли в грудь стрелу охотничью. Чего он добился? За подвиг - темницу, за любовь - пренебрежение! О Световид! Как мне забыть колдовскую ночь, лунное марево, мавок среди опушки? А может, ничего и не было? Лишь желания сердца? Есть лишь это - поругание, жестокость прихвостней царских, одиночество! А царевна его забудет, а может быть уже забыла? Что ей пастух, подле нее тучи рыцарей. Хоть дураки ничтожные, зато боярского рода.
А царь? Как он мог так поступить после того, как я его спас? Зачем меня бросили сюда? Может, чтобы я отказался от царевны? А дальше что? Опять кошара, козы, овцы? И ожидание, бесконечное ожидание… Ждать другую любовь? Кого же он встретит после такого пламени? Кто откроет ему тайну волшебного леса? Чья любовь посеет зерна нового небывалого цветка? Пусть даже Мирося откажется от него, станет презирать, смеяться, но он навеки сохранит в душе память об огне, который так сладко жег его грудь.
Проходило время, в погребе сгустились сумерки. Верно, наступила вечерняя пора. Где-то недалеко послышались шаги, гомон стражников, бряцанье мечей. Зореслав затряс двери, отчаянно крикнул:
- Люди, отзовитесь, есть тут живая душа?
- Чего тебе? - послышался безразличный голос, к погребу заглянул усатый дружинник, при мерцающем свете факела его глаза прятались в тенях бровей - Чего орешь?
- Я хочу домой, на волю! Где царь?
- Ишь, какой быстрый - насмешливо буркнул дружинник, подмигивая мохнатой бровью - А чего ты сюда поперся? Зачем зацепил паутину царскую? А теперь пищишь, как муха в паучьих лапах. Терпи, терпи! Вспомнят тебя, придут, покаешься, смотри и выпустят тебя!
Зореслав отвернулся, сел в уголке погреба. Нестерпимо было слушать гадкие и слушать едкие речи дружинника. Лучше молчать и ждать. Не показывать страха перед царскими холопами. Лучше смерть, чем унижение перед ничтожными людишками, которые позабыли, что значит воля!
Где-то издалека послышались замедленные звуки гусель, гомон людей, одобрительные крики. Парень прислушался.
- Боян поет - сказал дружинник, заглядывая в окошко - и мне бы хотелось послушать, но не тут-то было, свалился ты на мою голову, теперь сторожить надо. А вечер ныне дорог, тих, таинственен.
- А какой вечер? - удивился юноша.
- Так купальский же. Девушки и ребята будут гулять, веночки на воду пускать. Веселья – до зари!
Дружинник отошел, о чем-то переговариваясь со своим товарищем. Зореслав охватил ладонями голову, загрустил. В такую сказочную ночь сидеть под замком! А мог бы гулять с Миросей возле Славуты, показывать ей любимые места, рассказывать о том, как водяные играются на водовертях, ожидая неосмотрительных пловцов, о зеленоглазых русалках, которые греются против месяца, поя печальные песни, о звездных детях, которые прилетают на землю в большие праздники, чтобы позабавиться с человеческими детьми, покачаться на ивовых ветках.
Мелодия гусель становилась громче, глуховатый голос Бояна четко чеканил слова шуточной песни:
Жил на свете парень,
Со всего смеялся,
И ничему в мире
Он не удивлялся.Грім у небі грякне -
А йому байдуже.
Людям вельми страшно,
А йому - не дуже!От схопили хлопця
Воріженьки люті
Кинули до ями,
Закували в пута.Він собі сміється
Він собі регоче
Навіть у неволі
Сумувать не хоче.Повели хлопчину
Голову рубати -
Він собі жартує
У руках у ката.- Ой ти, кате, кате,
Мій коханий друже!
Головне - то жарти,
Голова - байдуже!
Песня окончилась, послышались сердитые возгласы дружинников: "Иди, иди прочь, Боян! Не велено петь под окнами царевыми. Горевей недомогает, велел гнать тебя прочь"!
Воцарилась тишина. Только было слышно, как где-то в уголке шуршат мыши. Зореслав задумался: что значит причудливая песня певца? Не иначе, он пел для меня. Чтобы не боялся. К чему бы это? Ждать освобождения? От кого? Разве, может, батенька вместе с Бояном что-то придумают?
Надежда
Мирося под вечер нашла Зорулю, потянула ее в темный закоулок, начала пылко нашептывать:
- Все решено. Боян добрый совет дал. Освободим любимого, а тогда пусть царь кусает локти. А ты, Зоруленька, что-то сделай с теми дурнями-стражниками.
- А что я с ними сделаю? - растерялась Зоруля.
- Поведи на гульбу. Купальский же вечер! Чару добрую пусть выпьют.
- Неужели так влюбилась, Мирося? - удивилась Зоруля.
- Навеки! - пылко обняла подругу царевна.
- Смотри, чтобы не случилось горя с той любовью. Дочь царская и пастух.
- Он мой царь и владыка! Как увидела - мир огнем занялся. А как побыла с ним в роще - душа моя за тучи полетела!
- Вот видишь - опасливо говорила Зоруля - говоришь, мир огнем занялся. Может, он перелесник!
- Когда перелесники такие - сквозь слезы прошептала Мирося - пусть забирают меня к себе. Зачем мне эти пьяные воеводы, эти глупые прислужники царские, что выпрашивают уютного места у моего батеньки? Зореслав один остановил нашествие враждебное, я сама видела! Вот герой, рыцарь! Вот Яр-Див!
- Хватит, хватит! - по-матерински ворчала Зоруля. - Кудахчешь, как курица над яйцом! Расхвасталась! Уже иду, иду.
Она, крадучись, пробежала переходами башни, царевна - за ней. Часовые, услышав шаги, насторожились, недовольно позвали:
- Кто слоняется?
- Я - заигрывая ответила Зоруля, появляясь из-за стены.
- А, Зоруля - успокоившись зевнул дружинник - Чего бродишь вечером? Почему не гуляешь?
- За вами пришла – улыбнувшись сказала девушка.
- Как-то за нами?
- Так Купала же ныне. Все девушки и ребята собираются на кручах. Огни зажгут. Весело будет - страх!
Дружинник дернул себя за усы, переглянулся с товарищем, тот облизнулся, печально покачал головой.
- Гм. Оно бы и нам не помешало ковш меда наклонить. Так поставили же нас, караулить надо.
- С какого это чуда? - притворно удивилась Зоруля.
- Пастуха же сторожить.
- Так он же замкнут.
- И то правда - обрадовался усатый дружинник. - Не колдун же он? Решетки толстенные, не перегрызет.
- Так пойдем же. Вон уже жгут огни. Ой весело будет!
Девушка схватила усатого воина за руку, потянула к выходу. Второй глянул им вслед, махнул рукой и бросился за ними, бормоча на ходу:
- Как убежит - то и из-под стражи убежит. А если не убежит - то и так не убежит. Пойду и я, может, и моя судьба где-то венок сплетает.
А Мирося стояла в закоулке башни около ставен, ждала, глядя на просторное видноколо славутинской долины. На кручах уже полыхали огни, золотые искры катились стремительным потоком к небесному шатру, рассыпались там на темно-синем фоне, становились звездами, начиная вечную сказку летней ночи. Над лесом катились песни. Мирося дрожала от волнения - решается ее судьба. Все будет иначе отныне: нет детских забав, нет отца, нет царства! Есть новая тропа - страшная, опасная, из которой уже нет возврата! И не надо.
Неподалеку от нее прозвучали тяжелые шаги дружинников, послышался беззаботный, веселый смех Зорули. Пора!
Мирося добежала до погреба, заскребла в окошко.
- Кто там? - отозвался Зореслав.
- То я, жених мой - прошептала царевна.
Юноша метнулся к дверям, прижался к гратам, увидев в сумерках любимое личико, болезненно застонал.
- Для потехи так меня назвала?
- Зореслав, я полюбила тебя сразу, как встретила в степи! Зачем терзание? Не я виновата, что тебя бросили сюда. Ты отгадал мои загадки - сам Яр-Див велел, чтобы ты стал моим женихом. Я не иду против судьбы. Сердце мое горит!
Юноша взял ее пальцы к своих ладоням, начал целовать.
- Соколица моя! А я уж думал, бросила ты меня в неволе!
- Я говорила с Бояном. Тебе надо убегать.
- А ты?
- Я с тобой.
- Не хочешь быть царицей?
- Зачем мне царство? - тихонько засмеялась девушка, лаская пальцами юное личико. - В глазах твоих все мое царство.
- О Перун! Теперь мне не страшная и темница!
- Но пора освободиться из нее. Мы придумали вот что: ночью похитим ключ, он у советника Печеруна. Как заснет, Зоруля подкрадется.
- Согласен! - сжав ей руку, прошептал Зореслав.
- Сейчас Купала, вокруг огни, шум, никто не услышит! А мы к рассвету будем уже далеко, никакие царские прихвостни нас не достанут. Тсс! Кто-то идет. Я бегу, любимый! Надейся!
Она побежала к выходу, около лестницы лицом к лицу встретилась из Печеруном. Он схватил царевну за руку сухими пальцами, заглянул ей в глаза острым взглядом.
- Где была, царевна?
- Пусти! - застонала Мирося от боли - Как ты смеешь так со мной разговаривать? Пусти!
Советник отстранился, однако заступил путь вниз, к выходу.
- Знаю, была возле пастуха. Царь велел закрыть его, а ты волю отчую нарушила, видишься с ним.
- Стыд царскому советнику бегать за девушками, следить!
- Не позор, заботы о царстве не дают мне спокойствия. Царь не здоров, а ты.
- Что я? - с вызовом глянула на него Мирося.
- Влюбилась у смерда, в пастуха.
- Может, ты мне лучшего жениха нашел? - вспыхнула царевна от обиды.
- А разве мой сын не лучше?
- О Перун! - сплеснула в ладони Мирося. - Ты же сам знаешь, какой он у тебя дурак!
- Я хочу лишь одного, спасти тебя! - протягивая к ней костлявые руки, пылко зашептал Печерун - Царь в гневе! Думаешь, он счастлив тем, что пастух спас его в бою? Хе-хе! Нет ничего худшего для владыки, чем кого-то благодарить спасением! Владыки не прощают своим спасителям. А тем более, когда спаситель тянется к венцу царскому.
- Ложь! - вскрикнула Мирося - Зореславу ничего не надо. Пусть царь освободит его, и мы покинем Витич.
- Те-те-те! Лги кому другому. Пастух не так прост, как тебе кажется. Да и ты. Все же, царевною легче, чем пасти ягнят.
- Не береди моих ран, коварный дед! - простонала Мирося - Чего тебе надо?
- Имей хоть крошку ума.
- Твои слова напоены злом и ядом.
- Гляди! Все равно станешь женою Мечика!
- Ни за что!
- Сама попросишь об этом! - крикнул советник вслед девушке, которая быстро бежала вниз по лестнице - Не ведаешь, глупая царевна, что отбрасываешь! Сделай своего пастуха воеводой, пошли его воевать другие царства. Ты станешь царицей над широкими землями. Ты подтопчешь под ноги бесчисленные народы! Слышишь?
Мирося не ответила, нырнув в волшебную купальскую ночь, напоенную пением и весельем, звездными узорами и мерцанием бесчисленных огней. А на душе Печеруна было невесело, там клубилась едкая змея. Остановившись около царских покоев, он задумался. "Ха! Вот что я думаю? Есть хитрая штука! Все случится так, как я замыслил. Пусть попробуют ускользнуть из моего силка"!
Клятва
Советник застал Горевея в тяжелом полузабытьи. Царя что-то мучило, терзало, упрекало: что-то негожее совершил, не то сделал! Тяжело оскорбил родную дочку, единственную свою утеху, парня-спасителя бросил в темницу. Витичцы волком смотрели на него, когда он приказал схватить Зореслава. Оно бы и все равно - царское слово для них закон, только же не следует плевать и на людей, в случае смуты какой или нападения врагов придется кланяться им, воинам и смердам! А здесь еще боль, проклятая не дает отдыха, дух выбивает из груди. Вот тебе и намерения царские, какой-то вонючий вражина бабахнет тебя дубиной по голове - и уже по тебе яма плачет! Ни царства, ни богатства! Такое мизерное здоровье человеческое. Вот если бы стать бессмертным, чтобы ни один меч не тронул тебя, чтобы огонь не брал, болезнь не ела, старость обходила! Ого, тогда Горевей показал бы соседским княжествам и царствам! Собрал бы дружину неизмеренную, победил бы весь мир! И заморские владения, и горские, даже далекий прославленный Рим. Перун! Неужели сие недосягаемо человеку? Но не зря же старые люди сказывают сказки о бессмертии? Кто-то же, где-то же имел ее? Разве советника спросить? Он хитер и бывал.
Так блуждал царь в своих причудливых думах, пока его не вытянул из забвения Печерун. Увидев советника в капризном свете факела, Горевей обрадовался:
- А я вот думал о тебе. Совета хочу спросить.
- Какого, мой царь? - льстиво спросил Печерун.
- Запала мне мысль о бессмертии. Не дает покоя. Пока был здоров, о том и не мыслил. А теперь клюет, да и только! Думаю я себе: почему люди сказывают о бессмертных? Вероятно, есть же где-то такие? Что скажешь на то?
- Слышала моя душа твои мысли, царь - радостно подхватил Печерун - именно с таким советом шел я к тебе, ибо печалюсь весьма о судьбе царства витицкого. Вижу, тяжело тебе, изнываешь от болезни, уже ходил и к ведьме преславной, которая живет в Волчьем Бору.
- А это зачем? - ужаснулся царь - Ее все люди боятся!
- Дураки боятся. А мудрый и ведьму обкрутит. Нам хотя бы и черный дух с гнезда снялся, если бы яички наши. Царь, она говорила, что ведает, как достичь бессмертия.
- Лжет!
- А вот и нет! Только злата за той надо дать ей немало.
- Да я пол царства брошу ей к ногам! - подхватился на кровати царь - Ой! Как будто копья кто загнал в спину. Держи меня. Что нам злато? Мы его опять заграбастаем, как стану здоров, и еще, страшно сказать - бессмертен! Слушай, советник! Тогда зачем мне внучки? Зачем царевичи? Я сам, сам все буду делать! Где твоя ведьма? Зови ее!