- Погоди, царь - мягко остановил его Печерун - Не спеши. То должно случиться позже, ведьма достанет какое-то там зелье, а оно растет именно в Купальскую ночь. После она даст знак, я пошлю за ней воинов. Тем временем должен сделать еще одно дело, потому что люди ропщут, слухи недобрые ширятся.
- Что там?
- Я о пастухе. Корень грозит, что приведет вольных воинов, что пустит за огнем башню царскую, но освободит сына.
- Да я его и так выпущу - недовольно говорил царь - Зачем он мне? Сам знаю, негоже вышло.
- Просто так выпускать не след.
- А как же?
- Побеседуй с ним. Вели достать для тебя живой воды.
- Живой води? – изумленно переспросил Горевей.
- Ее - хитро улыбнулся Печерун - Хи-хи! Живой воды, которой исцеляют раны и добывают бессмертие.
- Но он ее достанет?
- А это уже его забота. Ха-ха! Пусть хоть за небо летит. Так и скажи ему: дарю тебе волю, и будешь ты царевичем, женихом Миросе, когда привезешь мне из далеких краев живую воду. Любишь царевну - докажи, чего стоит твоя любовь! А перед тем пусть поклянется, что исполнит твою просьбу. Да не как приказ царский, а просьба дружескую.
- Ну и уж ты, Печерун, ну и хитрец!
- А ты думал, даром хлеб царский им? Так мы сразу развяжем много узелков: Зореслава в странствия бесконечные, пусть ищет живую воду. Тебе - здоровье и бессмертие, а мне…
- Ага – подобрался царь - а тебе что? Ты же зря даже не чхнешь.
- Правда твоя. Имею мысль о сыне своем, Мечике. Когда ты вкусишь бессмертие, Мечик станет царевичем, ему и Миросе дашь часть царства.
- За такую утеху половину земли отдам! - похлопал советника по плечу царь - Веди меня к пастуху, хочу отпустить его на волю. Пусть порадуется на Купала, а завтра…
- Завтра пусть отправляется за живой водой, хи-хи! - залился удушающим смехом советник - и не возвращается в витицкое царстве, пока не достанет.
Давняя сказка
Дивоколо охватило юношу, прижало к себе руками ветра, целовало устами сребнолицего месяца, приветствовало щедротой звездной бесконечностью, заревом купальских огней. Воля! Воля! Дай вдохнуть тебя, выпить, словно бокал душистого вина! Не покидай меня никогда, никогда!
Зореслав бросился к торжищам, там среди площади рокотал громадный костер, в его свете витичцы кружили из толстобрюхой бочки мед, пели веселых песен. Ремесленники, воины, а то и простые хлебопашцы, обнявшись, выходили в круг и долбили землю бронзовыми подковами, приговаривая в такт:
Гей, вийду я з хати на волю.
Та посію просо на полі,
Ой дозріє просо буйненьке,
І буду я, ладо, багатенький!Ой накуплю меду та пива
Усьому світові на диво
Гуляйте, каліки, гуляйте,
Мене добрим словом споминайте!А лихая година настала.
Бо згоріло просо, пропало!
Я ж таки не буду ридати,
Бо є в мене жінка у хаті!Я з поля додому вернуся,
Та любенько з нею обіймуся,
Ой буду я п’яний без пива
Та усьому світові на диво!Гей, лиха година настала,
Бо утекла жінка, пропала!
Я ж таки не буду ридати,
Бо є в мене воля крилата!Не згорить вона, не покине,
Гей, та моя воля орлина!
Гуляйте, каліки, гуляйте,
Мене добрим словом згадайте!
Увидев Зореслава парни радостно заголосили, загоготали, потянули к костру; кто-то зачерпнул здоровенным ковшом меду, поднес юноше.
- Пей, рыцарь, радуйся с нами!
- Не до того мне, люди! - отвечал юноша - Видели ли моего отца? Где он?
- Видели! - отвечали витичцы - Говорил с нами, чтобы освободить тебя из погреба. А мы ему и говорим: поможем! А чего же! Мы сильно погуляем - и к делу! Разгоним воинов Горевея, да и выпустим парня. А ты - глянь! - уже и сам выскочил! Ха-ха! Но нам и легче от того. Станем всю ночь кружить мед, до самого утра! Пей, Зореслав, пей!
Юноша едва вырвался из дружеских рук ребят, побежал к круче, где на высокой проплешине Дивич-горы завсегда собирались ребята и девушки, чтобы воспевать Яр-дива, Сребро-Дива, Зоре-Дива или Большого Купалу. И ныне там пылали огни, суетились в дымном мареве фигуры веселых людей, визжали восторженные дети, прыгая через костер. Пылающие колеса, разбрасывая искры, катились из круч в долину, оставляя в воздухе запах можжевельника. Тут он и встретился с Зорулей, девушка тянула обеими руками двух воинов, а они лепетали что-то несусветное. Заметив парня, ужасно удивились, таращились на него, как собака на ежа.
- О! Мы думаем, что он в погребе, а он тут! Ты и впрямь сын ведуна.
- Убежал, Зореслав? - взволновалась Зоруля.
- Да нет! - с досадой ответил, юноша - Выпустил меня царь. Где Мирося? Где отец мой? Веди меня.
- А мы? - обиженно звали дружинники, плетясь следом за девушкой - Ты же, кошечка, обещала спеть нам.
- Пусть вам ведьма с Медвежьей Долины поет - засмеялась Зоруля.
Подхватила волна девушек и парней, закружила в безудержном танце пламенной стихии. Юноша перескочил над одним костром, вторым, третьим, жаркое нутро пламени дыхнуло в лицо, взбодрило. Девушка потянула его дальше узкой яругой, которая вела вниз, к Славуте. А вслед им катилась древнейшая мелодия купальской песни:
Діва на Купала
Зіллячко копала,
Вночі чарувала,
Богам дарувала:Одному - Дажбогу,
Перуну - другому,
Третьому - Стрибогу,
Четвертому - юнакові молодому!Діва на Купала
Віночок сплітала,
На воду пускала,
Просила, благала -В Словути святого,
У неба ясного,
В потоку дзвінкого
А в четвертого - у вітру весняного..Ой несіть віночок
На чистий струмочок
Там, де хвиля миє
Крутий бережечокЯк він ждати буде
Хай не бачать люди
Хай вінка коханий
Повік-віки весняного не забуде!Візьмемось за руки,
Подамось на луки,
На вогні святому
Спалимо розлуку!Пісню заспіваймо,
Літо прославляймо,
У яснім коханні
Лиха-горенька не знаймо!..
Песня отдалялась, утихала. Река дышала туманами. Между стволами вековых деревьев замигало пламя, около него колыхались тени. Навстречу метнулась тонкая фигура Мироси.
- Кто это?
- Бери свое сокровище! - смеялась Зоруля, шутливо толкая Зореслава в спину.
Царевна ринулась юноше на шею, обняла его, пылко целуя в глаза. Потом отстранилась, потянула к костру. Поднялся Корень, взволнованно сказал:
- Слава Купалу, живой. Что же случилось? Опомнился Горевей? А мы уже думали, как тебя вытянуть. Хорошо, что рук марать не пришлось. Смотри же, сынок, теперь почитай волю. Благодари Яр-Дива, что первый силок треснул. Следующий может быть из бронзы или железа. Кто знает, хватит ли сил его разорвать?
- Не ведаю, отче, выскочил ли из силка - махнул рукой Зореслав - может, попал куда похуже.
- Как это? - удивился Корень.
Из-за костра выступил Боян, в темных провалах его незрячих глаз тревожный вопрос. Пламя металось, трещали искры, над головами шумел столетний дуб, а люди молчали, удивленные неожиданным словом юноши.
- Что случилось, Зореслав? - в конечном итоге спросил певец.
- Царь выпустил меня. Сказал, что Мирося станет моей женой.
- О радость! - вскрикнула счастливо Мирося – К чему же печаль?
- Погоди! Он сказал, что это будет лишь тогда, когда я добуду для него живую воду.
Старый Корень растерянно глянул на Бояна, тот задумчиво покивал головой. Мирося коснулась плеча юноши.
- И ты… обещал ему?
- Я дал клятву.
- О глупый мальчишка! – хлопнул себя по коленям Корень - Зачем же давать клятву, не зная, чего от тебя хотят?
- Это не царь - отозвался Боян - то Печерунова хитрость. Коварный змей. Что же думаешь делать, юноша?
- Не знаю - скуксился Зореслав, вороша палкой багряные угли - это же сказка - живая вода? Где ее найти? А Горевей велел не возвращаться в Витич до тех пор, пока не буду иметь воды!
- Пусть ждет! - беззаботно воскликнула Мирося, прижимаясь к Зореславу - пусть ему царство, сокровища, земля. А мы с тобой, сокол мой, полетим в вольные края. Боян! Ты обещал указать нам путь. Минует ночь, мы поплывем Славутой вниз. Уже есть припасы, есть лодка.
- Мирося, я поклялся - тихо отозвался юноша.
- Но клятва добыта хитростями.
- Девушка, не сбивай моего сына - мрачно кивал Корень. - Он не сломает слова, кому бы не дал его. Ох Зореслав! В этом не имею для тебя совета. Спрашивай Бояна.
- Тихо, дети - говорил певец, протягивая руки к огню - гоните прочь тоску-печаль. Кто ведает, где заветное? Вся жизнь человека - дорога, которую надо пройти, тяжела она, или легка. На веселых дорогах, на широких путях не найдешь ни правды, ни жар птицу не поймаешь. Печерун думает, что гонит Зореслава в безвестность? Не ему о том знать, деточки. Доченька, успокойся, не тревожься, слышит мое сердце: и в огне не сгорит твой суженый, и в воде не утонет, и не упадет от меча вражьего! Слушай совет мой, Зореслав: дал слово - должен исполнить!
- Но вода жива - это же сказка? - растерянно спросил юноша.
- Слышал я от Тайно-Дива, старого ведуна в Черных Горах - сурово сказал Боян - что есть живая вода. Имеют ее небесные дети Световида, что сызвека живут на нашей земле.
- Кто же они? - раскрыла от удивления рот Мирося.
- Род и Лада. Наши предки. Случилось это в незапамятные времена. Жили Род с Ладой и своим семейством в звездном дивоколе, широком и свободном. Много было там людей – честь, не перечесть. Всего вдоволь имели люди на земле Световидовой: плодов удивительных, бархата звездного, дворцов самоцветных, кораблей летучих, на которых они летали даже до огненных звезд.
- К звездам? - сплеснула ладонями Зоруля - Как же такое возможно? Они же обжигающие, как жар!
- Все тем людям было по силам - сказал Боян торжественно - а в дивоколе их не одно солнышко светило, а двое: наш Яра-Див, которому мы поклоняемся, и еще дивное светило - Белобог, которого пращуры величали Страхом.
- Таким страшным оно было? - сжалась в комок Мирося.
- Где там! - усмехнулся Боян - Страхом назвали то светило потому, что было оно страх какое прекрасное. Говорили прадеды, что под тем солнцем люди жилы много веков не старея, сохраняя силу и молодость. Однако и там нашелся враг, который посеял в чистом краю ядовитые зерна. И началась война кровавая, губительная. Распалось звездное царство на мелкие осколки. И поныне, бывает, падают на землю осколки того света, а мы говорим: падающая заря! И угасло от той руины волшебное светило Страх, потемнело. Белобог стал Чернобогом. Страх, который радовал людей, стал привидением, что им пугают детей.
- Неужто все небесные люди погибли? - приуныла Мирося.
- Не все. Тех, кто остался жив, Род и Лада посадили на большую летучую лодку, и поплыли они звездной рекой к нашей земле. И стал тот челнок в дивоколе Месяцем, который пращуры назвали Сребро-чудом. А из месячного дома спустились Род и Лада в горы высокие, неприступные. Дика земля была, неприветлива. Но не испугались того пращуры. Сказали детям своим: "Идите, дети, живите на этой тяжелой земле, стройте поселения, приучайте диких зверей к труду, населяйте дикие края. Дружите с земными племенами. Неприветлива новая отчизна, но когда-то мы вернемся в небо, когда чистым огнем испепелим в сердцах своих зерна забвения. Вот с тех пор мы и зажигаем купальские огни, прыгаем над ними. Думаете, для веселья и забавы? В действительности - мы готовимся пролететь над грядущим очагом, который должен испепелить в сердцах людей зерна забвения. Тогда люди обретут крылатые тела и вновь будут жить меж звезд".
Рассеялись дети Рода и Лады кто куда в новом мире. А после забыли, кто они и откуда. Опять началась вражда. Много племен, народов на земле, и все они - дети Рода и Лады. Ждут прародители сыновей своих, ждут долго и терпеливо. Живут они на горах высоких, хрустальных. И имеют Род и Лада воду живую, которая оживляет мертвых, дает бессмертие. Однако знаю, что вода та может достаться лишь большому рыцарю, который не побоится прыгнуть над заветным костром. И еще есть правечный завет: от того воина, который не испугается правечного огня, пойдет славный род, который поведет детей Рода и Лады в звездный край.
- Славная сказка - вздохнул старый Корень, и в его темных глазах появилась печаль. - Если бы это случилось.
- Случится, Корень! - твердо сказал Боян - Потому что завещали тот дивоглядный путь мудрые пращуры. Ты же подумай, Зореслав, на какую таинственную тропу ступаешь. То большая минута для яровитского края, дети. Не опорочьте ее. Ныне ночь для песен и любви. Идите, спешите утешится дарами купальской ночи, наполните сердца сказкой. А на рассвете имею к тебе, Зореслав, важную беседу. Буду ожидать тебя здесь, на опушке.
Славута
Славута нес Зореслава на своей груди вниз, к морю, а в душе огненными углями чеканятся тихие слова Бояна, сказанные на прощание, его родительское напутствие:
- Корень - родной отец, но любовь его слепа. Мирося - твое сердце, но любовь ее - незримая привязь. При них нельзя сказать тебе того, что должен знать, юноша. Путь твой к цели - не красочная сказка, которую так любо слушать на коленях матери или отца, или в тени цветущих кустов. Идешь ты, сынок, в дорогу тяжелую, и одна у тебя звезда путеводная - твое сердце. Никто не поможет, не покажет, не поддержит, если в душе твоей угаснет огонь исканий. Однако выслушай на прощание совет мой, а когда наступит пора, вспомни эти слова - в них скрыта правда:
На распутье выбирай путь, откуда нет возврата.
За словом есть мысль, за мыслью дело, за делом есть взгляд глаз, а в глубине глаз - нерушимость тишины.
Станешь над бездной - помни: ты есть то, чего нельзя отдать!
А теперь плыви, сын. В свободной твердыне, за порогами, тебя встретят с радостью. Вот возьми знак, бронзовую ладунку, а в ней - серебряный шар, образ Яр-дива. Покажешь Ярогану - ведуну рыцарскому. Он укажет путь, может, посоветует спутников, так как самому в далекие земли не пройти. Плыви по ночам, днем отдыхай. Славута донесет тебя до порогов, а там, берегом, к твердыне. Пусть Световид бережет тебя, сын. Слышит душа моя: изведаешь горя немало, но и славу большую узришь.
Тают голоса. Тишина над миром. Никого нет. Лишь Зореслав на челноке и голубое дивоколо вверху.
Днем юноша останавливается в уютных заливах, вытягивает челнок на берег в самые густые лозы, чтобы враждебный глаз не подсматривал, и ложится спать. Сон его легок, пуглив, будто в перепелки меж спелой рожью. Сны тревожными тенями обволакивают сознание и смущают воображение. Иногда затрещат лозы, проснется от сна парень, ухватившись за меч, а потом прислушивается и успокаивается: то где-то в дебрях рыщет лиса, охотясь за дикими утками.
Гаснет длинный летний день. Крадутся сумерки. Опять лодка на воде, прыткое течение подхватывает шаткий сосуд, выносит на широкое русло. Иногда Зореслав замечает в ночных сумерках фигуры рыбаков, неизвестных людей, слышит речь, видит трепетные огни. Старательно обходит парень встречных не потому, что страшится, а, чтобы лишний раз не попасть в неожиданную ловушку.
Безветренные дни, звездные ночи проходят. Раскаленное солнцем дивоколо гневается, катит в высоте грозовые тучи. Запрягает Перун огненных коней, скачет безумным галопом над миром, пускает ослепительные стрелы в невидимую цель, а эхо от копыт колдовского коня катится между заоблачными горами в даль.
Большие капли дождя звонко клюют плес реки. Юноша спешит вытянуть лодки на луг, перевернуть его и спрятаться под днищем. Вовремя! С неба рушится стена воды. Славута пенисто надувает грудь, все вокруг пропадает в темно-серой мгле, прорезанный синими зарницами.
Гроза проходит, несет тревожную влажность дальше и дальше, над лесами, полями и степями, а Зореслав опять трогается в путь, пьючи полной грудью, освеженный зарницами воздух, настоянный на цветах и травах славутинских лук.
Становились ниже крутоярые горы. Исчезали леса. На берегу чаще появлялись каменные громадья валунов. Славута сузился, мощные воды мчались стремительнее, неистовее. В сердце вползла тревога: недалеко пороги, надо остеречься.
Теперь он уже не плывет по ночам, чтобы не наскочить на подводный камень. Встает на рассвете, правит лодкой под берегами, настороженно всматриваясь в дикие кручи, поросшие густотравьем. В обжигающем небе кружат степные орлы, иногда над берегом пробегают табуны диких коней и оленей. И опять покой, тревога и неистовость речного течения.
В конце июля под вечер два длинных дуба метнулись наперерез Зореславу, на них видно человек десять, одетых в мохнатые шерстяные безрукавки, с луками в руках. Противники свирепо орали, угрожали, беря юношу в кольцо. Он стал грести к густым камышам, пригибаясь к днищу челнока, чтобы случайно не зацепила стрела. Но беда не замешкалась! Сломалось весло, челнок наскочил на камень и перевернулся. Преследователи радостно завопили. Зореслав, не колеблясь, нырнул в прохладное течение, под водой поплыл к берегу. Он делал это не хуже рыб. Вынырнув меж густым ситником, юноша осторожно выглянул. Враги вертелись около камня, где он перевернулся, вытягивали его пожитки из воды, о чем-то бойко тараторили.
"Хорошо, что родительский меч при мне - подумал Зореслав - будет чем защищаться".
Он побрел к берегу, разворачивая упругие стебли камыша. Ступал осторожно, чтобы не хлюпать. Выбравшись на берег, притаился меж каменных громад. Скалы, нагретые солнцем за длинный день, дышали теплом. Зореслав разделся, выкрутил мокрую одежду, развесил на камне. Над миром раскинулась ночь, зажигала красочные зори. Зореслав дрожал от прохлады или, может, от волнения, смотрел в дивоколо, рассуждая куда ему дальше идти. Он выплыл на правобережье, надо держаться Славуты, уже где-то неподалеку должна быть свободная твердыня. Только бы увидеть какого рыцаря, который укажет путь.
Еще два дня прокрадывался юноша меж сорняками и зарослями до полудня. Ничего не ел, лишь иногда пил воду речную и сосал сладкий корень чар-зелья.
Путь прервал узкий глубокий пролив. На той стороне кудрявились пышные ивы, за ними черно-зеленой стеной стояли столетние дубы. Юноша, поколебавшись, решил добираться туда. Там, на острове, должно быть много птичьих гнезд, можно отыскать яйца, поймать рыбы под кустами - окуней, сомов, линьков, или леща. Этого Зореслав он научен сызмала.
Переплыв, парень осторожно прошел над берегом песчаной косой, миновал ивовый лесс и внезапно дернулся назад. Но было поздно! На него налетел всадник, послышалось ржание коня, в воздухе синей зарницей заискрился меч. Юноша прислонился спиной к дубу, обнажил родительскую крицу, собираясь дорого отдать свою жизнь. Однако всадник не нападал, между черными усами заблестели зубы, он улыбнулся, а в ясно-карих глазах промелькнуло любопытство.
- Кто будешь?
- Яровит - гордо ответил Зореслав.
- Куда направляешься?
- Ищу свободную твердыню. Если ты враг - бей сразу. Живым не дамся.
- Славно, славно! - ответил всадник, пряча меча в ножны - Дай руку, юноша, садись на коня позади меня. Судьба привела тебя туда, куда ты стремился. Я страж свободной твердыни. Завтра мой чура поведет тебя к старшим. Не бойся, спрячь меча. Здесь тебе никто не причинит зла.