"Не дождетесь", - пробормотал Андрей, глядя на ровные ряды пробирок со слюной, мочой, кровью и спермой главного кубинского коммуниста. В провале "Неуязвимого" его никто не обвинит, в конце концов, у любой магии есть границы, и в Центре это прекрасно понимают. А вот если он упустит ведьму, что живет и действует прямо у него под носом… если позволит ей окончательно запудрить себе мозги… "Не дождетесь, - громко повторил капитан Андрей Цветков, биолог, специалист по психоактивным растениям, аспирант кафедры антропологии МГУ. - Женюсь, привезу вам эту Гумилев, и… разбирайтесь с ней сами. Побуду на подхвате - на диссер хватит. А женой Мария будет благодарной - уже неплохо". Андрей позволил себе представить, во что выльется ее благодарность, и через несколько минут, желчно улыбнувшись, снова отправился к бочке с водой - остывать.
На следующий день он увидел Марию, выходящую из палатки нового автомеханика; тело ведьмы было прикрыто лишь гимнастеркой, распахнутой на груди и едва доходившей до бедер.
(…сад полон роз, и гигантское разноцветное облако бугенвиллеи обвило белую каменную ограду, а в тени у дома на трухлявых бревнах цветут орхидеи. Мария, склонившись над клумбой, высаживает луковицы амариллиса, рядом в коляске тихо посапывает спящий младенец, а ребенок постарше сосредоточенно подкрадывается к ящерице, пригревшейся на каменном бордюре.
Мария слышит удар мотыги о землю, оглядывается и видит Макса. Тот на мгновение перестает рыхлить землю под кустом гортензии, бросает на Марию веселый взгляд и подмигивает. Мария рассеянно улыбается в ответ. Ей жарко. Сладкий запах роз, тяжелый аромат земли, терпкий привкус апельсиновых корок кружат голову. Надо пойти в дом, попить лимонада - и принести мужу, со льдом и мятой, как он любит…)
Мария пришла в себя. Ее грудь и живот горели от жара, излучаемого худым телом Макса, а спина мерзла, прижатая к отсыревшей стенке палатки. Макс лежал, закинув руку за голову, и Мария точно знала, что он улыбается, глядя в низкий брезентовый потолок. Макс пошевелился. Чиркнула спичка, на мгновение осветив носатый индейский профиль, гладкую красновато-смуглую кожу на груди… что-то металлически блеснуло, какой-то кулон, - и свет погас, оставив лишь огонек тлеющей сигареты. Палатку наполнили клубы дыма, и Мария фыркнула.
- Что это у тебя на шее? - спросила она, мягко погладив Макса. Пальцы ощутили металлический предмет - тяжелый, гладкий, прохладный. Мария попыталась на ощупь определить его форму, но Макс накрыл ее ладонь рукой, сжал.
- А у тебя что? - спросил он, потянувшись свободной рукой. Мария хихикнула и отодвинулась.
- Талисман, - сказала она.
- И у меня - талисман, - ответил Макс. В его голосе слышалась улыбка, но было понятно, что расспрашивать дальше бесполезно. Мария перекатилась на спину, положила голову на плечо Макса и задумалась о полном роз саде, где играли дети… ее дети.
То ли она задремала и увидела сон, то ли это было видение… в последнее время Марию часто одолевали видения - и в каждом она оказывалась женой Макса Морено. Счастливой женой любящего мужа, всем довольной домохозяйкой и матерью.
Какие розы, думала Мария, какие, к черту, орхидеи? Казалось, Макс не понимал, что происходит. Впрочем, он провел в лагере всего неделю и мог еще не понять, с кем связался, загипнотизированный энергией и благородством Тату… Зверолов понравился Марии с первого взгляда, очень понравился, и она видела, что это взаимно - без всякой Обезьянки, просто так. С Максом было легко, весело, спокойно. Но очень скоро Мария поняла, что по большому счету его не интересует никто, кроме обожаемых древних зверей. В этом он чем-то походил на Че Гевару: дело прежде всего, а все остальное - побоку.
После неудачного боя в Бендерах повстанцы покинули Лулаборг и двинулись на юг. Габриэль Бекеле не пошел с ними: он был создан, чтобы учить, а не воевать. Мария хотела остаться с ним, но тут вмешался Цветков. С шутками и прибаутками Марию уговорили остаться с партизанами. Она не хотела думать о том, что было бы, если б она не согласилась: в холодных светлых глазах русского она увидела решимость удержать ее любой ценой.
Так она оказалась в Катабамбе. Лагерь устроили в лесистом ущелье в предгорьях; пройти в него можно было только с одной стороны - и единственная тропа охранялась тщательно и скрытно.
В лагерь прибывало все больше конголезцев, большей частью - молодых мужчин, едва прошедших инициацию, практически подростков. У всех у них были расширенные до предела зрачки, налитые кровью глаза и ритуальные шрамы на щеках; они исходили мелкой возбужденной дрожью, движения их были резкие, будто кто-то дергал за веревочки, а зубы - заостренные, нарочно подпиленные для устрашения врага… Это были не отряды - стаи, и управлять ими могли только колдуны. Тату говорил им о свободе, о справедливости, о марксизме, но Мария видела, что хотят симба одного - крови. Че Гевара, кажется, тоже это видел. Из его глаз исчезли искорки смеха, и он все реже вступал беседы с "конголезскими товарищами" - предпочитал проводить свободное время в своей палатке за книгой или дневником.
Впрочем, свободного времени становилось все меньше. Правительственные войска были уже близко; повстанцы то и дело устраивали вылазки, вступая в бои - и Че Гевара всегда оказывался где-то там, с винтовкой в руках. В лагере появились раненые, и Мария, нахватавшаяся у Тату элементарных знаний, все меньше времени проводила на кухне и все больше - в лазарете… тем более что и готовить-то было уже практически не из чего: повстанцы, отрезанные от мира, почти голодали. Мария собирала бабочек, облепивших лужицы воды в глубине леса, и тушила их в соусе из пальмовой муки и трав. Тончайшие крылышки липли к нёбу, в горле зудело от покрывавших тельца волосков, - но все-таки это была еда. Но как же ее мало, невозможно мало… Мария попыталась готовить отдельно Тату - но в первый же раз, когда она тайно принесла ему в палатку горшок с остатками тушеного мяса, он накричал на нее и выгнал. Мария вывалила мясо в общий котел и заплакала. С тех пор она начала бояться Че - это было испуганное благоговение перед тем, кто отверг все человеческие слабости и чувства, оставив только то, что нужно для дела.
Над палатками была раскинута маскировочная сетка, и Мария понимала, что это не зря. Иногда она с замиранием сердца слышала, как над ущельем пролетает самолет. Заметь пилот хоть что-нибудь подозрительное, хоть намек на то, что здесь может быть база повстанцев, - и ущелье будет залито свинцом и напалмом… Иногда казалась, что она видит, как пилот - тот самый кубинец, что привез ее когда-то в Лулаборг, - раздувает ноздри, принюхиваясь к воздуху; как тоненькая струйка дыма от очага Марии проникает в напряженные ноздри; пилот машет рукой, и стрелок, оскалившись, нажимает на гашетку…
Может, у нее появилась способность предвидеть будущее? Мария слышала, что такое бывает с влюбленными женщинами и еще чаще - с женщинами беременными. В последнюю неделю ее едва заметно тошнило по утрам. Она перестала использовать при готовке некоторые травы - их запах начал казаться уж слишком сильным, почти противным, - а еще смотреть на товарища Цветкова: его бледная кожа стала еще больше напоминать ей брюхо дохлой рыбы; а она-то надеялась привыкнуть! Всякий раз, когда русский приходил на кухню, чтоб поглазеть на ведьму Гумилев и прочесть ей новую порцию стихов, она немедленно находила занятие, которое требовало всего ее внимания - лишь бы был повод не поднимать на поклонника глаз. А ведь он, бедный, так старался… В какой-то момент Мария сообразила, что стихи были русские и Цветков сам переводил их, как мог. Она это помнила, но поделать с собой ничего не могла. Смех и слова, сказанные однажды на рассвете товарищу Тату, она тоже помнила…
А утренняя тошнота становилась все сильнее, и пора было что-то решать.
- Макс, - тихо окликнула она, - Макс… я не хочу всю жизнь выращивать розы.
- Я тоже, - с улыбкой откликнулся Макс, - орхидеи намного интереснее и выгоднее.
"Они похожи на зверей, - хотел добавить он, - на редких, хрупких, опасных зверей… а мне будет не хватать охоты". Но вместо этого он спросил:
- С чего ты взяла, что я заставлю тебя выращивать розы?
- Так… подумалось, - осторожно ответила Мария. Ну не рассказывать же ему про видения! Макс затянулся дымом, и в свете ярко затлевшего кончика сигареты Мария увидела, что он с трудом сдерживает хитрую улыбку.
- В Боливии можно выучиться на врача, Макс? - спросила Мария и почувствовала, как напряглось его тело. На секунду зверолов перестал дышать, и ей стало страшно. - Товарищ Тату говорит, что у меня получится, - сказала она. - Я помогала ему… Он сказал, что я должна учиться.
- В Боливии есть большие города, а в них - университеты, - медленно проговорил Макс. - Но где мы возьмем деньги? Тебе надо съездить в Советский Союз с товарищем Цветковым, - сказал он с легкомысленным смехом. - Там, говорят, всех учат бесплатно. А он тебе не откажет, а? - Макс весело ткнул ее кулаком в бок. - Ты только пальчиком пошевели - и сделает все, как ты хочешь, а? Ведьма, - он снова весело рассмеялся, довольный своей шуткой.
- Да, - тихо ответила Мария.
Мария проснулась от того, что Макс заворочался, а потом резко приподнялся на локте.
- Что за шум? - спросил он.
Мария прислушалась. Что-то происходило под кухонным навесом - оттуда доносились голоса, радостные вопли и смех симба. Потом вступили кубинцы - Мария услышала невнятные восклицания, и в них уже не было радости - только отвращение и гнев. Шум нарастал, спор явно переходил в ссору, и тут крики перекрыл резкий голос Че Гевары.
- Неужели они ограбили склад? - ахнула Мария. Представила, как приходит на кухню и видит перевернутые ящики, вспоротые мешки…
Она схватила рубашку Макса, кое-как натянула на себя и выскочила из палатки. Краем глаза заметила Цветкова, глядевшего на нее с удивлением и негодованием, - но ей сейчас было не до него. Макс выбрался следом, попытался остановить ее, но Мария, на ходу застегивая гимнастерку, уже бежала к кухне.
Там была целая толпа. Десяток симба сноровисто разводили очаг, не обращая внимания на кубинцев. Те молча сгрудились у края навеса, с ужасом глядя на своих африканских соратников. Из-за стола доносились отвратительные звуки: там кого-то рвало. Тату стоял с краю, с поднятым пистолетом в руке, и его лицо было перекошено от гнева. Мария взглянула на очаг и поняла, что симба вовсе не грабили продуктовый склад. Наоборот, они принесли кое-какие припасы.
С разделочного стола, заваленного какими-то окровавленными свертками, на Марию глядел инженер-бельгиец. Кровь запеклась вокруг обрубка шеи черным кольцом. Лицо Поля было искажено болью и еще - удивлением, будто он совсем не ожидал, что его могут убить… словно думал, что будет жить вечно, заключать глупые пари в "Пиццерии", заигрывать с девушками, ввязываться в авантюры…
Мария тоненько завизжала и, скрючив пальцы, пошла на сбившихся в притихшую кучку, искренне удивленных симба.
ГЛАВА 11
ПРОТИВ ТЕЧЕНИЯ
Монастырь на болотах, ноябрь 2010 года
Юлька вытерла о штаны бумажную пыль и с отвращением оглядела громадный франко-испанский словарь, водруженный на шаткий столик посреди библиотеки. Запах креозота, которым была пропитана деревянная мебель и сундуки, казалось, въелся в волосы и в кожу. Здесь было сумрачно и прохладно, почти холодно; каждое движение отзывалось еле слышным эхом. Юлька старалась шевелиться как можно меньше: уж больно неприятен был этот звук на грани восприятия - будто кто-то невидимый находился рядом, мерил комнату неслышными, неторопливыми шагами, нашептывал на ухо… В течение трех часов она мужественно продиралась сквозь старую запись, одолевая незнакомый язык, корявый почерк, потертости на бумаге, уничтожившие целые фразы, и желание убраться подальше от этих шорохов и шелеста. Но история аристократки из Санта-Круса семнадцатого века, которая услышала зов Чиморте во время поездки к родственникам, увлекла Юльку. Кое-как одолев текст, она схватилась за следующую пачку бумаги - и тут ей пришлось сдаться: запись оказалась на латыни.
После разговора с Таней первым порывом Юльки было сегодня же уйти из монастыря. Она уже успела подойти к воротам, когда ее накрыло: сердце вдруг забилось как сумасшедшее; легкие судорожно хватали воздух, но все будто впустую - Юлька задыхалась, пот застилал глаза. Панический приступ был такой силы, что она не могла даже шевельнуться - хотя тело требовало бежать, скрыться, запрятаться в самый дальний угол и укрыться с головой толстым одеялом… Хрипя, она осела на плиты двора и свернулась в комок, тихо постанывая от ужаса. Так ее и нашли монахини - и, причитая, отвели назад.
Еще день Юлька сопротивлялась. Она изо всех сил уговаривала себя, что приступ - следствие болезни, что она просто еще слишком слаба для нового путешествия через сельву. Ей пришлось пролежать весь день, то и дело задремывая и проваливаясь в багрово-черную, пронизанную жадным взглядом тьму, чтобы признаться: она боится святого Чиморте, кем бы он ни был на самом деле, существует ли он или только выдуман одуревшими от болотных испарений монашками… Чиморте и его приятелей, серых демонов с замечательным чувством юмора, которые смеются, когда обгладывают пальцы своих жертв… Боится, что мегатерий лично придет за ней, принадлежащей ему женщиной, чтобы вернуть на место. И не просто боится - сама мысль о том, что это может случиться, наполняет ее парализующей, сводящей с ума паникой…
После этого она засела в библиотеке. Библиотеки она тоже боялась, холодок в позвоночнике и постоянное напряжение не проходили, как она ни уговаривала себя, что это всего лишь особенности акустики. Но надо же было что-то делать? Двигала Юлькой привычка считать, что безвыходных ситуаций не бывает и детская вера в то, что ответы на любые вопросы можно найти в книжках (ну или в Интернете). Погуглить она не могла; воображаемый запрос "как отделаться от святого Чиморте" доставил ей несколько минут мрачного веселья - и только. Но монастырская библиотека была забита книгами и рукописями, в которых наверняка можно найти нужную информацию. Помечтав с часок о возможности подключаться к сети напрямую, через мозг, как в романах киберпанков, Юлька по уши зарылась во вполне материальную, пахучую и слегка отсыревшую бумагу.
Намек на то, что на древнего зверобога есть управа, она нашла почти сразу. Больше того, из старой индейской легенды о Звере, белом человеке и хитреце-броненосце следовало, что святой Чиморте уже несколько сотен лет как связан и пленен. Юлька на мгновение представила, что было бы, если б он вырвался на свободу, и почувствовала, как волосы шевелятся на затылке. Она догадывалась, что легенда - это отзвук каких-то реальных событий, преломление живой истории в сумрачном восприятии индейцев. Но что на самом деле произошло на этих болотах во времена конкистадоров - Юлька пока не знала. Она перечла уже тонну старой бумаги - ответа не было… И вот эта запись на латыни. Сверху дата - римскими цифрами. Юлька была уверена, что ответ у нее в руках, но расшифровать его не могла.
Она огляделась. В темных углах шелестели невидимые страницы, тени клубились под высоким потолком, и казалось, что библиотека - живое существо, древнее, мудрое и равнодушное, утратившее чувства под грузом накопленных знаний… Воровато пригнувшись, Юлька сложила рукопись и сунула ее в карман.
Раздался дикий визг, и Юлька с воплем выскочила из-за стола. Она обернулась на звук, готовая драться, бежать, упасть и умереть на месте от открывшегося взгляду кошмара… но увидела всего лишь Таню, стоящую на пороге.
- Давно пора смазать, - сказала она, недовольно оглядев дверь. - Скрипит, как капибара в объятиях питона.
Юлька с истерическим смешком рухнула на стул.
- Я чуть не описалась, - призналась она.
- Извините, не хотела вас пугать, - небрежно ответила Таня и задумчиво перебрала несколько листков. Рукав рясы скользнул вниз, открывая браслет. Если бы не только что пережитый ужас, Юлька бы рассмеялась от радости - так ловко и естественно выглядело украшение на тонком красновато-коричневом запястье. Она внимательно вгляделась в лицо монахини. Оно, как обычно, походило на лик статуи, вырезанной несколькими точными движениями из красного песчаника, такого же, из которого были построены стены монастыря. Но теперь что-то изменилось. Юлька присмотрелась повнимательнее. Она боялась обмануть себя, выдать желаемое за действительное, но была почти уверена, что из глаз Тани исчезла ее вечная яростная тоска… Вопрос - куда, подумала вдруг Юлька, и по ее спине снова пробежал холодок.
- Нравится? - спросила она, кивнув на браслет.
Таня улыбнулась.
- Видите - ношу, - ответила она. - Ищете что-то конкретное? - Таня отложила рукопись и с любопытством взглянула на Юльку.
Та замялась. И снова думаешь, можешь ли доверять этой индейской женщине?
- Ищу, как отсюда выбраться, - сказала Юлька.
Таня тихо рассмеялась.
- Очень просто. Стоит святому Чиморте порвать цепи, сковавшие его, - и мы все отсюда выберемся… Вот только цепи крепки, и выпустить его некому. У меня вот не вышло… - по лицу монахини пробежала тень. - А у вас Броненосец, - неожиданно сказала она, и рука Юльки непроизвольно метнулась к груди. - Хитрец-броненосец, проклятый бродяга, который обманывает богов ради развлечения и ради развлечения помогает им…
Юлька опустила руку. Хитрец-бродяга - это явно не про фигурку. А она уже успела испугаться, что у нее снова начнут вымогать предмет. Таня не заметила ее смятения - она продолжала говорить, невидяще глядя в сгущающиеся тени:
- Но этого мало, нужен еще человек. А святой Эрнесто погиб, и замены ему нет… - она горестно покачала головой. - Никому не по силам встать на его место.
Усилием воли Юлька прогнала видение: Сергей у мольберта, рисующий Че Гевару в окружении выступающих из полумрака конских морд. Кольнула сердце печаль - и прошла, притаилась на глубине души, оставив лишь слабую надежду: вот выберусь…
- Не понимаю, - проговорила она. - Ведь если Чиморте освободится… - ее передернуло. - Как это поможет сестрам?
- Ну, мы же здесь для того, чтобы удерживать его своей любовью, верно? Лаской и молитвой к богу белых не давать черной душе Зверя вырваться из башни. Ой, вам забыли сказать. - Таня хихикнула. - А как он освободится - так и наше служение станет не нужно, верно?
- Не понимаю, - повторила Юлька. - Тогда почему вы просто не уйдете?
- Ну мы же любим его, - пожала плечами Таня. - И вы полюбите.
Юлька покачала головой. Монахини держат Чиморте, а Чиморте держит монахинь… "Вниз по кроличьей норе", - пробормотала она себе под нос, но Таня услышала.
- Здесь вам не Англия, - сочувственно сказала она. - Проснуться не получится. Лучше придумайте, чем займетесь в ближайшие годы.
Юлька незаметно ощупала рукопись на латыни, спрятанную в карман. Оглядела еще не разобранные сундуки. Если здесь нашелся словарь испанского - может, найдется и латинский?
- Для начала раздам всем сестрам по серьгам, - сказала она с притворным легкомыслием. - Ну или по браслетам, кулонам или что там им еще подойдет.
- Как мило, - холодно сказала Таня. Она с подозрением посмотрела на Юльку, но вид у девушки был совершенно невинный. - И матери Мириам?
- В первую очередь - матери Мириам. Жалкая замена Обезьянке, но хоть что-то, - усмехнулась Юлька.
- Очень мило, - повторила Таня и вышла.