Боро пожал плечами. Охотники нередко, в поисках добычи, забредали слишком далеко, теряя связь с общиной. Но потом, как правило, возвращались в зону контакта. Вот если бы на Гара кто-то напал…
Но Гар так и не вернулся ночевать в пещеру. Это считалось уже дурным предзнаменованьем. И в общине забеспокоились - каждый человек находился на виду, особенно такой умелый охотник, как Гар. Утром вожак подозвал к себе Ухая, дикаря для особых поручений. Подсмотреть, подслушать, вынюхать - в таких делах вертлявый и шустрый Ухай был незаменимой личностью, за что состоял на специальном довольствии у Ахиры.
- Знаешь, где Гар охотится?
- Да, у запруды, Хорошее место: рыбы много, птицы много, - Ухай прищелкнул языком.
- Пойдешь туда. Посмотришь следы. Ежели чего - далеко не уходи.
Когда Ухай принес подробности о том, как Гар и чужая женщина развлекаются у запруды, Боро уже был готов к подобным новостям - еще раньше Ухая 'увиденным' поделилась Ихана.
- Вижу Гара, - присев рядом с вожаком на корточки, доложила колдунья. - Он не один. Женщина. Странная женщина, другая. Плохо вижу, почти не разглядеть. Гар волнуется.
После этого оставалось только ждать. И вот, явились, наконец, голубки. Лицо Гара расплывалось в неуверенной улыбке. Он и радовался, и тревожился одновременно: как-то отреагирует вожак? Боро держал паузу. Рядом, уперев руки в бока, хмурилась Ахира. Ихана настороженно наблюдала издалека.
- Ты привел чужую женщину. Откуда она? - ровный голос вожака не выражал эмоций. Гар, активно жестикулируя, попытался пересказать все, что он понял из рассказа Вады. Женщина жила там, за горами. Кто-то напал, ух, страшный. Долго-долго бежала. Встретила Гара. Все. Да, хорошая женщина. Совсем хорошая. Пусть живет с нами.
Внимание Боро, как и несколько часов назад Гара, привлек 'зуб', болтавшийся между маленьких титек чужачки. В отличие от молодого и наивного охотника, бывалый вожак сразу предположил, что это может означать. Не простая женщина. Да еще бледнолицая. Так. Боро помнил чужаков, напавших когда-то на общину, хотя и был тогда маленьким. У одного из чужаков, прикрикивавшего на остальных, висел на шее похожий 'зуб'. Другие бледнолицые воины боялись его обладателя. Боро мучительно пытался выстроить логическую цепочку, но ему не хватало того, что ныне называется 'системное мышление'. Вожак чувствовал угрозу, но не мог ее идентифицировать. Не этой же цапли бояться? Но 'зуб'… Пауза затягивалась.
- Она умеет говорить?
- Да. Правда, не знает наших слов. Но быстро учится.
- У нее есть имя?
- Да, Вада, - Гар суетился. - Она хорошо ловит рыбу. Вот так.
Он показал гарпун, который принес с собой от реки, взмахнул рукой. Увлеченно изображая, как ловко Вада ловит рыбу, едва не ткнул Боро заостренной палкой в грудь. Тот опасливо отклонился:
- Ладно. Пусть пока живет. Ту ики тук*.
Гар, радостно осклабясь, потрепал 'рыжую' за плечо. Та неуверенно улыбнулась. Охотник повел гостью к группе женщин, с нетерпением ожидающих в сторонке более близкого знакомства.
Единственный глаз вожака теперь обшаривал девушку со спины. И походка у нее совсем другая, фиксировал Боро, не вперевалку и на раскоряку, как у женщин общины. Бедра почти не раздвинуты, только маленькие ягодицы слегка перекатываются под кожей. Внезапно Боро ощутил острое чувственное желание, в паху даже заныло. Он моргнул, пытаясь избавиться от наваждения. Чего в ней хорошего? Ноги, как у цапли. Разве что… другая.
Боро не замечал, как за движениями его зрачка внимательно наблюдает Ихана. Она хорошо знала, чего сулит этот жадный взгляд вожака.
*Умам - старшая женщина стада, как правило, по возрасту.
*Малу - подруга или любовница (дикари не делали различия между этими понятиями).
*Потерять кровь - вступить в возраст половой зрелости, который по представлениям дикарей наступал после начала менструального цикла.
*Балун - близкий друг, любовник (понятия 'муж' дикари не знали).
*Ту ики тук - пусть будет так.
Глава третья. Людоеды и варии
Светло-серый дымок костра, еле заметный на фоне прозрачного летнего воздуха, первым засек Большой Орел (Бехи Корос, как звали его сородичи). Следопыт поднял ладонь с растопыренными пальцами. Шедшие вслед за ним в небольшом отдалении трое мужчин, с раскрашенными в желтую и черную краску лицами и телами, остановились, словно вкопанные. Затем один из них отделился и приблизился к Коросу - долго, сузив глаза, сосредоточено вглядывался в направлении, указанном самым зорким охотником племени. Наконец согласно мотнул головой - да, вижу. Губы подошедшего парня сжались в тонкую полоску, ноздри длинного с горбинкой носа, наоборот, раздулись от волнения и гнева. Он надеялся и жаждал - лишь бы это были те, кого они преследовали!
…Старый вожак Урик обожал запах жарящегося мяса. Когда женщины начинали готовить, он специально садился как можно ближе к костру, чтобы аромат наполнял ноздри плотно и густо, забивая другие запахи, в избытке теснившиеся вокруг. Прикрыв глаза в блаженной полудреме, Урик клевал носом, втягивая сочный воздух, наполненный десятками оттенков восхитительной пищи; из уголка полуоткрытого рта стекала тонкой струйкой слюна, застревая в черной шерсти, покрывавшей нижнюю челюсть вожака. Слюни текли, несмотря на то, что пару часов назад Урик, завершая обряд жертвоприношения, съел большой кусок сырой печени и целую ладонь мозга. Нежная сочная печень тоже была замечательно вкусной, да и мозг весьма недурен, но жареное мясо… Нет, это что-то несравнимое.
Урик стал гурманом не так уж и давно - и все благодаря 'другим людям', белокожим вариям. Он еще помнил времена, когда мясо было редкостью для 'пещерных дикарей', как их поначалу называли пришельцы-варии. Дикари не умели охотиться на крупных животных в силу недостаточной организованности и малого размера своих общин. Да и орудиями до встречи с вариями они располагали самыми примитивными: каменные рубила, резаки, дубинки, да деревянные заостренные пики. Вот и все. С таким арсеналом можно разве что отбиться или добить. Поэтому свежее мясо в рацион дикарей попадало не часто. Чаще оставалось довольствоваться падалью и объедками со 'стола' хищных зверей, отвоеванными у гиен, грифов и прочих падальщиков. 'Другие люди' совершенно неожиданно внесли в меню дикарей существенное и специфическое разнообразие.
Варии перекочевали с юга, истощив свои земли 'огневой' загонной охотой. При таком экстенсивном, поистине варварском, способе охоты огнем выжигались огромные площади плодородных земель и угодий. Животных и птиц гибло неисчислимое количество, добычи хватало надолго, но и урон природному миру наносился огромный и бессмысленный. Земля не плодоносила, угодья долго не восстанавливались, реки пересыхали, звери и птицы мигрировали. В поисках пищи мигрировали и варии.
Пришельцы были вооружены копьями с каменными наконечниками и луками - последнее оружие оказалось непостижимым для мозга дикарей. А вот каменные наконечники для копий они потихоньку научились изготавливать - по образцам, забранным у убитых вариев. Кто первым ступил на тропу войны: варии или дикари, история умалчивает. Но на общину Урика первыми напали пришельцы, убив несколько человек и изгнав остальных с насиженного места.
Дикари откочевали на север на свободную территорию, но исключительно цепкая, по меркам современных людей и вовсе феноменальная, память первобытного человека до мельчайших подробностей сохранила обстоятельства жестокого набега. И вот, спустя несколько лет, в разгар зимы, когда община, живущая в основном за счет собирательства, жестоко голодала, снова появились варии. Их было всего несколько воинов, передовой отряд, направленный в глубокую разведку, и они тоже очень хотели есть.
Весть о том, что неподалеку от стоянки в болоте увяз лось, принесла одна из женщин, собиравшая там замерзшую клюкву. Дикари возликовали. Собрав всех имевшихся в распоряжении мужчин и подростков, меньше десятка 'дубин', Урик, к тому времени уже ставший вожаком, повел их на болото за лакомой добычей. Тут и произошло второе в истории общины столкновение с белокожими пришельцами. В другой ситуации варии, находившиеся в явном меньшинстве, глядишь, и отступили бы, но сильный голод лишает рассудочности. К тому же, убаюканные предыдущими легкими победами над дикарями, отборные воины-разведчики, возможно, переоценили свое мастерство и боевую мощь. Схватка была беспощадной, не на живот, а на смерть. Урик потерял четырех бойцов, но остальные буквально забили вариев дубинами, превратив тела врагов в месиво.
И вот тогда, торжествуя, с еще не остывшей яростью, знаменательную победу, Урик рассек каменным лезвием живот одного из поверженных вражеских воинов. Затем, утробно рыча, сожрал теплую печень, пьянея от запаха крови и чувства удовлетворенной мести. Вслед за вожаком на еще трепещущие в последней агонии тела врагов накинулись остальные сородичи. Они кромсали плоть, вырывали руками печень, сердце и другие внутренности и жрали, давясь, от голода и ярости, крупными кровоточащими кусками.
Потом, насытившись, дикари вспомнили о лосе и, убив его, потащили всю добычу (и труп лося, и трупы вариев) в пещеру, где их ждали голодные женщины и дети. Там Урик, совмещая функции вожака и колдуна, совершил спонтанный обряд, повторенный затем неоднократно. Взяв большой заостренный камень, он расколол, словно кокосовый орех, череп одного из вариев и съел мозг вместе со своей старшей сестрой, старейшей женщиной стада - Ахой. Перед тем, как сожрать мозг, вожак с торжествующим видом продемонстрировал на ладони возбужденным сородичам внутреннее содержание черепа врага:
- Охо-хро-хро-хо!
Объективности ради заметим, что человечиной дикари не брезговали и до появления вариев, но то людоедство носило не системный, а рационально-ритуальный характер. Дикари поедали трупы мертвых сородичей, чтобы не оставлять их на съедение зверям и насекомым. Со своими соседями, такими же дикарями, они пересекались редко, а дрались еще реже. Но, правда, если уж схватывались, то победители уничтожали побежденных под корень, оставляя лишь обглоданные кости. Чего добру пропадать? Съесть соседа, с которым поцапался, милое дело и для здоровья пользительно. Но ведь с соседями каждый день не дерешься. Разве уж если совсем достали.
И только приход вариев возвел людоедство в систему. Агрессивное поведение чужаков-вариев, вкупе с сокращением промысловых угодий, вызвало встречную агрессию, стимулируемую периодическим голоданием. Очень скоро людоеды-любители из общины Урика превратились в профессиональных 'охотников за головами'. Примерно в это же время по пути охоты за людьми пошло еще несколько соседних общин 'пещерных дикарей', наводя страх на общины вариев, и получив от них новое прозвание - глоты.
…Урик втянул носом воздух - кажется, скоро последует продолжение трапезы. Женщинами, жарящими мясо, руководила старшая дочь покойной Ахи, малу Урика, большегрудая Еха. После смерти Ахи она стала старшей женщиной общины, умам, в которой все ей приходились детьми, внуками и племянниками, кроме Урика и брата Юра. В обязанности умам входил надзор за женской половиной первобытного коллектива и организация обрядовых церемоний, которые она проводила вместе с вожаком. Последняя такая церемония завершилась совсем недавно, в полдень, на лужайке перед пещерой, где сейчас готовился обед.
Урик имел основания почивать на лаврах. Уже больше десяти лет он командовал общиной, и хотя уже был немолод, по-прежнему крепко держал в руках нити управления. Он давно, еще до того, как стал вожаком, усвоил одно из главных условий, необходимых для удержания власти - сородичи не должны испытывать недовольства. Урик умел управлять так, чтобы претензий не возникало. Вот и сейчас он мысленно купался в волнах блаженства, окутывавших поляну, на которой расположилось все общирное семейство в полном составе, греясь на солнышке и ожидая продолжения 'банкета'.
- Ам-ам-уии-оу, - булькало в воздухе.
Возмущение и тревога, неясные, но ощущаемые чутким подсознанием Урика, исходили только от пленников, находящихся рядом в пещере. А еще от них несло жутким удушливым страхом, но вожака людоедов это не беспокоило - так и полагалось. А вот мысли сородичей источали удовольствие - и это было правильно.
Несколько дней назад дикари совершили удачный набег на стойбище заклятых врагов глотов - вариев. На этот раз жертвами стали женщины и дети из племени Леопарда. Подкараулив момент, когда мужчины племени уйдут на большую охоту, глоты напали на стойбище и захватили в плен почти полтора десятка человек. Сейчас большая часть из них сидела в пещере, связанная по рукам и ногам, и ждала своей печальной участи. Урик еще не решил, что делать с пленниками, но то, что мало кто из них сохранит жизнь, было известно заранее. Не для того на этих вариев охотились, чтобы оставлять в живых.
Разве что нескольким женщинам могло улыбнуться счастье, но это зависело от решения мужчин общины. Если они придут к выводу, что кто-то из бледнолицых чужачек годится в наложницы, то Урик одобрит это решение. Ту ики тук (пусть будет так). А почему бы и нет - пусть живут до поры до времени. Однообразие приедается: когда на выбор у мужчин меньше десятка женщин, поневоле начинаются драки и ссоры из-за самых симпатичных. Тут свежатинка из белокожих самок и спасает. А если зимой станет слишком голодно - что же, придется ими пожертвовать: в прямом и переносном смысле. Как уже пожертвовали сегодня женщиной и маленьким мальчиком.
Вся община собралась на поляне около полудня. Женщины натаскали хвороста, и Еха приступила к обряду разжигания огня. Строго говоря, в пещере, где было сыро и прохладно даже в летнюю жару, костер горел или тлел практически всегда, за этим следил специально приставленный человек, но сейчас совершалась особая сакральная процедура, предшествовавшая жертвоприношению.
Еха сидела обнаженной на земле рядом с кучей хвороста перед большим, круглым и плоским камнем, который располагался между ее, широко раздвинутыми, бедрами. На камень колдунья положила толстую щепку с узким отверстием посредине, заранее высверленным с помощью осколка кости. В отверстие колдунья плотно утрамбовала высушенный мох, затем вставила туда кусок сухой, но твердой ветки, и посмотрела на вожака. Тот махнул рукой.
Вся женская половина общины, кроме маленьких девочек, встала вокруг Ехи и начала покачивать и вилять бедрами, хлопая в ладоши и негромко вскрикивая. Палочка между ладонями колдуньи медленно завращалась. Движения дикарок, имитирующие движения стана при половом акте, становились все агрессивнее и резче, а гортанные крики все громче, по мере того, как Еха ускоряла вращение палочки. Появился дым, участницы обряда задергались еще быстрее, и в тот момент, когда вспыхнуло пламя, из десятка женских и девичьих глоток почти синхронно вырвался такой сладострастный стон, что по телам мужчин, сидевших на корточках в стороне, прошла судорога.
Колдунья подожгла хворост. Теперь дикари уже все вместе, мужчины и женщины, образовали круг и, взявшись за руки, словно в танце сиртаки, стали приплясывать и прыгать, то в одну, то в другую сторону. Периодически Еха выкрикивала короткие междометия, которые танцующие хором повторяли следом. Так продолжалось минут десять.
Все это время Урик находился в стороне у большого валуна, опираясь на длинное копье. Рядом с ним на коленях, лицом к валуну и спиной к танцующим, стояли толстая женщина и совсем маленький мальчик, лет пяти, из племени Леопарда. Их и без того бледные лица были белее мела; вжав головы в плечи, несчастные молчали и только вздрагивали в такт крикам. Внезапно вожак поднял копье вверх и издал громкий вопль:
- Эгей-ий-йя!
Танец тут же прекратился. К пленникам медленно подошел Юр. Брат колдуньи держал в руках толстую дубину, к концу которой веревкой, сплетенной из широких древесных волокон, был привязан плоский, обтесанный камень.
- И-эх!!
Взмах дубиной - резкий удар по шее в район позвонков - и толстуха валится вперед, лицом на валун. Затем Юр подходит к мальчику и процедура повторяется.
- И-эх!!
Каждый удар сопровождается одобрительным выдохом толпы:
- У-ох!
Урик смотрит по сторонам - он знает, с каким волнением и нетерпением следят за его рукой молодые охотники. Наконец он делает выбор и тычет пальцем в сторону двоих парней. Те подходят к валуну, переворачивают тело женщины лицом вверх и кладут его на камень. Наступает один из самых важных моментов церемонии.
Вожак вздымает копье и наносит жертве ритуальный удар в область сердца, затем каменным ножом разрезает живот и извлекает оттуда печень. Откусывает небольшой кусок и, медленно прожевав, проглатывает на глазах возбужденных зрителей. После этого кладет печень на жертвенный камень и крошит на мелкие части. Дикари, не сводя глаз с рук вожака, жадно сглатывают слюну.
Первой к Урику приближается Еха и получает самый крупный кусок, но перед этим, опустив руку в разрез на животе жертвы, вожак мажет кровью лоб колдунье. Дальше наступает очередь остальных женщин и девочек, в порядке установившейся в общине иерархии. Еха выдает каждой по кусочку печени, а Урик марает лбы кровью жертвы, бормоча под нос заклинания:
- Тэре-пэре-уко-уй.
После этого обряд повторяется с печенью убитого мальчика, только теперь процедуру приобщения к жертвенному мясу врага проходят мужчины и мальчики. Младенцев подносят на руках матери - тем, кто еще не может жевать, просто мажут лоб кровью. Затем в дело идут черепа и их содержимое.
…Урик не заметил, как задремал. Его растолкала Еха - радостно скалясь, протянула обжаренный кусок бедренной части. Зубы вождя с наслаждением впились в сочное, слегка сладковатое, мясо.
Глот по прозвищу Дул не находил себе места, приплясывая на опушке леса. Оттуда, где он расположился, было хорошо видно все, что происходит на поляне у пещеры, и дикарь с завистью наблюдал, как отводили душу его сородичи. Вообще-то он находился в дозоре, и смотреть полагалось в противоположную сторону, в лес, откуда могла прийти опасность. Но Дул манкировал обязанностями: он был расстроен и недоволен. У людей праздник, а ты вынужден торчать здесь с пикой в руке. И вот всегда так: как что, так крайний Дул. Как будто он щенок какой. И сегодня именно его вожак отправил нести караул, пока остальная община развлекается, участвуя в обряде. Запах жареного мяса изощренный нюх дикаря улавливал так отчетливо, что от голода сводило желудок. Недавно ему удалось поймать жука и теперь Дулу казалось, что проглоченное насекомое скребется у него в животе колючими лапками. Когда же сменят-то? Пора уже, солнце к горе клонится. Опять одни обглоданные кости достанутся.
- Тьфу, елы-палы.
Дул считался в общине лентяем, недотепой и ротозеем. Охотиться он умел только на лягушек и вместе с женщинами занимался сбором корней и ягод. Его и в набеги на племена вариев брали только по одной причине - Дул оказался на редкость толковым в деле изучения языка пришельцев. Общаясь с оставленными в живых женщинами-варийками, первобытный полиглот вскоре довольно сносно научился их понимать и даже наловчился лопотать на иноземном наречии. Однако, почти во всех остальных делах, Дул проявлял исключительное разгильдяйство и нерасторопность. Вот и во время последнего набега на вариев он снова опростоволосился, упустив ценную добычу - дочь колдуньи из племени Леопарда.