Лоб парня в это время уже успел покрыться испариной. Еще не хватало, чтобы над ним издевались, и смерть была мучительной. Это уже выше его сил.
- Ладно-ладно, - сплюнув, поднял руки, в знак примирения, средний.
Облачком сверкающей пыли он развеял револьвер, заменяя его волнистым кинжалом со странной печатью на крестовине. Знакомой парню печатью.
- Эй, - вдруг отозвался беглец. - Эта печать - герб моей семьи, знак моего рода! Это ошибка! Вы не на того напали!
Трио на миг замерло в немой сценке. Наемники переглянулись под капюшонами.
- Жаль мне тебя парень, но именно так оно и есть… - печально выдохнул правый. - Прости и прощай!
Он взял из рук товарища кинжал и готовый спрыгнуть, занес его на уровне ключицы. Замахнулся, целясь жертве в сердце и…
Несчастный парень зажмурился и даже попытался закрыться руками, хотя и знал что ему конец. Это смерть. Да будет мир его праху. Может, эти наемники хоть соизволят похоронить его, как подобает. Всё-таки, кладбище вокруг.
Ах да, - он уже в могиле.
- Аа… - выдохнул беглец, чувствуя приближение неминуемого, но никак не наступающего.
Белоснежная вспышка.
Он даже удара не почувствовал. Удивительно, как же просто умирать! Вот только… Почему он до сих ничего не почувствовал? Боли то нет. Да и вроде не поменялось ничего.
И свет… свет уходит.
Парень икнул сквозь слёзы, боясь открыть глаза, но все же себя осилил. И когда он увидел, что же происходит, - удивлению его не было предела.
Троица наёмников так и стояли над ним, правда все они были уже без капюшонов и без голов. А вокруг же почти ничего не изменилось, за малым исключением того, что из-за спин наемников исходило слабое свечение.
От купола полуразрушенного склепа, тянулся тонкий иллюзорный шлейф белесого цвета к небу.
- Что за?.. - Остолбенело спросил парень неизвестно кого, но, как ни странно, ответ не заставил себя ждать.
Три мертвеца, словно по чьей-то команде, упали и еще в полете превратились в прах. Теперь стало понятно, что их что-то сожгло. Но что? И почему обошло стороной его?
Парень поднялся, ойкая при каждом движении и словно до сих пор не веря своему счастью. С нескольких попыток ему все же удалось выбраться из ямы, чтобы с удивлением увидеть под ногами обугленную землю.
Словно, после страшного пожара земля, надгробия, склепы и даже деревья, - особенно деревья, - искорежились, покрывшись золой и пеплом. Вокруг на несколько десятков саженей все затвердело мертвецким налетом от так и не ощущаемого пламени. Обугленные деревья, расплавленные камни и высохший до хруста грунт.
Беглец осторожно и с опаской осмотрелся. Прищурившись, он опасливо сделал шаг к раскуроченному склепу, из которого исходило странное сияние.
Ему стало не по себе. Слишком странно и пугающе это все выглядело. А вдруг в склепе что-то куда страшнее наемников? Хм…. В любом случае, - что бы там ни было, судя по всему, именно оно спасло ему жизнь, а значит стоит взглянуть.
Открыв, чудом устоявшую, дверь, что карикатурно держалась на петлях лишенного большей части стен, склепа, он закашлялся. От пыли хлынувшей на него градом, защипало в глазах. Склеп был довольно большим и невероятно старым. Здесь парили тучи пыли, вырвавшейся на свободу, будто прогулялся мелкий ураган, подняв в воздух все, нетронутое столетиями.
А еще сквозь эту пыль, на том месте, где должен был лежать обладатель усыпальницы, проглядывалось уже совсем слабое, стремительно затухающее свечение.
- Эх…. Была, не была! - Обреченно выдохнул парень и сделал последний шаг.
Подойдя впритык, он наконец-то увидел, что его спасло и сказать, что он был удивлен - не сказать ничего.
На алтаре усыпальницы, поверх праха хозяина покоев, лежало бессознательное тело абсолютно нагого юноши. Именно его кожа испускала дивные клубы окончательно пропавшего света, а теперь освещенного лишь луной на небосводе.
- Что б мне… - пискнул беглец, внимательно изучая парня.
Его волосы, брови и даже ресницы были безупречно белого цвета. Не седые, не серебряные, а такой чистой белоснежной краски, что даже казалось светились в ночной тьме.
Худой, не слишком высокий, с множеством шрамов на груди, образующих ужасающее пятно рваной плоти от ключиц и аж до середины живота. Молодое лицо казалось слегка угловатым из-за ярко выраженных скул и четко обозначенных углов челюсти. Тонкие бескровные губы, немного конопатый и такой же тонкий нос под волевым лбом с короткими дугами бровей.
- Оз! Оз! Господин, Оз! - Вдруг послышалось неподалеку
К склепу подбежал еще один человек. Высокий мужчина среднего возраста, одетый в удобный кожаный костюм, наподобие тех, что носили наемники, однако более утонченного покроя.
- Асперо! - радостно приобнял его бывший беглец. - Хвала небесам, ты жив!
- Господин, вы целы? Я уж перепугался… - внимательно проштудировал юношу, названный Асперо. - Хм… Кто это? - Насторожился он, пряча за собой господина.
- Все в порядке! А это, - парень кивнул на неизвестного. - По-видимому, - тот кому я теперь обязан жизнью.
Мужчина еще больше нахмурился, оглядывая обморочного паренька.
- Вы ничего не путаете? - Переспросил он, посмотрев на незнакомца.
Во время осмотра, глаза его будто пускали мелкие разряды синеющих молний по глазному яблоку.
- Нет. - Ответил Оз, уже снимая свой плащ и накрывая им парня. - Помоги мне! Нужно забрать его отсюда!
* * *
Боль.
Первым, что ворвалось в мое сознание, была боль.
Болело все. Словно нервные рецепторы появились не только у клеток, а даже у органелл. Но с каждым мигом боль утихала. Несколько раз я пытался открыть глаза. Тщетно. Веки казались непомерно тяжелыми.
Я слышал звуки вокруг. Искаженные и обрывистые, но слышал ушами и это радовало мое истощенное существо.
Не знаю, сколько все это продолжалось. Немного похожее состояние, когда выходишь из комы. Мышечная дегенерация от долгого времени без движения, пролежни, невероятная усталость от чрезмерно функционирующего организма, что долгое время находился в состоянии минимального потребления энергии.
Вроде, терял сознание, проваливаясь в успокаивающую дрёму. Неимоверное количество раз. Казалось, меня переносили и перекладывали. В тот момент меня это не волновало. Истощение было столь велико, что мне страшно было даже предположить, сколько времени я провел в коме.
Ведь вероятнее всего это была кома. Хотя в памяти еще и оставались ошметки странных и страшных воспоминаний. И они меня откровенно пугали. Особенно тем, что они были частичны.
Эйдетик не знает понятия "забыл". Это и дар и проклятие одновременно. Сейчас же я помнил, но очень отрывисто. И, честно говоря, я этому даже рад. Иначе подозрения о сумасшествии имели бы весьма прочную основу.
Время от времени случались галлюцинации. Мне виделось ярко-фиолетовое небо размытое ядовито-розовыми пятнами облаков. Из всех глюков именно этот мне запомнился ярче всего. Остальное напоминало сущую ерунду. Разнообразные существа, больше похожие на обитателей бестиария, дивные приспособления извергающие заковыристые пары и молнии, что тут же формировались в причудливые знаки-фигуры самых разных оттенков и цветов, зависая в воздухе без каких либо весомых причин.
Так же не раз приходилось слышать столь зубодробительные звуки, что даже удивлялся обширности своей фантазии. Все-таки зря в свое время изучал "мертвые" языки. Там было много подобной ахинеи.
Я отчаянно пытался ухватится за жидкие, ускользающие сквозь пальцы, осколки бодрости в надежде восстановить гомеостаз организма. Видимо, отрава с поезда меня серьезно подкосила.
Вот же Власов будет ржать. Опять меня вытолкали из небытия пинками.
Сдался лишь, когда понял, что мне надоело биться в судорогах, как рыба на мелководье. Выныривать в реальность ради того чтобы созерцать галюны никак не прельщало.
Поэтому решил, - очнусь тогда, когда организм прекратит выпендриваться, а метаболизм поставит все на свои места. В этом мне, конечно, должны помочь. Очевидно, так оно и будет, иначе я бы давно окочурился, а не страдал пост-коматозным психозом.
На том и решили. Отдыхаем! И я целиком и полностью отдался сладкому миру грёз…
Мне снилось… Да черти что мне снилось! Надежды на сладкий сон рухнули в единый миг, не оставив права на контрибуцию.
Сколько бы не спал, - снились кошмары. Ну, в психо-физическом плане. Сложно сказать, что молочно-макаронное щупальце в окне поезда вызывало во мне благоговейный ужас. Да и тьма с редкими вспышками плазматических разрядов как-то не сильно влияла на мою детскую психику, не говоря уж о весьма одиозном гуманоиде.
Но организм помнил боль, которую якобы причинило все вышеупомянутое. Помнил и страшился ее, вовсю используя инстинкт самосохранения и вызывая чересчур бурные эмоции. Лучше страдать бессонницей, чем блуждать в казематах собственных страхов.
Страх перед болью… Именно он порождает в людях большинство их недостатков. Предательство, извращения, ненасытность, гордыню, жестокость….
Все это происки фобий перед болью. И в большинстве случаев страшатся боли не физической. Телесные страдания куда меньше ужасают обывателей, хоть и большинство из них этого даже не осознает. Те же мазохисты. Боль физическая служит для них самым мощным психологическим барьером перед болью моральной. И это лишь один из многих и многих примеров отдающих людей в руки страха…
Ощущения пробуждения, как всегда оказались внезапными. Сперва я учуял бархатно-релаксирующие мышцы, что весьма обрадовало. Потом и мозг начал возвращать сознание на свое место.
Не открывая глаз, попытался насладиться мгновениями эйфории. Прислушавшись к телу, с удовольствием понял, что хоть я и еще слаб, но все более-менее в порядке.
Чувства осязания в порядке, хотя нос и чует слегка непривычные для обыденности ароматы корицы с какими-то цитрусовыми компонентами.
Я зевнул и открыл глаза….
Закрыл. Снова открыл. Закрыл. Открыл.
- Е… твою мать! Какого хрена?!
Меня колотило.
Я лежал в светлой комнате. Бежевые стены, деревянная обшивка и такая же мебель в двух экземплярах - шкафа и стула, кровать не в счет. В комнате было одно трехстворчатое арчатое, тоже деревянное, окно. Тяжелые занавески подвязаны пышными шнурами за крючки на стенах. Орехового цвета паркет блестел, словно только что отполированный, льняная постель напоминала рай перфекциониста витиеватыми шитыми узорами. Поверх одеяла накинуто жаккардовое покрывало темно-красной текстуры. Также и я был переодет в странное подобие ночнушки, либо ночной рубашки. Благо хоть рюш и кружев не наблюдалось.
А за окнами… ярко-фиолетовое небо, размытое ядовито-розовыми пятнами мохнатых туч.
Я несколько раз протер глаза и даже стукнул себя по голове. Но картина была все та же.
Медленно, очень осторожно, я встал с кровати, осмотрелся, нашел дверь.
Закрыто.
На кончиках пальцев, подошел к окну, открывающему путь на балкон. Пытаясь не смотреть вперед, я нащупал изгиб ручки и вышел на широкую трапецию, крытую высокой белой балюстрадой.
Стоял ясный жаркий полдень, полный легкого ненавязчивого ветерка, что приносил приятную прохладу.
Дом в котором я находился, повис на огромной высоте, будучи заключенным в прозрачный, будто из стекла, купол. Опираясь на тонкую мерцающую жердь, что возвышала его над окружающим миром, едва не донося до самих небес, к пушистым облакам.
Конечно же на балконе, как на самой настоящей смотровой площадке, находился бинокль для обозревания. Ощущая, как сердце падает в пятки, я подошел к нему. И глубоко вздохнув, сам того боясь, посмотрел на окружающий мир.
А посмотреть было на что…
Снаружи раскинулся город, подобных которому я никогда не видел даже в самых откровенных фантазиях.
Огромные здания больше всего напоминали эклектическую кашу всех архитектурных стилей одновременно. Все бы ничего, если бы не их количество. Все что попадалось мне на глаз, имело не меньше десяти этажей. Некоторые сооружения и вовсе по моим прикидкам достигали сотен лестничных уровней.
Но это были еще только цветочки. По городу блуждали… существа. Столь разнообразного количества ипостасей в одном месте я не видел даже в самых психоделических картинах всяческих тематических фестивалей с косплеями и тому подобным.
Существа, походили на все мне известные формы жизни разом, и ни на что вообразимое единовременно. Прямоходячие звери, пресмыкающиеся птицы, летающие рыбы… Нет, разгул фантазии претерпел крах, еще до начала наблюдений.
Все что можно было хуманизировать, превратить в разумную, человекоподобную единицу, присутствовало здесь. Вивисекционный букет всех невообразимых обличий, собранных в одном месте и превращенных в потрясающее подобие функционирующего и взаимодействующего друг с другом, социума. Не мутанты или химеры, а самые настоящие виды, вышедшие из горнила матушки эволюции.
Я видел: хомяков в деловых костюмах, что спешили куда-то сидя в машинах с откидным верхом; пеликанов, торгующих каким-то фастфудом на углу огромного и строгого, наверняка государственного, здания; бабулю, похожую на кентавра, - только с низом льва, а не коня, - что ругала восьмирукого гиганта с красной кожей и огромными черными рогами на затылке; парнокопытных "эльфов", что выстукивали чечетку, чтобы угомонить ревущего ребенка; белокрылых игуан, красящих фасад, судя по цветам, - увеселительного заведения…
И это лишь малая, крохотная часть тех, чьи одеяния, по разношерстности и разнокалиберности, вообще не поддаются описанию. Разнообразность гуманоидальных, и не очень, форм жизни просто поражала.
Кроме всего этого, - улочки, проспекты и площади были наполнены наистраннейшими вещами и приборами. Это были и ящики на колесах, и роботоподобные создания такой же разнокалиберности как и "жители", и кареты запряженные столь диковинным существами, что я чуть не задохнулся от переизбытка красок и форм.
Все мерцало стеклянным глянцем и хмурилось каменным твердолобием. Мегаполис гудел и жил своей аляповатой жизнью, полной каких-то колдовских технологий, транспортных средств и совершенно бесконечных фенотипов.
Здесь можно было увидеть как парящие лодки с огромными турбинами и золотыми парусами, так и, едва ли не, танки с какими-то башенками, похожими на беседки под крышами в японском стиле. Как парки, полные детишек играющих со своими диковинными питомцами и родителями (иногда было сложно понять кто есть кто), так и облаченных в строгую форму патрульных на жутких разновидностях мопеда.
Разнообразные цвета и их сочетания, дразнили глаза, будто пытаясь выбить дух своим обилием. Некая вариация Нью-Йорка с межпланетной миграцией, выжимала из меня покой, каждым увиденным квадратным метром.
Небо бороздили несколько дирижаблей, крутящих рекламу на серых элипсоидных тушах. Множество маленьких дельтапланов, на реактивных двигателях, мелькали со скоростью звука. Неисчислимое количество автомобилей стояли в пробках широченных магистралей…
- Я рехнулся, - тихо констатировал я, сползая по облицовке шкафа на шахматный пол. - Пля-а… - кажется, даже завыл.
В том, что меня посетило безумие не стоило даже сомневаться. Самые страшные мои опасения воплотились в реальность. Я сумасшедший… Это не наваждение, я действительно сошел с ума. Столь реалистичные галлюцинации бывают лишь в одном случае.
Безумие….
Неожиданно в комнату вбежал… человек. Парень.
С виду ему было не больше двадцати. Кожаные штаны, белая рубашка с пышными манжетами и круглой завязью воротника, кожаная же безрукавка и сапоги немного выше колен. На бледном, наверно привлекательном для девушек лице, виднелась гримаса испуга и тонкий шрам через лоб, бровь, скулу и до самой челюсти.
Он смотрел на меня бирюзового цвета глазами из под не слишком длинных светлых волос. Возле правого уха свисала тонкая косичка с неким подобием круглой брошки на кончике.
Его вид добил меня окончательно.
- Эстеримо тэко? Вао ллей сенеталь, - с явной вопросительной интонацией молвил он, как-то чересчур осторожно приближаясь ко мне.
Супер! Мой дебильный мозг даже на искажение речи не поскупился!
- Тэко? Вао ллей! Денет аврей, - продолжил он.
- Парень, иди на хер, - обреченно шепнул я. На мое удивление он даже испуганно отскочил, прикрываясь руками.
Печально… Мое воображение настолько изуродовало очертания психиатрической палаты и санитара, что, после увиденного, остается лишь один выход, - самоубийство. Я всегда считал, что при утрате моего единственного достояния, - разума, суицид неизбежен. Лучше сразу умереть, чем увядать в собственном аду воспаленного мозга…
- Вао ллей, - не унимался санитар, подходя ко мне, как к забитой в угол кошке.
Я увидел не уходящий испуг вперемешку с беспокойством, на его лице.
- Убей меня…
- Денет аврей.
- Пожалуйста…
- Вао… ллей…
Он подошел впритык и продолжал что-то бубнить.
Описать словами мое состояние в данной ситуации весьма проблематично. Сойти с ума, без надежды на спасение, было той запретной гранью ужаса, которой я пытался не касаться даже в самых черных думах. Я столкнулся лицом к лицу со своей самой ужасающей фобией, - безумием. Тем, о чем всегда старался даже не задумываться, держа за доброй бесконечностью замков, в казематах собственного тщеславия.
Однако, как и любые отходы человеческой деятельности, - оно всплыло.
Сейчас психоделическая ипостась санитара посадит меня обратно в кровать и попробует успокоить. Если начну буянить, мне уколют одно из сотен успокаивающих, или и вовсе накормят до треска, чтоб, как говорится, - наверняка…
"В любой ситуации есть как минимум два выхода…". Да, это правда…
"В психиатрии, в большинстве случаев, устранение причины тянет за собой устранение последствий…". Даже, если не вдаваться в крайности типа суицида, возможный отходняк от препаратов, тоже можно утрясти при помощи небольшой взбучки.
Жаль, что тогда мне это было невдомек и единственное, что набатом гремело в ушах, - конец. Панически, истерично, безапелляционно…
- Убей! - Я даже сам не успел понять, как набросился на парня, обхватив его шею пальцами.
Благо состояние аффекта помогло не ослабить хватку в первую секунду.
- Убей! Меня!!!
К моему удивлению парень как-то не слишком удачно сопротивлялся моему натиску, что несвойственно санитарам, особенно когда атакует такой хлюпик как я. Односторонняя борьба перенеслась в комнату и я повалил парня кровать, все так же настырно требуя ответной реакции.
В какой-то момент парень начал задыхаться и потихоньку синеть, а отдачи от него не было.
Ничего не понимая, я слегка ослабил хватку, давая ему возможность поквитаться. Но вместо того, чтобы броситься на усмирение, он продолжал торочить свое "вао ллей"…
Может это не санитар вовсе? Моей воображение хорошо поработало и сменило пол медсестре? Но тогда почему она одна? За столько времени точно кто-нибудь прибежал бы на помощь. Да и в "дурке" медсестры поодиночке не ходят…
Словно оправдывая размышление, ощутил мощный толчок и меня буквально пригвоздило к шкафу. Едва придя в сознание я рисковал опять провалится в беспамятство.