Уттам занял позицию замыкающего и за возглавившим группу Тиртой пошагал по широкому коридору. Солдаты, хоть и были набраны из самых прославленных и заслуженных отрядов, все еще остававшихся на Терре, не могли скрыть своей нервозности, проходя между орудиями. По приказу Уттама были введены самые жесткие правила безопасности, и пушки могли мгновенно открыть огонь, а зеленые линзы сервиторов не сулили пощады никому, кто попадал в зону обстрела.
Вслед за Тиртой и солдатами Уттам подошел к широкой арке, где были установлены многочисленные лазерные излучатели, слышался басовитый гул колоссальных генераторов, а воздух отличался едким привкусом мощного энергетического поля. За аркой открывалась огромная пещера не менее километра шириной даже в самой узкой части и с головокружительно высоким потолком. Пола в пещере не было, вместо него зияла бездонная пропасть. Уттам понимал, что это не лучшая гипербола, но в данном случае вполне подходящая.
Он остановился на широкой платформе, закрепленной у края пещеры в тени узкого решетчатого стального моста, вздыбленного, словно стрела гигантского подъемного крана. Тирта уже стоял у панели управления, и Уттам видел, как мост начинает опускаться к каменному острову, парящему в центре пещеры на едва различимой энергетической подушке.
Гигантские генераторы были закреплены в стенах по всему периметру пещеры, и от статического электричества у Уттама встали дыбом волосы на затылке. В любую минуту эти генераторы могут быть отключены, и тогда остров рухнет в глубины планеты. Таким опасным преступникам нельзя оставлять ни единого шанса.
Конец моста коснулся парящей скалы, и в тот же момент длинные дула всех орудий в стенах пещеры повернулись к острову. В висящей над бездной тюрьме имелось тридцать изолированных камер, но лишь двенадцать из них были обитаемы на сегодняшний день.
Как только переправа была установлена, Уттам шагнул на мост, а вслед за ним двинулись солдаты и Тирта. Кустодий смотрел прямо перед собой, а под тяжелыми ботинками звенел стальной настил моста. Уттам отстегнул копье хранителя от ножен на спине и покрутил плечом, разминая мускулы.
- Ожидаешь неприятностей? - спросил по вокс-каналу Тирта.
- Нет, - ответил Уттам. - Просто при встрече с этими ублюдками я лучше себя чувствую с оружием в руках.
- Я тебя понимаю, - сказал Тирта. - Я почти надеюсь, что кто-то из них попытается что-то сделать.
- Не говори так, даже в шутку, - предостерег Уттам, приближаясь к концу моста.
Первая из камер представляла собой прямоугольный куб из трехслойного пермакрита, усиленного керамитом, что почти никак не характеризовало находившегося внутри узника. Она не имела никаких особых отличий, кроме буквенно-цифрового обозначения у входа и прозрачной двери из армагласа, какой применяется для иллюминаторов в космических кораблях. Это было помещение, в которое никто не мог войти или выйти без санкции Легио Кустодес.
Уттам подошел к двери, ощущая знакомое напряжение в животе: приток эндорфинов и боевых стимуляторов, предшествующий схватке. Хотя Уттам и не собирался ни с кем сражаться, ему нравилось это ощущение.
Сквозь армаглас виднелась сидящая в центре камеры фигура. Тюремный комбинезон ярко-желтого цвета туго обтягивал отлично развитые мускулы. Длинные маслянисто-черные волосы обрамляли широкое лицо с удлиненными чертами, которые могли бы показаться уродливыми, но каким-то образом производили приятное впечатление.
Этот заключенный, хотя и безусловно опасный, проявлял обезоруживающую любезность. Однако Уттам не мог недооценивать исходящую от Атхарвы угрозу только по той причине, что пленник происходил из легиона ученых. Многие из здешних обитателей при малейшей возможности обрушивали на тюремщиков свою ярость и раздражение, тогда как Атхарва, казалось, не затаил на них злобы.
Атхарва открыл глаза - один сапфировый, другой цвета бледного янтаря.
- Уттам Луна Хеш Удар, - заговорил воин, - ты прерываешь мой подъем к Исчислениям.
- Тебе пора поесть, - ответил Уттам.
Солдаты подсоединили раздатчик питания к узкому отверстию в прозрачной двери, и в камеру упал пакет с пайком. Атхарва взглянул на него со смиренным отвращением.
- Еще один день, еще один банкет, - произнес воин Тысячи Сынов.
- Радуйся, что мы вообще тебя кормим, - заметил Уттам. - Я бы заставил тебя поголодать.
- Тогда ты бы стал главным злодеем, - ответил Атхарва. - А это не подобает преторианцам Императора, не так ли?
- Ты недостоин произносить его имя, предатель.
- Уттам, скажи, кого я предал, за что меня заперли здесь? - спросил Атхарва, поднимаясь с пола одним плавным движением. - Когда Йасу Нагасена привел три тысячи своих солдат в Общину, кого именно я предал? Тем не менее я заперт в этой камере по соседству с воинами, чьи легионы по праву называют клятвопреступниками.
- Если в группе появился носитель чумы, станешь ли ты изолировать заболевшего или оставишь в карантине всю группу? - ответил вопросом Уттам.
- Позволь мне опровергнуть твое сравнение, - возразил Атхарва. - Если у человека появилась опухоль, станешь ли ты удалять ее лечебными способами или просто убьешь больного?
- Опухоль сама убьет заболевшего.
- В таком случае остается только радоваться, что ты не медик, преторианец Уттам Луна Хеш Удар, - сказал Атхарва.
Все они возвращались к нему в темноте - каждое лицо, каждый вопль, каждый наполненный ужасом вздох. Кай лежал на каменной скамье, заменявшей ему кровать, и, свернувшись в клубок, перекатывался взад и вперед, стараясь прогнать воспоминания о боли, которую они снова заставили его пережить. Флаер вывез его из Башни Шепотов и поднял высоко над горами, над залитыми звездным светом грядами облаков, над сверкающими в лунном свете головокружительно высокими вершинами. Это было его вознесение. А затем последовал спуск в темные глубины горы, которая казалась более угрюмой и зловещей, чем могла выглядеть обычная вершина. Как будто на ней лежала печать страданий тех, кто был заточен в ее недрах.
Его повели по гулким переходам и бесконечным коридорам. На грохочущих лифтах и пневмокарах его спускали все глубже и глубже в загадочные недра мрачной горы, пока не заперли в голой камере, высеченной прямо в скале и предусматривавшей удовлетворение лишь базовых человеческих потребностей. Из ржавой трубы в одном углу камеры капала затхлая вода, а круглое отверстие в другом углу предназначалось для удаления отходов.
Стены покрывала бледная голубовато-серая краска, матовая и очень прочная. Предыдущие обитатели оставили на ней следы своих сломанных ногтей. Рисунки были примитивными, как наскальная живопись первобытных людей: в основном, разнообразные варианты молний и людей с длинными копьями. Все они содержали единственную мольбу вспомнить о них, тех, кто давно забыт и, вероятнее всего, так же давно мертв.
Кай тоже захотел оставить свою отметину, но ему нечем оказалось поцарапать краску.
На какой-то период его оставили в одиночестве, предоставив воображаемым ужасам сделать всю подготовительную работу. Кай не был храбрецом, и спустя некоторое время он орал, что расскажет все, что они хотят знать, если только ему об этом известно.
Несмотря на беспорядочную суматоху в мыслях, Кай все же сумел поспать. Если ему удастся отдохнуть, будет легче перенести грядущие испытания. Он видел сон, но не о Руб-Эль-Хали и огромной крепости Арзашкун, а о холодной бездне, населенной голосами мертвых. Он увидел светловолосую девушку с голубой повязкой на голове, с которой познакомился на "Арго". Он знал ее имя, и они стали почти друзьями, но видение было слишком туманным и насыщенным неумолкающими голосами мертвецов.
Они клубились вокруг него в его сновидении и требовали объяснить, почему он спасся, а их забрал варп. Почему за ними пришли чудовища с медными мечами и хитиновыми когтями, которые срывали плоть с костей и оставляли неизлечимые раны.
Каю нечего было им сказать, но они продолжали требовать ответов.
Почему на корабле с невинными людьми в живых остались двое?
Почему им было позволено жить, когда все остальные обречены на вечные страдания?
Кай рыдал во сне, снова и снова переживая ужас их гибели.
Лишь один голос его ни в чем не обвинял, это был успокаивающий приятный голос без слов, который избавлял его от болезненных воспоминаний, вызывая картины высоких гор, цветущих равнин и прекрасных городов со сверкающими пирамидами, построенными из хрустального стекла.
Проснувшись, он обнаружил в камере двух человек: мужчину и женщину. Женщина была довольно привлекательна, одета в хрустящую белую робу, которую можно было принять и за лабораторный костюм, и за защитную накидку. Приятная наружность мужчины свидетельствовала о дорогостоящих косметических процедурах, тогда как основное обаяние женщины заключалось в ее глазах. Словно два бледных изумруда, это были самые чарующие глаза, какие только приходилось видеть Каю.
- Ты проснулся, - произнес мужчина.
"Совершенно бесполезное замечание", - подумал Кай.
- Пора выяснить, что тебе известно, - добавила женщина.
Кай потер лицо ладонями, ощущая обвисшую на щеках кожу и суточную щетину.
- Я же сказал, что ничего не знаю, - произнес Кай. - Если бы знал, даю слово, я бы все рассказал. Я едва помню о том, что происходило в зале мысли.
- Конечно же, мы не ожидаем, что у тебя сохранились сознательные воспоминания об информации, заложенной Аник Сарашиной, - неискренне и бесстрастно заявила женщина. - Но она осталась в тебе, и в этом мы уверены.
- А наша работа как раз в том и состоит, чтобы извлечь эту информацию, - добавил мужчина.
- Прекрасно, - сказал Кай. - Подвесьте меня на пси-дыбу, и покончим с этим.
- Боюсь, эта процедура будет не такой уж простой, - заметил мужчина.
- И не совсем безболезненной, - добавила женщина.
- Кто вы такие? - спросил Кай. - Вы не из Города Зрения, так скажите, на кого вы работаете?
- Меня зовут адепт Хирико, - сказала женщина. - А это адепт Скарфф. Мы чтецы мыслей, или нейролокуторы. Если тебе больше нравится - аугеры. Бурильщики.
- Это как в бормашине, - добавил Скарфф. - Моя роль заключается в том, чтобы помочь адепту Хирико высверлить твое сознание и выдернуть любую заложенную в нем информацию.
- Вы серьезно?
- Абсолютно серьезно, - подтвердил Скарфф с таким видом, словно вопрос Кая его озадачил. - Мы здесь по требованию Легио Кустодес. Полученные нами приказы согласованы с высшим руководством и дают нам карт-бланш на достижение цели любыми необходимыми методами.
- Вот только боюсь, что ты вряд ли переживешь этот процесс, - сказала Хирико. - А если и останешься в живых, скорее всего навсегда останешься в растительном состоянии.
- Это безумие! - воскликнул Кай и попятился от этих монстров.
- Если ты хорошенько поразмыслишь, ты поймешь, что для нас это единственная возможность, - сказал Скарфф.
- Мы догадывались, что ты не захочешь нам помочь, - продолжила Хирико. - Что ж, очень жаль.
Кай не мог говорить. Предохраняющий щиток, не дававший прикусить язык, наполнял рот привкусом стерильной резины. В горле торчала дыхательная трубка, а голову, словно летный шлем, плотно охватывала кожаная накладка, усеянная иглами и электродами. В вены и сосуды головы непрерывно закачивались какие-то жидкости, специальное устройство не позволяло закрыть глаза. Под глазными яблоками торчали тонкие иглы, соединенные бронзовыми проводами с записывающим оборудованием.
Комната для дознаний выглядела до ужаса обычной - простой металлический бокс без окон и зеркал. Вокруг лежащего на металлическом столе Кая были расставлены переносные мониторы, регистрирующие все его внутренние биоритмы.
Позади него к полу было прикреплено гудящее устройство, похожее на блестящий хвост скорпиона, а на его поднятой части болтались многочисленные инструменты, вид которых наводил ужас. Хирико и Скарфф следили за поступлением в его кровеносную систему медикаментов, а в дальнем углу застыла золотая фигура Сатурналия, небрежно держащего алебарду одной рукой.
- Вы готовы начать? - спросил кустодий.
- Почти, - ответила Хирико. - Это деликатный процесс, и спешка недопустима.
- Нужная вам информация искусно спрятана, кустодий, - добавил Скарфф. - Нам придется залезть глубоко в его психику, а подобное погружение требует безупречной подготовки. Без надлежащего наблюдения и тщательности мы рискуем разрушить его сознание.
Кустодий сделал шаг к аугерам, и пальцы на древке алебарды едва заметно напряглись.
- Госпожа из Телепатика говорила об Императоре, - сказал Сатурналий. - А все, что касается Императора, чрезвычайно меня интересует. Не тратьте времени. Выясните, что она вложила ему в голову, и сделайте это как можно скорее. Сохранность его сознания меня ничуть не беспокоит.
Кай хотел вмешаться, но его губы были не в состоянии сформировать ни слова. Он хотел крикнуть, что он человек и астропат, представляющий ценность для Империума. Но если бы даже они его услышали, никто бы не обратил внимания. Сатурналий не испытывал никаких сомнений в силу своего долга перед Императором, а Хирико и Скарфф просто делали свою работу.
Он попытался вырваться, но путы и медикаменты лишили его возможности даже шевельнуться.
Хирико уселась рядом с ним на вращающийся стул и посмотрела на висевший сбоку инфопланшет.
- Отлично, - сказала она. - Ты прекрасно справляешься, Кай. Еще немного, и можно будет начинать.
Адепт Скарфф занял место напротив Хирико, и Кай увидел, как он вставляет разъем в свой затылок, где блеснул когнитивный имплантат. Второй конец кабеля Скарфф подключил к неприметной черной коробочке, прикрепленной к каталке. Улыбнувшись Каю, он вытащил из коробочки еще один кабель и подсоединил к гнезду на кожаной накладке на его голове. На мгновение зрение затуманилось, и в этот момент Кай ощутил давление на лобные доли мозга.
- Ты проник в затененную часть? - спросила Хирико.
- Да, - словно откуда-то издалека донесся ответ Скарффа. - Готов к твоему внедрению.
- Хорошо, - сказала Хирико.
Она точно таким же образом подключилась к черной коробочке, подсоединила еще один кабель к аппарату на голове Кая, и он снова ощутил вторжение в свой мозг.
- Пора, - скомандовала Хирико. - Начинаем.
Она нажала оранжевую кнопку на боковой поверхности коробки, и в мозгу Кая вспыхнул яркий свет.
Свет усилился до невероятной интенсивности, подобно вспышке звезды, грозящей выжечь глаза. Кай закричал, и свет начал слабеть, пока не стал вполне терпимым. Он обнаружил, что стоит посреди пустыни и вокруг на многие сотни километров нет ничего, кроме песка. Горячий ветер трепал гребни дюн, а яркое опаляющее солнце после стерильного помещения внутри горы принесло долгожданное облегчение.
Это его убежище, это Пустое Место.
Что бы они с ним ни сделали, их попытка не удалась.
Кай осознал, что ландшафт видений создан искусственно, что ему не следовало сюда приходить. Именно этого они и хотели. Они намеренно привели его сюда, где обнажаются самые потаенные мысли, где можно обнаружить его самые сокровенные тайны.
Несмотря на его заявление о желании рассказать Хирико и Скарффу все, что они захотят узнать, в его сознании возникло неожиданное предостережение. Сохраняя секрет, он сохраняет свою жизнь. Открыть тайну он может только воину с золотыми глазами, а это будет возможно только в том случае, если Хирико и Скарфф ничего не узнают.
Едва только он вспомнил их имена, как ощутил их присутствие в своем сознании. Он никого не видел, но знал, что они здесь. Затаились и ждут, когда он приведет их к искомой цели.
Из песка перед ним появилась фигура женщины в длинном одеянии, с длинными серебристо-седыми волосами, с глазами, излучающими тепло и доброту. Он знал эту женщину, но не такой, не с настоящими глазами. А сейчас они сверкали изумрудами и искрились жизнью. Отказаться от таких прекрасных глаз только ради защиты от порождений варпа казалось Каю неправильным.
- Аник, - произнес он. - Ты мертва.
- Тебе лучше знать, Кай, - ответила Сарашина. - Никого из нас нельзя считать окончательно мертвым, пока живы воспоминания. Как сказал великий поэт, "то, что можно вообразить, никогда не умрет".
- Сарашина говорила мне об этом, но ты не Сарашина.
- Нет. А кем бы ты хотел меня видеть? - спросила женщина.
Черты ее лица вдруг стали меняться, и через мгновение перед ним предстала его мать. Глаза остались такими же изумрудными, но вместо теплоты в них плескалась печаль.
Кай отвернулся, вспомнив полные горя взгляды, которыми обменялись он и его отец на другой стороне земного шара. Кай старался оставаться бесстрастным, но в присутствии женщины, которая вырастила его и сделала таким, как он есть, это оказалось очень трудно.
Вот только это не она.
Его мать мертва, как мертва и Сарашина.
- Ты адепт Хирико, верно?
- Конечно, - ответила его мать.
- Тогда прими соответствующий вид! - крикнул ей Кай. - Нечего скрываться под чужой маской.
- Я и не скрывалась, - сказала Хирико, принимая знакомое Каю обличье. - Я просто стараюсь помочь тебе расслабиться. Эта процедура пройдет намного легче, если ты перестанешь нам сопротивляться. Я понимаю, что тебе неизвестно, что сказала тебе Сарашина, но я должна это выяснить.
- Я не знаю, где спрятано послание.
- Мне кажется, это ты знаешь.
- Нет, не знаю.
Хирико вздохнула, взяла его за руки и повела к пологому склону песчаной дюны.
- Тебе известно, сколько я провела психических дознаний? Нет, конечно, ты этого не знаешь. Но их было очень много, и те объекты, которые сопротивлялись, всегда оставались с мертвым мозгом. Ты этого хочешь?
- Что за глупый вопрос?
Она пожала плечами и продолжала, словно не слышала его слов:
- Человеческий разум - это чрезвычайно сложный механизм, хранилище всех воспоминаний, устройство ввода и вывода информации, осуществляющее автономные функции. Туда трудно проникнуть так, чтобы не нанести непоправимых повреждений.
- Так не проникай, - предложил Кай.
- Я бы хотела без этого обойтись, правда, так было бы лучше, - с улыбкой сказала Хирико. - Ты мне нравишься, но если потребуется, я голыми руками разберу твой мозг на кусочки. В конце концов все выдают свои секреты. Всегда. Все зависит от того, с какими утратами им после этого приходится жить.
Они поднялись на вершину дюны, и Кай вдруг обнаружил, что смотрит на мерцающую под солнцем крепость Арзашкун. Высокие башни дрожали в раскаленном воздухе, и от отраженного блеска золотых минаретов ему пришлось прикрыть глаза ладонью.
- Впечатляющее сооружение, - заметила Хирико. - Но оно мне не помешает. Даже и не думай об этом.
Кай остановился и, развернувшись, окинул взглядом пески в поисках постороннего присутствия. Под слоем песка далекой дюны, на краю поля зрения, он заметил намек на движение.
- А где же Скарфф? - спросил он. - Он к тебе не присоединится?
- Он тоже здесь, но это дознание веду я.
Интуиция озарила разум Кая, словно восход солнца, и неторопливая улыбка углубила морщины на его лице.