- Он здесь, чтобы вытащить тебя, если станет слишком опасно, верно?
Проблеск раздражения в изумрудных глазах подтвердил его догадку.
- Ты не уверена, что тебе все удастся сделать, не так ли? - продолжил он.
Пальцы Хирико крепче сжали его руку.
- Можешь поверить, я это сделаю. Тебе остается только решить, насколько это будет тяжело. Я в мгновение ока уничтожу эту крепость до последнего воображаемого камня и кирпичика. Я сотру ее в пыль, и тебе не удастся даже отыскать ее останки в песках пустыни.
Она протянула вперед руку, и самая высокая башня в крепости начала осыпаться. Еще недавно казавшееся прочным, сооружение таяло, словно дым. Хирико щелкнула пальцами, и рухнула еще одна башня. Разрушив в одну секунду то, что Кай сооружал в течение нескольких лет, Хирико обернулась к нему, но его взгляд был устремлен вдаль, где появилось нечто, рожденное мрачными воспоминаниями и ужасом. Хищник, почуявший кровь, быстро скользил к ним под слоем песка.
Позади глазных яблок Кай снова ощутил всплеск давления. Хирико обернулась как раз в тот момент, когда рожденная темными силами мощь поднялась из-под поверхности песка. Она вылетела в потоке крови, словно вырвавшаяся наружу подземная река. Эта река ревела и вопила тысячами предсмертных криков в последние моменты агонии. Она разлилась по пустыне, словно густая красная нефть, заполнила впадины между дюнами отвратительно пахнущими выделениями смерти и омыла склоны яростным прибоем.
- Это твое творение? - резко спросила Хирико.
- Нет, - ответил Кай.
- Прекрати, - приказала она. - Быстрее.
- Я не могу.
- Нет, можешь. Все это существует только в твоем сознании и подчиняется твоей воле.
Кай только пожал плечами. Бурлящее море маслянисто-вязкой крови поднялось выше, его поверхность рябила от тысяч рук и лиц, стремившихся вырваться из глубины на поверхность. До сих пор Кай всегда боялся скрывающегося под песками ужаса, рожденного его гневом и чувством вины, но сейчас его вид стал для него настоящим благословением. Тягучий прибой вопреки законам гидродинамики рвался к вершине дюны, и студенистые формы наконец прорвали вонючие слои жидкости. Высокие и тонкие, с костлявыми конечностями в красной чешуе, изрыгающие огонь, они распрямлялись в реальном мире, оглашая воздух высокими пронзительными криками. Раздувшиеся черепа приобретали блеск и рога, а в разинутых ртах заблестели зазубренные клыки.
Да, это были существа из его воспоминаний, но в мире видений они представляли немалую опасность.
- Что ты делаешь? - воскликнула Хирико.
- Я же говорил, что это не я, - ответил Кай. - Это "Арго".
Лавина рожденных варпом монстров устремилась к ним, и Хирико подняла взгляд к небу.
- Вытаскивай меня отсюда, - сказала она. - Быстрее.
Адепт Хирико исчезла, а волна тьмы с шипением и ревом захлестнула вершину дюны, поглотила Кая и потащила его в бездну, выбраться из которой невозможно.
- Что произошло? - потребовал разъяснений Сатурналий.
Хирико лежала на полу комнаты для дознаний, ее глаза закатились, а из носа непрерывной струйкой текла кровь. Скарфф приподнял ей голову и торопливо ввел в вену полный шприц какой-то прозрачной жидкости.
- Я задал тебе вопрос, - настаивал Сатурналий.
- Помолчите! - откликнулся Скарфф. - Я только что вывел ее из враждебного видения без надлежащей декомпрессии. Ее разум в шоке, и если я не сумею вернуть ее назад, мы можем окончательно ее потерять.
Резкая отповедь подчиненного разозлила Сатурналия, но он сдержался. Разборки по поводу неподобающего тона в разговоре с воином Легио Кустодес могут подождать.
- Что я могу сделать? - спросил он.
- Ничего, - ответил Скарфф. - Теперь дело только за ней.
Скарфф стал говорить с Хирико негромким успокаивающим тоном, поглаживал ее по щеке и держал за руку. В конце концов ее веки дрогнули, глаза открылись и взглянули на Сатурналия с такой ясностью, какой трудно было ожидать от человека, вырванного из транса.
- Это будет сложнее, чем я ожидала, - произнесла Хирико.
Глава 11
САМОРАЗРУШЕНИЕ
ОТКРЫТАЯ ДВЕРЬ
ЭЛИАНА
Время для Кая потеряло всякий смысл. В его видениях проходили недели и месяцы, но они не имели никакого отношения к отрезкам времени в мире бодрствования. Он вспоминал выложенные плиткой полы, вырубленные в скале коридоры и льдисто-голубые стены своей камеры, но что из всего этого было реальным, он определить не мог. Пси-слабость отступила, смытая ежедневными испытаниями его способности погружаться в астропатический транс для приема и передачи сообщений.
Его кормили и мыли, поскольку нарушение привычных циклов вызвало нарушение жизненных функций тела. Он проводил так много времени в царстве ощущений, недоступных счастливым смертным, лишенным псайкерских способностей, что с трудом отличал реальные события от вымышленных.
Ему казалось, что у двери камеры стоит его мать и с тоской смотрит на сына. Взгляд ее зеленых глаз настойчиво звал его, но как только он открывал рот, чтобы заговорить, возникающая за спиной матери темная фигура перерезала ей горло. Из рассеченной шеи выплескивался океан крови, и в темноте слышались тысячи кричащих голосов.
Однажды он бродил по пепельно-серой пустоши, и вдали показался сверкающий силуэт воина в красных доспехах с кантом цвета слоновой кости. Он звал Кая на непонятном ему языке, но голос то усиливался, то пропадал, уносимый порывами призрачного ветра. Кай хотел побежать к воину, он чувствовал, что тот в силах дать ему избавление, но каждый раз, как только он поворачивался в ту сторону, воин отступал, словно еще не был готов к встрече.
Нейролокуторы снова и снова вторгались в сознание Кая. Иногда это был Скарфф, иногда Хирико, но каждый раз их прогоняло маслянисто-черное существо и завывающие призраки с "Арго". В редкие моменты прозрения Кай испытывал к Аник Сарашине одновременно ненависть и восхищение. Сокрытие послания в воспоминаниях о проклятом корабле было гениальным решением. Несмотря на все успехи Кая, Сарашина знала, что он еще не готов встретиться с ужасами корабля-призрака.
Кай чувствовал растущее раздражение своих тюремщиков, и это доставляло ему удовольствие.
Они быстро отказались от прямых атак на его психику и перешли к более осторожным и щадящим вторжениям. И если Скарфф пытался его уговорить, Хирико выбрала тактику обольщения. Видения наслаждений и власти, видения исполнения тысяч самых фантастических желаний мелькали перед Каем в бесконечном разнообразии вариантов. Некоторые из них маскировались под реальность, другие оставались красочными фантазиями, но ни одному не удалось проникнуть в тайну, похороненную среди мрачных ужасов "Арго".
- Мы не можем их удалить, - сказала Хирико после особенно изматывающего сеанса.
Лицо Кая блестело от пота, тело, лишившееся почти половины своей прежней массы, превратилось в скелет, обтянутый полупрозрачной кожей.
- Почему?
- Информация спрятана в глубине воспоминаний, с которыми он не в состоянии встретиться, - сказал Скарфф.
- "Арго"?
- Конечно, - ответила Хирико. - Сарашина, или то, что действовало через нее, знала, что делает. И это печальнее всего.
- Если уж вы не в состоянии вытащить послание, кто на это способен? - спросил Сатурналий, и Кай услышал в его голосе едва сдерживаемое желание убить астропата и покончить наконец с этим делом.
- Только у одного человека имеется ключ, открывающий доступ к нужной вам информации, - сказала Хирико.
- И кто же это?
Хирико опустила руку на плечо Зулана.
- Сам Кай.
Кай засмеялся, но предохранительная пластина во рту превратила смех в сдавленный всхлип.
Больше всего его злили их топорные методы. Хирурги, пытающиеся провести операцию на мозге посредством двуручной пилы и зубила. Бурильщики вторгались в тонкую эфирную структуру ментальной архитектуры без всякой надежды на успех. Атхарва ощущал каждый жестокий натиск аугеров, каждую неуклюжую попытку пробиться к искомой информации, каждую наивную лесть, которой они старались соблазнить своего пленника. И их жестокие методы, словно скрип бронированной перчатки по школьной доске, причиняли ему страдания на любом из уровней Исчислений.
Его, как истинного мастера, оскорблял такой дилетантский подход, и хотя он сам далеко не был уверен, что сумел бы вытащить намеренно скрытую информацию из мозга пленника, но всяко имел больше шансов на успех, чем эти два мясника, которые с ним работали.
Скрестив ноги, Атхарва сидел посреди камеры, позволив мысли странствовать по лабиринтам Кхангба Марву, и с привычной легкостью исследовал границы своего узилища. Ему доставляло удовольствие позволять тюремщикам думать, что их пленник, подобно своим товарищам по несчастью, постепенно сходит с ума в одиночном заточении. После визита Йасу Нагасены прошло уже несколько месяцев, и в течение этого времени заключенные воины Воинства Крестоносцев не видели никого, кроме двух Кустодиев и их удручающе некомпетентной свиты из смертных солдат.
В пределах подземной темницы Атхарва пытался исследовать любое сознание, действуя то легкими прикосновениями, то более настойчивым натиском. Разум подобен сложному замку, и всякая психика, прежде чем открыть свои секреты, требует точно рассчитанного давления. Весь вопрос в том, чтобы правильно рассчитать точку приложения этого давления, выбрать нужные воспоминания, желания и надежды, и тогда разум раскроется, словно распускающийся цветок.
Для Атенейца не составило бы труда перехватить мысли с поверхности сознания. Куда сложнее и интереснее было погружаться сквозь слои смертного разума, опускаться под корку незначащего мусора, мимо основных желаний и инстинктов, мимо тайных пороков и жалких грехов, притаившихся в уголках каждого мозга, к самому стержню личности. Только здесь можно было обнаружить истину, только в этой беспросветной тьме пряталось лишенное покровов существо и ничем не защищенные помыслы.
Немногим было дано достичь этого уровня и не обнаружить себя, но Атхарва за долгую работу в качестве искателя истины сумел отточить свое мастерство. С тех самых пор, как Алый Король спас свой легион от уничтожения, искатели истины первыми встали в строй, отыскивая в сознании воинов, избежавших ужаса перерождения плоти, скрытые признаки слабости.
Атхарва изучил своих смертных тюремщиков лучше, чем они сами себя знали. Он узнал об их страхах, желаниях, постыдных тайнах и амбициях. Он знал о них все, и ему нравилось то, насколько примитивно устроены их разумы. Как только может живое существо, претендующее на самосознание, функционировать при столь ограниченных умственных возможностях?
Но вот кустодии…
Их разумы были прекрасными произведениями искусства, великолепным сочетанием психической инженерии и генетического совершенства. Как у некоторых сложных исчислительных машин, их разум был защищен ловушками, готовыми захлопнуться при первых же признаках неосторожного вторжения. Подобно когитатору, защищенному от излома опытными инфоцитами, разум Кустодиев обладал способностью самостоятельно отразить атаку, и Атхарва не осмеливался на что-то большее, чем осторожное приближение к внешней границе великолепной психики.
Несмотря на все великолепие Кустодиев, мысли Атхарвы постоянно возвращались к разуму, который подвергался атакам аугеров. На первый взгляд эту личность мало что отличало от сотен других заключенных, разве что малая толика псайкерских способностей да гладкий шрам, оставленный обрядом присоединения души.
Затем Атхарва рассмотрел эгоизм и высокомерие, приобретенные за годы службы с легионом Жиллимана. Это вполне объяснимо, хотя и не соответствует истинной сущности этого человека. Он лучше, чем сам о себе думает, но раскрыть настоящий характер будет весьма трудно, и, хотя процесс уже начался, скорее всего, он так и останется незаконченным из-за скорой смерти несчастного.
Имя этого человека было Кай Зулан, и о нем говорил Глаз, хотя Атхарве оно было неизвестно. Воспоминания Зулана, уже исследованные, ничем не оправдывали проявленного интереса, хотя в глубине его разума скрывалось нечто, невидимое даже Атхарве, нечто, укрытое мрачным ужасом эфирной ярости и чувством вины, с которыми невозможно справиться без особых инструментов.
Сила здесь бесполезна, поскольку его страх сильнее любого насилия. И точно так же бесполезно взывать к его разуму или обещать награды. Это сложное задание может быть выполнено только изнутри. Но какое же сокровище может хранить столь надежно охраняемая крепость?
Атхарва ненавидел тайны, и этот секрет тоже должен быть открыт. Его мозг ученого должен распутать эту загадку. Алый Король поступил неблагоразумно, появившись на Терре, но его вторжение подсказало Атхарве, что нужно сделать. Кай Зулан каким-то загадочным образом имел огромное значение для будущего, но если кто-то и способен открыть его разум, то только мистики Тысячи Сынов.
Атхарва открыл глаза, когда мимо стеклянной двери его камеры проходил отряд охраны. Все, кроме одного, избегали смотреть в его сторону, поэтому Атхарва забросил мысленный крючок в разум этого человека.
Его звали Натараджа, и адекватность его имени вызвала у Атхарвы улыбку. Этот солдат состоял в отряде Уральских Владык Шторма - элитном десантном подразделении, которое служило Империуму с самых первых дней войн Объединения. Его жена растила пятерых сыновей на гидроферме, расположенной у горы Аркад, а все его братья погибли. Натараджа был хорошим и честным человеком, вот только он больше не хотел служить в имперской армии.
Преданность своим товарищам-солдатам и клятвы, принесенные перед отрядным Ковчегом Крыльев, обязывали его выполнять долг солдата и тюремщика, но Натараджа приближался к своему четвертому десятку и хотел вернуться домой, к семье, чтобы видеть, как его мальчики становятся мужчинами.
Простое желание. И вполне понятное.
Открытая дверь для Атенейца.
Кай лежал на полу своей камеры, пот лил с него градом, а сердце стучало так, словно он бегом поднялся до самого верха Башни Шепотов. У него болело все тело, а глаза были готовы вывалиться из орбит, словно удерживающие их мышцы почему-то ослабели. Во рту все склеилось от остатков рвотной массы, а его одежда пропахла мочой и экскрементами.
Боль захватила каждую клеточку его организма, а судороги, сотрясающие каждую мышцу, никак не давали расслабиться. Камеру заливал яркий свет, из невидимого громкоговорителя доносился непрерывный треск статики. Кай хотел подняться, чтобы отважно и с достоинством встретить своих мучителей, но у него уже не осталось сил для защиты.
Его скрюченная рука царапнула пол, и Кай слабо усмехнулся: наконец-то и он оставил собственную метку в этой камере. Пересохший язык прошелся по потрескавшимся губам, и он сморгнул капельки гноя, собравшиеся в уголках воспаленных глаз.
Кай не имел понятия, сколько времени он провалялся на полу в луже собственных выделений, да его это уже и не интересовало. Он наблюдал, как выдыхаемая им струя воздуха морщит поверхность рвотной массы, и вспоминал рябь на огромном озере, изнемогающем от зноя под раскаленным красным солнцем.
Затем что-то изменилось. Он уловил движение воздуха. Услышал, как открывается дверь камеры.
Кай попытался пошевелиться, но тело его не слушалось. Он увидел пару туфель - с высокими каблуками, сшитых из дорогого материала, доступного только самым богатым и влиятельным персонам Терры. Женский голос донесся словно откуда-то издалека, потом кто-то обхватил его под мышки и поднял Кая на ноги. Он вздрогнул от прикосновения рук. Его тело, превращенное в желе из боли, отвергало любой контакт. Но его протащили по полу и уложили на скамью. Две фигуры в черных доспехах, состоящих из чередующихся полос керамита и, как ему показалось, кожи, расступились, когда между ними появилась самая очаровательная женщина, какую Кай когда-либо видел.
От яркого света, заливающего камеру, Кай прищурил глаза. Его посетительницей была незнакомка явно благородного происхождения. Ее лицо носило едва заметные следы косметической хирургии. Ярко-зеленые глаза в результате вмешательства хирурга прекрасно дополнялись высокими скулами. Светлые волосы были стянуты в асимметричный пучок, украшенный аметистовыми бусинами.
Стройное тело незнакомки облегал черный костюм с мерцающей пурпурной полосой, обвивающей туловище, словно застывший смерч. В таком наряде ей следовало появиться в бальном зале Мерики, но никак не в тюрьме под мрачной горой. Кай не мог даже предположить, зачем он ей понадобился.
- Ты знаешь, кто я? - спросила женщина.
Кай попытался смочить губы скудными остатками влаги, сохранившейся во рту.
- Нет, - ответил он едва слышным шепотом.
- Конечно, откуда бы тебе меня знать? Я вращаюсь в кругах, тебе совершенно недоступных, - сказала она, осторожно обошла блевотину на полу камеры и присела рядом с Каем. Ее одежда двигалась вместе с ней, скользила вокруг тела, словно змея, и предохраняла даже от случайного соприкосновения с полом.
Женщина заметила, что он обратил на это внимание, и улыбнулась.
- Наноткань, запрограммированная всегда оставаться в одном положении и на одном расстоянии от моего тела.
- Дорогое удовольствие.
- Чудовищно дорогое, - согласилась она.
- Чего ты хочешь?
Женщина щелкнула пальцами.
- Дайте ему напиться. Я едва могу его расслышать.
Один из телохранителей женщины опустился на колено и протянул Каю пластиковую трубочку, вытащенную из наплечника. На конце ее повисла капля влаги, и Кай с наслаждением втянул прохладную жидкость из армейского рециркулятора. То, что влага была получена из пота и прочих выделений тела воина, его ничуть не обеспокоило. Кай ощущал, как влага растекается по его гортани и возвращает силы, словно впрыск стимулятора.
Уже через мгновение его мысли пришли в порядок, а давно донимавшая тошнота пропала.
- Так-то лучше, - заметила женщина. - Теперь мне не придется наклоняться к тебе, чтобы разобрать слова.
- Это была не вода, - сказал Кай, показывая на воина, уже убиравшего пластиковую трубку обратно в наплечник.
- Нет, не вода, но ведь тебе стало лучше, не так ли?
- Намного лучше, - согласился Кай.
Женщина наклонила голову набок и стала его внимательно рассматривать. У нее были великолепные глаза - естественные и, вероятно, генетически доработанные еще в утробе матери. Аугментическое зрение позволило Каю заметить слабый контур электу под третьим слоем эпидермиса, и он бессознательно навел резкость. Это была заглавная буква К, выполненная курсивом и украшенная знакомыми завитками. Кай застонал и дотронулся пальцами до своего запястья, где имелась идентичная татуировка.
- Ты из Дома Кастана, - догадался он.
- Я и есть Дом Кастана, - заявила женщина. - Я Элиана Септмия Вердучина Кастана.
- Дочь патриарха, - добавил Кай.
- Именно так, - подтвердила Элиана. Приподняв челку, она продемонстрировала украшенную драгоценными камнями повязку, прикрывающую третий глаз. - А ты, Кай Зулан, обуза моего Дома.