Еще выше, на горных склонах Шивалика, где путники остановились на ночь среди статуй, окаймлявших путь к Читвану, перед последним переходом через ущелье к хребту Махабхарата Лекх находились первые из Великих Врат, возвышавшиеся среди титанических вершин, словно мрачный портал в логово спящего гиганта.
Это были Врата Прим, и в более спокойные времена солнечные лучи играли на их серебряной облицовке и украшениях из ляпис-лазури, словно в каплях росы первого утра творения. Но сейчас сверкающая облицовка скрылась под адамантиновыми панелями, а резные украшения, первыми указывавшие на близость Императорского Дворца, были заперты в надежных подземных хранилищах. Вдоль зубчатых стен встали высокие краны и громоздкие подъемники, а с фосфорных факелов рассыпались каскады искр.
Перед Вратами собирались тысячи просителей и соискателей, и все терпеливо ждали своей очереди, чтобы пройти сквозь это величественное сооружение. Не всем было суждено подняться к высоко стоящему дворцу. Для кого-то подъем оказывался чересчур трудным, а кто-то не мог вынести чудес, представавших перед путниками после долгой дороги. За просителями наблюдала фаланга солдат в сверкающих кирасах, украшенных нефритом и слоновой костью, и в воздухе ощущалась пугающая напряженность неизвестности. Сквозь толпу шел воин, облаченный в полный золотой доспех, его высокий алый плюмаж выделялся, словно пятно крови на снегу.
Никогда еще створки Врат Прим не смыкались перед просителями, и сам факт их закрытия свидетельствовал о том, что ось Галактики сместилась. У человечества появился новый враг, который скрывался под знакомой личиной и чьи агенты уже сейчас могли находиться в толпе.
Граждане Терры уже не могли свободно передвигаться во владениях своего повелителя.
До сих пор на пути к горным вершинам усиленные меры безопасности, предпринятые для охраны континентального Дворца Императора, почти не коснулись путников, но сейчас они подошли слишком близко к этому сияющему сердцу Империума, чтобы остаться незамеченными. К дворцу стекались миллионы сезонных рабочих, и каждый подвергался досмотру.
Однако прохождение через Врата Прим не вызвало у путников никаких затруднений, поскольку они предъявили документы, скрепленные печатью одного из самых уважаемых Домов навигаторов, и ее аметистовый уровень обеспечил весьма уважительное отношение привратников. Хотя сам проход через Врата занял несколько часов, и лишь по истечении этого времени их глазам предстал Императорский Дворец во всем своем величии.
Дворец описывали как корону из света на вершине мира, как целый континент непревзойденного архитектурного искусства и величайшее достижение человечества, но никакие сравнения были не в силах передать его эпической необъятности и безмерного благоговения, вызываемого самим фактом его существования. Многие из просителей, всю свою жизнь стремившиеся увидеть дворец, не могли двинуться с места, едва пройдя через его главные ворота; один только вид окраинных переходов, башен и помещений дворца повергал их в состояние, близкое к обмороку. Это монументальное сооружение выходило далеко за рамки человеческого восприятия и выглядело как созданное богами и принадлежащее им.
Позади плато Брахмапутры, где располагались доки и посадочные площадки, вздымались величайшие горы мира: Голая, Черный Великан, Бирюзовая Богиня и, наконец, высочайшая из них - Святая Мать. Ни одна из них не избежала внимания Механикум и военных каменщиков Императора - их вершины были сглажены, а недрах пробиты глубокие шурфы для крепления фундамента дворца.
- Впечатляет, - произнес с заднего сиденья роскошного бронированного скиммера Беллан Тортега.
Кай Зулан задержал на хирургеоне полный ненависти взгляд.
- Я тебя ненавижу, - сообщил он.
Кабина скиммера изнутри была отделана панелями из дорогих пород дерева, металлические плоскости украшены платиновыми накладками, на вмонтированных пикт-экранах сменяли друг друга снимки неземных пейзажей. Мягкие сиденья покрывала обивка из бархата аметистового цвета с вышитым золотым крестом Дома Кастана. Приглушенный свет создавал уютную атмосферу, а щедро укомплектованный охлаждаемый бар был способен скрасить самую долгую поездку. Единственное, что портило впечатление от элегантного интерьера, - это присутствие на борту четырех вооруженных солдат в форме Дома Кастана.
Их аугментированные фигуры, казалось, заполняли все пространство салона сверкающими гранями панцирей и оружия. Дом Кастана, будучи одним из самых почтенных семейств Навис Нобилите, без труда мог позволить себе дорогостоящие услуги Механикум по модификации бойцов для своей службы безопасности. Лица охранников скрывались под блестящими визорами черных шлемов. Доспехи воинов - как и весь скиммер - были пронизаны проводами кристаллических пси-глушителей, предотвращавших нежелательное психическое влияние.
Эти люди, как предполагалось, должны были обеспечивать его безопасность, но дробовики, взятые на изготовку, не оставляли у Кая никаких сомнений в том, что он всего лишь пленник. Он откинулся на мягкую спинку широкого кресла, но понял, что не в состоянии насладиться комфортом, который раньше принимал как должное. Кай качнул янтарный амасек в резном хрустальном бокале, стоимость которого превышала годовой заработок среднего горожанина Терры. Неожиданно появилось желание бросить бокал в окно, но этот жалкий мятеж не мог вызвать ничего, кроме дополнительного раздражения.
Кроме того, алкоголь приглушал боль психического истощения, преследующую его с самого возвращения на Терру.
Сидевший напротив Кая Зулана Беллан Тортега с нескрываемым восхищением смотрел в окно. Сразу видно, что что хирургеон впервые посещает Дворец. Он уже двадцать часов, с того самого момента, как они миновали Врата Прим, не перестает перечислять общеизвестные достопримечательности и вслух удивляется многолюдности дворцовых окраин. Их поездка началась на плато Брахмапутра, и с того момента с лица Кая не сходило выражение нарочитой скуки. Он знал, конечно, что удостоился великой чести - взглянуть на колыбель человечества, но был настолько погружен в свои горестные раздумья, что почти не обращал внимания на окрестности.
- Я уверен, что этот крытый амфитеатр, окруженный террасой, и есть Инвестиарий, - произнес Тортега. - Лица статуй примархов задрапированы.
- Зачем? - спросил Кай.
- Что ты имеешь в виду?
- Интересуюсь, зачем драпировать лица статуй? Как будто они что-то видят.
- Это символика, Кай, - ответил Тортега. - Это говорит о желании Императора защитить своих сыновей от предательства собственных братьев.
- По мне, это говорит о напрасной трате времени. Я думаю, Императору есть над чем подумать, кроме этого бессмысленного символизма.
- Кай, знаешь, в чем самая большая из твоих проблем? - со вздохом спросил Тортега.
- Мои проблемы мне прекрасно известны, добрейший хирургеон, - огрызнулся Кай. - И ты не устаешь мне напоминать о них каждый день.
- Ты даже не сознаешь, как тебе повезло, - продолжал Тортега, словно не слыша.
Кай проглотил резкое возражение и налил себе еще амасека.
- У патриарха Вердучины имелись все основания вычеркнуть тебя из рядов Телепатика. Он дал тебе шанс. И что же ты наделал? Уже на следующий день попался в руки пси-гончих.
В медицинской лаборатории Дома Кастана, расположенной на скалах Киприоса, Кай обычно старался предотвращать подобные лекции, но в силу охватившей его с течением времени апатии стал понимать, что заткнуть Тортегу практически невозможно.
- Как ты считаешь, получил бы ты зрительную аугментику, если бы не Дом Кастана? - продолжал Тортега. - Но попомни мои слова: стоит тебе рассердить старейшин, и они заберут приборы. Ты должен быть благодарен, молодой человек, и пора это понять, пока не стало слишком поздно.
- Уже поздно, - заметил Кай. - Подумай только, где мы теперь и что меня ждет.
- Мы в сердце родного мира, Кай. Как только Империум воссоединит свои владения и эта глупая война закончится, люди снова наводнят эти места, - сказал Тортега.
С этими словами он наклонился вперед и положил руку на колено Кая. Ничем не оправданная фамильярность хирургеона заставила Кая вздрогнуть от боли.
- Не прикасайся ко мне, - сказал он. - Неужели ты ничего не знаешь о телепатах? Или хочешь, чтобы мне стали известны все твои грязные секреты?
Тортега отдернул руку, и Кай покачал головой:
- Идиот. У меня нет дара психометрии, но ты испугался, не так ли? Что ты скрываешь от старика Вердучины? Злоупотребление лекарствами? Недозволенные связи с пациентами? Сексуальные девиации?
Хирургеон покраснел, а Кай рассмеялся.
- Ты жалкий человечишка, Тортега. Думаешь, что Вердучина ценит тебя? И таких, как ты? Да ты для него ничего не значишь, просто один из функционеров, которого легко заменить. Вряд ли он даже помнит твое имя.
Тортега напряженно выпрямил спину, но сдержался и не клюнул на наживку. Вместо этого он вернулся к созерцанию окрестностей.
- Посмотри, - оживленно произнес Тортега, - там стоит Хамазанская усыпальница. Я видел пикты, но они не передают ее грандиозного масштаба. Невозможно оценить гармонию пропорций этого сооружения, пока не увидишь его своими глазами. А вон там, как мне кажется, обрамленная колоннами, золотыми шпилями и скорбными часовнями дорога к Башне Астартес. Говорят, что именно здесь состоялся последний разговор Императора с примархами, прежде чем флотилии разлетелись к отдаленным уголкам Галактики. В торжественном произведении Кински "Двадцать героев" рассказывается о дне, который Император провел со своими сынами.
- Могу поспорить, он хотел бы их продлить, - равнодушно ответил Кай, поставив опустевший бокал на полированную подставку.
Он хотел выпить еще, готов был опустошить всю бутылку, лишь бы заглушить боль.
- О чем это ты? - спросил Тортега.
- Если бы Император провел с Хорусом Луперкалем не один день, а чуть больше, мы, возможно, не оказались бы в такой жуткой ситуации.
- Тише, - зашипел Тортега. - Нельзя говорить таких вещей, по крайней мере не здесь.
- А кто может меня остановить?
Тортега покачал головой.
- Какую радость ты получаешь от таких провокаций?
Кай пожал плечами.
- Я просто хотел сказать, что если бы Император проводил с примархами больше времени, они бы, возможно, не стали поднимать против него бунт. Не думаю, что мои слова можно считать изменой.
- Кто сегодня может определить, в чем состоит измена? - вздохнул Тортега.
- А ты спроси у Воинства Крестоносцев, - посоветовал Кай. - Я почти уверен, что они смогут дать ответ.
Дорога к месту назначения заняла у них еще один день, и все это время Тортега посвятил составлению перечня чудес, которых он, вероятно, больше никогда не увидит: Зимняя галерея, гробница Упанишад, Зал Просителей, Хрустальная обсерватория, почерневшая от огня Община, Длинный дом и Кузница Плоти и Стали, где был окончательно подписан пакт между Механикум Марса и Террой. Двуглавый орел на замковом камне был вырезан из оуслита и порфира. В угасающих лучах заката он казался окровавленным.
Приближение Города Зрения Кай почувствовал задолго до того, как тот появился над горизонтом. Словно выжженное пятно в кипучей активности муравейника. Пси-глушители скиммера блокировали мысли миллионов рабочих, писцов, техников, ремесленников и солдат, трудившихся в стенах Дворца, но Кай все же улавливал глухой шум многочисленного населения.
Поблизости от штаб-квартиры Адептус Астра Телепатика не было слышно ничего, казалось, что в этой заброшенной части Дворца нет никаких признаков жизни. Но Кай, обучаясь использовать свои способности на благо Империума, провел среди этих унылых башен почти десять лет и знал, что это не так. Мысленно возвращаясь в те дни, он ощутил мимолетное дыхание ностальгии, но тотчас прогнал его, поскольку возвращение получилось не слишком радостным.
В других частях Дворца вся архитектура славила Единство, достижения человечества, триумфы Крестового похода, но строители Города Зрения, казалось, приложили все усилия, чтобы их произведение угнетало душу. Во владениях астропатов не было ни статуй, ни украшений, и когда скиммер нырнул под обсидиановую арку, Кай не испытал ничего, кроме глухого отчаяния. Тортега энергично вертел головой, стараясь рассмотреть чащу железных башен, мрачные мансарды и безмолвные магистрали между ними. Улицы Дворца за пределами внутренних стен города кипели неумолкающей и напряженной жизнью, а здесь попадались лишь одинокие призраки в зеленых одеяниях с капюшонами.
- С этими местами у тебя, верно, связано немало воспоминаний, - сказал Тортега.
Кай кивнул:
- Нет, я действительно тебя ненавижу.
Глупо было находиться на улице в такое позднее время, но Роксанне ничего не оставалось, как рискнуть и выйти в темноту. Впрочем, в Городе Просителей никогда не было по-настоящему темно. На стенах вокруг плясали отблески костров, а на крючках импровизированных столбов покачивались прикрытые колпаками светосферы.
Дым от химических горелок льнул к перекошенным строениям из модульных панелей, добытых на свалке Механикум и под стенами Дворца. С самого высокого здания в туманную мглу, повисшую над необычным городом, поднимался штырь антенны, и привязанная к нему гирлянда флажков тщетно пыталась сгладить впечатление запустения. Ближайшая стена была густо заклеена старыми плакатами и небрежно отпечатанными листовками Лектицио Дивинатус.
Все чувства Роксанны убеждали ее не покидать безопасное убежище, какое представлял собой храм, но плач детишек Майи не оставлял ей другого выхода. Болезнь, терзавшая их маленькие тела, обострялась все сильнее, и без медицинской помощи дети могут умереть до наступления утра. Два тельца уже лежали у подножия Безучастного Ангела, а их мать рыдала и жаловалась, глядя в пустое лицо статуи.
Палладий рассказал Роксанне, как добраться до дома Змея, и она старалась не отступать от его указаний. Она еще никогда не отходила так далеко от храма, а потому испытывала одновременно страх и сильное возбуждение. Для девушки, которая всю жизнь была фактически пленницей своей семьи, ощущение опасности было равносильно глотку опьяняющей свободы.
А в городе не только не было настоящей темноты, но и полной тишины тоже.
Где-то раздавался лязг металла, плакали дети, кричали их матери, безумные проповедники читали проповеди, пьяницы громко выкрикивали непристойные ругательства. Роксанна прочла в семейной библиотеке множество книг о городах Старой Земли, о том, как миллионы людей жили в переполненных трущобах бок о бок в вопиющей нищете.
Как говорили ее наставники, тщательно выбранные семьей, это была древняя эпоха, предшествующая приходу Императора. Но не так давно открывшиеся глаза Роксанны не замечали разницы. Ей казалось абсурдом, что у стен Дворца, олицетворяющего новую эпоху прогресса и просвещения, царят нищета и убожество. Золотое сияние Дворца окутывало сверкающей иллюминацией творения величайших архитекторов, но на Город Просителей не падало ни отблеска от этого сияния, ни клочка славы, завоеванной армиями Императора в разных концах Галактики.
Роксанна задумалась, не послала ли ее семья кого-нибудь за ней вдогонку, не прочесывают ли агенты отца улицы города в поисках его своенравной дочери. Возможно, но вряд ли. Еще не забылся скандал после ее предыдущей выходки, и она знала, что некоторые члены семьи были бы счастливы, если бы она навеки затерялась среди этих грязных улиц.
Она прогнала из головы посторонние мысли и сосредоточилась на дороге.
В этот поздний час на улицах города и без того достаточно опасно, так что не стоит позволять себе задумываться о несправедливости мира или о той жизни, от которой она отказалась. Теперь ее жизнь здесь, и она так далека от прошлого, как только можно себе представить.
В своем грязновато-коричневом одеянии с наброшенным на голову капюшоном, какого она и представить себе не могла еще несколько месяцев назад, Роксанна ничем не выделялась среди остальных прохожих. Немногие встреченные ею люди опасливо избегали ее взгляда и старались разминуться как можно быстрее. Она и сама низко опустила капюшон, скрыв лицо в тени, и шла ссутулившись, как было принято среди местных обитателей.
Чем меньше она будет привлекать внимания, тем лучше.
Дом Змея находился в глубине территории Дхакала, и по пути туда Роксанна меньше всего на свете хотела попасться на глаза кому-нибудь из людей Бабу. В лучшем случае они сразу же убьют ее и ограбят, в худшем - задержатся, чтобы изнасиловать, а потом спихнут изувеченный труп в канаву.
Роксанна видела тело девушки, которая столкнулась с Гхотой, самым безжалостным пособником Бабу. Трудно поверить, что человеческое существо способно совершить подобную жестокость. Отец девушки принес тело в храм и оставил там вместе со всем своим имуществом. Палладий, прекрасно понимая, куда он собирается, попытался его остановить, но горе отца было сильнее. В ту же ночь его обезглавленное тело было найдено на границе территории Дхакала висящим на железном крюке.
Да, после захода солнца в Городе Просителей было очень опасно выходить на улицы, но малыши Майи нуждались в контрбиотиках, и купить лекарство достаточно чистое, чтобы оно принесло пользу, можно было только у Антиоха. Старик заламывал безумные цены, но, когда дело касалось детей, Палладий не обращал на это внимания.
В конце концов, за жизнь заплатишь любые деньги, тем более что в храме никогда не ощущалось их нехватки.
Обездоленные не жалели монет, словно боялись, что любое проявление скупости может каким-то образом помешать их умершим близким обрести покой. Имперское Кредо отказывало людям в загробной жизни, утверждая, что смерть - это конец пути, но Роксанна не была в этом уверена. Она заглядывала в мрачное царство, лежащее за легкопреодолимыми границами реальности, и видела вещи, которые заставили усомниться в том, чему ее учили.
Она заметила, как участилось ее дыхание и сильнее забилось сердце, и постаралась прогнать опасные мысли. Подавляемые воспоминания стремились вырваться на поверхность: лишенные кожи тела в огненной пропасти, влажно поблескивающие внутренности, свисающие из рассеченных животов, и опустошенные черепа. Роксанна заставила себя сосредоточиться на внешних признаках пути, по которому шла.
Она бросила взгляд на стену, размалеванную граффити, и в памяти всплыл запах крови и резкий запах озона, когда рухнула защита. Картина на стене изображала громоздкие фигуры Астартес на вершине только что покоренного мира и была очень яркой и грубоватой в своей энергетике, пусть и лишенной эстетических достоинств. Невежественный художник явно не видел настоящих Астартес, поскольку на картине закованные в броню воины были одного роста со смертными солдатами.