Роксанна воочию видела непостижимую мощь легионеров Астартес, знала, какие это неестественно громадные и уродливые, словно орки, существа, но при этом удивительно ловкие и быстрые. Не говоря уже о том, что чудовищно сильные.
Настенную живопись уже кто-то испортил, закрыв несколько фигур мазками побелки и лозунгами, утверждавшими, что Император защитит. Под ними почти полностью скрылся пурпур Детей Императора и лазурь доспехов Пожирателей Миров, но белые и охристо-зеленые доспехи Гвардии Смерти виднелись между грубыми мазками побелки. Голова Лунного Волка с распахнутым в вое ртом тоже выглядывала из-под белой кляксы, а лицо Железного Воина отвалилось вместе со штукатуркой и кусками рассыпалось по утоптанной земле.
Дыхание Роксанны немного успокоилось, и она прикоснулась рукой к картине, надеясь, что надежная прочность стены поможет ей вернуть равновесие. Закрыв глаза, она прислонилась лбом к шероховатой поверхности кирпичной кладки, медленно вздохнула и представила себе бескрайнюю пустыню. Металлический привкус крови исчез, уступив место запахам жареного мяса и застарелого пота, к которым примешивался едкий дым бакковых палочек.
- В пустыне нет жизни, - произнесла она, повторяя давным-давно заученную мантру. - В пустыне нет никого, кроме меня, и ничто не может ко мне прикоснуться. Никто меня не потревожит.
- К несчастью, ты далеко не в пустыне, малышка, - раздался за ее спиной чей-то хриплый голос.
Роксанна в испуге развернулась, и все мысли о пустыне и душевном равновесии мгновенно разлетелись, словно листья на осеннем ветру. К противоположной стене прислонились трое мужчин в тяжелых меховых шкурах поверх парусиновых рабочих комбинезонов. Все трое курили, и голубоватый дым облаком повис над их головами. У них были смуглые обветренные лица и массивные фигуры, казавшиеся неуклюжими, но Роксанна сразу поняла, что перед ней не обычные пьяницы или грабители.
- Я не ищу неприятностей, - заговорила она, подняв руки ладонями наружу.
Они рассмеялись, а один, с узкими глазами и длинными висячими усами, шагнул вперед. Он небрежно выплюнул окурок.
- Плохо дело, малышка, неприятности сами тебя нашли.
- Прошу вас, - обратилась к ним Роксанна, - если вы люди Бабу Дхакала, вы должны идти своей дорогой. Поверьте, если вы оставите меня в покое, так будет лучше для всех.
- Если тебе известно, что мы работаем на Бабу, ты должна бы знать, что просто так мы тебя не отпустим, - возразил усатый, подзывая жестом своих спутников.
Роксанна заметила тяжелые пистолеты на поясах поверх комбинезонов и грубо вырезанные самодельные рукоятки, торчащие из ножен на бедрах. Предводитель вытащил блестящий кинжал с загнутым лезвием, поднес его ко рту и провел пожелтевшим языком по острой кромке. Струйка крови спустилась по губе на подбородок, а мужчина оскалил покрасневшие зубы.
- Ты ведь из церкви мертвых, малышка, верно? - спросил он.
- Да, я из храма Печали, - подтвердила Роксанна, стараясь говорить как можно спокойнее. - Поэтому вы и должны меня пропустить.
- Слишком поздно, малышка. Как я понимаю, ты направляешься к Антиоху, а это значит, что у тебя с собой монеты, соответствующие его ценам. Отдай их мне, и мы обойдемся с тобой без грубостей, может, только немного порежем.
- Я не могу этого сделать, - отказалась Роксанна.
- Еще как можешь. Просто запусти руку под одежду и достань деньги. Поверь, так будет лучше для тебя. Анил и Мюрат не такие добрые, как я, они уже готовы тебя убить.
- Если вы отнимете у меня деньги, вы тем самым убьете двух детей, - объяснила Роксанна.
Человек пожал плечами.
- Они не первые и наверняка не последние.
Он махнул рукой, и двое приятелей бросились к ней. Роксанна, развернувшись, побежала по улице, крича о помощи, хотя и знала, что никто не откликнется. Чья-то рука схватила ее за одежду. Она вырвалась, но тут же получила удар кулаком в плечо, потеряла равновесие и, чтобы не упасть, оперлась руками о стену.
Фрагмент кирпичной кладки осыпался, Роксанна не удержалась на ногах и с криком упала на колени. Она оказалась лицом к лицу с нарисованным на стене воином в красно-белом шлеме. Затем в спину между лопаток ей уперлась чья-то нога и сильно толкнула. Роксанна ударилась лицом в твердую землю, кровь из прокушенной щеки мгновенно наполнила рот. Сильные руки грубо перевернули ее на спину.
Капюшон вместе с завязанной на голове косынкой свалился, открыв лицо, и бандит радостно оскалил щербатые зубы.
- Да она хорошенькая! - крикнул он.
Его нож блеснул, поймав свет ближайшего фонаря.
Вторая пара рук разорвала ворот одежды, и Роксанна отчаянно забилась.
- Отпустите меня! - завопила она.
Но подручные Бабу Дхакала ее словно не слышали.
- Я тебя предупреждал, - почти дружеским тоном произнес главарь.
- Нет! - выкрикнула Роксанна. - Это я вас предупреждала!
Бандит, возившийся с ее поясом, вдруг забился в судорогах, как будто замкнул собою высоковольтную линию. Сквозь стиснутые зубы запузырилась кровавая пена, а из глаз вылетели облачка пара. Он с визгом отлетел от Роксанны, обхватив ладонями дымящийся череп, и продолжал метаться, как будто отбиваясь от невидимых противников.
- Ты что творишь?! - закричал второй бандит и в ужасе отскочил от Роксанны.
Роксанна приподнялась и выплюнула сломанный зуб. Ярость и боль исключали всякие мысли о милосердии. Она уставилась на перепуганного насильника и снова сделала то, от чего ее так настойчиво предостерегали наставники.
Человек заорал, из его ушей и носа хлынула ярко-красная кровь. В одно мгновение жизнь покинула его тело, и громила, словно пьяный, бессильно сполз по стене. Роксанна с трудом поднялась на дрожащих ногах. Третий бандит испуганно попятился.
- Ты ведьма! - закричал он. - Проклятая ведьма!
- Я просила оставить меня в покое, - ответила Роксанна. - Но вы не послушали.
- Я тебя пристрелю! - заорал он, поднимая пистолет.
Оружие выпало из его рук, когда бандит затрясся, и из всех отверстий в его голове стал вытекать кипящий мозг. Он беззвучно повалился на бок, череп стукнулся о землю и обвалился внутрь, как воздушный шарик, из которого выпустили воздух.
Роксанна, едва дыша, оперлась о стену. Учиненный ею разгром поверг девушку в смятение. Роксанна поспешно повязала косынку и накинула капюшон, пока никто ее не увидел и не узнал.
Снова ее преследуют кровь и смерть. Таких, как она, моряки в старину называли "накликающими беду", и куда бы она ни пошла, несчастья и смерть шли рядом. Она не хотела убивать этих людей, но инстинкт самосохранения овладел ее существом, и Роксанна уже ничего не могла поделать, чтобы предотвратить их гибель.
На руке первого из убитых бандитов она заметила клановую татуировку и похолодела.
Да, это были люди Бабу Дхакала.
За смерть своих подручных он потребует крови, Бабу не принадлежит к людям, старающимся сдерживать свой гнев. Он нанесет ответный удар, и положение станет только хуже.
- Великий Трон, что же я наделала? - прошептала Роксанна и бросилась бежать.
Скиммер медленно скользил по Городу Зрения, отбрасывая голубые и аметистовые отблески на вечно сумрачные улицы. Статуй здесь совсем не было, а здания, несмотря на светлые колонны, благородные очертания и гармоничные пропорции, казались мрачными монолитами на склонах гор. Они высасывали свет и тепло из угасающего дня, словно черные дыры.
Кай сознавал свою склонность к мелодраматизму. Он презирал этот порок в других, но сам никак не мог от него избавиться. Когда-то он поверил, что навсегда расстался с этим унылым городом, но вот снова оказался здесь, как не выдержавший испытаний кандидат.
Сравнение он счел вполне уместным, ведь, в сущности, так оно и было.
Тень Пустой горы, нависшей над Городом Зрения, накрывала и Кая. Он старался казаться равнодушным, но от мысли, что он может там оказаться, горло перехватывало от страха. Он постарался прогнать мрачные мысли и сосредоточился на дороге. Тортега отвернулся от окна; даже этот глупец ощутил наполняющее Город Зрения ощущение мрачной безысходности. Кай, воспользовавшись минимальной долей своих психических способностей, определил свое точное местоположение. Благодаря аугментическим имплантатам, с проектированным и изготовленным искусными адептами Механикум, ему почти не пришлось прибегать к слепозрению, чтобы в одно мгновение совместить психическое восприятие с визуальным.
Он прикрыл глаза, не переставая ощущать тяжесть окружающих зданий и эфирное давление многочисленных башен псайкеров. Ему потребовалось несколько мгновений, чтобы сориентироваться, но затем архитектурные сооружения превратились в разноцветные светящиеся линии. Скиммер только что миновал Зеркальную галерею - огромное, похожее на собор здание, через которое проходили самые достойные инициаты к потрясающим воображение пещерам под городом. В глубоких подземельях Дворца им предстоит преклонить колени перед Императором, и тогда их невероятно сложные нервные схемы подвергнутся мучительному преображению, чтобы лучше противостоять опасностям варпа.
Кай помнил, как он сам, взвинченный и неуверенный в себе, в сопровождении Черных Часовых проходил по этой галерее. Он полагал, что зеркала поставлены для того, чтобы инициаты могли в последний раз увидеть свое лицо перед тем, как их глаза выжжет непостижимая сила. Но за годы, прошедшие с того момента, он так и не решил, было ли это проявлением милосердия или жестокости.
Он прогнал воспоминания, не желая возвращаться к личным переживаниям в присутствии тех, кто мог неправильно истолковать его болезненное состояние, сочтя его за страх перед будущим. Кай обратил свой мысленный взгляд вдоль плоской равнины, к самой высокой башне Города Зрения. Стоящая особняком Башня Шепотов была пронизана сетью серебристых лучей, недоступных взглядам простых смертных.
Но даже ее яркое сияние затмевало пылающее копье света, поднимающееся из Пустой горы. Этот блеск имел совершенно другую природу и мощность, и Каю потребовались немалые усилия, чтобы исключить его из зоны восприятия.
- А почему на улицах не видно телепатов? - спросил Тортега. - Я заметил только сервиторов, курьеров да несколько рабов Механикум.
Кай открыл глаза. Разноцветный светящийся город рассеялся в его мозгу, сменившись прозаической геометрией прямоугольных каменных глыб. И хотя он в любой момент мог бы восстановить видение, в такие моменты, как этот, он был почти готов от него отказаться.
- Ученики и адепты Телепатика передвигаются в основном по сети туннелей и переходов, высеченных в скалах под юродом. Лишь немногие выходят наружу, если не могут этого избежать.
- Почему?
Кай пожал плечами.
- Ощущение солнечного света на коже напоминает об утраченном.
- Да, конечно, я понимаю, - с глубокомысленным видом кивнул Тортега, как будто заглянул в глубину человеческой психики, а не получил очевидное пояснение.
- Кроме того, городские стены и гора под ними пронизаны пси-разрядными кристаллами, и потому там гораздо тише. Наверху для астропатов слишком шумно, - продолжал Кай. - Они слышат несдерживаемые мысли, разрозненные отрывки разговоров и необузданные эмоции. Нас, конечно, учат отгораживаться от всего этого, но фон всегда остается. Намного легче жить, когда ничего этого нет.
- А ты сейчас что-то слышишь?
- Только твою беспрерывную болтовню, - ответил Кай.
Тортега вздохнул.
- Кай, твоя враждебность обусловлена желанием защититься. Если ты откажешься…
- Избавь меня от нее, - бросил Кай.
Опустив затылок на мягкий подголовник, он снова закрыл глаза. Его слепозрение отыскало мерцающее сияние Башни Шепотов и источники мыслей, поджидавшие его у входа.
Один разум был настроен доброжелательно, тогда как второй ощетинился враждебностью, которую не мог скрыть даже защитный шлем.
Скиммер плавно остановился, и похожие на крылья летучей мыши створки поднялись вверх, издав шипение, характерное для высококлассной пневматики. Трое солдат сразу покинули машину, а четвертый коротким взмахом дробовика предложил выйти Тортеге и Каю. Тортега сразу же покинул скиммер, а Кай налил еще порцию амасека. Он тянул время, стараясь отсрочить неминуемое.
- Выходи, - приказал солдат.
- Еще глоток, - попросил Кай. - Поверь, там нет ничего похожего.
Опустошив бокал одним глотком, он закашлялся от обжигающе крепкого напитка.
- Ну, теперь все? - раздался голос из-под непроницаемого визора.
- Кажется, - ответил Кай.
Он вытащил из бара бутылку, сунул себе под мышку и выбрался из уютного тепла кабины.
Снаружи его хлестнул морозный горный воздух, и первый же вдох обжег горло куда ощутимее, чем амасек. Он успел забыть, как здешний холод умеет пробирать до костей. Кай позабыл многое, что касалось Города Зрения, но никогда не забывал доброты женщины, вышедшей его поприветствовать из входной арки.
- Привет, Кай, - сказала Аник Сарашина. - Рада снова тебя видеть.
- Госпожа Сарашина, - с легким поклоном ответил он. - Не сочти за оскорбление, но я не могу сказать того же о себе.
- Ничего другого я и не ожидала, - сдержанно и грустно улыбнулась она. - Ты никогда не мог скрыть своего желания оказаться как можно дальше отсюда.
- И все же я здесь, - сказал Кай.
Стоявший рядом с ней человек сделал шаг вперед. Его устрашающая внешность вполне соответствовала мерцающей дымке враждебности, окружавшей фигуру. Облаченный в угольно-черные доспехи, с непримиримым обветренным лицом, верхняя часть которого была скрыта под визором шлема, он олицетворял власть, словно кулак в кольчужной перчатке.
Воин принял от командира эскорта свернутый пергамент и сломал восковую печать.
- Передача состоялась, - сказал он, ознакомившись с содержанием документа. - Теперь Кай Зулан находится под охраной Черных Часовых.
- Под охраной, капитан Головко? - уточнил Кай.
Из башни вышел отряд солдат в рельефных кирасах и конических шлемах - доспех, очень похожий на первую модель брони Астартес. Каждый воин держал в руке длинное копье с черным лезвием и кристаллическим набалдашником на конце древка.
- Да, Зулан. И теперь я генерал-майор Головко, - ответил воин.
- Ты неплохо продвинулся, - заметил Кай. - Неужели все старшие чины твоей службы погибли в каком-то ужасном несчастном случае?
- Кай, процесс излечения не стоит начинать с оскорблений, - вмешался Тортега.
- Ой, заткнись, несчастный идиот! - воскликнул Кай. - Уходи, пожалуйста. Забирай этот драгоценный скиммер примарха и уматывай отсюда. Не могу больше тебя видеть.
- Я просто пытаюсь помочь, - с недовольной миной отметил Тортега.
Женская рука мягко обхватила локоть Кая, и в его сознание хлынул поток умиротворяющей энергии, сгладивший взъерошенные мысли и наполнивший его ощущением безмятежности, которой он был лишен все последние месяцы.
- Все в порядке, хирургеон Тортега, - сказала Аник Сарашина. - Кай дома, и он один из нас. Вы сделали все, что могли, и теперь наша очередь о нем позаботиться.
Тортега коротко кивнул и резко развернулся. Он помедлил, словно собираясь что-то сказать, но передумал и забрался в скиммер. Солдаты Дома Кастана последовали за ним, и с глухим щелчком створки люка опустились.
Скиммер вертикально поднялся и улетел, как будто старался поскорее покинуть эти места.
- Гнусный человечишка, - произнес Кай вслед удаляющемуся скиммеру.
Глава 2
КРИПТЭСТЕЗИАНЕЦ
ХРАМ ПЕЧАЛИ
ВОЗВРАЩЕНИЕ
В глубоком подземелье Башни Шепотов одинокая фигура в одеянии, украшенном вышивкой и нефритом, стояла в центре сводчатого зала, где раздавалось эхо бесчисленного множества голосов ушедших хористов. Неузнаваемые и неразборчивые звуки кружились над головой, словно искаженный вокс-сигнал или сообщение, пришедшее из древних веков.
В центре купола внутренним светом мерцала кристаллическая решетка, и ее сияние стекало с многочисленных углов снопами рассеянных лучей. Эвандер Григора стоял в центре светового клубка, раскинув руки, словно дирижер невидимого оркестра. Вокруг него формировались туманные силуэты, бесчисленные лица, предметы и пейзажи. Они кружились в падающих лучах словно привидения, затем рассеивались клочьями тумана, подчиняясь его отточенным жестам.
Голоса звучали то громче, то тише, передавая разрозненные слова и растянутые фразы, бессмысленные для всех, кто не постиг искусства криптэстезианства. Григора процеживал Поток с аккуратностью опытного хирурга, отбрасывая то, что не представляло значения, и откладывая в памяти заинтересовавшие его фрагменты.
Григора был не из тех, чьего общества ищут окружающие. Обладатель ничем не примечательной внешности, он видел тайное, уродливое лицо человечества, и это знание застыло на его лице вечной меланхолией. В то время как другие могли говорить о любви, истине и новом Золотом веке, Григора видел в психической сущности каждого сообщения, принимаемого в Городе Зрения, все те же похоть, лживость и застарелое лицемерие.
И сейчас все это проявлялось как никогда ярко.
После предательства Хоруса и отправки карательной флотилии Рогала Дорна астропатические хоры, стремясь удовлетворить все запросы по ведению удаленной войны, работали на пределе своих возможностей. Хорус Луперкаль разжег угли предательства в нестабильной Галактике, и волна отступничества приводила под его знамена все новые и новые системы, еще недавно заявлявшие о своей преданности Империуму.
Казалось, что мечта Императора о галактическом Единстве тает с каждым днем.
Эфирное пространство было переполнено астропатическими сигналами, но в варп уносились все новые и новые послания, вопиющие о помощи или просто брызжущие ненавистью. Залы-ловушки под железными башнями Города Зрения заполнялись психическим отсевом тысяч сообщений, и криптэстезианцы Григоры с трудом успевали справляться с этим грузом. Перед лицом предательства каждое послание, направляемое на Терру, независимо от того, насколько подлинным оно казалось, должно было быть тщательно исследовано. Поток непрерывно профильтровывался в поисках малейших признаков шифровок, которые могли предназначаться для тайных агентов Воителя.
Из Дворца ежедневно отправлялось невероятное количество информации, отчего астропаты Города Зрения сгорали намного быстрее, чем прежде. Капитаны Черных Кораблей, стараясь восполнить потери, все шире раскидывали свои сети в поисках псайкеров, но война лишала их возможности охотиться в самых многообещающих системах.
Новые астропаты появлялись каждую неделю, но потребности Империума намного превышали их возможности.
И тем не менее в составе свежего пополнения астропатов имелась одна личность, которую Григора считал помехой.
Он категорически возражал против возвращения Кая Зулана в Башню Шепотов, настаивая на его водворении в Пустой горе, но хормейстер проигнорировал его доводы. В решении о репатриации Зулана Григора усмотрел влияние Сарашины, и потому встретил ее по возвращении с очередной встречи с эмиссарами Сигиллита. В походке женщины отчетливо виднелась усталость, но ее состояние нисколько не беспокоило Григору.