Кирон откашлялся сгустками крови и, превозмогая боль в изувеченном теле, попытался заговорить. Пожиратели Миров, подобно окровавленным ангелам смерти, подошли ближе, чтобы стать свидетелями последних мгновений жизни своих братьев. Из разгромленного дома высунулся Антиох. Он вышел, чтобы увидеть зрелище, невероятное для большинства смертных: гибель космодесантников.
- А ты думал… вся честь… погибнуть достанется… тебе одному? - прошипел Кирон, с трудом всасывая воздух.
- Я вообще не… собирался погибать, - ответил Джития. - А ты сглупил, связавшись с этим громилой.
Кирон кивнул.
- Он заставил меня промахнуться… А я никогда не промахиваюсь…
- Я никому не скажу, - прошептал Джития, и остатки жизни покинули его.
Кирон еще раз кивнул, положил руку на плечо Джитии, а затем закашлялся и умолк, его дыхание остановилось. Атхарва увидел, как погас свет его ауры, и опустил голову.
- Они ушли, - произнес он.
- Они погибли с честью, - добавил Тагоре, зажимая рукой рану.
Ашубха наклонился и закрыл глаза павшим воинам.
- Их Багряная Тропа пройдена, - сказал Шубха.
Тагоре взглянул на Атхарву, затем навел оружие на Кая.
- Ты все еще считаешь, что жизнь астропата стоит этого?
- Больше, чем раньше, - ответил Атхарва и кивнул Севериану, вышедшему из тени с ружьем на плече.
- Довольно неплохое, - сказал Тагоре, разглядывая ружье, словно видел его впервые.
Севериан тоже повертел в руках свое оружие.
- А вам известно, что это за оружие и для кого оно было изготовлено?
- Да, - ответил Атхарва. - Известно.
- Я слышал, они все умерли, - сказал Тагоре. - Мне кажется, они погибли в последней битве за Единство.
- Так учит нас история, но, возможно, Терра хранит свои собственные тайны, - заметил Атхарва, наблюдая, как с земли, куда плюнул Гхота, поднимается тонкая дымная струйка.
- История может подождать, - сказал Севериан. - А охотники ждать не будут, и этот шум привлечет их к нам, словно мотыльков к огню.
- А как мы поступим с Джитией и Кироном? - спросил Шубха. - Нельзя же их просто бросить здесь.
Атхарва повернулся к Антиоху.
- У тебя есть какие-нибудь идеи, хирургеон?
- Я не могу их спрятать, - ответил старик, качая головой. - Мне и без того хватит неприятностей.
- Нет, но как местный хирургеон, ты должен знать места, куда отвозят трупы.
Антиох поднял голову, но, если у него и была на языке какая-то дерзость, он сдержался при виде искренней грусти в глазах Атхарвы.
- Вы можете отнести их в храм Печали, - сказал он. - Там есть крематорий.
- Храм Печали? - переспросил Атхарва. - Это еще что такое?
Антиох пожал плечами.
- Такое место, куда люди приносят тела близких, чтобы не оставлять их гнить где попало. Говорят, там всем заправляет какой-то жрец, как ни трудно в это поверить. Я слышал, что этот малый лишился разума и теперь считает, что смерть можно умилостивить молитвами.
- Как нам найти это место?
- Это в нескольких километрах отсюда, у подножия скалы, которую можно увидеть поверх крыш. Вы не ошибетесь, у стен здания десятки резных статуй. Оставьте своих друзей у ног Безучастного Ангела, и о них позаботятся.
В сознании Атхарвы при этих словах вспыхнул психический импульс, и воспоминания о повторяющемся видении вернулись с ясностью пророческого сна.
Населенный призраками склеп, крадущийся волк и статуя безликого ангела…
Глава 19
ВРАГ ИМПЕРАТОРА
НОЧЬ БЛИЗКА
КАЗНЬ
Кай чувствовал тепло на своем лице, а прохладный бриз ласкал кожу, овевая запахами океана, высоких трав и экзотических специй, предназначенных для пробуждения чувств. Кай хотел открыть глаза, но из-за смутного страха лишиться этого драгоценного мгновения спокойствия не осмелился это сделать.
Он знал, что видит сон, но не испытывал по этому поводу никакого беспокойства. Жизнь в реальном мире была наполнена болью и страхом, а здесь не было места подобным переживаниям. Кай прислушался к своим ощущениям: шепот волн на песчаном берегу, шорох ветра в ветвях деревьев и бесконечная пустота, какая может быть только в самой безлюдной местности.
- Кай, ты собираешься делать ход? - раздался рядом с ним чей-то голос.
Кай мгновенно узнал его - золотая фигура, за которой он гнался по мраморным переходам Арзашкуна. Он нерешительно открыл глаза и почему-то удивился, что это ему удалось.
Он сидел на деревянном стуле перед доской для игры в регицид, на берегу озера, что плескалось за стеной Арзашкуна. Игра уже началась, перед Каем выстроились серебряные фигурки, а ониксовые статуэтки стояли перед высоким человеком в абсолютно черном одеянии. Лицо партнера прикрывал капюшон, и из темной его глубины сверкала пара золотых глаз. На каждой складке одеяния виднелись слова, вышитые блестящей черной нитью, однако Кай не мог их прочитать и отказался от этих попыток, когда сидящий напротив человек снова заговорил:
- Ты прошел долгий путь с тех пор, как мы беседовали в последний раз.
- Почему я здесь оказался? - спросил Кай.
- Чтобы сыграть в регицид.
- Но партия уже началась, - заметил Кай.
- Я знаю. Мало кому из нас дана привилегия присутствовать при начале событий, управляющих нашими жизнями. Игрок должен посмотреть на предоставленную ему доску и сделать то, что в его силах. К примеру, что ты можешь сказать о моей позиции?
- Я не большой эксперт в регициде, - признался Кай.
Его партнер отбросил капюшон и открыл лицо, мерцавшее в отблесках солнечных лучей, проникавших сквозь дрожащие листья. Лицо казалось добрым, даже отеческим, но под наружной маской скрывалось какое-то неопределимое или, вернее, неопределенное выражение.
- Но игра тебе знакома?
Кай кивнул.
- Хормейстер заставлял нас играть, - сказал он. - Он говорил, что надо с пользой проводить время, необходимое для принятия решений.
- Немо Зи-Менг мудрый человек.
- Ты его знаешь?
- Конечно. Но посмотри на доску, - настаивал партнер. - Скажи, что ты видишь?
Кай присмотрелся и заметил, что некоторые фигуры тоже были закрыты накидками, так что определить их вид оказалось невозможно. Вспомнив сложные правила игры, он понял, что у партии может быть только один результат.
- Мне кажется, что ты проигрываешь, - сказал Кай.
- Да, так может показаться, - согласился человек, снимая накидку с одной из фигур. - Но первое впечатление может быть обманчивым.
Открытая статуэтка оказалась воином, одной из девяти ониксовых фигур, изображающих солдата прошлой эпохи в блестящих доспехах.
- Это тоже твоя фигура, - сказал Кай.
- Сделай свой ход.
Кай обнаружил фигуру, вырвавшуюся вперед в агрессивной атаке, но не поддержанную с флангов. Он передвинул своего дивинитарха с соседней клетки и положил взятую фигуру на край доски.
- Ты собирался пожертвовать своим воином? - спросил Кай.
- Хорошая жертва не всегда обязательна, но она оставляет противника в растерянности и недоумении, - сказал его оппонент.
- А мне говорили, что лучше жертвовать фигурами соперника.
- В большинстве случаев я бы с тобой согласился, но настоящая жертва может изменить ход игры, чего нельзя достичь, не обладая предвидением и готовностью пойти на риск.
С этими словами он двинул вперед свою крепость и опрокинул дивинитарха Кая. Фигурка в руке блеснула в солнечном свете, став на мгновение серебристой, а затем снова черной.
- Воинов чаще всего приносят в жертву для достижения цели, - с грустной улыбкой сказал сидящий напротив человек. - Наиболее сильные игроки считают эту жертву очень полезной, и одно из преимуществ такого гамбита в том, что средний противник почти никогда не знает, как защищаться от такого приема.
- А если твой оппонент - не средний? - спросил Кай. - Если твой противник так же умен, как и ты?
Человек покачал головой и скрестил руки на груди.
- Если ты позволишь своей робости управлять игрой, ты никогда не добьешься победы, Кай. Перед тобой только будут появляться новые пугающие призраки. Ты слишком часто отступаешь из страха, о котором твой противник даже не догадывается, и это удерживает тебя от решающего шага. Такова суть регицида.
Кай опустил взгляд на доску, наслаждаясь моментом спокойствия в том мучительном кошмаре, в который превратилась его жизнь. Если это даже кратковременная фантазия, в данный момент она вполне реальна, и Каю совсем не хотелось возвращаться в безумие бодрствования.
- Я должен вернуться назад? - спросил он, передвигая вперед своего храмовника.
- В Город Просителей?
- Да.
- Это зависит от тебя, Кай, - ответил человек и переставил императора. - Я не могу выбрать дорогу за тебя, хотя знаю одну, на которой мне бы хотелось тебя видеть.
- Мне кажется, что предостережение в моей голове предназначено для тебя, - сказал Кай.
- Правильно, - согласился его соперник по игре. - Но ты еще не готов передать его мне.
- Я хочу это сделать, - сказал Кай. - Если ты тот, за кого я тебя принимаю, не мог бы ты вытащить его из моего сознания?
- Если бы я мог, думаешь, я бы этого не сделал?
- Наверно, сделал бы.
- Кай, я многое повидал, но некоторые тайны скрыты даже от меня, - сказал человек, показывая на группу фигурок в накидках, которых - Кай мог в этом поклясться - не было на доске еще минуту назад. - Я видел этот момент много раз и тысячу раз повторял все наши слова, но Вселенная не открывает свои тайны, пока не наступит назначенный час.
- Даже тебе?
- Даже мне, - сдержанно кивнул человек.
Кай глубоко вздохнул и потер руками глаза. Кожа вокруг них оказалась раздраженной и отозвалась болью.
- Хормейстер всегда говорил, что в регициде познается истина, - сказал Кай после того, как они обменялись очередными ходами.
- Он был прав, - сказал его партнер и передвинул своего императора еще на клетку вперед. - Казалось бы, в игре нет места фантазиям, нет определенной техники, нет психического предвидения, но множество вариантов, мастерство и способность предугадать ход противника, если и не приведут к истине, позволят насладиться ее поиском как высоким искусством.
Несмотря на утверждение Кая о недостаточном опыте, игра продолжалась без особого преимущества с обеих сторон, хотя у него сохранилось больше фигур. После начального размена и основного розыгрыша стало ясно, что близится финал. Оба игрока лишились большей части своих армий, но основные фигуры еще остались на доске.
- А теперь мы пойдем вот так, - сказал Кай и перевел свою императрицу на сильную позицию, подразумевавшую ловушку для императора противника. На ранней стадии игры император Кая уверенно пересек поле, тогда как император партнера постоянно оставался в обороне, и лишь теперь ониксовая фигура придвинулась к линии огня.
Фигуры сблизились, и у Кая появилось неприятное ощущение, что его спровоцировали на эту атаку, но он не мог определить, как его соперник собирался этим воспользоваться без крайнего ущерба для себя. Наконец он уверенно передвинул фигуру, не сомневаясь, что ониксовый император заперт между его основными фигурами.
И только когда игрок в черном отважно двинул своего императора вперед, он понял свою ошибку.
- Регицид! - объявил его соперник, и Кай с восхищением и изумлением понял, как ловко им манипулировали, заставляя подсунуть голову под топор палача.
- Невероятно, - вымолвил он. - Ты выиграл с помощью императора. Я думал, что это почти невозможно.
Его партнер пожал плечами.
- На ранней и средней стадии игры император зачастую становится обузой, поскольку его приходится защищать любой ценой, но в эндшпиле он должен стать важным и агрессивным игроком.
- Это было кровопролитное сражение, - сказал Кай. - Ты потерял много сильных фигур, но одолел моего императора.
- Так часто бывает, когда встречаются два равных игрока, - ответил человек в черном одеянии.
- Будем играть еще? - спросил Кай.
Человек наклонился вперед и взял Кая за руку. Пальцы уверенно и сильно сжали запястье, и Кай не сомневался, что он без труда может сломать ему кости.
- Нет, в эту игру можно сыграть только один раз.
- В таком случае, почему доска уже готова к следующей партии? - удивился Кай, заметив, что фигуры без чьего-либо вмешательства выстроились в исходную позицию.
- Потому что мне предстоит игра с другим партнером, с тем, кто изучил все гамбиты, все тонкости и все эндшпили. Я это знаю, поскольку сам его учил.
- Ты сможешь его победить? - спросил Кай и ощутил смутную тревогу, словно на краю оазиса шевельнулась тень.
- Не знаю, - признался человек. - Мне неизвестен исход нашей встречи.
Он перевел взгляд на доску, и на глазах у Кая фигуры снова задвигались, выстроившись в сложную схему, предполагающую реализацию множества вариантов. Он поднял взгляд и впервые отчетливо увидел своего партнера и осознал тяжесть целой цивилизации, давившей на его широкие плечи.
- Я могу чем-то помочь? - спросил Кай.
- Ты можешь вернуться назад, Кай. Ты можешь вернуться в мир бодрствования и принести мне послание, переданное Сарашиной.
- Я боюсь туда возвращаться, - сказал Кай. - Мне кажется, я умру, если вернусь.
- Боюсь, что ты действительно умрешь, - согласился человек в черном одеянии.
Внутри у Кая все сжалось в холодный ком, и страх, охвативший его на борту "Арго", вернулся с новой тошнотворной силой. Небо потемнело, и он услышал, как в подтверждение его страха откуда-то далеко забормотали голоса.
- Ты просишь меня пожертвовать собой ради тебя?
- Нет такой жертвы, которая была бы слишком велика, если речь идет о выживании человечества, - сказал человек.
Холодный туман клубился над многочисленными полками с лабораторным оборудованием, и гул генераторов пробивался сквозь герметичные стены низкого зала. На стеллажах с оборудованием, достойным места в залах марсианского генетика, жужжали центрифуги, вращающиеся сосуды с редкими материалами, инкубаторы оберегали драгоценные яйцеклетки, а емкости с обогащенной жидкостью лелеяли сложные протеины и энзимы.
В самом существовании подобной лаборатории на Терре не было ничего удивительного, но обнаружить нечто подобное в самом сердце Города Просителей было бы равносильно обнаружению в археологическом раскопе Старой Земли полностью функционирующего космического корабля.
Бабу Дхакал наклонился над серебряным инкубационным цилиндром, в котором кипела жизнь, поддерживаемая особым химическим составом. Оседающая влага затуманила доспехи владыки клана, его омертвевшее лицо покрылось морозной изморосью. Он больше не чувствовал холода, как не чувствовал ни боли, ни тепла, ни удовольствия. Радости, придававшие смысл его существованию, умирали одна за другой.
И он сам тоже умирал.
Бывший хозяин Дхакала позаботился о том, чтобы этот человек стал больше, быстрее и сильнее, чем любой другой воин из варварских кланов, боровшихся за господство над колыбелью человечества. Тогда Дхакал был солдатом, призванным вывести людей из пропасти анархии. То были золотые дни, и знамя, украшенное орлом и молниями, вело за собой непобедимые армии воинов грома.
Сражения продолжались недели напролет, счет погибших шел на миллионы, а поединки могущественных полководцев потрясали горы и раскалывали континенты. Сейчас рассказы о тех победах считают хвастливыми гиперболами, и историки отказываются верить в возможность таких крупномасштабных столкновений. Он не мог понять, почему их слепое скудоумие не повлекло соответствующего наказания, но в глубине души знал, что мрачная новая эпоха не в состоянии признать правдивость легенд, не осудив бурю и натиск тех бурных и кровавых дней.
Дхакал припомнил, как голыми руками опрокинул Лазуритовую башню. Интересно, как бы отреагировали на его рассказ об этом ярком дне Империума жалкие нынешние летописцы?
Звонок стоявшего перед ним устройства заставил Бабу Дхакала отвлечься от воспоминаний о славных днях и вернуться к насущным проблемам. Серебристая стальная труба зашипела выпускаемым охлаждающим газом, а затем послышалось бульканье питательной жидкости, уходящей по гофрированному шлангу. Верхняя часть цилиндра приподнялась, открывая подставку из тонкой сетки, на которой поблескивал выращенный орган. Сеть искусственных капилляров насыщала его обогащенной кислородом кровью, но на поверхности уже появились темные некротические пятна.
- Опять неудача, - прошептал Бабу Дхакал, сжимая кулаки. - Я пытаюсь исправить то, что исправить невозможно.
Он осторожно закрыл инкубационный цилиндр и сделал глубокий вдох, стараясь подавить бушующую в груди ярость. Казалось, он должен был бы уже привыкнуть к таким неприятностям, но такому человеку, как Дхакал, смирение давалось нелегко. Разве прошел бы он через сражение против пяти батальонов Дробильщиков, если бы легко мирился с поражением? Смог бы он устоять против сверкающего молота Железного Царя, если бы не его самоуверенность?
Он сжал могучими руками край столешницы и в яростном разочаровании согнул его. Бабу Дхакалу хотелось дать выход растущей злобе - сбросить со стеллажей все оборудование, разгромить лабораторию, так долго обманывающую его надежды, но колоссальным усилием воли он сдержал этот порыв. Его организм постепенно слабел, и вместе с другими органами слабел и самоконтроль, так что Дхакал оказался на волосок от превращения в того злобного варвара, каким считали его люди. Да, он убивал людей, он терроризировал население целого города, оказавшегося в его власти, но разве все это он делал не ради высокой цели?
Вспыхнула красная лампа, и вслед за этим раздался грохот герметичной заслонки. В это помещение, где были собраны давно забытые людьми чудеса, было разрешено входить только одному из подданных. Бабу Дхакал повернулся навстречу Гхоте и сразу заметил удрученный вид бойца. Даже его глаза, красные от крови, заметно потускнели.
- Ты пришел с известием о поражении, - сказал Бабу Дхакал, и непривычное слово оставило во рту привкус пепла.
- Да, мой субадар, - ответил Гхота. Опустившись на колени, он поднял голову и открыл вздувшиеся на шее вены. - Моя жизнь принадлежит тебе. И ты волен ее оборвать.
Бабу Дхакал спустился с помоста, откуда наблюдал за работой приборов, достал из ножен на бедре длинный кинжал с зубчатым лезвием и приставил его к пульсирующей артерии на шее Гхоты. Некоторое время он тешил себя намерением довести дело до конца, хотя бы ради того, чтобы ощутить теплую влагу человеческой крови.
- Еще день назад я бы без колебаний снес твою голову.
- И я бы с радостью подчинился твоему решению.
Бабу Дхакал убрал кинжал в ножны.
- Наступила новая эпоха, Гхота, и нас осталось слишком мало, чтобы придерживаться старых методов, - сказал он. - Пока я хочу, чтобы твое сердце оставалось в груди.
Гхота поднялся и ударил себя кулаком по груди. Этот салют давно уже вышел из употребления, но для воинов забытых времен он сохранил свое значение.
- Приказывай, субадар! - воскликнул Гхота.
- Что с людьми, которых ты повел с собой?
- Все мертвы.
- Это не страшно, - сказал Бабу Дхакал. - Все они были результатом неудачных экспериментов. Расскажи мне об этих космодесантниках. На что они похожи?
Гхота усмехнулся и расправил плечи, хотя и не имел на это права.