С руганью и жалобами купчишка все же запустил руку в кошель, сунул каунианке сребреник и ушел, бормоча что-то неласковое под нос. Каунианка внимательно оглядела Бембо.
- А ты, небось, захочешь половину себе забрать - если не все, - заметила она.
- Нет, - ответил жандарм, не раздумывая, и сам удивился: а почему, собственно? В расплату за всех кауниан, что прошли под его конвоем в эшелоны на запад? Бембо и сам не мог сказать. Впрочем, тут ему в голову пришла другая мысль. - Зато можешь по-иному расплатиться.
- Я почему-то так и подумала, - устало и цинично усмехнулась шлюха. - Ну так иди сюда.
Выходя из переулка пару минут спустя, Бембо насвистывал что-то бравурное. Утро обещало быть прекрасным.
* * *
И снова они отступали, отступали по глубокому снегу, выпавшему даже здесь, на севере. Дрожа и матерясь, Леудаст подтягивал вверх полы белой накидки, пытаясь пробраться по обочине разбомбленной, разъезженной бывшей дороги на Котбус. Альгарвейские драконы, видно, считали, будто от дороги что-то еще осталось, поскольку время от времени вместе со снегом на землю падали ядра. Порой вслед за разрывом слышались вопли раненных осколками ункерлантских солдат.
- Сударь, - окликнул Леудаст капитана Хаварта, догнав понемногу полкового командира, - сможем мы удержать их до столичных окраин?
- Покуда в Котбусе остается хоть один живой защитник, города им не взять, - уверенно ответил Хаварт.
На какой-то миг это успокоило капрала, но затем Леудаст сообразил, что и этого может оказаться недостаточно. Они миновали поляну, усеянную мертвыми, застывшими телами: ункерлантские крестьяне, зарезанные ункерлантскими же чародеями в отчаянной попытке подавить губительные чары, нацеленные рыжиками на их войско.
Какой же погребальный костер запалит конунг Свеммель, чтобы не позволить противнику подойти к столице? При мысли об этом кровь Леудаста застыла, будто скованная ледоставом в зимнюю стужу. Капрал надеялся, что до этого не дойдет… но только он и его измученные товарищи могли остановить надвигающегося врага.
На краю поля замаячили неуклюжие приземистые силуэты. Леудаст машинально вскинул жезл при виде бегемотов - реакция столь же привычная, сколь бессмысленная, - но сержант Магнульф предупредил:
- Не стреляй! Это наши.
Действительно, бегемоты направлялись на восток, навстречу подступающим альгарвейцам.
- Мы их всех бросаем в бой, - согласился Леудаст. - Если бы еще они могли продержаться подольше в этом бою, совсем хорошо было б.
Задумавшись, он не заметил, что приближается к деревне, пока не обнаружил, что вышел на ее окраину.
- Рассыпаемся! - закричал капитан Хаварт. - Рассыпаемся! Будем обороняться здесь! Отныне рыжики ни одной нашей деревни не возьмут без боя! И мы будем обороняться, пока хоть один из нас остается в живых!
Леудаст забежал в избу, ничем не отличавшуюся от той, где он жил раньше, пока печатники конунга Свеммеля не загребли его в армию. Сразу стало теплее - утих пронзительный ветер. Солдат выглянул в окно и кивнул довольно. Из дома открывался прекрасный обзор, хотя снег валил так густо, что наступающих с восхода альгарвейцев различить еще нельзя было. Впрочем, они увидят своего противника еще позже.
Леудаст едва успел выбрать себе лежку, как альгарвейские ядрометы начали забрасывать деревеньку снарядами. Стены дрожали так, что Леудаст побоялся - сейчас крыша на голову рухнет вместе с чердаком.
- Эффективность, - с горечью прошипел он.
Конунг Свеммель эффективности добивался, а вот альгарвейцы, похоже, впитывали ее с молоком матери. С самого начала войны их ядрометы держались ближе к передовой, чем ункерлантские. "Вот и еще одна причина, почему мы отступали до самого Котбуса", - подумал капрал.
Что будет дальше, он понимал прекрасно. Обработав позиции противника разрывными ядрами, альгарвейцы опробуют прочность обороны и попытаются обойти защитников с фланга. Какие части прикрывают деревню справа и слева, Леудаст не знал, но был уверен твердо: если рыжики полезут на деревню в лоб, то лбы себе и порасшибают.
- Вот они! - заорал кто-то.
Леудаст выглянул в окно. И действительно - снегопад не до конца скрадывал очертания темных фигурок. Альгарвейцы не додумались прикрывать мундиры белыми накидками, чтобы не выделяться на фоне заснеженных полей. Леудасту странным образом стало спокойней оттого, что противник его тоже не безупречен.
Приладив жезл на подоконнике, чтобы не уставали руки, солдат терпеливо выжидал. Едва альгарвейцы подошли на расстояние прицельного выстрела, по ним открыл огонь арьергард, оставленный капитаном Хавартом на восточной окраине безымянной деревни. Несколько рыжиков упали, остальным пришлось залечь, чтобы опробовать на прочность ункерлантские позиции и определить, насколько упорным будет сопротивление.
Вновь начали сыпаться с неба ядра, но теперь - на поля у околицы. Леудаст выматерился про себя. Хрустальных шаров альгарвейцы тоже заготовили больше, нежели соотечественники капрала, и не просто заготовили, а использовали их с ужасающей эффективностью. В очередной - далеко не первый - раз Леудаст пожалел, что ункерлантская артиллерия действовала не столь гибко.
А затем, словно ради того, чтобы доказать - даже ункерлантскому солдату может повезти иной раз, - на подступающих к деревне альгарвейцев обрушился тяжелый град ядер. В воздух взлетали снег и земля, и разорванные тела. Леудаст изорался от восторга до хрипоты. Хоть раз кто-то из высших чинов сработал вовремя и по делу.
- Посмотрим, как вам это понравится, сучьи дети! - вопил он яростно. - Мало не покажется!
Ему пришло в голову, что альгарвейцы могут зарезать в ответ еще пару дюжин - или пару сотен - пленных кауниан, чтобы волшебством сломить сопротивление противника. А ункерлантским чародеям придется в ответ принести в жертву все новых соотечественников Леудаста, чтобы рассеять или обратить вспять вражеское заклятие. "И что, - подумал он, - останется от несчастного Ункерланта к тому времени, когда два войска и два ковена чародеев разделаются с ним?"
Но вместо боевой магии альгарвейцы предпочли пустить в ход бегемотов. На деревню надвигалось с полдюжины громадных зверей. Чтобы вывести бегемота из строя, ядро должно было разорваться у него прямо на загривке. Дважды Леудаст вскрикивал от радости, когда разрывы сбивали чудовище с ног - и всякий раз стонал в отчаянии, когда тварь, пошатываясь, вставала, чтобы продолжить неумолимое свое движение, пугающее целеустремленной медлительностью: на земле лежал толстый слой снега, затрудняя шаг животных.
Арьергард капитана Хаварта едва ли мог остановить бегемотов. Тяжелая броня прикрывала их туши, и луч пехотного жезла мог нащупать в ней только одно слабое место - глаза. Бывало, что солдат одним выстрелом прожигал мозг чудовища… но очень редко.
Как обычно бывало, альгарвейские бегемоты остановились, не входя в деревню. На четырех стояли ядрометы, продолжавшие засыпать деревню снарядами; на двух - тяжелые станковые жезлы. Лучи их напоминали огненные клинки. Несколько избенок занялись от первого их касания. Если бы такой луч пронзил капрала, тот испустил бы дух, даже не осознав, что его убили. Бывают и худшие способы погибнуть на войне. Это Леудаст знал твердо: он видел их своими глазами - видел и слышал.
Но как только огненный луч добрался до его убежища, бегемоты начали тяжеловесно разворачиваться влево. Что их отвлекло, Леудаст не мог узнать, не высунувшись из окна, иначе говоря - не подставившись под вражеский луч. Он остался на месте и ждал с терпением земледельца. Солдат понимал, рано или поздно все прояснится.
Так оно и случилось. Навстречу альгарвейским бегемотам двигались ункерлантские звери. На головы укротителям из армии Мезенцио посыпались ядра. И рыжики прекрасно понимали, что равный противник представляет куда большую угрозу, нежели засевшие в деревне пехотинцы.
Художники, изображая сражения между боевыми бегемотами, да и всякие шпаки, рассуждая о них, обыкновенно представляли могучих зверей грозно несущимися навстречу друг другу, дабы поднять противника на острые рога. Такое действительно случалось - в период гона, когда самцы соперничали друг с другом без экипажей и без взгроможденного на загривки груза. На войне такого не случалось. Сражались не сами звери, а вооруженные жезлами и ядрометами команды на их спинах.
Луч станкового жезла пробил кольчужную попону альгарвейского бегемота. Ушей Леудаста достиг предсмертный рев чудовища. Солдат заорал от радости, глядя, как падает сраженный зверь. И тут же с чудовищным грохотом разорвалось ядро над головой ункерлантского титана, не только убив бегемота, но и заставив сдетонировать запас ядер к его орудию. Леудаст застонал так же громко, как только что ликовал.
По мере того как сражение между бегемотами с обеих сторон затягивалось, Леудаст заметил нечто странное. Альгарвейские звери со своими командами сражались, точно пальцы одной руки, в то время как ункерлантские - словно каждый вышел на поле в одиночку. Капрал не мог сказать, то ли у бегемотов на горбу стояло еще и по хрустальному шару, то ли их команды просто были лучше слажены, но разница сказывалась. Альгарвейцы потеряли еще двух бегемотов, но уничтожили своих противников всех до единого.
Оставшиеся чудовища продолжали разрушать деревню. Ядро разорвалось на заднем дворе избенки, в которой спрятался Леудаст. Удар освобожденного волшебства сбил капрала с ног. Он тут же вскочил - похоже было, что штурма ждать недолго. В ушах у него звенело.
- Они наступают! - вновь послышался исполненный ужаса вопль.
Но сейчас Леудаста переполнял не ужас, а облегчение: значит, артподготовку пережил еще кто-то кроме него.
Он осторожно выглянул в окно. И правда, рыжики приближались. Атаковали они в рассыпном строю, чтобы одним лучом, одним ядром невозможно было накрыть нескольких бойцов. Оставленный Хавартом арьергард как испарился. Альгарвейцы не встретили никакого сопротивления, пока не подошли на дистанцию поражения к затаившимся в домах и амбарах ункерлантским солдатам.
- Мезенцио! Мезенцио! - От их звонких кличей у Леудаста мурашки бежали по коже.
- Хох! - заорал он, открыв огонь. - Хайль Свеммель! Хох-хох-хох!
Он выбивал альгарвейцев одного за другим, будто не в силах был промахнуться: один выстрел - один труп. Так ему никогда еще не везло.
Но перебить собственноручно всю альгарвейскую армию капрал не смог бы. Уцелевшие продолжали надвигаться на разрушенную деревню. Леудаст вяло сообразил, что так и не узнал, как она называется. Если уж ему суждено умереть здесь, солдат хотел бы знать, как зовется его могила.
Луч толщиной в ногу пробил избу насквозь. Леудаст в изумлении уставился на огромную дыру. По краям ее уже плясали язычки жадного пламени. Капрал попытался сбить их тряпкой, но куда там - сухие старые доски занялись вмиг.
От дыма запершило в горле. Солдат понял, что оставаться в доме нельзя, если только он не хочет сгореть вместе с избенкой. С неохотой он выскочил на улицу.
- Сюда! - гаркнул сержант Магнульф, махнув рукой. - Ко мне, тут славная воронка!
Второго приглашения не потребовалось. Леудаст нырнул в яму. Насколько воронка была славная, он не взялся бы судить; главное - она была глубокая.
- Держимся покуда, - прохрипел он, и Магнульф кивнул.
Но альгарвейцы тоже не собирались отступать. Их пехоты словно не убавлялось, а бегемоты продолжали осыпать деревню ядрами и огненными лучами. Одно ядро разорвалось на краю воронки. В тот момент, когда Магнульф высунул голову.
Завыв, сержант схватился за лицо. Из-под варежек струями стекала кровь. Пошатнувшись, Магнульф завалился на спину. Руки безжизненно упали, открывая чудовищно обезображенное лицо. Глаза выкипели, словно их и не было. Нос сгорел, осталась только зияющая дыра посреди кровавых ошметков. Леудаст отвернулся. С начала войны он навидался ужасов, но вот таких…
Едва ли Магнульф выживет с такими ранами. А если каким-то недобрым чудом останется в живых, вряд ли порадуется этому. Леудаст выдернул нож из-за пояса и полоснул сержанта по обожженному, окровавленному горлу. Кровь хлынула с новой силой и почти сраз же иссякла. Сержант Магнульф еще не испустил последний булькающий вздох, а Леудаст по его примеру высунулся из воронки, надеясь избежать страшной судьбы товарища. Он снова готов был сражаться, чтобы выбить альгарвейцев из безымянной деревушки по пути на Котбус.
* * *
Фернао хотелось бы никогда не родиться на свет. Но поскольку это было невозможно, он удовлетворился бы и тем, чтобы никогда не браться за ремесло волшебника. А поскольку и этой мечте уже не суждено было сбыться, Фернао мечтал о том, чтобы никогда, никогда не ступить на Землю обитателей льдов. Потому что тогда - во всех трех случаях - полковник Пейшото нипочем не включил бы его в состав экспедиционного корпуса, что на борту лагоанских транспортников скользил в этот момент по становой жиле к полюсу.
- Тысячу карбункулов на отвислое брюхо короля Пенды! - пробормотал Фернао, когда "Неумолимый" вздыбился у него под ногами, точно бешеный единорог. Если бы чародей не согласился участвовать в операции по освобождению пленного фортвежского монарха, то никогда не попал бы на полярный континент. Зимний Сетубал - безрадостное местечко, но по сравнению с тесной каютой на борту корабля, воистину неумолимо скользящего на юг, он казался несказанно привлекательным.
Становой крейсер скатился с очередного вала, и Фернао не удержался на ногах. Но, по счастью, упал на свою же койку.
- Скользящего, - промолвил он вслух, вложив в единственное слово столько омерзения, что хватило бы для нескольких проклятий.
На суше становой караван висел на определенном расстоянии над землей, а земля - она в принципе ровная. А вот поверхность моря - нет. Особенно в южных широтах. Как и остальные суда лагоанского флота, "Неумолимый" вытягивал из становой жилы необходимое количество магической силы, чтобы двигаться вдоль нее, но едва ли смог бы высосать достаточно, чтобы удержаться в равновесии в то время, когда море под ним беснуется.
Потирая голень - он здорово приложился об окованный железом край койки, - Фернао вышел из каюты. В тесном помещении он чувствовал себя точно в клетке. Если с "Неумолимым" что-нибудь случится, его пассажиры пойдут ко дну, даже не узнав, что именно. "А если ты поднимешься на палубу, - подначивал внутренний голос, - то будешь точно знать, отчего потонул. Так лучше будет?"
В каком-то смысле - лучше. Вдоль коридоров и трапов тянулись поручни - как раз на случай волнения на море, - и Фернао цеплялся за них со всей силы. Иначе разбитым коленом дело не обошлось бы.
Когда чародей вышел на палубу, в лицо ему тут же ударил мокрый снег. Занятые своими делами матросы беззаботно сновали вокруг, словно корабль стоял на якоре в сетубальском порту. Фернао позавидовал их непринужденной ловкости, не отпуская, впрочем, поручней. Буря выла голодным волком.
Подошел капитан Фрагозо, вышагивая по кренящейся палубе с той же легкостью, что и простые моряки.
- Прекрасное утро, ваше волшебство! - весело крикнул он. - Просто прекрасное!
Дождя со снегом он словно не замечал.
- Как скажете! - отозвался Фернао, пытаясь перекричать шквалистый ветер. - Но должен заметить, капитан, от меня его очарование ускользает!
- Да ну? Правда? - Шляпа Фрагозо крепилась ремешком, туго затянутым на подбородке. И все равно ветер ее едва не унес. Нахлобучив головной убор покрепче, капитан продолжил: - Если хотите, могу поведать, чем оно прекрасно!
- Будьте так любезны! - гаркнул маг.
- Буду-буду, не волнуйтесь! - отозвался по-прежнему веселый Фрагозо. - Нынче прекрасное утро, потому что в глухой час прошлой ночи мы проплыли мимо Сибиу - ближе некуда - и альгарвейцы нас не заметили. Если уж это не прекрасно, то я и не знаю, что вам еще надо.
- А-а, - протянул Фернао и кивнул. - Вы правы, капитан. Утро прекрасное. Правда, альгарвейцы вряд ли нас высматривали очень старательно, поскольку ни один здравомыслящий человек в такую бурю не покинет порта. Я, во всяком случае, рассудил бы именно так.
- Что ж, такова жизнь, - ответил капитан Фрагозо. - Но если б нас засекли, было бы худо. Вот что плохо с нынешними становыми судами: свернуть можно только на перекрестках жил. Если дракону вздумается забросать нас ядрами, нам это вовсе не понравится, доложу я.
Фернао при этой мысли передернуло. Он и раньше дрожал - от холода, - но это другое дело. Глядя на быстро летящие по небу темные тучи, он заметил:
- Вряд ли и драколетчикам понравится вылетать на задание в такую погоду.
- Что-то в этом есть, сударь, - заметил Фрагозо. Волна ударила "Неумолимый" в борт, окатив чародея и капитана с ног до головы. Фернао вздрогнул и выругался. Фрагозо же только отряхнулся. - Такая у меня служба, сударь! Такая служба!
- Обморожения и грудную лихорадку она тоже включает?! - Но тут Фернао пришла в голову другая мысль: - Мы-то, может, и одолеем дорогу на юг, капитан. Ошарашим противника. - Он и сам был ошарашен, узнав, что экспедиционный корпус отправляется посреди зимы, так что альгарвейцы удивятся не меньше. - Но сохранить экспедицию в тайне, когда окажемся на южном континенте, мы не сможем! Если нам потребуются подкрепления, солдаты Мезенцио будут настороже.
- Понял, к чему вы ведете. - Фрагозо пожал плечами. - Что же, справимся как-нибудь.
Следовало понимать, что вопросом подкреплений никто в штабе и адмиралтействе всерьез не озаботился. Фернао надеялся на лучшее, но не особенно огорчился.
Из вороньего гнезда на единственной декоративной мачте "Неумолимого" донесся пронзительный вопль дозорного:
- Лед! По левому борту лед!
В этом Фернао тоже надеялся на лучшее, надеялся - но не ожидал особенно. Когда отправляешься на Землю обитателей льдов посреди зимы, трудно хоть раз не наткнуться на айсберг. Однако флот еще не забрался так далеко на юг, чтобы уже встретить дрейфующие льды. "Просто везунчики", - ехидно подумал чародей.
Фрагозо нагнулся к переговорной трубе, приказывая чародеям, тянувшим энергию из становой жилы, остановить корабль, чтобы пропустить айсберг впереди. Потом по другой трубе связался с кристалломантом:
- Предупреди флот о том, что мы видели, и пусть сбавят ход, чтобы нас не протаранить!
Фернао поспешил на нос, чтобы приглядеться к ледяной горе поближе. Ему и прежде доводилось видеть айсберги, однако они по-прежнему завораживали его. Огромная, намного превосходившая размерами становой крейсер глыба льда, беззвучно проплывавшая мимо, выглядела как фантастический мираж. Однако гора не просто существовала, она могла сокрушить стальные борта "Неумолимого", словно яичную скорлупку. Корабль сбавил ход, и Фернао вспомнилось некстати, что говорил капитан Фрагозо о становых судах: они не в силах свернуть с курса.
Все ближе и ближе подплывала ледяная гора, подрагивая слегка на бушующих волнах. Фернао вцепился в поручень изо всех сил. Айсберг прошел мимо борта так близко, что чародей мог разглядеть чайку - а может, буревестника, - что разгуливала по ледяному пол беззаботно, как человек по бульвару Королей в Сетубале. Если корабль натолкнется на айсберг, чайка улетит прочь. А вот морякам повезет меньше. Как и самому Фернао.
- Прошли! - торжествующе заорал дозорный.