Сняв теплые шерстяные митенки, Кун покопался мерзнущими пальцами в поясном кошеле и извлек оттуда кусок, на взгляд Иштвана, молочно-мутного стекла. Чародей приложил стекляшку к правому глазу и принялся взглядываться через нее в небо.
- Ты что делаешь? - полюбопытствовал сержант.
- Солнце ищу, - ответил Кун, словно обращаясь к дурачку, и миг спустя снизошел до объяснения: - Этот так называемый шпат обладает способностью пропускать лишь свет определенного рода.
- Что? - Иштван нахмурился. - Свет - это ведь просто свет.
- Для чародея - не просто, - высокомерно ответил Кун и, пожевав губу, признался с неохотой: - Я вообще-то в теории не силен. Но ведь не обязательно понимать, как именно режет нож, чтобы порезаться. Так и я при помощи кристалла шпата могу определить, что свет сильнее перед нами, а значит, солнце стоит там. А поскольку за полдень давно перевалило, мы движемся на запад.
- Вот это я и хотел выяснить, - заметил Иштван. - Спасибо. - Ветер переменился, и в лицо сержанту хлестнул снег. Он выругался устало и добавил: - Приятно знать, что меня пристрелят не свои, а все же ункерлантцы.
- Всегда рад доставить удовольствие, - елейно отозвался Кун.
Иштван грубо пошутил насчет способов доставить удовольствие мужчине, и все трое - сержант, чародей и оказавшийся поблизости Соньи - рассмеялись.
- Хотел бы я, - добавил Соньи, - чтобы звезды не позволяли стрелять по своим. Если они такие мудрые, могучие и всезнающие, как все говорят, ну почему позволяют случаться такой глупости?
- Это им лучше знать, а не нам, малым, - ответил Иштван то же самое, что отвечали в родной долине близкие и соседи, если мальчику приходили в голову подобные вопросы.
- А почему не нам? - заинтересовался Кун. - Сейчас мы знаем больше, чем наши деды, а те - больше, чем их деды. Почему бы и это не узнать?
- Потому что неисповедимы пути звездные, - откликнулся Иштван.
- Кто вам такое сказал? - не отставал Кун. - А он откуда узнал? И откуда вам знать, что он вообще что-то знал?
Иштван тщательно обдумал непривычные пугающие вопросы и, не найдя внятного ответа, огрызнулся:
- Этак ты до того договоришься, что в звездах и вовсе силы нет!
Кун покачал головой так решительно, что хлопья снега с ушанки разлетелись по сторонам.
- Приходится верить - я же, когда чары накладываю, взываю к звездам, и все получается. - Он проковылял еще немного и добавил задумчиво: - С другой стороны, ункерлантские чары тоже имеют силу, а эти дикари-козоеды почитают какие-то незримые силы горние, каких и нет вовсе.
Теперь настала очередь Иштвана задать нелегкий вопрос:
- Ну и что это значит, по-твоему?
- Да пропади я пропадом, коли знаю! - ответил бывший подмастерье чародея. - Надо будет поразмыслить над этим на досуге.
- Подумай лучше о том, как ункерлантцы по тебе палят, - посоветовал сержант. - Подумай о горных гамадрилах, что норовят подкрасться незаметно и отвернуть тебе голову. Подумай о снежных лавинах. В общем, о чем-нибудь таком, с чем ты можешь что-нибудь поделать.
- И что я могу поделать со снежной лавиной? - поинтересовался Кун.
- Можешь ступать тихонько, чтобы на себя ее не обрушить, - ответил сержант. - Если лавина маленькая и сразу ее заметил, можно попытаться драпануть поперек нее, чтобы не накрыло.
Кун протащился еще пару шагов, после чего кивнул, признавая поражение. Иштван немедля возгордился. Он знал, что Кун умнее его, и знал, что чародей это понимает. Сержанту редко удавалось заставить своего солдата отступиться в споре, как сейчас.
В ясную тихую погоду порой можно было услышать, как ядро падает тебе на голову. В такой буран Иштван сообразил, что ункерлантцы обстреливают его отделение, только когда первый снаряд разорвался на тропе - и то ветер унес грохот, а тяжелый мягкий снег, куда угодило ядро, погасил отчасти волну сырой магии и поглотил слепящую вспышку разрыва.
Прежде чем лопнуло второе ядро, Иштван уже лежал на брюхе, зарывшись в сугроб, и торопливо отползал к ближайшей груде камней.
- Занимаем позицию! - крикнул он своим подчиненным. - Козолюбы ункерлантские на нас попрут, как только врежут ядрометами!
Он не знал, многие ли услышат его - так гремели ядра и завывал буран. Но волновался сержант меньше, чем если бы ему пришлось командовать отделением зеленых новобранцев. Его солдаты все побывали в бою и не нуждались, чтобы командир думал за них. Некоторые - вроде Куна - даже обижались.
- Хох-хох-хох! - сквозь бурю, сквозь гром разрывов доносился ункерлантский боевой клич. Иштван оскалился. Вот теперь он начал тревожиться: судя по всему, противники превосходили дьёндьёшцев числом. Их хриплые злые вопли становились все громче.
- Вон они! - заорал Иштван.
Он выпалил в первую сланцево-серую фигуру, прорвавшую белесое кружево снегопада. Зашипел луч, и солдат выругался про себя: каждая снежинка, что превратится в пар от прикосновения луча, ослабляет его убойную силу, а снежинок в воздухе кружило бесчисленное множество. Ункерлантец упал. Ранен, заключил Иштван, но не убит.
Вражеский луч пропахал борозду в снегу рядом с Иштваном, и тот напомнил себе, что нужно вовремя перекатываться, менять позицию, а не сидеть в снегу здоровенной мишенью. Попутно он проверил, легко ли выходит из ножен кортик: жезлы в снегопад были почти бесполезны, и дело, скорей всего, дойдет до рукопашной.
А еще, перекатываясь в снегу, Иштван покрылся белой коркой по самые уши, и длинный овчинный тулуп его стал почти не виден на снегу. Какой-то ункерлантец пробежал мимо него, даже не заметив. Иштван поднялся из сугроба неслышно и быстро, словно горный гамадрил, о которых сержант только что говорил Куну. Но у него имелось оружие получше, чем мышцы и когти обезьяны, лучше даже, чем дубина той твари, что убили они с товарищами.
Иштван ударил врага ножом в спину. Тот вскрикнул - скорее в изумлении, чем от боли, - и, раскинув руки, упал в снег, марая его алым. Жезл вылетел из мертвой руки. Рухнув сверху, Иштван торопливо перерезал умирающему глотку. Кровь обагрила снег.
- Ар-пад! Ар-пад! Ар-пад! - На помощь товарищам подходили свежие дьёндьёшские части.
Иштван опасался, что ункерлантские ядрометы возьмут с наступающих тяжелую дань, но из-за бурана артиллеристы Свеммеля с трудом видели противника, и вскоре с вражеской пехотой было покончено.
- Вперед! - орал дьёндьёшский офицер.
- Рассыпным строем, - добавил Иштван. - Не сбивайтесь в кучки, чтобы вас нельзя было одним разрывом накрыть!
Совет оказался к месту - ункерлантские артиллеристы сообразили наконец, что их контратака провалилась, и принялись забрасывать перевал снарядами. Но было уже поздно. Соотечественники Иштвана готовились отбить у врага очередную горную долину. Единственное, что могло бы сделать Иштвана счастливей - уверенность в том, что долина хоть кому-нибудь понадобится после победы.
Глава 11
За порогом портновской мастерской Траку шелестел ливень.
- Сегодня к нам немало мокрого народу придет за плащами, - заметил отец Талсу, довольно потирая руки.
- Да, только половина окажется рыжиками, - заметил тот.
Отец скривился кисло.
- У них есть деньги, - ответил он. - Если б не они, нам пришлось бы здорово затянуть пояса. - Он тяжело вздохнул. - Я твержу себе, что оно того стоит… и твержу, и твержу…
- Твердишь себе что? - спросила мать Талсу, спускаясь со второго, жилого этажа над лавкой.
- Что ты не в меру пронырлива, Лайцина, - ответил Траку.
- И с чего б тебе это талдычить? Если никак не можешь запомнить, значит, это неправда, - фыркнула жена и, прежде чем портной успел возразить, потребовала: - А ну-ка, выкладывай!
Талсу улыбнулся про себя. Матушка его и вправду была весьма любопытна и сама это знала, но справиться с собою не имела сил.
- Ну ладно-ладно, - пробурчал отец, ворча лишь для порядка.
Обычно так и бывало: проще было рассказать Лайцине все, чем рассердить, оставив в неведении.
- Ну, - заключила Лайцина, когда муж замолк, - сегодня нам и правда придется затянуть пояса, если кто-нибудь из вас не сбегает к бакалейщику за сушеным нутом, оливками, ну и фасолью заодно.
- Я схожу! - тут же вызвался Талсу.
Родители его хором рассмеялись.
- Ты уверен, что хочешь вымокнуть? - поддел его отец. - Если разойдется, я бы мог потом сходить.
- Да нет, ничего, - ответил Талсу. - Ничего. Не растаю.
Траку и Лайцина расхохотались пуще прежнего.
- Ты бы так же рвался под дождь, если бы у бакалейщика не было симпатичной дочки? - поинтересовалась мать.
Оба покатились со смеху. У Талсу даже уши покраснели.
- Вы только денег дайте, а я как-нибудь схожу, - пробормотал он.
Траку вытащил из кармана горсть монет:
- Держи. Я-то помню, сколько мыла покупал только потому, что у мыловара была симпатичная дочка. - Он ухмыльнулся Лайцине. Та отмахнулась, делая вид, что ей бы и в голову не пришло такое подумать. - Я в свои годы был, наверное, самым чистым парнем в Скрунде.
- О, знаешь, вас, таких упорных покупателей, было несколько, - ответила Лайцина. - Но ты, пожалуй, покупал больше. Наверное, за это я тебя и выбрала - после стольких лет другие поводы как-то забылись…
Оставив родителей продолжать семейную перепалку, Талсу поспешно сдернул с крючка у двери свой плащ и двинулся вниз по улице к бакалейной лавке - та стояла близ базарной площади. Мимо пробегали его соотечественники-елгаванцы, надвинув шляпы на уши и кутаясь в плащи. Даже зимой дожди в Скрунде шли редко, и горожане, должно быть, согласились бы вовсе без них обойтись, если бы не страдали посевы.
Навстречу Талсу прошли четверо или пятеро альгарвейских солдат. Двое выглядели столь же несчастными, что и коренные жители Скрунды. Остальные, однако, были вполне довольны, несмотря на то, что вода ручьями текла с широкополых шляп, и щегольски заткнутые за ленту перья поникли. Талсу доводилось слышать, что во влажных лесах Южного Альгарве дожди льют почти не переставая. Может, эти рыжики оттуда родом и привыкли к скверной погоде. А может, слишком тупы, чтобы мечтать о лучшей - они же альгарвейцы.
Уступая дорогу патрулю, юноше прижался к стене и промок еще больше. Солдаты не обратили на него внимания - однако живо заметили бы, если бы он не посторонился. Талсу бросил на них злой взгляд через плечо. По счастью, ни один из патрульных не обернулся.
Переступив порог бакалейной лавки, он с облегченным вздохом сбросил капюшон. К его радости, толстопузого старика-хозяина не было и за прилавком стояла его дочь.
- Привет, Гайлиса, - бросил Талсу и пригладил волосы ладошкой.
- Привет! - откликнулась девушка.
Она была на год или два младше Талсу, они знали друг друга с малолетства. Но тогда формы девушки еще не приобрели приятной округлости, а волосы не сияли золотом - или же Талсу этого не замечал по молодости. Зато приметил сейчас - очень хорошо приметил.
- Я рада, что ты не альгарвеец, - сказала она.
- Силы горние, я тоже! - воскликнул Талсу.
- Ты, - продолжала она, будто не заметив, - не пытаешься оценить товар на ощупь.
Талсу не сразу понял, что она имеет в виду, а когда понял, ему захотелось тут же пристрелить каждого похотливого альгарвейца в округе. Хоть и нельзя, но очень захотелось.
- Эти жалкие… - начал было он и захлопнул рот. Даже высказать все, что он думал о проклятых рыжиках, не получалось - подходили для этого только крепкие солдатские словечки, которые Гайлисе слушать вовсе не понравится.
Девушка пожала плечами.
- Они же альгарвейцы. Что с ними сделаешь?
Талсу уже решил, что бы хотел с ними сделать. А еще бы он хотел сам оценить товар на ощупь. Но юноша пребывал в печальной уверенности, что Гайлиса тогда попытается треснуть его по голове. Он-то не солдат оккупационной армии, а всего лишь старый знакомый.
- Чего тебе насыпать? - поинтересовалась она.
Талсу перечислил все, что просила мать. Девушка нахмурилась.
- А чего сколько? Знаешь, есть разница…
- Понимаю, - суетливо пробормотал он. - Только я не спросил, сколько чего.
- Олушок ты, - заключила Гайлиса. Когда Талсу случалось запутаться в покупках, она его, бывало, кляла и похуже. - Ну сколько тебе денег хоть дали?
Ему пришлось вытащить из кармана подсунутые отцом монетки и пересчитать под сочувственным взглядом девушки.
- По мне, так можешь на все оливок насыпать, - заметил он. - Очень их люблю.
- Ну да, а завтра прикажешь объяснять твоей матушке, почему похлебки не вышло? - Гайлиса закатила глаза. - Нет уж, благодарю покорно!
Она отсыпала из кувшина полную картонку соленых олив, потом поманила юношу пальцем и сунула ему в руку еще несколько.
- Об этих никто не узнает.
- Спасибо. - Талсу забросил в рот всю горсть и, обсосав горьковатую мякоть, осторожно сплюнул косточки в ладонь. Гайлиса указала на мусорную корзинку за прилавком, и косточки улетели туда.
- Еще? - с надеждой спросил юноша.
Гайлиса выделила ему одну.
- Если отец спросит, куда девалась вся прибыль, я на тебя нажалуюсь, - пригрозила она, насыпая фасоль и нут в провощенные картонки побольше. - Держи. Вот, все серебро ты потратил, три медяка сдачи я тебе сейчас дам.
- Не надо, - ответил Талсу. - Лучше насыпь на три медяка кураги.
- Я ее тоже люблю - но после маслин… - Гайлиса скорчила рожицу, однако отсыпала Талсу горсточку сушеных абрикосов.
Один юноша сунул в рот - просто ради еще одной гримаски, - а остальные подвинул обратно через прилавок.
- Это тебе. Ты их больше моего любишь.
- Не стоит, - отмахнулась девушка. - Я в любой час могу залезть в корзину, а времена сейчас для всех тяжелые.
Талсу уставился на улицу, делая вид, будто не слышит.
- Ты невозможен! - воскликнула девушка, и Талсу показалось, что она сердится, но, когда он обернулся, она уже жевала абрикос.
Прихватив покупки, он под дождем поспешил домой, а вернувшись в лавку, обнаружил, что отец шумно спорит о чем-то с альгарвейским чародеем. Юноша отнес нут, фасоль и оливки матери на кухню и поспешно сбежал вниз, на случай если отцу понадобится его помощь.
Чародей яростно размахивал руками.
- Нет, нет, нет! - взволнованно восклицал он на превосходном елгаванском. - Я совершенно не это хотел сказать!
- По-другому не понять, - набычился Траку.
- Что случилось? - спросил Талсу.
Обыкновенно отец не разговаривал с альгарвейцами на повышенных тонах. Во-первых, потому, что не считал захватчиков достойными своих нервов. А во-вторых, потому, что спорить с ними было опасно.
Офицер колдовских сил обернулся к Талсу и отвесил ему поклон:
- Возможно, вы, сударь, объясните вашему… батюшке, не так ли?.. что я никоим образом не призываю его действовать против совести. Я лишь предложил…
- Предложили?! - перебил его портной. - Силы горние! Да этот тип заявил, что я собственного ремесла не знаю! Да я портняжничал, когда его еще на свете не было!
Если он и преувеличил, то ненамного: чародею было немного за тридцать, он был старше Талсу, но моложе его родителя.
- Я намеревался заказать новый мундир, - с достоинством объяснил альгарвеец. - И когда обнаружил, сколько труда намерен вложить ваш батюшка в шитье, то пришел в ужас - в ужас! - Он сделал вид, что от избытка чувств рвет на себе волосы.
- Этим и отличается искусная работа, клянусь силами горними, - чопорно промолвил Траку. - Вложенным трудом! Хотите - покупайте готовую одежду, сударь, готовую разойтись по швам на следующий день. Это не для меня. Благодарю покорно.
- Трудом, да, - согласился чародей. - Но бессмысленным трудом? Нет, нет, и еще раз нет! Я понимаю, что вы каунианского рода, но повод ли это следовать примерам времен империи? Я готов продемонстрировать, что в этом нет нужды.
Траку упрямо выпятил подбородок.
- Как?
- Нет ли у вас рубашки - любой рубашки, уже раскроенной, но еще не сшитой и не заклятой? - спросил альгарвеец. - Испорчу - с меня два золотых.
Он вытряхнул из кошеля пару монет и швырнул на прилавок. Сладко прозвенело золото.
У Талсу глаза вылезли на лоб. Ему уже доводилось сталкиваться с альгарвейской самонадеянностью, но это переходило все границы.
- Поймаем его на слове, отец! - сказал он. - У тебя под прилавком лежит пара скроенных одежек.
- Ну да, - мрачно признал Траку, вытаскивая недошитую рубашку. - И что теперь? - Он кисло глянул на чародея.
- Теперь, сударь, прошейте в любом месте самолучший свой шов шириною в большой палец, - ответил тот. - А остальные швы проложите нитью, как если бы хотели воспользоваться собственными чарами.
- Недостанет образца, - предупредил Траку, но исполнил указания волшебника в точности.
Альгарвеец расхвалил его шов до небес, чем окончательно вогнал портного в меланхолию, после чего пробормотал собственное заклятие: похожее на то, каким пользовался елгаванский портной, но быстрее и резче. Нить задергалась, будто живая, - и рубашка был готова.
- Осмотрите, - предложил чародей. - Пощупайт. Делайте что хотите. Чем она хуже любой другой?
Траку осмотрел каждый шовчик, почти касаясь нитки носом и подергивая швы украдкой. Талсу внимательно смотрел через отцовское плечо. Чародей в это время корябал что-от на листке бумаги. Наконец юноша взглянул на отца.
- Уж не знаю, как оно носиться будет, - с неохотой проговорил он, - но работа отменная.
- Угу, - с еще большей неохотой признал Траку, не сводя глаз с двух золотых, которые ему так и не достались.
Чародей проворно сгреб монеты обратно в кошель, а на их место положил свою бумажку.
- Вот заклятие, сударь. В Альгарве им пользуются повсеместно. Если в здешних краях оно неведомо, вы заработаете на нем куда больше, чем два золотых. Доброго вам дня - и вам, молодой человек.
Он поклонился Талсу и вышел из лавки.
Схватив листок, Траку жадно пробежал глазами по строкам заклинания и молча уставился вслед уходящему альгарвейцу.
- Не диво, - пробормотал он наконец, - что они победили.
- Да, они вечно придумывают что-нибудь новенькое, - отозвался Талсу. - Но они же альгарвейцы, так что выходит обычно новая пакость. Им это еще аукнется, вот увидишь, отец.
- Надеюсь, - промолвил портной. - Нам уже аукнулось.