* * *
После стольких дней вдали от столицы, на передовом крае войны, где волны ее накатывали на мирные прежде земли, Сабрино нашел Трапани до странности призрачным - словно наведенная чародеем иллюзия. Странным, противоестественным казалось ему наблюдать за беззаботнными горожанами. Полковник то и дело машинально смотрел на затянутое тучами небо в поисках ункерлантских драконов - которых, конечно, не будет.
Война не исчезла совсем. Газеты только о ней и твердили, ученые вели по кристаллам умные речи, на улицах столицы встречалось куда больше солдат, а порой и моряков, чем в мирное время. Но на все это можно было закрыть глаза. В Ункерланте забыть о войне не получалось.
Сабрино и не хотел забывать, даже на время побывки. Он прибыл в столицу, чтобы отдохнуть, - верно, но слишком много пришлось ему пережить, чтобы оставить войну в прошлом только потому, что сейчас он не на передовой.
- Ожидается сенсация! - кричал мальчишка-разносчик газет, размахивая своим товаром так отчаянно, что драколетчик не мог разобрать заголовков. - Грандиозная новость!
- И что за новость? - поинтересовался Сабрино.
- Новость три медяка стоит, - нахально отозвался разносчик, и тут же поправился: - Нет, для вас, сударь, два - вы же на службе.
- Держи. - Сабрино расплатился и двинулся по бульвару, читая газету на ходу. В детали автор передовицы не вдавался, но по всему выходило, что король Мезенцио готовится объявить о падении Котбуса. Полковник вздохнул с облегчением. Если столица Ункерланта падет, Дерлавайская война окажется на шаг ближе к завершению. Ни о чем Сабрино не мечтал так отчаянно.
Маленький мальчик пристально взглядывался в петлицы его мундира.
- Сударь, а вы правда драколетчик? - спросил он.
- Правда, - сознался Сабрино.
- О-ох! - Карие глазенки мальчика вылезли из орбит. - Я тоже хочу стать летчиком, когда вырасту. И подружиться с драконом.
- Ты наслушался глупых сказок, - пожурил его Сабрино. - С драконом нельзя подружиться. Драконы слишком глупы и слишком злобны. Они враз сожрут тебя, если не научить их бояться человека. Они даже глупее - намного глупее - бегемотов. Если хочешь послужить державе и подружиться со своим зверем, выбери лучше левиафана.
- А почему тогда вы летаете на драконе? - спросил мальчонка.
Вопрос попал в точку: Сабрино и сам не раз задавал его себе - обыкновенно после бутылки-другой крепкого вина.
- У меня хорошо получается, - ответил он наконец, - а стране нужны летчики. - Но это был не весь ответ, и Сабрино понимал это. - А может, - добавил он, - я сам злобный, как дракон.
Мальчишка определенно призадумался.
- Хм! - выпалил он наконец и убежал.
Произвел ли он на ребенка впечатление своей искренностью, полковник так и не выяснил.
Летчик заглянул в мастерскую ювелира.
- Ваша светлость! - воскликнул хозяин лавки, тощий старик по имени Доссо, и собрался было поклониться, да так и застыл, крепко выругавшись и схватившись обеими руками за поясницу. - Простите великодушно, ваша светлость, прострел замучил! Чем могу служить?
- Да вот, камень из оправы выскочил. - Сабрино вытащил из кошеля золотой перстень и отдельно - крупный изумруд. - Не будете ли так любезны его поставить на место, да заодно уж и подогнать кольцо под пальчик Фронезии?
- Посмотрим, посмотрим… - Доссо деловито нацепил лупу на очки.
Сабрино протянул ему сломанный перстень.
- Ункерлантская работа, - заметил ювелир, осматривая погнутые цапфы.
- Ага, - сознался Сабрино в некотором смущении. - Я на него, знаете ли, наткнулся как-то.
- Вот и хорошо! - убежденно заметил Доссо. - У меня на западе сын служит и двое внуков. Мальчик мой, знаете, чародей, до второго разряда дослужился: чинит сейчас становые жилы, когда свеммелевские диверсанты их взрывают. Его сын на бегемоте служит, а дочкин в пехоту угодил.
- Да оберегут их силы горние, - пожелал Сабрино.
- Пока все целы, - отозвался Доссо. Он указал на перстень: Один ваш стерженек, видите, целехонек…
- Уж надеюсь, сударь мой! - воскликнул Сабрино.
Ювелир фыркнул.
- Это очень хорошо, - продолжил он, - я смогу по закону подобия выровнять остальные. Чародействм… да сын меня засмеял бы за такие слова - по нему, так это ремесло и ничего больше… так чародейством-то быстрей, чем вручную, и ничем не хуже. А ваша дама… дайте-ка глянуть… да, шестой с половиною размер у нее? Сделаем в лучшем виде. Вначале подгоним кольцо, а лишком золота дополним отломанные цапфы. Тогда и доплачивать ничего не придется за материал.
- Весьма любезно с вашей стороны, сударь! - Сабрино спина не беспокоила, так что полковник отвесил ювелиру поясной поклон. Он уже не первый год пользовался услугами Доссо именно потому, что старик не забывал о таких вот мелочах.
- Присаживайтесь, если желаете, - пригласил Доссо. - Или, коли захотите, можете за угол заглянуть и пропустить бокальчик вина - но только один, потому что на второй времени не будет. Я-то долго не провожусь.
- Тогда я лучше подожду здесь, - решил Сабрино. - Общество здесь приятней, чем в какой-нибудь таверне.
Он пристроился на высоком табурете по другую сторону прилавка, словно и впрямь в таверне.
Доссо выпилил из кольца небольшой кусочек, потом подогнал оставшееся под размер Фронезии и при помощи горелки заварил щель. Когда металл остыл, ювелир протянул перстень клиенту:
- Найдите-ка изъян, коли сумеете!
Сабрино внимательно осмотрел перстень, потом провел пальцем по краю - осязание в таких делах помогало лучше зрения - и покачал головой:
- Хотел бы отыскать, да не могу.
- А теперь - цапфы.
Доссо протянул руку, и полковник отдал ему перстень. Ювелир уложил перстень рядом с кусочком золота, потом коснулся тонкой золотой проволочкой вначале уцелевшей цапфы, потом - излишков золота и, наконец, - сломанных стерженьков. Все это время он бормотал что-то себе под нос. Звучало заклятие не по-альгарвейски, и Сабрино почти сразу признал язык: то был старокаунианский, искаженный многочисленными повторениями до такой степени, что многие слова обратились в бессмыслицу.
По спине драколетчика пробежали мурашки. Через сколько поколений передавалось это нехитрое заклинание, заученное наизусть? Но, несмотря на то что смысл заклятия стерся в пыль, бессчетные повторения придали чарам особую силу. На глазах Сабрино погнутая цапфа выпрямлялись. Доссо закрепил изумруд между двумя целыми стерженьками и повторил процедуру. Третья цапфа, отломленная, выросла из нового металла. Довольно хмыкнув, Доссо протянул полковнику целехонький перстень:
- Надеюсь, ваша дама будет довольна.
- Уверен в этом. Она обожает безделушки.
Сабрино расплатился с ювелиром и вышел из лавки, страшно довольный собою.
Фронезия встретила его поцелуями и объятьями, лучше всяких слов говорившими, как давно они не виделись, после чего задала вполне ожидаемый вопрос:
- И что ты мне привез?
- Так, один пустячок, - ответил полковник легкомысленно, надевая перстень ей на палец.
Фронезия уставилась на летчика. Глаза ее едва ли уступали глубиною зелени изумруду, а во взгляде читался не только неприкрытый восторг, но и холодная расчетливость - красавица пыталась оценить подарок.
- Он прекрасен. Он великолепен, - прошептала она, очевидно, удовлетворенная по обоим пунктам.
- Это ты прекрасна, - ответил Сабрино вполне серьезно. - Ты великолепна.
Волосы Фронезии сияли в свете ламп расплавленной медью. Пухлые губы обещали море удовольствий; носик, пожалуй, был чуть великоват, но это лишь придавало пикантности лицу. Короткое неглиже обнажало ноги идеальной формы. Было ей около тридцати; таким образом, полковнику она почти годилась в дочери - о чем Сабрино предпочел бы забыть.
- Надеюсь, тебе понравилось.
- Весьма. - Она подняла аккуратно выщипанную бровь. - А что ты привез жене?
- Да так, мелочи, - беззаботно ответил Сабрино.
Графиня, конечно, знала о существовании Фронезии, но никогда не интересовалась у Сабрино, что тот привозит любовнице. Возможно, свою роль тут играло дворянское высокомерие… а может, она просто не хотела знать.
- Ты с ней уже виделся? - поинтересовалась Фронезия.
Обычно так далеко и скоро она не заходила.
- Разумеется, - ответил он. - Приличия, знаешь ли, требуют.
Альгарвейское дворянство придерживалось внешних приличий едва ли менее строго, чем валмиерское или елгаванское.
Фронезия вздохнула, Обычай был суров более к любовницам, нежели к женам; на взгляд Сабрино - справедливо, поскольку любовницам полагалось получать больше удовольствий от своего положения. Дворяне вступали в брак чаще по расчету или по семейному сговору, чем по большой любви. И в поисках любви - или хотя бы плотской страсти - им приходилось обращаться за пределы родовых гнезд.
- А чем ты занимала себя, пока я… был в отъезде? - поинтересовался Сабрино.
"Пытался не погибнуть", - прозвучало бы точней, но как-то неуместно.
- Да так… всякой ерундой, - ответила Фронезия подчеркнуто легкомысленно.
Она не была миленькой дурочкой - иначе Сабрино не заинтересовался бы ею. "Надолго", - прибавил он про себя. Симпатичное личико и славная фигурка не оставляли его безразличным, но одно дело - привлечь интерес, а другое - удержать его.
- И с кем же ты занималась… ерундой? - не отступал он.
В письмах своих Фронезия о знакомых почти не упоминала. Не бывала в свете или просто знала, о чем стоит умолчать?
- С моим окружением, - ответила она весело. - По-моему, ты с ними незнаком.
Сабрино умел читать между строк лучше, чем догадывалась его любовница. Означать это могло только "Мои знакомые все намного моложе тебя".
И чем она занимается со своим "окружением" - одними ли пирушками и балами? Верна ли своему покровителю? Если он уличит ее в неверности - вынужден будет уличить, - придется выставить ее из этой роскошной квартиры. Или пускай ищет другого дурака, который станет ее оплачивать. Кольцо же с изумрудом не стоило полковнику ничего, кроме заплаченных ювелиру сребреников. Ункерлантскому дворянчику, в чьем поместье Сабрино разжился военной добычей, уже не понадобятся перстни… да и поместье тоже.
Фронезия крутила кольцо то так, то этак, любуясь камнем. Внезапно она повисла у Сабрино на шее с воплем:
- Ты самый щедрый на свете!
Возможно, ей просто не пришло в голову, что, вместо того чтобы тратить на любовницу семейное состояние, полковник может заниматься мародерством. А Сабрино не собирался ее разубеждать. Вместо этого он взял любовницу на руки и, стараясь не обращать внимания на боль в спине, понес в спальню. В конце концов, он вернулся в Трапани, чтобы развеяться и получить удовольствие.
Удовольствие он получил. Если Фронезии это не удалось, скрывала сей факт это просто мастерски.
Поутру она приготовила любовнику завтрак. Подкрепившись сладкими булочками и чаем с молоком, Сабрино отправился выказать свое уважение супруге. Графиня знала, конечно, где ее муж провел ночь, но она ничего не скажет - таким было негласное правило дворянства.
День выдался ясный, но очень холодный. Что, впрочем, не мешало разносчикам газет горланить о грядущей сенсации. Они все еще кричали о ней к вечеру, когда Сабрино вел жену в ресторан. И на следующее утро. И на следующее.
* * *
Усилиями Пекки Куусамо оказалось вовлечено в Дерлавайскую войну, но пока сражения не затронули Каяни. Только торговых судов стало меньше в порту - но посреди зимы их никогда не было много. Лед на океане не встал - это случалось не каждый год, - и айсбергов в южных водах плавало достаточно, чтобы сделать мореплавание небезопасным.
И резервистов еще не начали призывать на службу семи князей. Это случится, знала Пекка. Обязательно случится. Но пока война оставалась столь же теоретической, как прикладные аспекты соотношения законов сродства и подобия.
Война сама ставила опыты и вела протоколы. Задавала вопросы и отвечала. Опыт Пекки с пропадающими желудями подвергал сомнению основы теоретической магии. Блистательная догадка Ильмаринена указала направление, в котором может лежать разгадка. Но теперь требовалось ставить все новые и новые опыты, чтобы подтолкнуть теорию в этом направлении.
Перебирая последние свои заметки, чародейка решила, что пришло время для очередного опыта. Поднимаясь со скрипучего кресла в кабинете, она улыбнулась про себя. Профессор Хейкки не придет жаловаться на беспардонную растрату факультетского бюджета и рабочего времени - теперь не придет. С некоторых пор профессор Хейкки старалась вообще не замечать Пекку.
- Вот и славно, - пробормотала чародейка, заходя в лабораторию.
Чародеи-теоретики обыкновенно работали в одиночку. Работа Пекки требовала, учитывая оборонное ее значение, уединения еще большего. Даже с Лейно она не могла обсудить свои дела, хотя муж был чародеем не из последних. Это было очень обидно.
Вдоль стены лаборатории выстроились клетки с крысами. Когда дверь распахнулась, обитатели клеток - молодые и бодрые, старые и седые - приникли к дверцам в ожидании кормежки.
Пекка подсыпала им немного зерна. Потом запустила двух старых пасюков с побелевшими от старости мордами в лабиринт, наскоро сколоченный плотником из бросовой фанеры. В конце лабиринта зверушек ждало зерно, и обе крысы решили задачку без труда - Пекк несколько недель потратила, чтобы научить их ориентироваться в лабиринте.
Второй крысе чародейка позволила опустошить жестяную кормушку, и даже оделила ее капелькой меда в качестве особой награды. Старый пасюк был совершенно счастлив, когда Пекка вернула его в клетку, которую установила на столе, где когда-то лежал одинокий желудь.
Записав номер опытного животного в протоколе, чародейка разыскала внука старой крысы среди молодых крыс: закон подобия связывал кровных родичей. Молодая крыса отправилась на второй стол.
Пекка сделала очередную пометку в протоколе. Когда завершится опыт, она или заслужит вечную славу (вовсе ей не нужную) и узнает кое-что важное (чего и добивалась), или… Чародейка рассмеялась.
- Или придется начинать все сначала и заходить с другой стороны, - пробормотала она вслух. - Силы горние свидетели - не в первый раз.
Натужный смешок не рассеял ее тревоги. Глубоко вздохнув, она произнесла древнюю формулу:
- Допрежь кауниан здесь были мы - куусамо. Допрежь лагоанцев здесь были мы - куусамо. Когда отбыли кауниане, здесь остались мы - куусамо. Мы, куусамо, здесь. Когда отбудут лагоанцы, здесь останемся мы - куусамо.
Как обычно, ритуал помог ей успокоить нервы. Добьется она успеха или нет - ее народ останется. Убеждение это помогло ей действовать уверенней. Чародейка вскинула руки и принялась читать заклятие.
Созданные ею чары были сходны с теми, что накладывала она на два желудя, когда один уходил в бурный рост, в то время как второй исчезал. Высказанная Ильмариненом догадка позволяла предположить, что именно случалось с пропавшим желудем. После долгих раздумий Пекка отыскала наконец, как ей казалось, способ выяснить, была пресловутая инверсия всего лишь ловким математическим приемом (все, к чему приложил руку Ильмаринен, можно было назвать ловким, но не все - истинным) или она описывала реальное магическое явление.
Чародейка заставляла себя отводить взгляд от клеток с подопытными животными. Пока она читает заклинание, все равно ничего не произойдет - эффект проявится позднее. Старая крыса - та, что сидела на столе, откуда исчезал желудь, - беспокойно металась по клетка. Молодая - та, что оказалась на месте противоестественно быстро прорастающего дубка - выглядывала сквозь крупную сетку.
"Только не оговорись", - твердила себе Пекка. Сколько открытий было совершено с запозданием только потому, что кто-то нечаянно ошибся в заклинании! Она проговаривала слог за слогом, отрешенно наблюдая за собственными действиями. Все шло как планировалось. Язык не заплетался. И не заплетется. "Я не собьюсь, - подумала Пекка. - Что бы ни случилось".
- Да свершится! - воскликнула она и пошатнулась, обессилев враз.
Вершить волшбу самой оказалось куда утомительней, чем складывать заклинания в уме. Пекка утерла со лба пот, хотя в лаборатории было нежарко, а на земле за окном лежал снег.
"Да свершится, - подумала она. - Знать бы еще, что именно". Теперь можно было осмотреть клетки и подопытных животных. "Только не принимать желаемое за действительное", - напомнила она себе лишний раз.
Первое, что заметила чародейка, - в обеих клетках по-прежнему сидели крысы. Это ее успокоило: Пекка совершенно не представляла, что стала бы делать, если бы одна из зверушек пропала, как в прошлом опыте. Наверное, попробовала бы снова, намеренно ослабив заклятие.
Вначале Пекка осмотрела старшую крысу - перемены в ее состоянии заметить было легче. Зверек уставился на чародейку, поблескивая черными глазками. Роскошные усы шевелились. Мордочка, прежде подернутая сединой, стала темной, точно у самой наглой воровки, какую может только проклинать хозяйка.
Сердце чародейки забилось чаще. Она занесла замеченные изменения в журнал, потом обернулась ко второй клетке. Прежде молодая крыса отличалась характерной подростковой неуклюжестью, словно ей неловко было во взрослом теле - в этом, по крайней мере, сходны подростки любого племени. Но теперь…
Теперь крыса выглядела совершенно зрелой, абсолютной ровесницей своего деда.
- Силы горние, - прошептала Пекка. - Получилось! - Она осеклась. - Кажется, получилось.
Но что совершило ее заклятие: омолодило старую крысу за счет юной или отправило обеих навстречу друг другу в потоке времени? Расчеты Ильмаринена говорили скорее о первом, но и второго не исключали.
Но это Пекка могла выяснить: контрольный механизм был включен в процедуру опыта. Она вытащила старшую крысу из клетки и запустила в лабиринт. Если животное заблудится, значит, разбуженное волшебство отправило его в личное крысиное прошлое, тогда как зверек не умел еще разыскивать дорогу к кормушке. А если нет - перед ней та же самая крыса в омолодившемся теле.
- Ну, подскажи мне, - шептала она. - Давай же, давай!
Она отворила перед крысой дверцу в лабиринт.
На мгновение зверек замер в нерешительности, поводя черным носом и подергивая хвостом. Если бы Пекка застала его у себя в кухне, то непременно прихлопнула бы сковородкой. А так ей пришлось ограничиться возмущенным взглядом. Еще не хватало, чтобы из-за безмозглой твари пришлось повторять опыт!
Она уже собралась подтолкнуть грызуна прутиком, в надежде что это не повлияет на исход опыта, но тут крыса, будто почуяв ее мысли, сорвалась с места. Лабиринт она прошла с той же легкостью, что и в прошлый раз, прежде чем стала жертвой эксперимента. Пекка совершенно забыла наполнить кормушку снова, и крыса глянула на нее обиженно. Пришлось накормить зверька опять.
- Извини, - пробормотала Пекка, выделив крысе в утешение еще капельку меда.
Потом она вернула крысу в клетку. Сейчас это была самая драгоценная крыса на свете, хотя зверек об этом, конечно, не ведал. Пекке и ее коллегам придется проводить опыт еще не раз, но если результат удастся повторить… "Тогда мы на верном пути", - подумала чародейка. Куда приведет этот путь, она не знала, но, по крайней мере, исследования ее не зашли в очередной раз в тупик.