* * *
Вместе со всем лагоанским экспедиционным корпусом Фернао шагал по заснеженной равнине на запад, к Хешбону - самой восточной из факторий, основанных янинцами на северном побережье Земли обитателей льдов. Чародею уже довелось однажды побывать в Хешбоне, после того как он выкрал фортвежского короля Пенду из-под носа у янинских тюремщиков. Одного раза ему бы вполне хватило, но мнения Фернао, как обычно, никто не спрашивал.
- В одном ты был прав, - заметил Афонсо, пробираясь сквозь сугроб.
Фернао покосился на коллегу.
- Я во многом был и остаюсь прав, - поправил он с машинальной самоуверенностью чародея. - А ты что конкретно имел в виду?
- Я, - ответил Афонсо, - не стану жрать верблюжатину, покуда у меня остается хоть малейший выбор, и любой здравомыслящий человек со мной согласится.
- Обитателям льдов нравится. - Фернао примолк задумчиво. - Хотя это только доказывает твою точку зрения.
- Ага. - Младший из двоих чародев вздохнул, и перед лицом его повисло облачко. - Киноварь! - Слово это прозвучало как проклятие. - Если бы не ртуть, никому в голову не пришло бы сюда соваться. Я сам жалею, что оказался здесь, правду говоря.
- Еще меха, - уточнил Фернао, как ответил бы любой лагоанец на вопрос о том, зачем его страна вообще держала фактории на южном континенте.
Афонсо в подробностях объяснил ему, что именно следует сделать с указанными мехами, - несколько бессвязно, зато с большим чувством. Фернао только посмеялся.
- Как полагаешь, - осведомился Афонсо, чуть успокоившись, - попытаются янинцы остановить нас, не допуская к Хешбону?
- Пытаться предсказать действия янинцев суть величайшая глупость, - объявил Фернао, - потому что те сами не знают, что будут делать в следующую минуту.
Обыкновенно лагоанцы так и думали о жителях Янины, но Фернао побывал в столице этой державы, Патрасе, и знал, как близко к действительности расхожее представление.
- Смогут они подкупить достаточное число обитателей льдов, чтобы доставить нам неприятности? - поинтересовался Афонсо.
Этот был вопрос более разумный, но и не столь простой. Фернао только пожал плечами, не сбавляя шага. Мысль эта тревожила его. Судя по тому, что он видел в Хешбоне, подданные короля Цавелласа не утруждали себя попытками завоевать расположение туземцев полярной земли. С другой стороны, золото может кого угодно завоевать. Сами же янинцы не могли пока похвастаться успехами в боях против лагоанской армии.
Два дня спустя, на закате, когда лагоанская армия разбивала лагерь, к командирской палатке подвели с полдюжины обитателей льдов верхом на скаковых верблюдах. Один из них даже знал янинский. Среди лагоанцев немногие владели этим наречием, и генерал-лейтенанту Жункейро пришлось вызвать Фернао в качестве переводчика. Чародей говорил по-янински не вполне свободно, но объясниться при необходимости сумел бы.
- Скажи своему вождю, - промолвил кочевник, который знал янинский, - я Элишамма, сын Аммигуда, сына Элори, сына Шедеура, сына Изхара, сына… - генеалогическое древо прирастало еще довольно долго, наконец Элишамма закончил: -… сына божьего.
Последнее слово по необходимости прозвучало на его родном наречии. Вместо безличных "сил" обитатели льдов поклонялись человекоподобным могущественным сущностям. Фернао сама идея казалась нелепой, не говоря о том, что варварской. Впрочем, он явился в штабную палатку не спорить о философии, а переводить. Пересказав Жункейро долгую речь обитателя льдов, чародей добавил по-лагоански:
- Назовите ему всех своих предков.
Он хотел еще сказать: "Даже если половину придется выдумать", но сдержался - вдруг хоть один из спутников Элишаммы владеет лагоанским?
Жункейро не подвел его, бойко оттарабанив с дюжину поколений предков, и если ему пришлось нафантазировать немного - Фернао не поймал бы его на вранье.
- Спросите, что им от нас нужно, - потребовал генерал-лейтенант.
Фернао перевел. Элишамма разразился речью в театральной манере, давно вышедшей из употребления везде, кроме полярного континента: даже альгарвейцы не уделяли столько времени похвальбе. И поторопить его, не нанеся вождю смертельного оскорбления, Фернао никак не мог.
В конце концов Элишамма иссяк, и Жункейро, воспользовавшись паузой, повторил нетерпеливо:
- Ну так от нас-то что им нужно?
- Шелудивое племя, - так обитатели льдов называли скопом все народы, неспособные похвастаться густой шерстью, - Янины заплатит нам золотом, чтобы мы воевали вас. Сколько золота заплатите вы, чтобы наши воины остались в ярангах?
- Прежде чем ответить, я посоветуюсь с моим шаманом, - отозвался лагоанский командующий, указав на Фернао. Тон он избрал верный, и Элишамма покорно склонил голову.
- Можете остаться здесь, - снизошел Жункейро, - мы с чародеем побеседуем на свежем воздухе.
Фернао пересказал его слова на янинском и поторопился следом за командиром.
- Силы горние! - пробурчал Жункейро. - Они хоть когда-нибудь моются?
- Судя по тому, что я видел - и нюхал - никогда, ваше превосходительство, - ответил Фернао. Жункейро закатил глаза. - Правду сказать, это студеный край. Окунуться в здешние воды, даже когда они не скованы льдом, - значит заигрывать с грудной лихорадкой.
- Пфе! - Жункейро отмахнулся от его слов так выразительно, что не оставалось сомнений: лагоанцы хоть и воевали с Альгарве, но оставались при этом народом альгарвейского корня. А еще у чародея не осталось сомнений, что у генерал-лейтенанта напрочь отбило обоняние.
Затем карие глаза командующего сощурились.
- Но к делу. Действительно янинцы пытались подкупить местные племена? И если да - сколько могли им предложить? Стоит ли нам перебить их цену? Сколько вообще вреда в силах нанести нам обитатели льдов?
- На первый вопрос отвечу: могли попытаться, - отозвался Фернао. - В сражениях с нами янинцам удача не сопутствовала, так отчего бы им не потратить немного золота, чтобы кто-то сделал работу за них?
- Иначе говоря, скорей всего пытались. - Жункейро рассеянно поцокал языком. - А нельзя прояснить этот вопрос при помощи чародейства?
Фернао вздохнул так тяжело, что морозное облако окутало обоих лагоанцев.
- В здешних краях, сударь, дерлавайские чары имеют свойство действовать наперекосяк. Опасным образом, прошу заметить.
Жункейро с досадой глянул на него:
- Тогда зачем мы тащим вас с собой?
- Затем, что энтузиазм полковника Пейшото оказался сильнее здравого смысла, - огрызнулся Фернао, - сударь.
Судя по выражению физиономии генерал-лейтенанта, это был бунт - или нечто похожее. С видимым усилием Жункейро сдержался.
- Хорошо, - проскрипел он, хотя ясно было, что ничего хорошего командующий в этом не видит. - Тогда, по вашим оценкам, ваше волшебство, как бы вы ни пришли к ним, - как можно ответить на остальные мои вопросы?
- Сколько бы ни заплатили янинцы Элишамме, он попытается завысить их цену, - ответил Фернао. - Надуть нас, иначе говоря. Короля Цавелласа он, без сомнения, тоже попытается надуть. Но я полагаю, что стоит перебить цену янинцев, если получится. И… прошу прощения, сударь, но последний вопрос я запамятовал.
- Если мы не заплатим, много ли вреда от них будет? - повторил Жункейро.
- На своих клятых верблюдах кочевники передвигаются быстрее нас, - ответил Фернао. - Я бы не пожелал, чтобы они совершали набеги на наши линии снабжения по суше, в то время как альгарвейцы уже перехватывают транспорты, идущие из Лагоаша к южным берегам.
Жункейро прошелся взад-вперед, пиная сугробы, потом замер так внезапно, что застал Фернао врасплох.
- Ладно, - прорычал он. - Пошли, поторгуемся с вонючим - в самом прямом смысле! - шлюхиным сыном.
Данная природой физиономия очень помогала Элишамме: прочесть выражение его лица было практически невозможно. Борода туземца росла от скул, седеющие усы полностью закрывали губы, а шевелюра начиналась от бровей, представлявших собою пучки более жестких волос по нижнему краю лба. Голой кожи видно не было.
А вот торговался он прескверно. Кроме того, вождь совершил большую ошибку: пожадничал. Когда Элишамма с серезным видом объявил, что янинцы предложили сто тысяч золотых за то, чтобы его племя напало на лагоанский экспедиционный корпус, командующий и его старший чародей просто рассмеялись туземцу в лицо.
- Вся Янина, - объяснил Жункейро, - вместе взятая, не стоит ста тысяч золотых.
Фернао перевел его слова с превеликим удовольствием. Вообще-то генерал-лейтенант преувеличил немного, но сам чародей не дал бы за всю Янину и ломаного гроша.
Элишамма поддался без видимого смущения: Фернао решил, что, даже лишеннный бороды, вождь не смутился бы. В бесстыдстве он мог бы переплюнуть любого янинца.
- Быть может, я ошибся. Быть может, они дали всего лишь пятьдесят тысяч.
Фернао даже не озаботился тем, чтобы перевести его слова.
- Пятидесяти тысяч вся Янина тоже не стоит.
Когда Элишамма снизил цену еще раз, даже не пытаясь громогласно заявить, что с самого начала говорил правду, Фернао усмехнулся про себя и привлек к дискуссии командующего - тот знал, сколько может позволить себе выложить за бездействие туземцев министерство обороны. Вдвоем они уговорили Элишамму на десятую долю первоначально запрошенной суммы.
- Уговор? - спросил вождь в конце концов.
Жункейро кивнул и хотел было сказать что-то, но Фернао опередил его:
- Да. Одно только еще: кого ты оставишь в заложниках? Сойдут и те, с кем ты пришел сюда, вождь.
Он перевел свои слова на лагоанский, чтобы и командующий мог понять. Жункейро глянул на него изумленно. Должно быть, он изрядно постарался, чтобы скрыть ужас, - в цивилизованных странах заложников давно уже перестали брать, хотя, по слухам, альгарвейцы воскресили древний обычай на завоеванных землях.
Но Элишамма только застыл на миг, а потом неторопливо кивнул.
- Не знал, додумаетесь ли вы, - промолвил он. - Вы, шелудивые, часто забываете о таких вещах. Если бы ты не заговорил, я не стал бы напоминать.
- Верю, - ответил Фернао. - Но я бывал в здешних краях и знаю кое-что - не все, но кое-что - о ваших обычаях. Какое у тебя тотемное животное?
Элишамма опять примолк.
- Я не стану тебе говорить, - промолвил он в конце концов. - Ты, в конце концов, шаман. Чужеземное волшебство слабеет в нашей земле, но с тобой я не хочу рисковать.
- Ты мне льстишь, - отозвался Фернао.
Скорей всего, Элишамма зря опасался лагоанских чар. Но тон чародея подразумевал, что он сумеет нанести вред вождю, если узнает, с каким зверем тот мистически связан.
- О чем вы там болтаете? - поинтересовался Жункейро.
Чародей объяснил. К изумлению его, генерал-лейтенант поступил самым верным образом - довольно похлопал Фернао по плечу, как бы уверенный, что чародей действительно сможет разделаться с Элишаммой, если узнает его тотемное животное. Вождь тоже заметил это - даже на волосатой его физиономии явственно заметно было смятение.
- По рукам? - спросил Жункейро.
- Уговор, - ответил Элишамма. - У вас остаются Махир, и Гефер, и Абинадаб, и Элифелет, и Гереб. - Еще несколько минут ушло на то, чтобы продекламировать генеалогию каждого. - Их головы в ответе за мою добрую волю.
Он сказал что-то спутникам на родном гортанном наречии. Все пятеро покорно склонились перед вождем.
- Кто-нибудь из вас владеет янинским? - спросил Фернао.
Никто из обитателей льдов не отозвался.
- Этот язык кому-нибудь знаком? - Чародей перешел на лагоанский.
Заложники вновь промолчали. Скрывают свои умения? Как узнать правду? На волшебство Фернао не мог положиться. Будущее оставалось скрыто от него, как и от всех живущих.
* * *
Бембо вышагивал по улицам Громхеорта, радуясь, что сегодня ему выпал обычный обход, а не конвойная служба - сгонять кауниан в вагоны, чтобы отправить на запад или даже на восток, хотя с какой стати тот единственный караван с чучелками отправился в противоположном направлении, жандарм посейчас не мог взять в толк. Когда он как-то заметил это вслух, Орасте только хмыкнул и подал напарнику короткий, но добрый совет:
- Лучше не спрашивай.
Не спрашивать было проще - это Бембо понял без труда. А "проще", по его мнению, значило "лучше". Жандарм предпочитал простые задания. И, вместо того чтобы задавать новые вопросы, толстяк заметил:
- Кауниан на улицах почитай что и не видно.
- Вот и славно, - прогудел Орасте.
Как это было у здоровяка в обычае, реплика сия не только не требовала ответа, но и практически его исключала.
- Пошли.
Жандармы зашли в трактир. Хозяин приветствовал их широкой улыбкой - хотя и фальшивой, а все равно приятно - и каждому вручил по куску острой колбасы и по кубку вина. Вино они выхлебали на месте, а колбасу можно и по дороге дожевать.
- Неплохо, - заметил Орасте, проглотив последний кусок, облизнул пальцы и вытер о юбку.
- Неплохо, - согласился Бембо. - Знают, прощелыги, что жандарма нужно подмазать, покуда он тебя самого не навазелинил.
Так велись дела в Трикарико. А фортвежцы вдобавок жили при оккупационной власти. Если они не станут ублажать Бембо и его товарищей, альгарвейцы могут обойтись с ослушниками куда суровей, чем с жителями родной страны.
Орасте ткнул пальцем в сторону плаката, который патрульные только что миновали.
- А это тебе как?
На плакате бородатые фортвежцы в долгополых кафтанах маршировали бок о бок с усатыми или гладко выбритыми альгарвейцами в мундирах. Прочесть на фортвежском хоть слово Бембо не смог бы даже ради спасения жизни, но о бригаде Плегмунда был и без того наслышан.
- Если эти уроды мечтают пострелять по ункерам, - ответил он, пожав плечами, - вот и славно. А если ункеры вместо наших парней спалят сотню-другую фортвежцев - тоже неплохо.
- А если фортвежцы вздумают спалить сотню-другую наших? - поинтересовался Орасте: для него это была настоящая речь.
- Тогда мы их раздавим, - ответил Бембо: он любил простые ответы.
- Хотя это навряд ли, - добавил жандарм минуту спустя. - Нас фортвежцы не больно любят, но и Свеммеля - тоже. Правда, я вот так с ходу и не скажу, кому придет в голову любить Свеммеля, а ты?
- В здравом уме - никому. - Орасте рассмеялся - скорее над своей шуткой, чем над репликой товарища, - и еще через пару шагов хмыкнул: - Кроме того, мы вычистим отсюда кауниан. Пускай скажут спасибо, шлюхины дети.
Мимо жандармов проскакали на запад, к далекому фронту, кавалеристы на единорогах. Некоторые, хотя далеко не все, бойцы накинули поверх песочно-желтых мундиров белые плащи. В начале войны с Ункерлантом никому в Альгарве в голову не могло прийти, что бои затянутся до осени, не говоря о том, что до весны. Белые - куда белей износившихся накидок - шкуры единорогов усеяны были пятнами серой и бурой краски, чтобы скакуны не так выделялись на тающем снегу.
- Шикарная у вас работенка! - посмеялся один кавалерист, проезжая рядом с Бембо и Орасте. - Со мной поменяться не хотите?
Толстяк покачал головой.
- Только не я! - ответил он. - Жопой конской меня называли, было дело, но чтобы я по доброй воле в единорожьи жопы подался… силы горние!
Орасте фыркнул. Кавалерист - тоже. Он отъехал; упряжь позвякивала на каждом шагу.
- Я бы не прочь избавить мир от пары ункеров, - пророкотал Орасте.
Бембо снова пожал плечами. Отправиться на фронт - может, и героично, но ункерам слишком просто будет избавить мир от самого жандарма. Вслух толстяк ничего не сказал; если Орасте не в силах додуматься до этого сам, значит, он еще тупей, чем Бембо о нем думал.
А кроме того…
- Ты поосторожней мечтай, - посоветовал Бембо. - Может и сбыться. В последнее время на запад отправили клятскую уйму хороших парней.
Это значило, что отправляют их на смену клятской уйме хороших парней, убитых или изувеченных в бою. Но об этом Бембо предпочел бы не думать.
Ему и не пришлось. Из подъезда ближайшего доходного дома выскочила здоровенная фортвежка средних лет и кинулась к патрульным с истошным воплем:
- Жандармы! Жанда-а-армы!
Фортвежцы заимствовали это слово у своих восточных соседей; местные жители и не слышали о стражах порядка, прежде чем альгарвейцы не ввели жандармерию в той части страны, которой управляли из Трапани на протяжении полутора столетий до самой Шестилетней войны.
- Это еще что? - с подозрением поинтересовался Орасте.
Бембо тоже не знал ответа и глядел на толстуху столь же опасливо. По его опыту, фортвежцы искали обыкновенно не встречи с жандармами, а способов этой встречи избежать. Толстуха разразилась потоком нечленораздельной ерунды; те немногие фортвежские слова, что сумел распознать Бембо, относились к числу непечатных.
- Стоп! - крикнул он, вскинув руки, словно пытался остановить карету. - Ты альгарвейский знаешь?
Толстуха покачала головой. По могучей ее груди пробежала волна: зрелище весьма непривлекательное. Бембо вздохнул и уже на другом наречии задал тот же вопрос, запнувшись от непонятного стеснения:
- Кауниански говорить?
- Да, немного умею, - ответила фортвежка - языком она владела чуть лучше Бембо, то есть прескверно. - Живешь рядом с эти плохие люди, научишься.
Бембо пытался одновременно понять, что она лопочет, и восстановить в памяти уроки, позабытые в тот самый час, как школьные учителя перестали охаживать будущего жандарма розгами по спине.
- Ты хотеть сказать мне что? - осведомился он, бросив попытки как-то следовать правилам грамматики: поймут кое-как, и ладно.
Женщина и впрямь поняла.
- Колдун, холера, надул меня на недельную зарплату, - выпалила она, ткнув пальцем в сторону доходного дома. - Я подносчица. Я небогатая. Не буду богатая никогда. Не могу отдать проклятый колдун свои деньги!
- Что она там болбочет? - переспросил Орасте, который то ли никогда не учил старокаунианский, то ли забыл все до последнего слова.
Бембо объяснил. Тощая физиономия Орасте вытянулась еще больше.
- Чародей? Ну да, самый шик жандармской службы: пытаться арестовать чародея! Если шлюхин сын хоть глянет на тебя косо, придется его спалить, потому что иначе тебя самого перекосит до конца дней.
- Знаю-знаю, не напоминай. - Бембо обернулся к фортвежке: - Колдун делать что был?
- Что он сделал? - Неохватный бюст колыхнулся снова. В темных глазах толстухи вспыхнул боевой огонь. - Надул меня, говорю же! Не слышали, что ли?
В Трикарико жандармская служба тоже бывала тяжела - дураков в любой державе хватает, - но Бембо пребывал в убеждении, что все олухи именно к нем липнут.
- Ты, - он ткнул пальцем в лицо фортвежке, - вести нас к он!
Они зашли в доходный дом: более древний и тесный, чем подобные ему в Альгарве. На лестнице несло мочой и прогорклым оливковым маслом. Бембо поморщился. Фортвежка запаха словно не заметила - следовало думать, что воняло здесь еще до того, как альгарвейцы оккупировали Громхеорт.
На третьем этаже толстуха указала на самую дальнюю от лестницы дверь.
- Там! - возгласила она. - Он там живет!
- Вышибем? - предложил Орасте.