- Помойся вначале, сынок. Ужин скоро будет готов.
- Я плесну кипяточку, - промолвила Конберга, орудуя ковшиком. И, глядя, как Леофсиг, нагнувшись над тазом, смывает с себя грязь и пот, добавила: - По-моему, перед тем как сесть за стол, тебе надо бы переодеться.
Это у нее тоже вышло по-матерински: она полагала, что без подсказки у брата не хватит соображения сменить одежду.
- Налей-ка мне вина вначале, - попросил Леофсиг.
Конберга налила немного вина. Юноша поднял стакан, словно собирался произнести тост, но ничего не сказал и молча выпил. Сестра и мать улыбнулись; они поняли, за что он выпил.
Натянув чистый суконный кафтан и панталоны, он перебежал через внутренний дворник в столовую - та располагалась по правую руку от прихожей, напротив кухни. Как и следовало ожидать, отец и дядя уже сидели за столом. Дядя Хенгист читал газету вслух:
- "Ни на одном из фронтов ункерлантские войска не достигли значительных успехов"… Ну и что ты на это скажешь, Хестан?
Отец Леофсига пожал плечами.
- Ункерлантцы уже отбили немалую часть захваченных земель, - промолвил он спокойно; звуки собственного голоса не завораживали его, как это случалось с Хенгистом.
- Но и альгарвейцы не ударились в бегство, как ты предсказывал пару недель тому назад, - возразил Хенгист.
- Я не предсказывал. Я надеялся, - ответил Хестан с педантизмом опытного счетовода. - Но надежды мои не оправдались. Ты прав. - Он кивнул сыну: - Здравствуй, сынок. Как работалось?
- Устал, - коротко отозвался Леофсиг. Это был ответ неизменный и всегда правдивый. Юноша чуть заметно поднял бровь, глядя на отца. Хестан так же незаметно кивнул. Значит, и он знает про Эалстана. Но в присутствии дяди Хенгиста вести об этом речь было небезопасно. После того, что случилось с Сидроком, тот мог бы выдать Эалстана альгарвейцам. А мог и не выдать, но проверять это никто не собирался.
- Если хочешь, поработай лучше на меня, - предложил Хестан. - Числа неподатливы, как булыжники, но укладывать их ровненько не так утомительно.
- И больше заработаешь, - добавил дядя Хенгист: у него все сводилось к деньгам.
- Мне кажется, это небезопасно, - ответил Леофсиг. - На дорожников в бригаде никто не обращает внимания. А вот парня, который ведет твои счета, приметят обязательно - присмотрятся хотя бы ради того, чтобы выяснить, знает ли он свое дело. А если знает, так еще и соседям похвастаются. И очень скоро слух дойдет, куда не следовало бы.
- Пожалуй, это мудрое решение, - отозвался отец. - Но когда я вижу, в каком состоянии ты по вечерам приходишь домой, мне хочется всю эту мудрость в окошко вышвырнуть.
- Справляюсь, - коротко отозвался Леофсиг.
Хестан поморщился, но кивнул.
Вошла Конберга, расставила глиняные миски и резные костяные ложки.
- Ужин сейчас будет, - объявила она.
- Пахнет вкусно, - заметил Леофсиг, и в желудке у него заурчало.
Съеденный за обедом в полдень ломоть хлеба с оливковым маслом отошел в область преданий. Сейчас юноше показались бы вкусными даже объедки.
- Все как обычно: овсянка, чечевица, репа, капуста, - ответила Конберга. - Мама покрошила в похлебку немного копченой колбасы, но совсем чуть-чуть: больше для запаха, чем для вкуса. Вот она и пахнет.
Эльфрида притащила котелок и разлила похлебку по мискам.
- А где Сидрок? - спросила она, усаживаясь.
Дядя Хенгист громко позвал сына. Но прошло несколько минут, прежде чем Сидрок спустился из своей комнаты. Он молча вошел, молча сел за стол и так же молча принялся уписывать похлебку.
Шириной плеч он не уступал двоюродному брату, хотя и не трудился на дорожных работах. И лицом они были похожи, только нос у Леофсига был острый, крючком, а у Сидрока - бульбой, как у матери, которая погибла, когда альгарвейское ядро разорвалось у них на крыше. С тех пор он и его отец жили с семьей Леофсига - не сказать, чтобы всегда мирно.
Прикончив первую миску, Сидрок столь же торопливо разделался с добавкой и только тогда открыл рот:
- Не… неплохо. - Он потер виски. - Башка болит…
Головными болями он страдал с тех пор, как ударился затылком во время драки с Эалстаном. Из-за чего они повздорили тогда, он так и не вспомнил, за что Леофсиг и все его семейство неустанно благодарили силы горние. Но исчезновение Эалстана наводило и Сидрока, и дядю Хенгиста на подозрения - самые мрачные подозрения. Леофсиг жалел, что брату пришлось бежать из дому, но кто мог знать, что очнувшийся Сидрок потеряет всякую память о случившемся? Кто мог знать, что Сидрок вообще очнется?
- Домашнее задание сделал? - поинтересовался Хенгист.
- Ага… сколько смог, - пробормотал Сидрок. Учился он посредственно с малых лет, и удар по голове не прибавил ему успехов. Он отхлебнул вина. - Может, я все-таки запишусь в бригаду Плегмунда. Там мне не придется маяться с неправильными глаголами и дурацкими стишками.
Все разом поморщились - даже дядя Хенгист. Альгарвейцы набирали фортвежцев в бригаду Плегмунда, чтобы отправить на ункерлантский фронт. Леофсиг воевал против альгарвейцев, но скорей спрыгнул бы с замковой башни, чем стал бы сражаться за них. Но Сидрок заводил речь о вступлении в бригаду и до того, как подрался с Эалстаном. "Может, ему надо еще разок по башке приложить? - подумал Леофсиг. - Покрепче".
Глава 15
Официально Хадджадж находился далеко на севере, в Бише. При необходимости любое число свидетелей могло клятвенно поручиться, что министр иностранных дел Зувейзы, как ему полагалось, занят работой в царском дворце. Но Хадджаджу очень не хотелось бы, чтобы хоть один из них дал подобную клятву. Это значило бы, что секретность нарушена и альгарвейцы что-то подозревают. Лучше, если никто не узнает, что министр приезжал в пограничный Джурдхан.
Хадджадж шел по главной улице никому неведомого городишки: одинокий чернокожий старик в соломенной шляпе и сандалиях среди множества чернокожих мужчин, женщин, детей, одетых - точней, раздетых - на тот же манер.
Нагота имела свои преимущества. Сняв браслеты ручные и ножные, цепочки и кольца, которым увешивался обычно, Хадджадж превращался в простого обывателя. Достичь того же эффекта с помощью невзрачного платья было бы сложнее. Когда министр вошел на главный - он же единственный - караван-сарай Джурдхана, никто даже не обернулся. Чего Хадджаджу и было надо.
Он поднялся по лестнице (караван-сарай был одним из немногих строений в городе, способных похвастаться вторым этажом) и прошел по коридору, чтобы свернуть в один из номеров. Там, как доложили ему, ждал человек, с которым министр собирался встретиться тайно. Хадджадж постучал - раз, два раза и еще раз. Миг спустя лязгнул засов, и дверь отворилась.
На пороге стоял невысокий, плечистый, смуглый - но вовсе не до черноты - мужчина в белом бумазейном камзоле.
- Силы горние! - воскликнул он по-альгарвейски, окинув министра взглядом. - Тощий ты старый ублюдок!
- Премного благодарю за комплимент, господин Ансовальд, - отозвался Хадджадж на том же языке. - Рад видеть вас снова, ваше превосходительство.
Необходимость обращаться к бывшему - и, возможно, будущему - послу Ункерланта в Зувейзе на языке его врагов тешила его чувство иронии, и без того чувствительное. Однако альгарвейский был единственным общим наречием для двоих дипломатов: сам Хадджадж владел ункерлантским скверно, а его коллега ни слова не знал по-зувейзински.
Если Ансовальд и обратил внимание на эту насмешку судьбы, то виду не подал.
- Ну, входите, - бросил он, отступая в сторону. - Если желаете натянуть на свой обугленный костяк что-нибудь, вам приготовили камзол.
Такова была обычная практика в среде зувейзинских дипломатов. Хадджадж давно примирился с тем, что ему приходится облачаться в долгополый кафтан при встрече с послами Ункерланта и Фортвега, в рубашку и килт - рядом с посланцами альгарвейских держав, в штаны и блузу - общаясь с каунианами, и во что-нибудь - когда ему доводилось иметь дело с послами Куусамо и Дьёндьёша, где манера одеваться не носила политического характера. Примирился, но не полюбил.
- Нет, благодарю, - ответил он, покачав головой. - Это неофициальная встреча, так что я могу быть одет как мне угодно. Или раздет.
Он подумывал о том, чтобы явиться на встречу хотя бы в рубашке, подумывал - и отказался от этой идеи. Никто не привлек бы столько косых взглядов, как одетый зувейзин на улицах Джурдхана, - ну разве что голый ункерлантец посреди Котбуса. Кроме того, министр надеялся, что его нагота смутит Ансовальда.
Если его надежды и оправдались, ункерлантский дипломат никак этого не показал.
- Тогда заходите, - бросил он, - говорю вам. Я бы предпочел видеть на вашем месте женщину, да помоложе, но вряд ли царь Шазли со мной согласится.
- Прямо сказать - нет.
Хадджадж шагнул через порог. Ансовальд захлопнул дверь за его спиной и задвинул засов. Со стороны дипломата из любой иной страны его слова показались бы чудовищно грубыми, но для ункерлантца и это было неслыханным достижением: Хадджадж не мог припомнить, чтобы того прежде хоть в малой степени интересовало мнение царя Шазли.
Комната была обставлена на зувейзинский манер: на полу лежал ковер, а вокруг валялись большие и маленькие подушки, из которых каждый гость складывал себе сиденье по своему вкусу. Именно этим, не теряя времени, Хадджадж и занялся. Ансовальд неуклюже последовал его примеру. Вина, чаю и печенья, как сделал бы любой зувейзин, он гостю не предложил, а - вновь на ункерлантский лад - сразу перешел к делу.
- В один день мы о мире не договоримся.
- Я и не ожидал этого, - ответил Хадджадж.
- И проклятые альгарвейцы по вашему слову не разойдутся по домам, - пророкотал Ансовальд. - Да, вы с рыжиками в одной постели спите, но я-то знаю, кто из вас хвост, а кто - собака.
Хадджадж понял, что имелось в виду, хотя метафора получилась разнородная.
- Если бы Ункерлант не подверг насилию нашу державу, мы бы, полагаю, оставались нейтральны и сейчас, вместо того чтобы вступить в союз с королем Мезенцио.
- Да-да, - ухмыльнулся Ансовальд. - Шутки шутим? Затеяли бы ногами пинать упавших, как это у вас в обычае.
Зерно правды в его словах было, и не одно. Но между правдой и дипломатичностью имелась определенная разница - порою весьма значительная.
- Полагаете, что лишний враг пошел на пользу вашей державе? - полюбопытствовал Хадджадж.
- Назовите цену. - О да, Ансовальд был ункерлантцем до мозга костей: ни тонкости, ни изящества, ни стиля. Общество маркиза Балястро, альгарвейского посла в Бише, Хадджаджу казалось значительно более приятным.
С другой стороны, культурные, утонченные альгарвейцы первыми начали резать кауниан ради сомнительного преимущества в бою. Судя по всем донесениям, конунг Свеммель последовал их примеру, не моргнув глазом… но альгарвейцы оказались первыми. Забыть о этом Хадджадж не мог, как ни пытался.
- Ваше превосходительство, Ункерлант вступил в войну с Зувейзою, поскольку условия Блуденцкого договора перестали устраивать вашего монарха, - заметил он.
- Блуденцкий договор подписывал Киот-предатель, - рыкнул Ансовальд.
Это была чистая правда: как и Фортвег, Зувейза воспользовалась царившей в Ункерланте к исходу Шестилетней войны смутой, чтобы добиться независимости.
- Но конунг Свеммель придерживался его условий в последующие годы, что принесло ему неплохие результаты, - промолвил Хадджадж. - А когда он решил нарушить договор и вторгся в нашу страну, результаты оказались не блестящими. Разве не эффективней было бы следовать путем, уже доказавшим свою действенность?.
Свеммель, а за ним и его подданные бесконечно твердили об эффективности, но разговоры давались им легче действий.
Мясистая физиономия Ансовальда была словно создана для мрачных гримас. Именно такую посол и скорчил.
- Теперь вы, ворюги чернозадые, отхватили даже больше земли, чем отписано вам по Блуденцкому договору, и прекрасно это знаете!
Хадджадж шумно выдохнул.
- Да, и случилось это оттого, что вы, бледнолицые воры, захватили себе слишком много от того, что честно отдали по договору. Вернитесь к довоенной границе, подпишите гарантии нерушимости этой границы, и я, возможно, уговорю царя Шазли удовольствоваться этим.
С тех пор, как боевые чары начали поддерживать массовыми жертвоприношениями, министр иностранных дел Зувейзы искал способа отвертеться от мировой войны. Нынешняя попытка казалась ему многообещающей, учитывая, что о встрече запросил Ункерлант.
Но Ансовальд перечеркнул его надежды, заявив высокомерно:
- Конунг Свеммель готов вернуться к тем границам, что выторговали вы у него в Котбусе, но ни на шаг дальше.
- Я согласился на эти границы лишь оттого, что Ункерлант вторгся в наши пределы, - возмущенно воскликнул Хадджадж, - в то время, как моя держава выступала против него в одиночестве. Сейчас обстоятельства изменились, и конунгу Свеммелю лучше бы признать это.
- Он и признает, - ответил Ансовальд. - Предлагая вам даже такую малость, он признает - неофициально, понятное дело, - право Зувейзы на существование. Это больше, чем вы смогли добиться от него прежде. Берите и будьте благодарны.
Хуже всего было то, что определенная логика в его словах имелась. Определенная.
- Этому не бывать! - сурово промолвил Хадджадж. - Зувейза согласилась на эти границы, будучи разбитой в бою. Но сейчас мы не разбиты, как вы сами подметили. И если конунг Свеммель не признавал нашей независимости - отчего же вы столько лет прослужили послом в Бише?
- Конунг вел с вами дела. Вы, зувейзины, так или иначе никуда не денетесь, - признал Ансовальд с такой неохотой, словно у него выдергивали по зубу за каждое слова. - Но быть - одно дело, а быть суверенной державой - совсем другое.
- И ради того, чтобы выслушать эти условия, я примчался сюда из самой Биши? - спросил министр. Когда Ансовальд кивнул, Хадджадж почувствовал себя обманутым.
- Я не могу передать их моему повелителю, который остается царем Зувейзы, нравится это Свеммелю или нет. Мы надеялись поторговаться - учитывая, какую часть Ункерланта успело захватить Альгарве к нынешнему дню.
- Ныне меньше, чем прежде, - отрубил Ансовальд, гордо вскинув голову. - Завтра меньше, чем ныне. До прихода весны мы вышвырнем оккупантов с нашей земли - а тогда придет и ваш черед.
Хадджадж не очень на это рассчитывал.
- Чуть больше месяца назад враг подступал к окраинам Котбуса, - напомнил он.
- Сейчас им не видать столицы как своих ушей, - прорычал Ансовальд. - Через год наши отважные солдаты будут стоять на окраинах Трапани. Вам и вашему племенному вождю, возомнившему себя царем, стоило бы иметь это в виду и вести себя подобающе.
Невзирая на боль в коленях, Хадджадж с достоинством выпрямился.
- Я надеялся, - промолвил он, чуть поклонившись, - вести дело с человеком здравомыслящим. - Учитывая, что посол представлял на переговорах царственную персону конунга Свеммеля, надежды министра представлялись излишне оптимистичными. - Если вы и правду верите в то, что высказали только что, мне остается лишь заключить, что некий черный маг одурманил ваш рассудок.
- Армии короля Мезенцио найдут свой конец в заснеженных степях Ункерланта, - упрямо заявил Ансовальд.
- Посмотрим, - ответил министр. - Однако вы, на мой взгляд, заблуждаетесь глубочайшим образом, и я не вижу смысла в дальшейней дискуссии, когда взгляды наши расходятся столь явственно. - Он поклонился снова. - Вас, разумеется, беспрепятственно проводят через линию фронта. - От прощальной насмешки он удержаться не сумел. - Имейте в виду, однако, что мы не можем обещать вашей безопасности от альгарвейских войск по дороге в Котбус.
Ансовальд бросил на старика злой и, как показалось Хадджаджу, испуганный взгляд - должно быть, вспомнил, где проходили становые жилы, а где - передовая.
- В здешних краях, - ункерлантец попытался сделать хорошую мину при плохой игре, - снега выпадает меньше, чем в южных областях державы. Но мы и отсюда вышвырнем сучьих детей. Посмотрите.
- Всего вам доброго, сударь, - только и промолвил Хадджадж через порог.
Ему показалось, будто Ансовальд пытался что-то ответить через закрытую дверь, но возвращаться не стал: голос посла звучал исключительно обиженно.
Вздохнув, Хадджадж спустился по лестнице и вышел из караван-сарая. Он тоже чувствовал себя обиженным. Вывернуться из тенет Дерлавайской войны так легко, как надеялся старик, его стране не удастся. Он вздохнул снова: слишком часто так случалось в мире - легче ввязаться в неприятности, чем выпутаться из них.
Незаметно для себя он дошагал до вокзала. Джурдхан возник благодаря тому, что в здешних краях проходила становая жила. Ближайший караван до Биши уходил на север лишь через несколько часов. Спецпоезда министру не подали: тогда на его поездку могли обратить внимание альгарвейцы, а Хадджадж - и его господин - не желали привлекать внимание союзников к переговорам с ункерлантцами. Тогда рыжики из старших партнеров в союзе превратились бы в хозяев.
Хадджадж пожалел, что Зувейза не может обойтись вовсе без союзников, и вздохнул в третий раз. Увы, так в мире случалось тоже слишком часто.