"Фургончик" Гаспара оказался многократно битым остроносым "Фольксвагеном" бледно-серого цвета. Выцветший, весь в царапинах и вмятинах, с самодельными зеркалами вместо заводских, снаружи он походил на цыганскую кибитку, потерявшую оглобли, но зато внутри напоминал дамский будуар. Стены и потолок были обиты бархатом, украшены кружевами, матерчатыми кисточками, справа и слева от сдвижной дверцы стояли большие кресла с подлокотниками, в глубине – раскладной диван. Похоже, когда-то, очень давно микроавтобус побывал в руках богатой неженки, любившей красоту и удобства. Ныне роскошь выцвела и очень сильно пообтерлась – но еще держалась, как и сам автомобиль.
Как накануне договорился Битали, Гаспар и Юлиана забрали его с друзьями возле дебаркадера, после чего поехали за Франсуазой.
– На пол все, несчастные! – приказала девушка, когда микроавтобус подкатил к калитке, а сама выскочила наружу, запрыгала: – Доброе утро, мадам!
– И чего вам в каникулы не спится, Юля?
– Иначе в Валенсию до темноты не успеть! Опоздавшим в кемпинге самые неудобные места остаются!
– Хорошо вам, девочки, отдохнуть!
Отползла сдвижная дверца, на пол легла тяжелая сумка.
– Скоро вернусь, мама! – крикнула на прощание Франсуаза и села внутрь, с явным удовольствием погрузившись в одно из кресел, вытянула ноги, привычно сдвинула занавеску. Видать, не первый раз ездила.
– Лежим, лежим… – Юлиана забралась на пассажирское кресло, захлопнула дверцу. "Фольксваген" покатился, свернул на шоссе. – Все! Дозволяю вставать и целоваться.
Битали разогнулся и, как советовали, поцеловал девушку:
– Привет!
На заднем диване Анита с Надодухом тоже целовались – словно раньше им кто-то запрещал.
– Как вырвалась? – оглянулась серьгастая девица.
– Да спокойно, – пожала плечами Франсуаза. – Отец, правда, покочевряжился, что в моем возрасте нечего далеко уезжать, но мать уговорила.
– Я поражаюсь с этих старперов, – откинулась на спинку Юлиана. – В школу им отпускать тебя не страшно, а в Валенсию позагорать они беспокоятся. Да в школе возле дома девица может в сто раз больше проблем себе на шею огрести, чем в самом диком кемпинге! В кемпинге всегда и охрана есть, и камеры, и полицию вызвать можно. А в школе в туалет затащат, и ку-ку… Не, чего-то я не о том. О школе до сентября – табу! – Упырь-девица опять повернулась в салон: – Слушай, фокусник, а твои друзья тоже из цирка?
– Из училища, – поправила ее Франсуаза.
– Зануда! – отрезала девушка. – Они прекрасно понимают, о чем я говорю. Ты чем занимаешься, Надодух?
– По канату хожу! – бодро ответил Сенусерт. – Но если что, могу и по деревьям.
– А я собачек дрессирую, – широко улыбнулась Анита.
– Да? – удивился недоморф.
– Я не про тебя, мой медвежонок, – погладила его по колену девушка.
– Да, с вами по дороге мелочи концертами не нашибаешь, – поняла Юлиана. – Каната и собачек у нас нет. Разве только фокусами… Что скажешь, Битали?
– Мы на кладбище торопимся… – Недоморф полез за пазуху, достал несколько фантиков, пробрался вперед по салону и положил на капот двигателя: – Это на бензин, Гаспар. Как обещал. Не хватит, добавлю.
– О, спасибо! – обрадовался паренек. – У меня как раз стрелка легла. Сейчас заправимся и рванем.
Микроавтобус закатился на колонку сразу за выездом из Ла-Фраманса, после чего вырулил на шоссе, потом на автостраду и помчался, слегка покачиваясь, под медленно восходящее солнце.
Около полудня они подкрепились в придорожной закусочной, снова забрались в салон, выкатились на дорогу.
– Чего вы такие скучные? – не выдержала Юлиана. – Молчите все время. Даже и не поверишь, что на циркачей учитесь.
– Мы же не на арене, – пожал плечами Битали.
– А правду говорят, что циркачи все нехристи и втайне жертвы на удачу приносят?
– Ты с ума сошла, Юля! – вспыхнула Франсуаза. – Ты еще скажи, что они младенцев воруют!
– Были и такие слухи, – пожала плечами серьгастая девица.
– Это не про них, это про цыган!
– Не, как раз про циркачей говорят. Что детей воруют, а потом заставляют тренироваться до полусмерти, пока те гимнастами не становятся. Добровольно так заниматься никто не способен.
– Точно-точно, – кивнул Битали. – Меня тоже украли, пока был маленький, а потом родители пятнадцать фунтов природным золотом заплатили, чтобы образование хорошее получить мог. Чего еще делать с приемышем?
– Может, и украли, – пожала плечами Юлиана. – Хочешь, давай посмотрим? Дай по ладони погадаю! Я умею, меня цыганка старая научила, когда мы с мамой при таборе жили и по стране скитались.
– У него отец военный, подруга, – напомнила Франсуаза. – Так что никаким цирком там не пахнет.
– А вдруг? – перебралось со своего места в салон серьгастое чудовище. – Не боишься, Битали?
– Да пожалуйста, смотри, – подал ей руки Кро.
– Надо только левую, – взяла его ладонь девушка. – Ага… О, какая длинная линия жизни! Тебе еще жить и жить, умрешь лет через пятьдесят дряхлым старичком. Ну, тебя, конечно же, никто никогда не крал, живешь с родными родителями, но часто переезжаешь. У тебя сильное сердце, и ты способен на настоящую страсть! Девушек у тебя будет немного, но ни об одной ты не пожалеешь. Как и они о тебе. А вот это линия потомства. Детей вижу пятерых. Двух девочек и трех мальчиков. Правда, знать ты будешь только о троих, счастливчик. Женишься через три года. Грустно то, что жена тебя переживет, вот такая незадача.
– Потрясающе! – сжал кулак Битали. – Прямо как в воду смотрела!
– У тебя, выходит, тоже талант, Юлиана! – подал голос Надодух. – Может, тебя к нам в цирковую труппу взять?
– Хочешь, и тебе погадаю?
– Давай! – согласился недоморф.
– Та-ак, – опустилась перед ним на колени серьгастая гадалка. – Вот это линия жизни, это линия любви, это линия богатства. Деньги тебя любят, а вот с удачей у тебя не совсем, до старости можешь не дожить. Зато женщины тебя любить будут, просто жуть! Одна, вторая, третья… Только жен четыре вижу… с любовницами тоже круто, менять станешь, как перчатки. Холм Венеры вон какой высокий! Но детей будет немного. В смысле не от каждой. Жизнь, в общем, выпадает недолгая, но яркая, как салют на День независимости.
– Как у тебя лихо получается! – не выдержала сидящая рядом Анита. – Можно я попробую? Дай руки посмотрю.
– Да легко, подруга! – Юлиана протянула отличнице левую руку. Но та решительно притянула вторую, осмотрела обе ладони, сложила, развела, сравнила еще раз, коснулась брови упырь-девицы возле серьги, растерла снятый пот между пальцами, понюхала. И только после этого взяла двумя руками ладонь своей жертвы. Потерла кожу, опять принюхалась…
– Так-так… Мама у тебя держится… Но разум помутнен. Или пьет, или иное наркотическое вещество пользует. Отец где-то рядом, но не вместе. Скорее всего, в соседнем доме живет. Похоже, до сих пор любит, но мать твоя с ним никак не уживается, одной веселее. Скитаться в детстве скиталась, но недалече, в пределах долины. Квартиры меняли? Хотя ты еще маленькая была, можешь не помнить. Вот только никаким табором тут и не пахнет, так что про цыганку ты врала. Но когда подросла, несколько раз пить пыталась. Однако не втянулась, бросила. В отместку матери старалась, да? Но неважно. Она тебе родная, с папой тоже все в порядке, раз этот вопрос всех вас так волнует. Делаешь ты постоянно то, что не нравится, и этим кичишься. Линии души и тела разные, не совпадают. Да так не совпадают, что девственности ты еще два года назад лишилась и по сей день себя за это ненавидиш-шь…
– Да пошла ты! – резко отпрянула Юлиана, выдернув руку. – Вынюхивала, да?! Кто тебе рассказал?
– Она же циркачка! – положила руку подруге на плечо Франсуаза. – Они много всяких хитростей знают.
– Откуда она знать может, когда я… Того…
– Глупости, случайное совпадение! – вмешался Битали. – Неужели вы не понимаете, что баловство все это, шалости? Видеть будущее невозможно, и гадать на него бессмысленно! Просто бывают совпадения, люди на них зацикливаются и думают, будто пророчество сбылось.
– Но я же тебе все точно сказала! – требовательно повернулась к нему девушка.
– Ну и что? – пожал плечами Битали. – Прошлое у всех примерно одинаково: папа, мама, школа, первая любовь. Так что ошибиться с гаданием трудно, никаким колдовством тут и близко не пахнет.
– А если я скажу! – Юлиана спохватилась, глянула на водителя и понизила голос: – А если я скажу тебе, что приворотное зелье варить умею? Вон, видишь его? Я Гаспара год назад приворотом напоила, и он с меня больше глаз не сводит и не отходит никогда! Все глупости прощает, все выкрутасы терпит.
– А если он просто влюбился в тебя, Юлиана? – так же шепотом ответил Битали.
– Скажешь тоже! – презрительно хмыкнула девушка и полезла вперед на пассажирское место.
– А мне погадать можешь? – тихо спросила Франсуаза.
Серьгастая девушка остановилась, оглянулась – но оказалось, что подруга обращается не к ней.
Горамник вопросительно посмотрела на Битали. Тот поколебался, но кивнул.
– Хорошо. – Анита поманила девушку ближе, осмотрела ладони, понюхала, потерла, посмотрела, пожала плечами, закрыла ее ладонь и откинулась на спинку дивана.
– Ты почему молчишь? – не поняла Франсуаза.
– А чего говорить? Все как у всех. Папа, мама, школа. Родители раньше ссорились, но теперь притерлись. И еще до тебя у них был кто-то еще. Похоже, что брат.
– Уехал… – растерянно подтвердила девушка. – А про будущее сказать можешь? Про любовь, детей? Семью, богатство?
– Вскоре ждет тебя короткая, но великая слава, каковая станет тебя тяготить, – отличница сказала это не Франсуазе, а Битали. – И вскоре после того, через год или два, ждут тебя нежданные перемены. Страшные, невероятные, болезненные. Приключение свалившееся сделает тебя королевой. Вот только непонятно по руке, живой или мертвой. Но это будет не скоро, и всего этого несложно избежать. Ведь так, Кро?
– А я вообще в гадание не верю… – Битали сделал вид, что безразлично отвернулся к окну, хотя сердце стучало как бешеное.
– Где?! – Юлиана кинулась к подруге, раскрыла ее ладонь. – Черт! Линии как линии!
Она повернулась к Аните, сунула ей свою руку:
– А что здесь?
Горамник склонила голову набок, усмехнулась:
– Короткая великая слава буквально через считаные дни… Вряд ли это совпадение. Наверное, слава у вас с Франсуазой будет одна на двоих. После чего случится помутнение. Алкоголь твой организм не принимает, курить ты до сих пор не куришь… Наверное, наркотики. Если после этой славы ты уколешься хоть один раз, умрешь через три года.
– Опупеть веселая беседа у нас получается, – хмыкнула Юлиана. – Мы все умрем… И чего мне скучно не ехалось?
– Если тебя это утешит, мне предсказано всего на два года больше, – пожалела серьгастое страшилище Горамник. – Но ведь никогда не поздно все изменить.
– А если не уколюсь?
– Ты правильно определяешь линию жизни, – ответила отличница. – Но не распознаешь ее знаки. Видишь вот эту ямочку? Если она разойдется, приходи. Погадаем снова.
Девушка посмотрела на ладонь и отступила, бессмысленно пялясь в паутину линий.
Битали ее прекрасно понимал. Смертной в этой каше тонкостей, ассоциаций и намеков в жизни не разобраться. Он сам, несмотря на все объяснения, значения всех этих линий, черточек и бугорков так и не освоил. Спасибо, что вообще зачет поставили. Впрочем, как заметил Кро, хиромантию никто из парней никогда в список своей специализации не включал.
– Юлиана! – громко позвал девушку Гаспар. – К границе подъезжаем, там всегда полиция стоит. Пристегнись, пожалуйста.
Засерьгованная девушка молча послушалась, и через несколько минут "Фольксваген" влетел в Испанию, чтобы на первой же развязке уйти влево.
– Если навигатор не врет, через час будем на месте, – пообещал молодой человек.
Вычисленное смертными кладбище оказалось небольшим, заросшим высокой травой участком на краю лиственной рощи. Хотя, может быть, на месте рощи тоже когда-то были могилы, но без столь крепких памятников. И только в одном месте над сухими колосьями и репейником возвышались ангел с крылышками – увы, без головы – и женщина в тоге, обвязанная кушаком с большим узлом на животе. Чуть дальше стояли два кирпичных склепа с зеленой крышей – похоже, это была пережившая века медь. Еще кое-где проглядывали каменные кресты и стелы – но покосившиеся, поколотые, покрытые трещинами.
Дорога кончалась аккурат перед рощей, и под кронами приезжим пришлось идти пешком по узкой тропке, усыпанной мелкими плоскими камушками. Но перед высокой травой исчезла и она, словно опасаясь проникать во владения мертвых. Гости тоже остановились, как-то не решаясь сделать первый шаг.
– Oye, de quien?! Aquí lo que hace? – окликнул их от грядок за кладбищем какой-то морщинистый старик в свободных черных штанах, просторной полотняной рубахе и широкополой соломенной шляпе.
– Я не знаю испанского! – развел руками Гаспар.
– Французы? Что вы тут делаете? – перешел на более понятную речь старик.
– В туристическом справочнике это место указано как родовое кладбище с памятниками! Вот, приехали посмотреть.
Старик отложил мотыгу, не спеша приблизился, обойдя заросли, и протянул руку:
– Два евро.
– За что? – не понял Битали.
– За осмотр. За всех, – старик торопливо почесал бок. Словно собака, укушенная блохой. – Если хотите остаться на ночлег, то пятнадцать. Тогда осмотр бесплатный.
– И что мы будем за это иметь, старче? – вскинула подбородок Юлиана.
– Место на земле и воду из колодца. Во-он того, возле моей фермы. Он остался еще от замка и будет старше кладбища. Можете пить, сколько захотите.
– Держи! – полез в карман Надодух. – Колодец того стоит.
– Благодарю, юный идальго, – кивнул старик и побрел обратно в поле.
– Потрясающе! – удивилась Горамник. – За последние пятьсот лет здешние крестьяне совершенно не изменились. И внешне такие же, и мотыги такие, и грядки…
– Откуда ты знаешь? – с подозрением спросила Юлиана. Битали и Франсуаза тоже посмотрели на нее с интересом.
– Чего вы на меня так уставились? – не поняла отличница. – Чего, на иллюстрации в учебнике время пожалели?
Туристы рассмеялись. Наваждение пропало, и они решительно вошли на погост, утаптывая пересохшую траву.
Смотреть по совести здесь было нечего. Скульптуры ничем особенным не отличались, к тому же оказались изрядно выщербленными: на крестах и обелисках надписей почти не уцелело, а окна и двери склепов кто-то достаточно давно заложил камнем. Возможно, чтобы никто и никогда не смог оскорбить праха умерших.
– Печать на кладке, – присел перед одним из склепов Надодух. – Блокирующая.
– Наверное, стряпчий какой-нибудь оставил, – сказала Франсуаза, – когда закрывали. Ну, чтобы не пропало ничего.
– А на других местах нет? – спросил недоморф.
Больше ничего похожего путешественники не нашли. Впрочем, и раствор, и даже сам кирпич успели изрядно осыпаться и расслоиться.
– В общем, днем тут делать больше нечего, – подвел итог Надодух. – Нужно ждать полуночи.
– Тогда пошли поедим? – предложил Гаспар. – У меня есть примус и пицца из супермаркета. Чего-то живот подводит.
– Ужин – это святое! – поддержал его недоморф. – Голодное брюхо любого демона своим воем распугает, нам этого не надо.
– А плитка зачем? – не поняла Юлиана.
– Согреть. Пиццу.
– Да кто же их греет-то, Гаспар? – рассмеялась девушка.
Но плитка все равно пригодилась – на ней заварили кофе в старой, как сам микроавтобус, турке, покрытой тонкой чеканкой и толстенным слоем копоти. Вестимо, она тоже осталась от первых хозяев и с тех пор ни разу не подвергалась надругательству в виде мыла и воды.
Отпив кофе, Юлиана стала снимать получившийся пикничок на свой планшет, потом сходила с ним к кладбищу, вскоре вернулась довольная:
– Если все получится, можно будет кино смонтировать, покруче Анжелкиного! – Упырь-девица сунула устройство куда-то в салон "Фольксвагена", посмотрела на небо. – Всегда так! Когда времени не хватает, вечер наступает за минуту. Когда его ждешь, солнце застревает в зените, словно его гвоздями прибили. И связь тут, зараза, не ловит… Каменный век, клянусь святой Марией! Слушай, фокусник, может, ты нам чего-нибудь покажешь?
– Да, было бы интересно! – Сидящая на подстилке Анита Горамник подтянула ноги, устраиваясь поудобнее, и взяла в руки стаканчик с кофе.
– Просим, просим! – ехидно осклабившись, поддержал ее Надодух.
Франсуаза ничего не сказала. Но посмотрела так, что Битали немедленно вскочил:
– Ладно, фокус так фокус! Юлиана, оставайся там, остальные сидите здесь…
Он подошел к микроавтобусу, встал за ним с водительской стороны.
"Фольксваген" был припаркован мордой к покрывалу, поэтому рассевшиеся зрители видели и юного чародея, и серьгастую девушку – в то время, как их двоих отделял друг от друга кузов.
– Юлиана, все занавески задернуты? Стенки машины железные? Прозрачного ничего нет? Я тебя увидеть не могу?
– Сейчас проверю! – Девушка не поленилась, слазила в салон, довольно долго там копошилась, пока не признала: – Ну, ладно, ты меня не видишь… И че теперь?
– Встань возле сдвижной дверцы… – Битали прикрыл глаза, сосредотачиваясь, соткал у себя в разуме образ серьгастой и выбеленной Юлианы, к ужасающей внешности которой уже начал потихоньку привыкать. Поднял веки, направив взгляд в зеркало на водительской дверце и, слава профессору Омару ибн Аби Рабиа, увидел в нем отражение девушки через зеркало на дверце пассажирской. – Теперь показывай зрителям пальцы, сколько захочешь. А я буду говорить, сколько ты подняла.
Юлиана пожала плечами и выставила вперед средний палец правой руки.
– Один! – сказал Битали.
Она добавила неприличный жест второй.
– Два!
Тогда девушка опустила руку и растопырила другую.
– Пять! Три! Семь! Два! Четыре…
Юлиана начала торопиться, корчить рожи и в конце концов вскинула ладони к голове, по сторонам от лица.
– Десять пальцев и два уха, – к общему восторгу путешественников, оценил Битали.
– Черт, как ты это делаешь? – под общие аплодисменты обежала микроавтобус девушка и стала осматривать борт "Фольксвагена" в поисках дырочки. – Это невозможно! Ты жульничал! Тут наверняка какое-то мошенничество!
– Ты знаешь, что такое фокусы, Юлиана? – усмехнулся Битали. – Это когда артист выходит на арену и честно всем говорит: "Люди, сейчас я вас всех обману!" И обманывает. Но никто не понимает как! Жульничество, это если бы я сказал, что умею видеть сквозь стены или на любом расстоянии. А я честно говорю, что фокус. Видеть могу. Но как и почему: не догадаетесь!
– Это какая-то разводка! – Юлиана в разочаровании хлопнула ладонью по машине. Никаких возможностей подглядеть за собой она так и не нашла.
– Теперь твоя очередь, Надодух! – указал пальцем на товарища Битали и похлопал в ладони: – Просим, просим…
– А чего мне показывать? – Недоморф поднялся, подошел к близкому дереву. – Я акробат, мне без каната похвастаться нечем.