Впервые познав женщину, он стал терять силу. Энергия уходила, словно в теле открывались невидимые каналы. Шабтай начал забывать - это при его фантастической памяти! Он все реже читал чужие мысли. Моего брата охватила ужасная болезнь - постепенно он становился обыкновенным человеком. Я не нахожу слов, которыми мог передать то, что случилось тогда с Шабтаем. Их нет ни в моем родном иврите, ни в турецком, вязью которого я вывожу эти строки, ни в польском языке, ни в латыни.
Но я помню одно - Сара была предназначена Шабтаю, а Шабтай-Саре.
И отношения их были священны, как священен и нерушим союз Всевышнего с народом Израиля.
20. Леви предлагает Менделю Коэну разыграть иезуитов
Не один десяток лет итальянские зодчие возводили костел иезуитов.
Когда же костел был достроен, обнаружилось, что его здание навевает нехорошие мысли о демоническом образе этого ордена. Проглядывало в костеле нечто хищное, драконье, раскрывался он на холмах, словно черные вороньи крылья, страшно и безнадежно. Чудовищен костел иезуитов и сверху, напоминая исполинского нетопыря, широко растянувшегося над львиным городом. Мы всё знаем, всё видим, всё помним - читалось в строгих узорах оконных решеток. Проходя мимо костела, Леви Михаэль Цви содрогнулся. Неужели в это мрачное строение, овеянное ночными кошмарами, он приведет Менделя Коэна?
Общаясь с сыном рабби Нехемии, Леви делал все возможное и невозможное, чтобы Мендель не только полностью доверился ему, но смог выполнить любую просьбу Леви, какой бы абсурдной она не казалась. Лишь в этом случае он сумел бы убедить юношу самому прийти к патеру Несвецкому, веря, что ему ничего не угрожает.
Они часто встречались в укромных местах, вне еврейского квартала - на Поганке, или в христианской части города, на площади Рынок, на Зеленой улице. Мендель узнал от Леви много нового о секретах своего прадеда, услышал тщательно скрываемую от его ушей историю поездки Нехемии Коэна в Стамбул.
Неужели мой отец столь сильно ненавидел Шабтая Цви, что не побоялся одеться турком и побежать к султану?! - изумился Мендель.
Все было так, как я видел собственными глазами - печально ответил ему Леви.
Я нисколько не желаю клеветать на твоего отца, но и вычеркнуть это из памяти не могу. Пойми: Нехемия решился на эту жертву, считая, что поступает правильно. Явление Шабтая Цви внесло смуту в еврейский мир, поэтому его надо поскорее убрать, неважно как, убить, обесславить, или добиться заточения в темницу навечно. Ради чего твой отец притворился вероотступником.
Леви упомянул об этом с умыслом. Ему нужно было проследить за реакцией Менделя. Саббатианство, как и поведение рабби Нехемии Коэна, тоже основывалось на жертвенности. Каждый, кто верил в избранничество Шабтая Цви, понимал, что он, став мусульманином, поступился самым дорогим - своим еврейством. Это было намеренное отречение, оправданное и предугаданное строками пророчеств. Поэтому для последователей Измирского каббалиста перемена веры - подлинная или мнимая - являлась вовсе не святотатством. Не хилул Ха-Шем, не хула на Г-спода, а прославление - так поясняли саббатианцы решение Шабтая Цви. Если человек отрекается, значит, он в это верил и продолжает, в глубинах души, верить. А тем, кто ни во что не верит, им и отрекаться не от чего…
Эта мысль породила саббатианское движение. Немало людей, желая приобщиться к замыслам Шабтая Цви - а среди них оказались, кроме евреев, еще и христиане, стали публично принимать другие религии, считая это особым подвигом. Для некоторых наиболее одиозных саббатианцев мусульманство казалось слишком простым. Эка невидаль, еврей-мусульманин, смеялись они, покажите мне, в чем он себя осквернил? Свинину не ел? Не ел. К язычеству не склонялся? Не склонялся. Тоже мне, вероотступник! Если по Рамбаму, он вовсе веры не менял. Поищите лучше что-нибудь поужаснее, чтобы ангелы на небесах содрогнулись, видя, как сыны Израиля заповеди нарушают!
Именно к шуточному вероотступничеству решил склонить Менделя Леви. Понарошку не возбраняется, оправдывался он.
Вроде б невзначай Леви предложил ему притвориться, будто Мендель нашел в Каббале понятия, близкие к идеям троичности, и всерьез подумывает о святом крещении. На первый взгляд это выглядело абсолютным безумием. Мендель никогда не слышал о еврее, нашедшем в Каббале хоть одну ниточку, связывающую ее с христианством.
Но. чем безумнее, тем лучше для иезуитов. Они это любят - подумал Леви. И начал вертеться вокруг Менделя.
- Менделе, хавери, я прошу тебя подшутить над Несвецким не только для того, чтобы он хоть ненадолго оставил в покое твою семью, признался Леви, стоя у круглого фонтана. Забыв извергать колодезную воду, фонтан одиноко собирал серый дождь. Зубастая пасть мифической рыбы противно ощерилась. Знаешь, я люблю одну милую девушку. Он богатая полька, и у нее есть бедная родственница, компаньонка Марица. Но она уже два дня в подвалах инквизиции. Ее пытают, Менделе, пытают! Если я не вытащу ее оттуда, погибнет не только Марица, но и моей любимой грозит смерть!
Мендель молчал. Леви оперся на чешуйчатое тело фонтанной рыбы.
- Смотри - сказал он сыну Коэна, - ее жизнь целиком зависит от воли иезуита Несвецкого. Захочет - освободит, захочет - отправит на костер.
- Но если ты придешь к нему, Несвецкий клялся закрыть дело против Марицы и вернуть ее домой…
- А что эта Марица натворила?
- Ничего. Она посеяла украшение, змеиный скелет на черном шнурке, но иезуит вычитал, будто это принадлежность ведьмы.
- А если иезуит обманет вас и не вернет девушку?
- Все может быть. Когда тебя подведут к купели, Марица уже будет на свободе! И спокойно, раскрыв окно, ты улетишь обратно в еврейский квартал! Отец даже не узнает об этом! Иезуит скорее умрет, чем признается в провале миссионерства! Он будет молчать как эта рыба!
- Но я ведь рискую. - усомнился Мендель.
- Рискуешь - согласился Леви. - Но невинный розыгрыш спасет три жизни: пани, ее компаньонку и меня. Если я не добьюсь любви пани, честное слово, утоплюсь в Полтве! Сделай это не только ради меня - а ради Шабтая!
- Не надо топиться - сказал Мендель. - Пойдемте к этому изуверу прямо сейчас. Для брата Шабтая Цви я и жизнь готов отдать, лишь бы все пошло как надо.
- Ну, зачем же жизнь, - возразил Леви, - она тебе еще пригодится.
- Главное, чтобы отец ничего не узнал - вздохнул Мендель.
Похоже, ссора с рабби Нехемией пугала его больше, чем несколько дней среди иезуитов.
- Клянусь, он даже не догадается - убедил его Леви.
В тот день Игнация Несвецкого одолевали невнятные предчувствия.
Иезуит раздобыл в лавке старьевщика затейливый ключ, должный сойти за ключ от собрания Нехемии, и положил его на видное место. Вдруг турецкий букинист сдержит слово, приведет коэновского отпрыска?
Часы тикали, невидимые стрелки, пружинки и колесики вращались, лаская слух осознанием дороговизны механической новинки. Свечи в медном подсвечнике медленно оплывали. Патер Несвецкий не дописал строку латинского письма. Началась сухая гроза. Воздух наэлектризовался до предела. Белые, с синеватым отливом огоньки сверкали на острых шпилях львивской готики. Металл притягивал разряды небесного гнева. Небо темнело тучами, но дождь не шел. Леви, сдуваемый с ног резкими порывами ветра, спешил к костелу иезуитов вместе с Менделем Коэном. Он чувствовал себя предателем. От одежды летели искорки, и Леви сразу вспомнил: брур нецицот, выбирание искр. Неужели спасение Шабтая, Марицы и Сабины стоит участи этого несчастного мальчика?!
В крышу костела ударил сноп белых молний. Мендель вздрогнул.
Аль тидаг, Менделе - ласково сказал ему Леви. Пойдем. Ты посмеешься над иезуитом, выручишь нас, а потом улетишь домой.
Мендель Коэн со страхом всматривался в очертания костела.
- Я боюсь - испуганно прошептал он, и лицо Менделя показалось Леви каким-то детским. - Они вампиры, да?!
- Сам ты вампир, Мендель, - ответил Леви, - такие же люди как мы с тобой, только еретики…
Несвецкий усталыми глазами смотрел мимо раскрытой книги. Иерусалимские чётки гранатового дерева выпали из его рук.
Времени остается совсем немного, срок договора подходит к концу - думал иезуит. Приведет или нет? В углу сверкнул желтый совиный глаз.
- Подождем еще чуть-чуть - сказал Несвецкий своей ручной сове, - они придут, я знаю.
Сова радостно клекотнула, щелкнув клювом.
- Полчаса - произнес патер. - Полчаса. А потом я иду арестовывать пани Сабину. Может, тогда этот турок поторопится?!
Внезапно в окно стукнули. Еще раз. Еще. Несвецкий открыл дверь сам, никому не доверяя. Перед ним стоял турок в тюрбане и длинном халате, державший за руку испуганного еврейского мальчишку, худого, большеглазого, в бархатной ермолке, из которой выбивались черные завитки шевелюры и два скрученных ушных локона, не стриженные с рождения.
- Вот вам Мендель Коэн, сын Нехемии Коэна - сказал Леви иезуиту. - Прошу любить и жаловать. А мне ключик и Марицу. Баш на баш, как говорят у меня на родине, ты - мне, я - тебе.
- Входи, сын мой, под сень креста - ласково ответил Несвецкий. - Я ждал тебя.
Мендель поклонился и вошел. Иезуит попросил подождать, зашел в комнату, вернулся и протянул Леви ключ. Потом он кликнул слугу, шепнул ему что-то на ухо.
- Будет сделано немедленно - ответил тот.
- Подойдите к городской тюрьме. Там держат Марицу. Вам ее отдадут. Ступайте, а то заметят.
Леви взял ключ и помчался выручать Марицу. Он успел. Над ее кожей уже занесли раскаленные щипцы, когда дверь пыточной распахнулась. В нее влетел стражник.
- Освободите - приказал он.
Палачи стали спешно одевать Марицу. От страха она онемела и не могла идти. Леви приблизился к ней. Запястья русинки украшали следы от веревок.
Платье было разорвано. На лице виднелись ссадины и ушибы.
- Ты можешь идти? - спросил он.
Марица поднялась, но сразу зашаталась.
- Ладно, - сказал Леви, - я понесу тебя домой.
Он протянул к ней руки и взял худое тело. Что они с ней сделали! Но - жива.
Долго этой электрической ночью Леви нес на руках измученную Марицу, пока не добрался до особняка пани Сабины. Там он постучал в ворота. Залаяли псы.
- Тише, тише - заворчал Леви, свои!
Пани Сабина уже спала, когда Леви принес Марицу. Она проснулась от шума и выглянула в окно. На пороге стоял Леви, держащий на руках Марицу.
- … Если бы вы знали, пани, чего мне это стоило! - сказал Леви, когда служанка уже была передана заботам знахарки и лежала в компрессах.
- Я останусь навсегда вам благодарной, Осман-бей, - сказала Сабина.
На щеках ее блестели слезы.
- Лучшей благодарностью будет ваша любовь, ясновельможная - улыбнулся Леви. И ушел.
Всю ночь у иезуита Несвецкого горел свет. Он расспрашивал Менделя Коэна о вере и традициях еврейского народа, о Каббале и христианстве, обрядах и ритуалах, особенно напирая на то, нет ли в них убийств иноверцев, не добавляется ли в мацу человеческая кровь.
Ключ, который иезуит отдал Леви, был поддельный. Он не открывал железный шкафчик, где рабби Коэн хранил самые редкие рукописи и книги.
21. Львовская битва. Два письма. Мраморный ангел Лычкаревского кладбища
В 1675-м году около 60 тисяч турок и 100 тисяч кримськой конницы ворвались на Подолье, польськую часть Украины. Османы снова стали угрожать мисту Львову.
(Из хроник)
Проснувшись в состоянии, близком к забвению, Леви Михаэль Цви первым делом побежал умываться. Вода в лоханке была холодная, и, поливая себя, он тщетно пытался вспомнить, что было вчера. Произошло что-то страшное, припоминал Леви, вытираясь, но что?!
Выйдя на Поганско-Сарацинскую улицу в тюрбане и халате, Леви удивленно заметил, что все турецкие и татарские лавки украсились зелеными полотнищами, испещренными арабской вязью.
Аллах акбар - прочитал он справа налево, привстав на цыпочки.
Ляхистан правоверный - было написано на другом.
Странно, подумал Леви, вроде б сегодня не праздник. Тогда зачем флаги?! Правду львивский букинист узнал скоро. В лавку "Османа Сэдэ" завернул сосед и помимо прочего сообщил: на Львив идут турки, уже соединившиеся с отрядами крымских татар. Город будет взят в ближайшие недели.
- Но… Леви запнулся, подбирая турецкие слова, - а как же Ян Собесский?! Если его войска привлекут союзников, то…
- Собака этот Собесский - сказал турок. - Армия султана Мехмета непобедима! Мы возьмем Львив и на шпиль Ратуши повесим вот это знамя - он указал рукой на болтавшееся зеленое полотно. - А через пару лет падет Вена, затем Варшава.
- Инш’алла - добавил ехидный Леви. - Я бы на вашем месте не радовался: осада обещает быть долгой и кровопролитной.
- Мы платим налоги и сборы неверным - рубанул другой покупатель, и на что они идут? На костелы, на христианские школы, на содержание женщин католических священников, коих - и женщин, и священников - даже приличными словами назвать стыдно!
- С каждым годом с мусульман берут все больше, а права наши тают, словно лед на огне. Плати за все, плати! - присоединился к спору еще один праздношатающийся.
- Будем верить, что владения султана приукрасятся еще одним львиным городом - вздохнул Леви, - а мне пора работать. Видите, дама пришла.
Если Львив станет турецким, Леви кинется в ноги султану и вымолит у него перевода Шабтая Цви из Ульчина в этот город. Он готов ради этого пойти на любую жертву, даже стать евнухом, заложником благонадежности брата, охраняя покой султанского гарема. Тогда. тогда все начнется заново.
Но можно ли переиграть битву? Хватит ли у Шабтая сил вновь вступиться в тяжелую борьбу?! Леви не знал, к чему готовиться. Победа турок означала новую жизнь, вторую, и, наверное, последнюю попытку Шабтая Цви изменить все, что ему не нравилось. Дервишский орден Бекташи - размышлял Леви, всецело на стороне Шабтая. Дервиши придут в Галицию с турками, чтобы тихо сеять семена своего учения, восходящего к наизакрытейшему "Тарикату Ибрахими". Перебирая агатовые чётки, Шабтай вместе с ними станет мелодично напевать "Теилим" на родном иврите, и никакой Фызыл Ахмед - паша Кепрюлю не помешает ему.
- Это же Львив, Шабти, - скажет ему Леви, - твой город! Здесь возможно все. Дервиш в смешной шапке с лисьей опушкой и маленьким лисьим хвостиком сзади, декламирующий "Теилим" как речитатив Корана, никого не удивит.
Даже если Шабтай будет жить по бумагам, выданным на имя… хм, кого?
Ну, например, православного русина Оленкина - так, кажется, переводится фамилия Цви?! Неужели Мендель, светлая голова, не шутил, обещая в таком случае настоящую "авив ярок" - возрождение авраамического единства, о котором смутно упоминается в каббалистических рукописях Эзры д’Альбы?!
На словах "авив ярок" - зеленая весна Леви осенило.
- Ялла! - вскричал он, - да у меня же в кармане ключ от библиотеки Коэна! Поторгую немного и побегу открывать, пока рабби штудирует Талмуд в синагоге Нахмановичей. Возьму трактат "Эц даат" и незаконченный черновик "Пардес римоним", заверну в талит, отошлю Шабтаю через армянских купцов. Они доставят что хочешь даже в такую глушь, как орлиная страна Албания.
Нехемия Коэн везде искал своего сына Менделя, но не находил.
- Где же он? - беспокоился отец, - в такую позднюю пору?!
Леви Михаэль Цви уверенной походкой победителя спешил к дому Коэна.
Он уже приблизился к двери, подняв руку, чтобы ударить в колокольчик, и тут Леви настиг Коэн.
- Где мой сын! Отвечай! - Нехемия схватил Леви за тюрбан и стал душить.
Он не сомневался - это его рук дело. Старый грузный раввин вполне мог удавить Леви, но ему удалось вырваться.
- С Менделем твоим все в порядке, - тихо ответил Леви, - он в костеле иезуитов готовится принять святое крещение. По римско-католическому обряду - зачем-то добавил он.
Рабби Нехемия Коэн побледнел.
- Что ты сказал, мерзавец? Что ты выдумал?
- Я ничего не выдумал, рабби, - сказал Леви, смотря Нехемии в глаза, расширенные от ужаса и страха. - Все так. Мендель у патера Несвецкого. Если хотите его увидеть, отдайте рукописи д’Альбы.
- Негодяй! - Коэн уже шипел, плохо понимая, что Леви может его обманывать.
- Это вы негодяй, рабби - сказал Леви, немного подумав. Вы знали, что Шабтай Цви рожден для великих свершений, но всегда метили на его место. Вы тоже хотели быть Машиахом. Не спали ночами, думая, как бы от него избавиться.
- Это неправда! - вскричал Коэн.
- Раз задело, значит, правда! - разъярился Леви. - Кто подбросил Шабтаю молодую белую коброчку на дороге в Салоники?! Можете не признаваться, я знаю, что это была ваша затея! Коброчку в плетеном сосуде с крышкой вы купили у индусов, поглотителей огня, и переправили в Турцию, чтобы один опытный убийца положил ее моему брату на шею, когда он спал! Но вы забыли, рабби, что перевернутое "Машиах" читается "нахаш", змей, поэтому Шабтаю никакие змеи не страшны. Коброчка уютно сползла ему на живот, свернулась клубочком и мирно проспала до утра, а потом уползла по своим кобриным делам в можжевеловые заросли. Это вас не остановило! Через несколько лет подло воспользовались случаем, чтобы уничтожить моего брата.
Зрачки Леви сузились, словно у дикой кошки.
- Шабтай Цви оказался умнее - он выбрал жизнь, а не смерть. Вы уже потирали руки в ожидании казни, а тут такая неожиданность! Увидев меня на площади Рынок, испугались, что стану мстить. Если бы вы отдали мне рукописи сами, я не стал отводить Менделя к иезуитам. Почтенный рабби не оставил выбора бедному турку!
- Но что с моим сыном? - спросил Нехемия.
Я же сказал: беседер гамур! Он скоро улетит от иезуитов, как и полагается потомственному каббалисту…
- Кстати, этот ключик - ваш? - Леви вытащил ключ, который ему дал Несвецкий.
Не мой - уверил его Коэн. - Он похож на ключ от моего шкафа, но узоры немного не те. Видите, здесь две симметричные капельки. А у меня ручка ключа стилизована под птичье перо с глазом внутри.
- Обманщик! Вот так связываться с иезуитами! Но это уже ваши сложности - ехидно подкольнул Леви Нехемия.
- Взаимно, рабби! - улыбнулся Леви. Злость его прошла.
Он простил Коэну все, хотя говорил в гостях у пани Сабины, что прощают одни христиане. Слезы старика, его растерянность и ужас заставили Леви пожалеть Нехемию.
Все-таки еще ничего неизвестно о Менделе - решил он, мало ли что может произойти, вдруг не он обыграет иезуитов, а они его?!