Монстр взвыл. Торгрин в этот момент был беззащитен, и понимал, что поплатится за сделанное. Так и произошло. Монстр замахнулся лапой и ударил Тора в рёбра. Тот услышал, как хрустнули кости, и полетел в каменную стену на другом конце пещеры.
Зверь попытался нагнать его, но был всё ещё пригвождён к полу. Он наклонился, схватил меч Тора и вытянул его из камня и из своей стопы.
Он развернулся и атаковал Тора. Тор катался по полу, оглушённый падением, и смог только посмотреть вверх, собирая силы для рывка. Он бы не успел отреагировать вовремя.
Остальные пришли на помощь. Матус бросился вперёд, широко размахивая кистенем, и одним ударом попал монстру в бедро.
Монстр разъярился и отвлекся от Тора, как тут же с другой стороны его атаковал Рис, пронзил кинжалом и заставил упасть на колени. О’Коннор выпустил ещё одну стрелу, а Инлра – несколько зарядов из пращи, попав монстру камнем в глаз, пока Элден уже подбежал с топором, и прорубил монстру плечо. Конвен прыгнул вперёд, приземляясь зверю на голову, занёс меч и опустил его на звериный череп.
Монстр застонал, обезоруженный таким количеством нападавших. Он взревел и резким движением распрямился во весь рост и во всю ширь, потянувшись руками назад и сбрасывая Конвена. Всех остальных он тоже разбросал в разные стороны, и они полетели на камни.
Когда в глазах у Тора прояснилось, и он посмотрел вверх, он понял, что монстр неуязвим. Что бы они ни делали, это его не убьёт. Драться с ним означало верную смерть.
Тор понял, что должен взять на себя ответственность и быстро принять решение, чтобы спасти всем жизнь.
"В туннель!" – скомандовал он.
Все послушались его, когда ещё раз взглянули на монстра и поняли, что Тор имел в виду. Туннель был их единственной надеждой. Они вернулись к действию, подобрали своё оружие и побежали за Тором к туннелю, а монстр погнался за ними.
Тор остановился перед входом.
"Вперёд!" – приказал он, желая, чтобы другие спаслись первыми.
Тор стоял с мечом наготове, прикрывая проход от зверя, чтобы его друзья могли уйти. По одному – Индра, Конвен, Элден, О’Коннор и Рис – они прыгал в туннель ногами вперёд и исчезали во тьме.
Матус остановился рядом с Тором.
"Я задержу его", – сказал Матус. "Иди ты!"
"Нет!" – сказал Тор.
Но Маутс не хотел слушать. Зверь бежал к туннелю, целясь в Тора, и Матус шагнул вперёд и отсёк зверю два длинных когтя, за секунду до того, как они достигли Тора.
Тор в тот же момент пригнулся и отрезал чудищу вторую руку.
Зверь взвыл, и Тор с Матусом в ужасе увидели, как отрубленные руки мгновенно отрастали снова. Тор понял, что одолеть его невозможно.
У них оставался последний шанс.
"ИДИ!" – заорал Тор.
Матус развернулся и нырнул вниз, и Тор последовал за ним, головой вперёд, приготовившись скользить. Но вдруг его остановили. Он почувствовал, как когти зверя впились в его ногу, разрезав кожу, и вскричал от боли. Зверь потянул его обратно.
Тор оглянулся и увидел, что монстр быстро тянет его вверх, прямо в свою разверзнутую пасть. Он понял, что через мгновение умрёт ужасной смертью.
Тор собрал в кулак остатки сил – ровно столько, сколько нужно было, чтобы дотянуться назад и отрубить монстру запястье.
Тор с криком полетел в туннель. Кувыркаясь, он нёсся всё быстрее и быстрее в направлении неизвестного.
Глава двадцать третья
Волусия восседала на золотом троне у края арены в окружении дюжин советников и смотрела вниз, ликуя, когда разъярённый пламенно-красный Разиф опустил рога, и проткнул ими спину раба. Зрители засвистели и затопали ногами, а Разиф, наслаждаясь триумфом, поднял раба над головой, демонстрируя всем свою жертву. С рогов его капала кровь. Разиф покрутился во все стороны, а затем наконец сбросил труп, который кувыркаясь полетел в грязь.
Волусия ощутила знакомое радостное возбуждение. Мало что приносило ей такое же удовольствие, как вид медленной и мучительной смерти человека. Она наклонилась вниз, опершись на подлокотники трона, и любовалась зверем и его жаждой кровопролития. Ей хотелось ещё.
"Ещё рабов!" – скомандовала она.
Протрубил рог и внизу открылись железные клетки. Дюжину рабов вытолкали на арену, и железные решётки с грохотом опустились за их спинами, отрезая путь назад.
Толпа заревела, а рабы с широко открытыми от ужаса глазами побежали врассыпную, пытаясь спастись от взбешённого зверя.
Разиф, однако, был настроен очень воинственно, и, к тому же, был очень быстр для своих размеров. Он безжалостно загонял каждого раба, накалывал их на рога, крушил им головы, топтал копытами и иногда кусал своими длинными зубами. Ярость не позволила ему остановиться, пока все до одного рабы не были мертвы.
Толпа совсем обезумела, подбадривая его ещё и ещё.
Волусия была довольна.
"Ещё!" – крикнула она.
"Моя госпожа?" – раздался голос.
Волусия обернулась и увидела Соку, главнокомандующего её армии, который почтительно склонился перед ней. Его лицо выглядело озабоченным. Волусия не терпела, когда её отвлекали от шоу. Она знала, что Соку не стал бы этого делать, если бы вопрос не был очень важным.
Никто не смел заговорить с ней без разрешения, под страхом смертной казни. Волусия смерила главнокомандующего раздражённым взглядом, под которым тот нагнулся ещё ниже.
"Императрица, простите меня, – добавил он, – но дело чрезвычайной срочности".
Она смотрела на опущенную перед ней лысую голову и разрывалась между тем, чтобы его казнить, и тем, чтобы выслушать. Наконец, из любопытства она решила дать ему слово.
"Говори", – приказала она.
"Одного из наших людей убил раб. Надзирателя в маленькой деревушке на севере отсюда. Кажется, раб взбунтовался, защищаясь. Я жду вашей команды".
"И зачем ты мне этим докучаешь?" – спросила она. "Вокруг Волусии тысячи рабских деревень. Делайте, что обычно. Найдите бунтаря и медленно замучьте. А голову принесите мне как подарок на День рождения".
"Слушаюсь, императрица", – ответил он, и с низким поклоном удалился.
Волусия вернулась к зрелищу на арене и особенное удовольствие ей доставила сцена, когда один из рабов оказался достаточно глуп, чтобы попытаться атаковать Разифа. Разиф встретил его мощным скачком вперёд и боднул в живот, затем поднял высоко над головой и со всей силы обрушил вниз. Толпа ликовала.
"Императрица", – послышался ещё один голос.
Волусия в гневе обернулась – как мог кто-то осмелиться прервать её ещё раз? Перед ней выстроился отряд бледных огненноволосых финианцев в алых мантиях, со своим предводителем, Сардусом, во главе. Они были наполовину людьми, а наполовину – невесть чем. У них была белая, как мел, кожа и бледно-розовые глаза, и они всегда держали руки в карманах своих мантий, будто что-то скрывали. В столице все их знали и издалека замечали по ярко-рыжим волосам, ведь они были единственной человеческой расой, которой было позволено свободно, а не в рабстве, жить на территории Империи и даже иметь своих представителей в столичной власти. Такую сделку они заключили столетия назад, и нарушить её не решалась ни мать Волусии, не мать её матери. Финианцы были слишком богаты, слишком коварны и могущественны. Они были мастерами политических интриг и торговцами всеми возможными товарами и владельцами торговых судов – они могли бы по своей прихоти перекрыть городу кислород. Посредством тайных заговоров им всегда удавалось найти рычаги давления на правителей Волусии. Они заботились только о себе и никому не хранили верность, но без них бы королевский трон рухнул.
Волусию помутило при виде таких гостей. Она бы стёрла всю финианскую расу с лица земли, если бы могла.
"С чего мне тратить своё время на человека?" – нетерпеливо спросила она.
Сардус расплылся в лукавой улыбке.
"Императрица, если мне не изменяет память, вы и сами – человек".
Волусия вспыхнула.
"Я повелеваю веси расами Империи", – ответила она.
"И, всё равно, вы – человек. Человек в городе, где быть человеком – это преступление".
"Это парадокс Волусии", – сказала она. "Ею всегда правили люди. Моя мать была человеком, и бабка – тоже. Но это не делает человеком меня. Я избранная, во мне слились человек и божество. Теперь я – богиня, и убью любого, кто посмеет назвать меня иначе".
Сардус поклонился.
"Простите меня, императрица".
Она посмотрела на него с ненавистью.
"Скажи-ка мне Сардус, – начала она, – почему бы мне прямо сейчас не бросить вас всех Разифу и не покончить с вашей расой раз и навсегда?"
"Потому что тогда вы лишитесь власти, которой так дорожите", – ответил он. "Без финианцев Волусия развалится. Вы знаете это, как и знала ваша мать".
Она смерила его холодным взглядом.
"У моей матери было много заблуждений". Волусия вздохнула. "Что заставило вас надоедать мне в такой день?"
Следующая улыбка Сардуса явно не предвещала ничего хорошего. Он приблизился к ней так, чтобы больше никто не мог их слышать, и подождал, пока стихнет рёв трибун.
"Вы убили великого Ромулуса", – сказал он. "Верховного правителя Империи. Думаете, это может обойтись без последствий?"
Лицо Волусии исказилось от гнева.
"Теперь я – верховная правительница Империи", – ответила она. "и сама могу создать какие-угодно последствия".
Сардус ещё раз поклонился.
"Может и так, – согласился он, – но, тем не менее, наши шпионы – а их у нас хватает – доложили, что южная столица, прямо во время нашего разговора, готовит свою армии к выступлению в нашу сторону. Я никогда не видел армии подобной численности. Нам стало известно, что миллион солдат Ромулуса, который располагался в Кольце, тоже призван. Они все пойдут на нас. И будут здесь до начала сезона дождей".
"Ни одна армия не сможет захватить Волусию", – был ответ.
"На столицу Волусии никогда не нападали", – ответил Сардус. "Не такими силами".
"У нас больше кораблей, чем в любом флоте мира", – не сдавалась Волусия.
"Прекрасных кораблей, моя госпожа", – подтвердил Сардус. "Но они не станут нападать с моря. Мы сможем продержать их у наших стен не больше полумесяца, а затем они ворвутся сюда, разграбят город, а нас всех безжалостно убьют".
"А как тебя касаются государственные дела?", – спросила она.
Сардус улыбнулся.
"Наши источники в столице склоняются к тому, чтобы предложить вам сделку", – ответил он.
Наконец Волусии прояснился истинный мотив его визита.
"На каких условиях?" – спросила она.
"Они не станут идти на нас в поход, а вы, в свою очередь, признаете южного лидера Верховным правителем Империи. Это выгодная сделка, императрица. Позвольте нам заключить её для вас. В первую очередь, ради нашей общей безопасности. Позвольте нам разрешить ваше затруднение".
"Затруднение?" – переспросила она. "Какое ещё "затруднение"?"
Финианец посмотрел на неё озадаченно.
"Императрица, вы развязали войну, которую не сможете выиграть", – сказал он. "Я предлагаю вам выход".
Она покачала головой.
"Что вы никак не можете себе уяснить, – ответила она, – и что никак не могли себе уяснить многие до вас, так это то, что я создала ровно ту ситуацию, в которой хочу быть".
Волусия услышала вопли и повернулась к гостю спиной, чтобы посмотреть, как на арене Разив прокалывает рогами грудь очередного раба. Она удовлетворённо улыбнулась.
"Моя госпожа, – продолжил Сардус, приходя в отчаяние, – если позволите, я скажу прямо: до меня дошёл самый немыслимый слух. Будто вы намерились отправиться к Безумному Принцу. Будто вы рассчитываете заключить с ним союз. Вы, конечно, понимаете, что это бесперспективная затея. Безумного Принца недаром так прозвали – он отказывает всем просьбам и никому не даёт своих людей. Если вы пойдёте к нему, то унизите себя и навлечёте на себя гибель. Не слушайте своих советников. Мы, финианцы, существуем тысячелетиями, потому что мы разбираемся в людях. Потому что мы с ними сотрудничаем. Примите сделку. Поступите благоразумно, как поступила бы ваша мать".
"Моя мать?" – у Волусии вырвался презрительный смешок. "И где она сейчас? Пала от моей руки. Её убил не недостаток благоразумия, а избыток доверия".
Волусия многозначительно посмотрела на Сардуса, зная, что не может доверять и ему тоже.
"Императрица, – сказал он, не зная, как ещё её убедить, – я умоляю вас. Разрешите быть с вами откровенным: вы не богиня, как вам кажется. Вы – человек. И вы хрупки и уязвимы, как и все люди. Не затевайте заведомо проигрышную войну".
Взгляд Волусии стал бешенным. Сардус и всем наблюдавшие за их разговором генералы и советники пришли в ужас от её реакции.
"Я – хрупкая?" – переспросила она задыхаясь.
Это было последней каплей. Она поняла, что немедленно должна предпринять что-то, чтобы доказать всем этим мужчинам, что она какая-угодно, но не хрупкая. Ей необходимо было доказать всем то, в чём сама она не сомневалась: она – богиня.
Волусия резко отвернулась ото всех них и бросила взгляд на арену.
"Открыть ворота!" – приказала она слуге.
Тот был шокирован.
"Но, императрица…", – попытался возразить он.
"Я не стану повторять дважды", – сказала она холодно.
Слуга бросился к воротам, и в ложу ворвались крики толпы, и до Волусии с арены долетела волна жара и зловония.
Волусия вышла на балкон перед лестницей, ведущей вниз, и, раскинув руки, повернулась лицом к своему народу.
Все, как один умолкли, не ожидав увидеть её, и тут же упали на колени, чтобы поклониться ей.
Волусия ступила на первую ступеньку. Шаг за шагом, по бесконечной лестнице, она спускалась к арене.
Пока она спускалась, на стадионе воцарилась такая тишина, что если бы кто-то уронил иголку, это бы услышали все. Единственным слышимым звуком было тяжёлое дыхание Разифа, который бегал по пустой арене в поисках новой жертвы.
Наконец, Волусия достигла нижней ступеньки и остановилась перед последними воротами, отделявшими её от зверя.
Она повернулась к охраннику.
"Открывай!"
Тот растерялся.
"Императрица, – неуверенно обратился он к ней, – если я открою ворота, Разиф вас убьёт. Он затопчет вас насмерть".
Она улыбнулась.
"Я не буду повторять".
Солдат поспешил открыть ворота, и когда Волусия прошла через них, и ворота снова захлопнулись за её спиной, по толпе прокатился вздох изумления.
Все встали, чтобы лучше видеть, а Волусия медленным шагом направилась в центр пыльной арены. Она шла на Разифа.
С трибун послышались испуганные крики.
Разиф заметил её, взбрыкнул и издал рёв. Затем он на полной скорости, выставив рога вперёд, помчался на Волусию.
Волусия стояла в центре арены, раскинув руки. Когда Разиф начал атаку, она сама испустила пронзительный яростный крик. Волусия не сходила с места и не моргая смотрела на бегущего быка, а земля дрожала под ней.
Зрители вопили, ожидая, что зверь вот-вот наколет Волусию на рог, но она стояла спокойно, сохраняя высокомерный вид, и не спускала с противника грозного взгляда. Внутри она знала, что была богиней, знала, что ничто земное не может нанести ей вред. А если это было не так, если её могло убить какое-то смертное животное, то и жить ей было незачем.
Разиф нёсся на неё, но в последний момент, всего а нескольких футах от неё, резко остановился. Он встал на задние ноги, будто испугался.
Он стоял, смотрел на неё и не решался приблизиться. Медленно, он опустился на колени, а затем – на живот.
Толпа затаила дыхание, а Разиф склонил свою голову перед Волусией и коснулся земли лбом.
Она стояла с распростёртыми руками и упивалась властью над зверем, своим бесстрашием, своим вселенским могуществом. Она доказала, что была богиней. И больше она не боялась ничего.
Один за другим все присутствующие на стадионе упали на колени и низко склонили головы – десятки тысяч людей, все имперские расы выражали почтение к ней. Она чувствовала их энергию, впитывала их силы, и знала, что была самой могущественной женщиной на земле.
"ВОЛУСИЯ!" – скандировали трибуны.
"ВОЛУСИЯ! ВОЛУСИЯ!"
Глава двадцать четвёртая
Гвен стояла у входа в пещеру и смотрела на начинавшийся закат. Подготовка была в самом разгаре: все её подданные паковали свои немногочисленные пожитки и собирались с духом, чтобы покинуть это место и начать долгий переход через Великую Пустошь в поисках Второго Кольца.
Гвен понимала, что пришло время искать новый постоянный дом. Её народ нуждался в этом и заслуживал этого. Может, эта попытка будет стоит им жизней, но они хотя бы умрут стоя, в борьбе за что-то большее, а не забившись в нору и считая свои дни. Ей потребовался целый лунный цикл, чтобы осознать это и чтобы побороть свою тоску по Тору и Гувейну. Горе по-прежнему жило у неё внутри, но теперь она могла обуздать его и не позволить ему мешать ей выполнять свою миссию. Так или иначе, если она подчиниться горю, это не только не исправит ситуацию, но и окончательно отравит ей жизнь.
Конечно, Гвен мучило осознание утраты, мысль о том, что Тор и Гувейн могут никогда к ней не вернуться. Ей казалось, что у неё не осталось ничего, ради чего стоит жить. В таких случаях она вспоминала о своём отце и деде, и всём длинном роде королей, которые знавали немало потрясений, и которые доверили ей продолжать своё дело – в их примере на черпала силы. Она заставила себя быть сильной и сосредоточиться на предстоящей задаче. Ей нужно было направлять свой народ. Она должна была увести их в безопасное место.
"Моя госпожа?" – раздался настойчивый голос.
Гвендолин обернулась и с удивлением обнаружила у входа в пещеру одного из селян. Он запыхался и смотрел на неё очень серьёзно.
"Почему ты пришёл не дождавшись ночи?" – спросила встревоженная Гвендолин.
"У нас срочное дело", – сказал он торопливо. "Вы должны прийти на деревенский сбор, немедленно. Все".
Кендрик и Годфри подошли к ним, тоже не понимая, в чём дело.
"Зачем вам наш народ на вашем собрании?", – спросила Гвен. "Особенно при свете дня".
Гонец, все ещё задыхаясь, замотал головой.
"Вопрос касается всех нас, моя госпожа. Пожалуйста, пока вы не ушли, спуститесь к нам".
Он развернулся и побежал обратно, а Гвен осталась стоять в крайнем недоумении.
"Что им может быть нужно?" – спросила она. "Они умоляли нас никогда не показываться до наступления темноты".
"Возможно, они хотят просить нас уйти?" – предположил Годфри.
Гвен посмотрела на удалявшегося гонца и медленно покачала головой.
"Нет, – сказала она, – боюсь, тут что-то намного хуже".