* * *
Годфри, Кендрик, Гвендолин и большая группа членов Кольца вышли из пещеры и начали спускаться с горы, прижимаясь к склону, чтобы не поскользнуться и не быть замеченными. Когда они приблизились к деревне, то увидели сотни селян толпящихся на центральной площади, и даже на расстоянии уловили хаос среди них. Все они выглядели очень озабоченными, будто случилось что-то ужасное.
Когда процессия Гвен вошла в деревню, в центре толпы Годфри разглядел мальчика – брата Сандары по имени Дариус, а рядом с ними, как он понял, была его девушка – он слышал, как её называли Лоти. Эти двое стояли перед старейшинами, и девушка выглядела расстроенной. Годфри гадал, что они могли натворить.
Годфри, Гвен и остальные подошли как раз тогда, когда те молча стояли в центре толпы.
"Но зачем ты его убила?" – раздался осуждающий, исполненный паники голос. Годфри увидел, что кричала женщина, стоявшая рядом со старейшинами – мать Лоти, судя по всему. "Мы что, ничему тебя не научили? Как ты могла так себя повести?"
"Я не хотела этого", – сказала Лоти. "Я просто отреагировала. Моего брата били кнутом".
"И что?!" – заорал на неё вождь Бокбу. "Нас всех бьют кнутом каждый день. Но не один из нас не глуп настолько, чтобы давать отпор, а тем более – убивать кого-то. Ты навлекла смерть на всех нас. На каждого".
"А что на счёт Империи?" – воскликнул Дариус в её защиту. "Они не нарушили правила?"
Селяне разом умолкли и перевели взгляд на него.
"У них власть", – сказал один из старейшин. "Они и устанавливают правила".
"А почему власть должна быть у них?" – спросил Дариус. "Только потому, что их больше?"
Бокбу покачал головой.
"Ты сегодня очень глупо поступила, Лоти. Очень-очень глупо. Ты дала волю страстям, и это было опрометчиво. Это навсегда изменит судьбу нашей деревни. Скоро они придут сюда. И не один человек – сотни, а то и тысячи. Они придут с оружием и в доспехах. И убьют нас всех".
"Мне жаль", – сказала Лоти громко и смело, чтобы все слышали. "Но и не жаль, одновременно. Я бы сделала это ещё раз ради своего брата".
Толпа возмущённо ахнула, а отец Лои вышел вперёд и дал ей пощёчину.
"Я сожалею о том, что ты у меня родилась", – сказал он, гневно глядя на неё.
Отец Лоти перевёл взгляд на Дариуса, и гримаса удивления и ярости исказила его лицо, когда тот посмел посмотреть ему прямо в глаза".
"Не смейте её трогать", – пригрозил Дариус.
"Ты, маленький ублюдок, – сказал отец, – тебя за это могут повесить. Не смей проявлять неуважение к старейшине".
"Тогда вещайте", – ответил Дариус.
Отец Лоти посмотрел на него, взбешённый, но отступил, когда Дариус наконец-то отвёл глаза.
Лоти незаметно взяла Дариуса за руку, и Годфри увидел, как тот сжал её руку в ответ, давая знать, что он был за неё.
"Всё это сейчас не важно", – сказал Бокбу, и все прислушались. "Важно, что нам теперь делать".
Жители деревни переглядывались между собой в напряжённом молчании, и Годфри, наблюдая за ним, был поражен произошедшей в них перемене. Очевидно, что новые обстоятельства меняли всё. Конечно, теперь было не самое удачное время для Гвен и её людей, чтобы просто уйти. Но и остаться было бы самоубийством.
"Выдать девчонку!" – крикнул один из селян.
Несколько других негромко его поддержали.
"Отвести её в Волусию и сдать!", – добавил мужчина. "Может, они примут её в качестве подношения и оставят нас в покое!"
На этот раз послышалось больше одобрительных голосов, но недостаточно.
"Вы её не тронете!" – выкрикнул брат Лоти, Лок. "Иначе будете иметь дело со мной!"
"И со мной!" – поддержал его Дариус.
Селяне презрительно рассмеялись.
"И что же могут сделать калека и патлатый мальчишка, чтобы нам помешать?!"
На одном краю толпы хохотали особенно громко, и Годфри крепче ухватился за меч, гадая, когда начнётся драка.
"Хватит!" – крикнул Бокбу. "Вы что, не видите, что снами сделала Империя? Мы уже противостоим друг другу, вместо того, чтобы противостоять им! Мы стали совсем как они".
Толпа утихла, и селяне пристыжённо опустили головы.
"Нет!" – продолжил Бокбу. "Мы будем готовиться к обороне. Нам в любом случае умирать, так что мы умрём сражаясь. Займём позиции и нападём, когда они приблизятся".
"С чем?" – выкрикнул один из старейшин. "С деревянными мечами?"
"У нас есть копья с острыми наконечниками", – возразил Бокбу.
"А у них – стальные латы", – парировал старейшина. "Что им твои деревянные копья?"
"Мы не должны драться!" – вторил ему другой старейшина. "Дождёмся их прихода и будем просить о пощаде. Может, они смилуются над нами. В конце концов, им нужно, чтобы кто-то работал".
Среди селян разгорелась ожесточённый спор, и поднялся хаос, в котором мужчины и женщины просто кричали друг на друга. Годфри смотрел на них, поражённый, дивясь тем, как быстро всё сломалось.
Наблюдая за спором Годфри почувствовал, как в нём зарождается что-то, что он не в силах сдерживать – его осенило решение. И так было всю его жизнь – если какая-то идея приходила ему в голову, он не мог её игнорировать. Его прямо распирало изнутри, и ему срочно нужно было поделиться с остальными. Он не мог промолчать, даже если пытался.
Ноги сами вынесли Годфри в центр площади. Он оказался в окружении густой толпы, вскочил на камень повыше, замахал руками и закричал:
"Подождите!" Голос его прозвучал громогласно, исходя из глубины его большого живота, и странным образом стал похож на голос его отца, короля.
Жители деревни от неожиданности прекратили ругань, и стали разглядывать этого светлокожего пузатого пришельца, который требовал их внимания. Гвендолин и её спутники удивились его внезапной выходке ничуть не меньше. Он был точно не из воинов, но почему-то хотел взять слово.
"У меня есть другая идея!" – закричал Годфри.
Все взгляды были прикованы к нему.
"По моему опыту, любого человека можно купить, если предложить достаточно высокую цену. А армии состоят из людей"
Никто не понимал, к чему он клонит.
"Золото говорит на всех языках мира, в любой стране", – продолжил Годфри. "И у меня его достаточно. Достаточно золота, чтобы купить любую армию".
В тишине Бокбу подошёл к нему и спросил:
"Что конкретно ты предлагаешь? Раздать солдатам Империи по мешку золота? Ты думаешь, это заставит их уйти? Волусия – один из самых богатых городов Империи".
Годфри отрицательно покачал головой.
"Я не собираюсь ждать, пока армия придёт сюда", – ответил он. "Люди покупаются не так. Я пойду в город. Пойду туда сам и возьму с собой достаточно золота, чтобы купить любого, кого потребуется. Я завоёвывал людей не беря в руки меч, и этих смогу развернуть ещё до того, как они выйдут в поход".
Все уставились на Годфри потеряв дар речи. Стоя перед ними он дрожал, сам поражённый своей речью. Он не знал, что на него нашло. Возможно, несправедливость всего происходящего, возможно – вид храброй девушки в слезах. Он высказался, не успев ничего обдумать.
Неожиданно он почувствовал, как кто-то похлопал его по плечу. К Годфри подошёл селянин и посмотрел на него одобрительно.
"Ты – белый человек из-за моря", – сказал он. "Вы там поступаете иначе, чем мы. И всё же, у тебя появилась идея. Смелая и рискованная идея. Если ты хочешь пойти в город и понести туда свои жёлтые монетки, мы не станем тебя останавливать. Возможно, ты нас всех спасёшь".
Внезапно все жители деревни издали странный воркующий звук и протянули к Годфри открытые ладони.
"Что это за звук?" – спросил Годфри. "И что они делают руками?"
"Это приветствие нашего народа", – пояснил Бокбу. "Выражение восхищения. Таким звуком приветствуют героев".
Годфри ощутил ещё один хлопок по спине, потом – ещё, и вскоре деревенское собрание рассосалось и каждый пошёл в свою сторону, потому что Годфри положил конец их противостоянию. Он думал, что, во всяком случае, разрядил атмосферу, и теперь жители деревни смогут собраться и обсудить дальнейшую стратегию в другом тоне.
Годфри смотрел, как они расходятся, и его одолевало чувство нереальности происходящего. Что он только что наделал? Он что, правда подписался пойти в одиночку во враждебный имперский город и подкупить незнакомых людей? Что это – подвиг или абсолютная глупость?
К Годфри подошли Акорт и Фултон и помогли слезть с камня.
Они качали головами и улыбались.
"И это ты ещё даже не пил", – сказал Акорт. "Тебя действительно не узнать, друг мой"
"Могу предположить, что тебе понадобятся спутники", – сказал Фултон. "Кто-то, кто помог бы донести те самые жёлтые монетки, о которых ты говорил. Думаю, мы могли бы пойти с тобой. Заняться нам больше нечем, да и выпивка почти кончилась. К тому же, меня тошнит от той пещеры".
"Не говоря уже о том, что по дороге нам могут попасться бордели", – подмигнул Фултон. "Я слышал, Волусия – шикарное местечко".
Годфри смотрел на них с открытым ртом, не зная, что и сказать. Пока он думал, к ним приблизился Мерек, вор из подземелий, который вступил в Легион.
"Куда бы ты ни пошёл, – сказал он, – ты захочешь пройти через чёрный ход. Тебе понадобится хороший вор под рукой. Такой же беспринципный, как ты сам. Я – именно такой человек".
Годфри смерил его взглядом: почти одного с ним возраста, с хитрыми безжалостными глазами – под его внешностью можно было разглядеть мальчишку, который сам пробивал себе путь в жизни. Такой человек и был ему нужен.
"Ещё тебе нужен кто-то, кто знает Империю", – раздался голос.
Годфри обернулся и увидел Арио – невысокого парня, тоже из Легиона, который однажды спас Торгрина, а потом, сдержав данное обещание, в одиночку пробрался через леса Империи и переплыл море, чтобы попасть в Кольцо.
"Я раньше бывал в Волусии", – сказал парень. "И я сам из Империи. Ты решился на смелый поступок, а я восхищаюсь смелостью. Я пойду с тобой. Буду рядом в бою".
"В бою?" – переспросил его Годфри, и его охватило волнение, от осознания реальной ситуации.
"Молодец, юноша", – сказал Акорт. "Но никакого боя не будет. В боях умирают, знаешь ли, а мы такого не планируем. Боя не будет. Будет экспедиция в город. Возможность прикупить выпивки и женщин, а также дать взятку нужным людям и вернуться домой героями, утерев всем нос. Годфри, я прав?"
Годфри смотрел на него пустым взглядом. Так ли это? Он уже не знал. Всё, сто он знал, это то, что его большой рот связал его обязательствами. Почему именно в критические моменты гены его отца брали над ним верх? В нём говорило рыцарство или просто импульсивность?
Годфри увидел, что к нему идут его сестра и брат – Гвендолин и Кендрик. Они встали по обе стороны от него и многозначительно посмотрели.
"Отец бы гордился", – сказал Кендрик. "Мы гордимся. Смелое предложение".
"Ты стал другом этому народу", – сказала Гвендолин. "Они теперь восхищаются тобой. Надеются на тебя. Доверие священно – не подведи их".
Годфри посмотрел на неё в ответ и кивнул, сдерживая теперь свой язык, да и не зная, что сказать.
"Твой план одновременно и мудрый, и глупый. Только тебе может удаться провернуть такое. Заплати нужным людям, и выбирай этих людей внимательно".
Гвен подошла и обняла его. Когда она отстранилась, в глазах её была тревога.
"Береги себя, брат", – сказала она тихо.
После этих слов они с Кендриком ушли, а к Годфри приблизилась Иллепра с улыбкой на лице.
"Ты уже не мальчик", сказала она. "Сегодня ты стал мужчиной. Это – мужественный поступок. Мужчинами становятся именно тогда, когда берут на себя ответственность за других людей. Теперь ты герой. Что бы ни случилось, ты будешь героем".
"Я не герой", – ответил её Годфри. "Герои бесстрашны. Ничто их не пугает. Герои могут принимать взвешенные решения. Моё было поспешным, я его не обдумал. И я напуган больше, чем когда-либо в жизни".
Иллепра кивнула, и погладила его ладонью по щеке.
"Все герои так себя чувствуют", – сказала она. "Героями не рождаются. Ими становятся после принятия множества трудных решений. Это эволюция. И ты, любовь моя, встал на этот путь. Ты становишься героем".
Она наклонилась к нему и поцеловала.
"Беру обратно все свои слова", – сказала она. "Возвращайся ко мне. Я люблю тебя".
Они поцеловались, и на мгновение Годфри растворился в их поцелуе и забыл все свои страхи. Он посмотрел в улыбающиеся глаза Иллепры, когда она отстранилась и пошла прочь, и остался совсем один, спрашивая себя: что я наделал?
Глава двадцать пятая
Тор, весь побитый, сидел у странного костра, который сам по себе тлел на каменном полу. Рис, Матус, Конвен, О’Коннор, Элден и Индра сидели с ним рядом. Все семеро смертельно устали и сидели со слипающимися глазами опершись о выступы скал.
Тор никогда в жизни не испытывал такой усталости и знал, что она была неестественной. Из-за чего-то в здешнем воздухе, в непонятной поднимающейся и исчезающей красной дымке, он был сам не свой. Казалось, что при каждом шаге на него давил груз в тысячу тонн.
Тор мысленно вернулся к их падению в бесконечном туннеле. К счастью, в какой-то момент спуск стал более пологим, и их скольжение замедлилось, а пол у выхода был покрыт мягким чёрным мхом, который смягчил приземление. Всё это спасло их от гибели, но кувырки в туннеле всё равно не прошли бесследно – у Тора синяки покрывали каждый дюйм тела. Он был несказанно рад узнать, что выжили все. Трудно было сказать, насколько низко они спустились, но по ощущениям – на несколько миль. Далеко вверху всё ещё можно было услышать слабые отзвуки звериного рёва, и Тор понимал, что они ещё легко отделались.
Но теперь у них были новые проблемы. Они оказались намного глубже под землёй, и Тор не имел представления, в какую сторону им идти – если в этом месте вообще были какие-то стороны. Сразу после падения они смогли собраться и продолжить свой путь вглубь по новой сети туннелей. Как и те, что наверху, они были вырезаны в чёрной скале, но вдобавок к этому заросли чёрным мхом. Неведомые маленькие насекомые со светящимися оранжевым глазами прятались во мху и следовали за путниками.
Наконец, слишком измотанные, они не смогли больше сопротивляться усталости и идти дальше. Когда они увидели, что в скале горит естественный костёр, не сговариваясь, свалились вокруг него, понимая, что им нужно разбить лагерь и хорошенько выспаться.
Тор сидел молча, как и остальные, опершись на мягкую от мха скалу, и глаза его смыкались. Ему хотелось проспать миллион лет. Казалось, что в подземельях он провёл уже несколько жизней.
Тор потерял ощущение пространства и времени и не мог сказать, шли они месяц или целый год. Всё, что оставалось в его памяти, пока он смотрел потрескивающее пламя, с шипением и искрами вырывавшееся из-под земли, было лицо Андроникуса и долгое падение вниз. Его одолевала убеждённость в том, что им никогда не выбраться из этого мира. Он огляделся, внезапно осознав, что это место может стать его последним пристанищем. Расслабиться не получалось, и он невольно был настороже, ожидая, что из-за угла в любой момент может появиться какой-нибудь новый монстр. И второй раз им может не так повезти.
Тор смотрел на огонь и думал о том, что они проведут тут ночь, сколько бы она ни длилась. Проснутся ли они когда-нибудь? Отыщут ли Гувейна?
Тора накрыло чувство вины за то, что он, возможно, привёл братьев в свой личный ад. Он не планировал, что они вызовутся идти с ним, но был им за это благодарен. Он испытал невиданную ранее решимость найти Гувейна и, так или иначе, вывести отсюда всех своих друзей. Ради них, если не ради себя.
Все они сидели в удручённом молчании, затерявшись в собственных мыслях, и единственным слышимым звуком был треск костра. Тор гадал, увидит ли он ещё когда-нибудь дневной свет и Гвендолин. Чем дальше, тем мрачнее виделся ему финал, и он понимал, что должен отвлечься от всего происходящего.
"Расскажите историю", – сказал Тор, и не узнал собственный голос, нарушивший тишину.
Все посмотрели на него в удивлении.
"Кто-нибудь. Любую историю. Что-угодно".
Тор необходимо было перенестись куда-то в другое место, лишь бы отсюда.
По туннелю с завыванием пронёсся порыв ветра. Тор не знал, заговорит ли кто, и остались ли вообще у кого-то силы на разговоры.
После паузы, показавшейся вечной, когда Тор уже решил было, что он обречён остаться под гнётом собственных мыслей, воздух прорезал голос. Он звучал низко, мрачно и очень устало. Тор огляделся и с удивлением заметил, что голос принадлежал Матусу, который наклонился вперёд и, глядя в костёр, заговорил.
"Мой отец был сложным человеком", – медленно начал Матус. "Склонным к соперничеству. Завистливым. Не таким отцом, который бы радовался успехам сына. Скорее таким, который чувствовал в этом угрозу. Он хотел превосходить меня во всём. Что забавно, потому всё, чего я всегда хотел – это любить его и быть с ним рядом. Но он всегда меня отталкивал. Находил поводы для конфликта и держал на расстоянии. Мне понадобилось много времени, чтобы понять, что он ненавидит не меня, а себя самого".
Матус сделал глубокий вдох, глядя на языки пламени и переносясь в другой мир. Тору были близки его слова. Он чувствовал тоже самое по отношению к человеку, который его вырастил.
"Мне казалось, что я родился не в той семье", продолжил Матус. "Я будто, не вписывался – во всяком случае, не соответствовал его ожиданиям. Но дело в том, что я так и не понял, каким бы он хотел меня видеть.
Я знал, что не похож на остальных МакГиллов с Верхних островов. Мне были ближе Мак Гиллы из Кольца", – сказал он, бросая взгляд на Риса. "Я завидовал вам всем и мечтал о том, чтобы сбежать с островов на материк и вступить в Легион.
Но не мог. Такая мне выпала судьба. Братья меня ненавидели, отец – тоже. Единственным человеком, любившим меня, была моя сестра Стара… И моя мать".
На этом последнем слове Тор в голосе Матуса услышал горе. Последовало долгое молчание, и, наконец, Матус собрался с духом, чтобы заговорить снова. Голос его звучал так, будто путешествие по чертогам памяти утомило его ещё больше.
"Однажды, – сказал Матус, откашлявшись, – когда мне было лет тринадцать, отец позвал меня на охоту. Охота была устроена для моих старших братьев, и, пригласив меня, он бросил мне вызов. Он не думал, что мне удастся убить какого-нибудь зверя, но просто хотел ещё раз превзойти меня, и посмотреть, как мои старшие братья превзойдут меня, и как обычно, сделать из меня дурака. Он хотел, чтобы я знал своё место".
Матус вздохнул.
"Под конец охоты, уже на закате дня, нам встретился огромный вепрь – самый большой за всю мою жизнь. Мой отец кинулся за ним. Им двигала агрессия и желание покрасоваться, а вот искусной техники, которой он любил хвастать, недоставало. Он бросил копьё и промахнулся, разозлив зверя. Двое моих братьев оказались беспомощны и тоже промазали.
Рассвирепевший вепрь атаковал отца и уже собирался его убить. Мне следовало позволить этому случиться.
Но я отреагировал. Отец не знал, но много ночей подряд, когда все уже глубоко спали, я упражнялся в стрельбе из лука. Два идеально точных выстрела попали вепрю в голову. Он рухнул замертво, не успев добраться до отца".
Матус снова вздохнул и надолго умолк.