"Я прошу тебя, Короля Мёртвых, не забирать моего сына. Не позволь Гувейну умереть, по крайней мере, пока я не найду его, не подержу снова на руках, не посмотрю ему в глаза. Это всё, о чём я прошу".
Король обдумал его просьбу и кивнул.
"Твоё желание будет исполнено".
Король повернулся к О’Коннору.
"Чего ты хочешь?" – спросил он.
Тот ответил: "Я прошу увидеться со своей сестрой. Не забирай её, пока мы снова не будем вместе".
Вперёд вышел Элден.
"А я прошу увидеться с отцом".
"А я хочу воссоединиться со своим народом", – сказала Индра.
Король посмотрел на двоих оставшихся.
Рис торжественно выступил вперёд, взглянул на Короля и сказал: "Я прошу тебя отпустить Селезию. Позволь мне забрать её с собой. Верни её в мир живых".
Король Мёртвых внимательно посмотрел на Риса.
"Никто никогда не просил ничего подобного", – сказал он. "Это трудновыполнимая просьба. Если она и вернётся в мир живых, то всё равно не станет прежней. Потому что однажды умерев, нельзя по-настоящему ожить".
"Я что-угодно готов отдать", – сказал Рис, сжимая руку Селезии.
"Ты тоже этого хочешь?" – спросил её Король.
Она кивнула, не выпуская руку Риса, и слёзы текли у неё из глаз.
После долгой паузы Король кивнул.
"Пусть будет так", – сказал он. "Ты вернёшься в мир живых. На какое-то время. Не сомневайся, что мы ещё встретимся".
Король перевёл взгляд на последнего из них, Конвена, который гордо выпрямился и заявил:
"Я прошу, чтобы ты отпустил моего брата, и он тоже вернулся бы в мир живых".
Король помрачнел.
"Это невозможно", – сказал он.
Конвена охватила ярость.
"Но ты же разрешил Селезии вернуться!" – возразил он.
"Селезия может вернуться только потому, что она сама оборвала свою жизнь. Твой же брат был убит. Боюсь, он вернуться не сможет. Ни сейчас, ни когда либо ещё. Он останется здесь до конца своих дней".
Глаза Конвена наполнились слезами, когда он по очереди смотрел то на Конвала, то на Короля Мёртвых.
"Тогда я меняю свою просьбу!" – крикнул он. "Я прошу, чтоы мне разрешили остаться здесь, с моим братом!"
Торгрин и все остальные в ужасе охнули.
"Конвен, ты не можешь о таком просить", – поспешно вмешался Тор, и все окружили несчастного.
"Не надо!" – сказал Рис.
Конвен решительно высвободился из их рук.
"Если мой брат не может получить свободу, – сказал он, – то и мне она не нужна. Я прошу тебя снова!"
Конвал схватил Конвена за плечо.
"Конвен, – сказал он, – не делай этого. Однажды мы снова будем вместе".
Но Конвен ответил ему серьёзным взглядом, не терпящим возражений.
"Нет, брат мой", – сказал он. "Мы снова будем вместе уже сейчас".
Король долго испытующе смотрел на них и, в конце концов, произнёс: "Братская любовь крепка. Если ты хочешь остаться тут до своего срока, твоё желание будет исполнено. Добро пожаловать".
Король махнул головой и внезапно массивные решётчаты ворота начали медленно подниматься, открывая их взглядам кроваво-красное небо. Как только образовался достаточный проход, семеро теней-демонов с леденящим душу криком вылетели наружу, взмыли в небо и мгновенно разлетелись в разные стороны.
Тор подошёл к порогу между мирами, и полюбовался опустившимися сумерками и пенящимися океанскими волнами внизу.
Рядом с ним держась за руки стояли Рис и Селезия, а за ними – все остальные. Позади всех, рядом с братом, стоял Конвен и грустно смотрел им вслед. Не смотря ни на что казалось, будто он в кои-то веки обрёл покой, который был недоступен ему на земле.
Тор обернулся и заключил Конвена в крепкие объятья, едва сдерживая слёзы, и Конвен ответил ему тем же.
Один за другим каждый обнял Конвена. Им было нестерпимо больно покидать своего брата по Легиону, человека, который был с ними с самого начала.
Тор посмотрел ему в глаза и потрепал по плечу.
"Однажды мы снова встретимся", – сказал он.
Конвен кивнул.
"Так и будет", – ответил он. "Надеюсь только, что не слишком скоро".
Тор обернулся к открытому небу и увидел, что внизу на волнах качается их лодка. Он знал, что вскоре они вернутся в море и поплывут через океан на поиски Гвендолин, Гувейна и своего народа. Скоро они снова будут вместе.
Затем он посмотрел вверх, на семерых демонов, чёрные тени которых уже почти слились с сумерками на горизонте и накрыли землю, окончательно исчезнув из вида. Тор услышал их последние вопли и спросил себя: Что я выпустил в мир?
Глава тридцать шестая
Пока его несли сквозь облака, Гувейн смотрел вверх на небо и чувствовал, как его сжимают лапы маленького дракона, такого же детёныша, как и он. Драконье повизгивание странным образом успокаивало ребёнка. Они летели уже много дней, и Гувейн не был против лететь так всегда.
Он совсем потерял ощущение пространства и времени, и этот дракон стал центром его мира. Гувейн смотрел снизу на его брюхо, морду, челюсти, завороженно слушал хлопанье крыльев, не мог оторваться от переливающихся на солнце чешуек. Он был согласен лететь с этим драконом куда угодно, куда бы он его ни нёс.
Гувейн почувствовал, как дракон, впервые с начала их путешествия, стал постепенно снижаться. Они немного изменили курс, и Гувейну открылся бесконечный океан внизу.
Дракон летел всё ниже и ниже, уже на уровне облаков, и Гувейн наконец-то увидел землю – маленький одинокий островок, со всех сторон окружённый водой, насколько хватало глаз. Окружённый острыми скалами остров вырастал из океана вертикально вверх и был похож на застывший гейзер, вырвавшийся из-под земной коры. На самой высокой его точке была просторная площадка, куда они и направлялись.
Дракон огласил окрестности своим криком и начал снижение, хлопая крыльями всё медленней и сбавляя скорость.
Дракон уже почти остановился, когда Гувейн посмотрел вверх и заплакал, увидев рядом с собой лицо незнакомца. Мужчина в ярко-жёлтых одеждах с длинной золотистой бородой одиноко стоял на площадке и держал в руках сияющий золотом посох со сверкающим бриллиантом на верхушке. Гувейн плакал не от страха, а от любви. Едва увидев этого человека он почувствовал себя, как дома.
Дракон завис в воздухе, махая крыльями и стараясь не двигаться. Мужчина протянул руки и осторожно принял Гувейна из его лап.
Он нежно взял Гувейна, обернул его в свою мантию, и слёзы на глазах у малыша постепенного высохли. В руках у этого мужчины он почувствовал себя в безопасности, потому что от него исходила энергия невероятной силы, которая указывала на то, что он гораздо больше, чем просто человек. Глаза этого мужчины испускали сияние, когда он выпрямил спину, и воздел свой посох к небесам.
От его жеста земля содрогнулась.
Таинственный незнакомец крепко прижал Гувейна к себе, тот заглянул в его глаза и понял, что останется с ним на очень долгое время.
Глава тридцать седьмая
Как только над пустыней забрезжил рассвет, Гвендолин повела длинную процессию своих подданных прочь от деревни в сторону Великой Пустоши. Кендрик, Стеффен, Абертол, Брандт и Атме шли за ней, Крон – у её ног, и все они медленно прокладывали свой путь подальше от пещер, к вершине горы, откуда было видно простиравшуюся на север и запад огромную голую пустыню.
Когда они взобрались наверх, Гвендолин остановилась на минуту и окинула взглядом пурпурно-красное небо, где всходило первое из солнц, и бесконечную дорогу, которая лежала перед ними, и вела в место, которое могло и не существовать. Она бросила прощальный взгляд назад, на деревню, где всё было тихи и мирно столь ранним утром. Она знала, что скоро явится Империя. Деревня будет окружена. Её сотрут с лица земли.
Гвен обернулась к своему народу. Это люди были всем, что осталось ей от Кольца, и она любила их безмерно. Неподалёку от неё стояла Иллепра, на руках у которой лежала девочка, которую Гвен спасла у дракона из пасти. Малышка заплакала от колючего утреннего воздуха и разрушила царившую тишину. Гвен задумалась: зачем я спасла жизнь этому ребёнку, если не смогу защитить её теперь? Но тут же возникла и противоречащая мысль: зачем этой девочке жить, если в её жизни не будет места чести и отваге?
Гвен не спала всю ночь, мучимая необходимостью принять решение. Жители деревни не просили её остаться, а её собственный народ подталкивал к скорейшему отбытию. Время пришло. Находясь в здравом уме, она не могла повести свой народ на верную смерть. Королевы так не поступают.
Но всё же, пока Гвендолин стояла на краю скалы и осматривалась, что нарастало в ней и не давало покоя. Что-то звало её. Она чувствовала, что это был зов предков, чья кровь текла в её венах. Семь поколений королевской династии МакГилов были с ней и шептали ей на ухо. Они не позволяли ей уйти.
У неё был долг и обязанность перед своим народом – обеспечить их безопасность. Это значило быть королевой.
Но даже приняв на себя роль королевы, она понимала, что есть и другой долг. Долг чести. Долг доблести. Она должна была взывать к лучшим качествам в своих подданных. Определять их сущность. Даже перед лицом смерти, а, возможно, особенно перед лицом смерти. Ведь в конце концов это имело наибольшее значение.
В ушах Гвендолин зазвучал голос её отца:
Однажды ты столкнёшься с выбором, который станет для тебя пыткой. Здравый смысл будет тянуть тебя в одну сторону, а твои идеалы – в другую. Это и есть настоящее испытание. В такой момент ты поймёшь, каково это – править.
Гвен обернулась и посмотрела вниз на крошечную деревеньку, затерянную среди полей, и увидела, как селяне начинают просыпаться и встречают рассвет. А с ним – свою неминуемую смерть. Они были горды и бесстрашны.
Она посмотрела на горизонт и увидела, как вдалеке чёрной тучей собирались войска Империи, и не было им счёту.
Когда она взглянула на деревню ещё раз, вновь раздумывая о совершённом выборе, и чувствуя, что за её спиной на этом распутье стоит весь её народ, она вдруг осознала: да, её задача, как королевы, вести за собой свой народ, но также её задача – подавать им пример. Олицетворять собой их дух. А дух её народа заключался в том, чтобы никогда не бежать. Не отступать. Не поворачиваться спиной к нуждающимся в помощи.
Безопасность не значила ничего, если за неё приходилось платить ценой чужого горя.
Гвендолин стояла лицом к деревне и к имперской армии на горизонте, и знала, что в этой ситуации есть только одно возможное решение.
"Разворачивай людей" – приказала она Кендрику.
Гвен развернулась сама и пошла в прямо противоположную сторону, вниз по склону, к войскам Империи. Она вела свой народ, и как пастух знает своё стадо, она знала, что они пойдут за ней.
Она понимала, что они идут на смерть. Но это сейчас не имело значения. Все умирают, но не все по-настоящему живут.
Важно было, что они идут к своей славе – это она знала точно.
Глава тридцать восьмая
Рассвет Дариус встречал со всеми своими братьями, Лоти и Дреем у ног. Вокруг него собрались старейшины все остальные жители деревни. Дариус смотрел прямо перед собой на возвращающиеся войска Империи – сотни солдат на зертах, которые выстраивались длинными рядами к ним лицом. Настал час расплаты.
Раны на спине Дариуса были ещё совсем свежими, и боль угнетала и опустошала его. Всю ночь он не спал, думая о том, что требует от него деревня. Он был совсем сонный и разбитый, и мог думать только о том, что от него требуют предать Лоти, чтобы его народ мог продолжить существование.
Но Дариус знал, что если он выполнит это их требование, то сам не сможет жить дальше. Внутри него что-то умрёт. Внутри каждого из них. Ставить самосохранение превыше всего казалось правильным старейшинам, но не ему. Он никогда не смог бы принять такую позицию.
Имперский главнокомандующий на своём зерте выехал вперёд в окружении свиты из дюжины солдат. Остальные многие сотни стояли стройными рядами позади. Он остановился в пятидесяти футах от Дариуса, спрыгнул с седла и пошёл, звеня шпорами, по пыльной земле прямо к Дариусу.
Дрей зарычал, но Дариус положил руку ему на голову и присел перед ним, глядя псу в глаза.
"Дрей, – сказал он как можно убедительней, – вспомни, о чём мы договаривались. Ты останешься тут. Понял?"
Дрей, наконец, умолк и ответил Дариусу понимающим взглядом.
Дариус обернулся к Лоти, и увидел страх на её лице. Она кивнула ему и крепко сжала его руку.
"Всё в порядке", – сказала она. "Отдай меня им. Я хочу умереть. За тебя. За всех вас".
Он быстро покачал головой и, нагнувшись, поцеловал её руку.
Затем он отвернулся и в одиночестве пошёл навстречу Империи.
Главнокомандующий остановился, ожидая, пока Дариус подойдёт ближе. Дариус встал перед ним и с ненавистью посмотрел ему в глаза, чувствуя, как болит спина там, куда ложился кнут, и как холодный воздух щекочет его затылок там, где раньше были его волосы. Ненависть переполняла его. В тоже время он чувствовал себя другим человеком. Будто родился заново.
Он стоял всего в нескольких футах от Имперского военачальника, который безжалостно смотрел на него сверху вниз.
"Наступил новый день", – прогремел он, обращаясь к Дариусу и его односельчанам. "У вас осталась одна попытка. Вы назовёте имя преступника, мы изувечим вас, но вы останетесь живы".
Он делал паузу.
"В противном случае, – продолжил он, – если вы будете молчать, мы медленно замучим вас всех до смерти, начиная с тебя".
Дариус смотрел на него в ответ и был полон решимости. Он стоял, обдуваемый легким ветром пустыни, слыша громкий стук собственного сердца, и весь его мир в это момент сходился в одну точку. Когда всё затихло, вдалеке он услышал, как по пустыне ветер несёт перекати-поле. Этот шорох подействовал на него успокоительно. Время для него замедлило ход, и он замечал каждую деталь мира вокруг. Каждую мелочь, которая, как он знал, может стать последним воспоминанием в его жизни.
Дариус медленно кивнул главнокомандующему.
"Я дам вам ровно то, зачем вы пришли", – сказал он.
Дариус осознавал, что если он не выдаст Лоти, если бросит вызов Империи, то начнёт битву, в которой им не победить. Он решил, что готов пожертвовать жизнью во имя верности, во имя чести. Во имя справедливости. Он собирался нарушить законы старейшин. Бросить вызов им всем.
Главнокомандующий широко улыбнулся, сдерживая нетерпение.
"Так кто же из вас это был?" – спросил он. "Кто убил надзирателя?"
Дариус смотрел на него с непроницаемым лицом, но внутри он весь дрожал.
"Подойдите поближе командир, и я скажу вам его имя".
Тот сделал шаг, и в этот момент весь мир для Дариуса застыл. Дрожащими руками он потянулся вниз и достал из-за пояса кинжал. Стальной кинжал, из настоящей стали, который ему дал кузнец, и который он всё это время прятал. Он бросился вперёд, и под испуганный вздох старейшин и всего своего народа вонзил кинжал по самую рукоять прямо главнокомандующему в грудь.
Глаза имперца округлились от удивления и ужаса, он упал на колени, не в силах поверить в то, что такое вообще могло произойти.
"Ты никогда не забудешь имя преступника", – сказал Дариус, стоя над ним. "Его зовут Дариус".