Но какой-то тонкий голосочек говорил в ее душе: "В любом случае тебе больше нечего делать здесь в два часа ночи. А завтра появится он…" И вдруг, так же быстро, как и охватила ее, волна огорчения и безысходности схлынула. Джоанна удивленно протерла глаза и осмотрелась по сторонам. "Что это было со мной? Прямо как приступ какой-то болезни", – подумала она с легким раздражением.
Одна только мысль о том, что она подумывала всерьез принять назойливые предложения Гэри и сойтись с ним, заставила девушку содрогнуться. Она ведь из тех женщин, с которыми мужчины никуда не выходят, она может целыми днями сидеть за толстыми книжками, компьютерами. К тому же она все равно не уживется с Гэри – она любит тишину, читать, а у того в квартире все время, как ни придешь, чуть ли не на полную громкость работает телевизор. Но на душе у Джоанны все равно было тоскливо, хотя она упорно пыталась вернуть себе прежнее беззаботное расположение духа.
"Возможно, я проголодалась сильнее, чем кажется, – подумала девушка. – Врачи говорят, что пониженное содержание сахара в крови заставляет человека постоянно чувствовать себя подавленным. Они не говорят прямо, что иногда это запросто может привести к самоубийству".
Вздохнув, Джоанна принялась подводить итоги сегодняшнего дня. Что уже сделано, что предстоит сделать завтра. Сейчас лучше не работать – насажаешь ошибок, а потом возись, исправляй. Наверняка из-за такой оплошности и не получается программа. Девушка принялась сдвигать все на край стола. Ее коллеги, кстати, никогда не верили, что она в состоянии сразу найти нужное в неряшливой куче газет, брошюр, дискет, журналов, бюллетеней и рекламных листков. Временами стол ее походил на некое геологическое напластование – на него страшно было смотреть.
И это называется женщина. Впрочем, девушка знала только, что лежит на столе, а в ящики заглядывала редко, особенно в нижние. Она не удивилась бы, если, в один прекрасный день открыв такой ящик и отодвинув в сторону бумаги, обнаружила бы там выводок мышей или что-то в этом роде.
И тут она снова вспомнила про загадочные шаги в зале.
Не будь глупой, сказала она себе. Тут секретная лаборатория, причем общегосударственного значения. Мимо охраны даже муха не пролетит незамеченной.
Но даже эта утешительная мысль почему-то не убедила ее в том, в чем должна была убедить.
Джоанна похлопала себя по карманам потрепанных джинсов, проверяя, на месте ли ключи от машины. Взяла со стола свой кошелек – впрочем кошельком он только назывался, поскольку вполне мог сойти за дамский ридикюль средних размеров.
Кроме денег, тут в беспорядке лежали замусоленные вырезки из компьютерных журналов, какие-то ценники с давних и недавних покупок и прочий хлам. И вдруг снова задумалась. Она бы действительно почувствовала себя необычайно глупо, если бы ей вдруг встретился охранник или коллега. Но кто из коллег станет околачиваться на работе в два часа ночи?
– Послушай, – урезонила она себя, – ведь тебе уже двадцать шесть лет. Все равно странно, что кто-то бродит по секретной лаборатории в два часа ночи. Что тут делать охраннику? Они же наверняка сидят в это время на своих местах, за пультами?
Нет, мало ли что там такое, подумала она. Взяв со стола небольшой молоточек из набора инструментов, она открыла стеклопластиковую дверь и вышла в коридор, прислушиваясь.
Коридор, освещенный мягким приглушенным светом, почему-то только усиливал ее беспокойство. Все было погружено в непроницаемую, какую-то вязкую тишину.
Девушка направилась по темно-синей ковровой дорожке по коридору, но даже поступь ее кроссовок производила здесь немалый шум. Да, эта идеальная тишина ловит и с готовностью усиливает любой звук. Здесь почти никого не было в этот час. "Почти" было сказано не случайно – несколько раз ее внимательный взгляд замечал громадных тараканов, которые наверняка уютно чувствовали себя в лабиринтах мудреного лабораторного оборудования.
Вдруг ее внимание привлекла какая-то вспышка света.
Джоанна остановилась. Нет, это даже не отблеск фосфоресцирующей поверхности.
Может, свеча? Очень похоже на свечу, пламя которой отражалось на внутренней стороне полированной металлической двери главного компьютерного терминала.
Огонь? Огонь, подумала она, ускоряя шаг. В компьютерном терминале стояло полным-полно мусорных корзин для использованных бумаг и перфорационных карточек, и в них всегда что-то лежало. Повсюду были развешаны таблички типа "Курить запрещено", но что стоило какому-нибудь остолопу-уборщику бросить окурок или непотушенную спичку в один из ящиков или в урну? Даже если там и нет бумаг, то все равно может возникнуть пожар – ведь емкости для мусора сделаны из пластмассы. Хотя отблеск на двери выглядел слишком слабым, чтобы его мог отбросить огонь. Нет, нужно все равно проверить, что там такое.
Да, так она и думала – это была свеча. Свеча горела в поставленном на угол ящика с базой данных старомодном оловянном подсвечнике. Золотистые отблески загадочно играли на компьютерах, на мониторе цифровой графики и на ящиках с дискетами.
Где-то в углу горела одинокая красная лампочка.
Но как сюда попала эта свеча?
Именно ее нервозное состояние и спасло ее. Джоанна готова была поклясться, что не слышала шагов позади себя, но она интуитивно почувствовала опасность за какие-то мгновения до того, как чьи-то пальцы вдруг оказались на ее горле.
Пальцы были жесткими и холодными. Девушка принялась яростно отбиваться локтями и лягаться. Инстинкт самосохранения подсказывал, что нужно делать.
Хватка на горле на какое-то мгновение ослабла. Тут она вдруг вспомнила, что в правой руке у нее молоточек. Удар – и комнату наполнил жуткий рев. Сзади кто-то шумно задышал, девушка почувствовала на своем виске горячее дыхание незнакомца.
Затем в нос ей ударил запах горящего дерева, старой шерсти, каких-то трав.
Переложив молоток в левую руку, Джоанна изо всех сил ударила за правое плечо.
И почувствовала, что падает. Девушка ударилась головой о пол. Впрочем, пол здесь был выстлан тонким синтетическим покрытием, но только так, для внешнего эффекта – мягче от этого, что называется, не стал. Потом она увидела, как пламя свечи заколыхалось, замерцало, заплясало светлыми волнами на стене. А потом все словно померкло.
В нос Джоанне ударил едкий запах нашатырного спирта. Из последних сил она подняла руку, чтобы отразить это новое нападение, но ее перехватила чья-то рука, большая, черная. Девушка хотела закричать, но из горла вырвался только жалкий хрип.
Над ней склонилось темное лицо, излучавшее беспокойство. Так, человек средних лет.
– Мисс, с вами все в порядке? – поинтересовался он.
Джоанна слабо пошевелила головой, которая сразу загудела. И тут же гудение прошло по всему ее телу. Подхватив ее под мышки, человек помог ей сесть. В свете фонаря она с облегчением узнала светло-голубую рубашку и значок, которые носила охрана комплекса.
– Вы поймали его? – К ней уже вернулось сознание, и она вспомнила, что с ней произошло.
– Кого?
Джоанна откинула волосы назад, за голову, чтобы ощупать ссадины на шее. Она попробовала сглотнуть слюну, и тут же в горле засаднило. Голова тоже гудела.
Хорошо еще, что она ударилась об участок, прикрытый ковром, а не об угол какого-нибудь железного ящика.
– Здесь кто-то был… Он напал на меня сзади, – судорожно прошептала она. Тут Джоанна посмотрела на то место, где видела подсвечник. Но теперь там ничего не было.
Охранник поднес к губам портативную рацию.
– Кен, – забормотал он, – это Арт говорит. Тут говорят, что в здании шесть находился посторонний. Возле главного компьютерного терминала, – тут охранник повернулся к девушке. – Вы случайно не разглядели его?
Она отрицательно покачала головой.
– Он был выше меня, – начала она, запинаясь. Тут девушка осеклась: что за ерунду она говорит, ведь почти все выше ее. – Но, по-моему, я слышала, как он ходил по залам и по коридору.
– Во сколько это было? – живо поинтересовался охранник, озираясь по сторонам.
– Примерно около двух часов. Я… Я увидела огонь.
– И он ударил вас вот этой штуковиной? – парень показал ей молоток. Причем держал он инструмент, как подобает настоящему криминалисту – за самый конец, да и то через носовой платок.
Джоанна почувствовала, что к лицу приливает кровь.
– Нет, – воскликнула она. – Этот молоток мой.
Охранник бросил на нее недоуменный взгляд, но потом снова сосредоточился.
– Я иногда ношу с собой молоток, когда знаю, что задержусь допоздна, – пояснила девушка и тут же, словно извиняясь, добавила. – Ведь на улице темно, а до машины нужно идти через парк.
Впрочем, чего ей было боятся, если Сан-Серано находится в совершенно пустынной местности, на специально оборудованном полигоне, вдали от населенных пунктов?
Потому тут было довольно спокойно, даже машины не крали. Но все равно – этот извечный человеческий страх перед темнотой…
Вдруг рация охранника затрещала. Он нажал на кнопку и стал слушать. После чего сказал девушке, словно желая успокоить ее: "Мы вызвали дополнительные наряды! За двадцать минут они обшарят комплекс сверху донизу! Он никуда отсюда не денется!" Но Джоанна подумала, что незнакомец наверняка уже сделал именно это – куда-то делся. Через десять минут Джоанна уже сидела в небольшом домике охраны возле главного въезда в исследовательский центр от Лос-Каньон-роуд, пила горячий чай и отвечала на вопросы полицейского. Все входы и выходы здания номер шесть были тщательно проверены, но нигде не было обнаружено следов взлома или хотя бы признаков того, что тут мог пройти посторонний. Сотрудники безопасности и охраны проверили все закоулки огромного здания, но неизвестный как сквозь землю провалился.
В четыре часа утра Джоанна отправилась домой. Она собралась позвонить Гэри, поскольку теперь одна мысль о возвращении в свою пустую квартиру на улице Ван Найс страшила ее, но потом отбросила эту идею. Ночь еще не прошла, и Гэри спросонья наверняка не так поймет ее. А ей совсем не хотелось заниматься тем, что Гэри наверняка предложит.
В конце концов охранники довели ее до голубого старого "Пинто", одиноко стоявшего на стоянке, и Джоанна покатила домой мимо голубых каньонов. Она ехала и думала, почему это впервые в жизни мысль о возвращении в дом, где ее никто не ждет, показалась ей страшной. Когда она ложилась спать – около шести часов – то уже светало, но сон ее был неспокойным.
Сотрудники охраны не смогли обнаружить ни следа незнакомца, якобы бродившего по коридорам исследовательского центра в ту ночь.
Глава 3
Башня Тишины находилась в десяти милях от старого имперского города Кимила, отделенная от него поворотом реки Пон и сочными лугами, на которых нагуливали жир овцы и свиньи. На лугах же находились большие и маленькие озера, где по вечерам лягушки устраивали целые концерты. Когда Керис и его дед направились к старым воротам Кимила, люди, завидев черные одежды старика, поспешно отворачивались, крестясь и бормоча молитвы. Жители этого города и его окрестностей имели особые основания бояться всех, кто знался с волшебными силами.
Уже с дороги Керис заметил эту башню, одиноко стоящую на холме. Она напомнила парню указательный палец, словно поднятый в предупреждении.
Предупреждение, которое нельзя было забывать ни одному волшебнику.
Между городом Ангельской Руки и Кимилом была проложена великолепная дорога, вымощенная плитами из тесаного камня. Керис и дед путешествовали два дня и две ночи провели в крестьянских хижинах. Однажды после того, как они уже устраивались на ночлег в сарае, к ним несмело зашла дочь хозяина и попросила угадать по картам ее будущее. Как-то Керис случайно проснулся ночью и увидел деда, сидящего и бормочущего какие-то заклятья, глядя на звезды.
Глядя на величественную башню, Керис перевесил дорожную котомку с одного плеча на другое. Возле стен города раскинулся квартал бедных лачуг, возле которых в пыли возились и визжали детишки в отрепьях. Вдруг из ворот вышла религиозная процессия: люди в темных одеждах во главе с несколькими священниками, которые размахивали кадилами в ту сторону, откуда шли к городу Керис и архимаг.
Чувствительные ноздри молодого воина мгновенно уловили сладковатый запах ладана.
Один из священников, по виду – самый главный, прокричал что-то, и люди стали поспешно опускаться на колени, простирая руки к небу. Все люди – и бедные, и те, что побогаче. Священники тоже преклонили колени и стали молиться. Наступил момент, когда даже дети перестали визжать и бросаться друг в друга камешками.
Все покорились воле Святой Церкви. Вернее, почти все – кроме архимага и Кериса, они по-прежнему стояли на дороге, взирая на суету перепуганного чем-то народа.
– Сегодня мы можем заночевать в городе, в Доме Волшебников, – тихо сказал Солтерис, внимательно оглядывая окружающую местность. Местность была холмистой, но холмы эти означали границу земли Сикерст – пустынных земель, протянувшихся на две тысячи миль на восток. Здесь ничего не росло – только трава. Между тем старик продолжал: – Нандихэрроу управляет городом, пока старая Вера еще сильна здесь, а многие из тех, что пришли сюда жить двадцать пять лет назад, обрели тут вторую родину!
Между холмами засвистел ветер, донесший до ноздрей путников запах сена.
– А что, Сураклина судили в этом городе? – спросил Керис.
– Именно в этом, дитя мое, – Солтерис вздохнул, – не только судили, но и казнили, – и старик снова замолчал, вглядываясь темными глазами из-под кустистых бровей в бесконечную даль.
– Я этого не знал, – заметил Керис мягко, – я просто подумал… если столица империи в городе Ангельской Руки, то и суд должен был бы состояться там…
Кривая улыбка заиграла в уголках губ старика.
– Трудно судить человека за занятие волшебством в городе, где мало кто в это волшебство верит, – горько сказал Солтерис, – а вот в Кимиле Сураклина хорошо знали! Даже те, кто не верили, что волшебство существует, предпочитали не попадаться лишний раз на его пути! – И архимаг кивнул в сторону притихших холмов. – Вон там стояло его укрепление, которое называли Цитаделью. Они разбросали камни, которые обозначали ведущий туда путь. Сама же Цитадель была срыта. А Башня…
В сумерках угасавшего дня Керис заметил, как старик сдвинул брови и выразительно наморщил лоб, и без того изборожденный морщинами.
– А Башня Тишины стояла тут издавна, мы только укрепили ее стены – я и другие члены совета. На эти стены мы наложили заклятия, заклятия пустоты. Мы использовали энергию света звезд, чтобы наложить заклятье тьмы, и запечатали его накрепко печатью Бога Мертвых. Мы укрепили Башню волшебной энергией, так что не то что через двери – через ее камни, не в состоянии пройти ни чародей, ни заклинатель. В Башне Тишины Сураклин и дожидался суда. Оттуда его повели на смерть…
Старик отвернулся.
– Пойдем дальше, – тихо сказал он, – о таких вещах нельзя разговаривать слишком долго!
Он первым тронулся с места, увлекая внука навстречу квадратным, серым от времени городским воротам.
Ночь они провели в Доме Волшебников – громадном, но уже успевшем обветшать здании в самом центре Кимила, неподалеку от реки. Как и большинство городских сооружений, дом был выстроен из дерева. Но в отличие от угрюмых домов горожан он весь был изукрашен причудливой резьбой. На крыше были сделаны многочисленные башенки и коньки, наличники окон и дверей говорили об изощренной фантазии безвестных резчиков по дереву. Решетки балконов и перила представляли собой как бы хитрое сплетение цветов и трав. Большинство городских домов, как успел заметить по пути Керис, были выстроены без всяких архитектурных излишеств, выкрашены синей или темной краской. Кстати, Керису бросилась в глаза еще одна деталь – возле входа в дом находились две деревянные колоны, при них – ниши, а в нишах стояли небольшие статуэтки. Все это было изготовлено из дерева, но при этом искусно выкрашено под камень.
– Послушай, это ведь не сам Сураклин делал? – спросил он Ле – помощницу командира солдат-охранников, которые стерегли этот дом.
Темноволосая женщина кивнула в ответ.
– Когда маги разрушили его волшебную силу, в городе началось разорение, – сказала она, – другие дома были разрушены позже, и говорили, что они несут на себе печать Темного Волшебника!
Тут она посмотрела на него из-под короткой челки изучающим взглядом, а потом подняла голову к потолку – там, наверху, чародеи, выпив вина, говорили о чем-то своем. Четверо или пятеро воинов, которые дежурили в тот вечер, сновали взад-вперед, унося грязную посуду и принося новые закуски. Потом они сели играть в карты, азартно подшучивая друг над другом. Керис и Ле тоже выпили немного вина.
– Но что было бы, если бы Сураклин умер? Что ожидалось? – Керис сейчас извлекал из своей памяти все обрывки разговоров, которые он слышал от магов.
Ле только покачала головой.
– Говорят, что они должны были не только довести его, отправить туда, где он был раньше! Говорят также, что он умел воздействовать на умы тех, кто находился неподалеку от него! Он мог воздействовать даже на неодушевленные предметы! И даже во сне он мог пользоваться своей силой! Конечно, это могли быть просто выдумки досужих сплетников, но…
– А ты сама-то видела его?
Рот женщины искривился в какой-то странной ухмылке, которую вряд ли можно было назвать улыбкой. Они сидели за длинным столом, последние из воинов, которые прислуживали магам. Где-то в углу разговаривали двое новообращенных – они с жаром обсуждали какое-то новое выученное заклятие, споря, в каких случаях и с какой интонацией его следует произносить. В комнате было душно, и Керису очень хотелось продолжить разговор во дворе.
– Я видела его только один раз, – нарушила тишину Ле, – когда мне было восемь лет. Я видела, как он умирал, а потом видела, как сжигали его тело. Вообще-то Святая Инквизиция хотела сжечь его заживо, но твой друг, архимаг… – она кивнула наверх, куда вела лестница, там сидел Солтерис. Он задумчиво слушал большого и плотного Нандихэрроу, который рассказывал: "Нет, вряд ли… Церковь не имеет никакой власти над теми, кто принес клятву на верность Совету. Конечно, Церковь есть Церковь, она свята, но права на убийство мага ей все равно никто не давал. Причем независимо от того, кто этот маг и чем он занимается!" Тут Ле закатала рукав, и Керис с удивлением и завистью увидел несколько шрамов от рубленых ран.