– С голодухи-то они не так рассуждали. Тогда они отправляли к Фа'таду зеленых юнцов – и согласия не спрашивали. Яхада приоткрыл дверь.
– Входите.
Йосех последовал за братом, колени его дрожали. Он робко взглянул на Фа'тада, и уверенности у него не прибавилось. Эти глаза… Серые, как железо, холодные, как вода в колодце. В них не было гнева, но Йосех трясся, как нашаливший мальчишка.
Фа'тад едва заметно кивнул и уселся, скрестив ноги на небольшой подушке. Комната походила на пещеру.
– Это твой брат, Йосех?
– Да, командир.
– Я подслушал ваш разговор минуту назад. Ты говорил правду, Йосех, они действительно намерены вмешаться в мои дела?
Йосех не знал, как ответить: в вопросе Фа'тада чувствовался подвох. Юноша тщательно подбирал слова.
– Они хотели бы, чтобы молодые мужчины поскорее возвращались домой.
Подобие улыбки появилось на губах Фа'тада.
– О да. То-то они торопились, когда были молодые и служили разведчиками в Кушмарраханской армии. Ты прав, Ногах. Они набили брюхо, а теперь злобствуют и завидуют молодым. Яхада, найди Бэрока. Скажи, ему нечего ломать голову, как доставить скот в горы. – Фа'тад широко улыбнулся и доверительно обратился к Йосеху:
– Стоит напомнить им, что засуха еще не кончилась. – Лицо Орла омрачилось, а потом стало и вовсе бесстрастным.
Восемь лет засухи. Такого в истории дартар еще не бывало.
– Твой брат рассказал, что случилось нынче днем, Йосех. Теперь я хочу услышать твою версию.
Йосех, запинаясь и мямля, рассказал о стычке с похитителем.
– Ты узнал бы этого человека?
– Да.
– Опиши его.
– Невысокий, даже для вейдин. Широкоплечий, очень мускулистый. Немолодой. Лет тридцать пять – сорок. Для вейдин – смуглый. Ловкий и, наверное, сильный. Hoc – как будто кто расплющил его. Большой рот, толстые губы.
– Борода?
– Нет…
– Шрамы?
– Ну… Я не уверен. Может, небольшой, на губе, как будто ножом полоснули.
– Гм…
– Вы знаете этого человека? – спросил Ногах.
– Нет. Но хотел бы с ним повстречаться. Йосех, откуда взялся огонь?
– Он просто протянул руку, что-то было привязано у него к поясу…
– Конверт? Пакет? Мешок?
Йосех беспомощно взглянул на Ногаха, опять на Фа'тада.
– Да, командир. Что-то вроде этого…
– Гм… Покажи, как он это сделал. По возможности точно и помедленнее.
Йосех повиновался, удивляясь дотошности Фа'тада и робея под его пристальным взглядом.
– Он протянул левую руку к правому боку и открыл пакет тыльной стороной руки?
– Да.
– И высыпал… Что он высыпал? Ты успел разглядеть, до того как загорелся огонь?
– Пыль. Кажется, желтая, почти шафранная.
– А это существенно, командир? – спросил Ногах.
– Жест, наверное, нет. Он держал ребенка и свободна была лишь одна рука. Но меня интересует этот порошок, который никак не действует в открытом конверте, соприкасаясь с воздухом, но взрывается, когда его бросают.
– Колдовство? – неуверенно предположил Ногах.
– Не исключено. Меня очень интересует этот порошок. Меня также интересует лабиринт округа Шу. С Шу у нас вообще много проблем: преступники скрываются в лабиринте, уходят и приходят, когда захотят.
Йосеху казалось, что Фа'тад клонит куда-то. Подозрение его немедленно подтвердилось.
– Ногах, отправляйтесь туда завтра же. Начните исследовать лабиринт и все наносите на карту. У нас до сих пор нет карты этого проклятого места. Даже тамошние жители понятия не имеют, что делается за задними дверьми их домов. Возьмите всех, кто не занят делами ферренги. Мы покончим с этим, мы выкурим из Шу кушмарраханских злодеев.
– Слушаюсь, командир, – кивнул Ногах, Йосех робко поддакнул.
– Пока все. Йосех, если вспомнишь что-нибудь важное, доложи немедленно.
– Да, командир.
Йосех бросился к выходу со всей возможной поспешностью, на ватных ногах, и с трудом доковылял до своей хижины.
* * *
Зуки, не двигаясь, долго сидел у двери клетки, прижавшись к холодным железным прутьям. От страха он намочил штанишки.
В клетке находилось еще тридцать перепуганных детишек примерно одного с ним возраста. Только двое близняшек сидели рядышком, остальные старались держаться подальше друг от друга. Все уставились на Зуки.
Непохоже, что их морили голодом или били. Они были чисто вымыты и тепло одеты. Но они дрожали от страха и, наверное, много плакали.
Ему тоже хотелось плакать. Хотелось к маме.
Зуки посмотрел на маленьких пленников, они посмотрели на него. Он не знал, что делать, – и заплакал.
Эйзел кончил есть и с отвращением отодвинул тарелку. Повар достоин смертной казни. Он так и не понял, что это за месиво. Вошел Торго.
– Она ждет тебя.
На лице евнуха застыла брезгливая гримаса, точно он не к человеку обращался, а к таракану.
– В самом деле? Отлично. Слушай, кто это сготовил? Предлагаю живым закопать его в муравейник. Сроду такой дряни не едал. Ребятню и то лучше кормите.
– Жизнь детей – драгоценна. Пошли. Эйзел пошел за Торго, глядя в широкую жирную спину евнуха.
– Слушай, Торго, я от тебя просто в восторге, ей-богу, так бы пристукнул. Эй ты, чудила без яиц, слышишь меня? Я не я буду, если не прикончу тебя.
Эйзел скользнул взглядом по босым ногам евнуха; он прикинул, как лучше взяться за дело.
Торго оглянулся, на его круглой физиономии с вялыми невыразительными чертами мелькнуло изумление, потом он слегка улыбнулся.
– Пожалуйста, попробуй. Боюсь, будешь разочарован.
– Ты считаешь себя нехорошим человеком, Торго? Да ты ж отродясь не вылезал из этой ямы, ты всю жизнь копаешься в дерьме. Ты понятия не имеешь о том, как живут плохие мальчики, настоящие разбойники. А ты не плохой. Ты даже не злой. Ты – никакой, ты – нуль, ты просто жирная глупая свинья.
Но владеть собой он умеет, невольно отметил Эйзел.
Мало кто из обитателей крепости когда-либо покидал ее пределы. Геродиане знали их всех в лицо, и слишком частые приходы и уходы могли в конце концов обратить на себя внимание проклятых ублюдков. Захватчики догадались бы, что есть способ преодолеть барьер. Лишь Эйзел и еще несколько доверенных лиц проникали в цитадель через так называемый Черный ход Судьбы. Это наименование изобрел создатель барьера.
Двое из этих доверенных агентов были женщины, им приходилось изрядно попотеть, таская в крепость вещи, продукты, вообще всякие товары.
"Интересно, – думал Эйзел, – мне что, в самом деле хочется убрать Торго? Гм. Если морда у него все время будет такая мерзкая – наверняка".
Ладно. Он заставил себя отвлечься от евнуха и огляделся вокруг. Обычный коридор, обычный-то обычный, да столько сокровищ, что спокойно можно купить с потрохами несколько принцев. И так по всей проклятущей крепости. Чего вы хотите, ведь старик Накар долгое время держал в кулаке весь Кушмаррах. А когда порушили храмы и поскидывали идолов, он заставил дорого заплатить за замену Горлоха сладкоголосым Арамом Огненным. Когда это случилось, он совсем разошелся и получал, черт побери, все, что его левая нога захочет.
Эйзел не понимал, как это Накар позволил им скинуть Горлоха. Правда, старик провозглашал, что нет смысла удерживать бывших фанатиков, которые отреклись от своей веры. Эйзел не был уверен в правоте Накара.
Эйзелу довелось побывать во многих местах, объездить все побережье, пожить за морем, повидать разных богов, в том числе и совсем чудных, и одну вещь касательно религии он усвоил крепко. Истинная вера не имеет ни малейшего значения. Ты должен соблюдать обряды, а когда жрец протянет руку и скажет: "Дай мне", ты должен спросить: "Сколько?" Вот и все.
Эйзел не знал, верующий он или нет. Соблюдение обрядов вошло в привычку. Но он не был уверен, что яростный Горлох превосходит Арама с его мягкосердечием, некоторой придурковатостью, любовью к ближнему, всепрощением и прочей чепухой.
Эйзел нарочно изводил Торго своим хихиканьем. Если уж искать настоящего сильного бога, истинно мужского бога, тогда надо за геродианским Господом, за странным богом, не имеющим другого имени. Этот-то – сплошной гром, молнии и карающая десница. Вообще-то он настоящий псих. Делай, как я велю, или умри, несчастный, – и все учение. Порой выходит довольно глупо: велит-то он то одно, а то – совсем противоположное.
Геродиане не спешили насильно насаждать свою непогрешимую Истинную Веру в Кушмаррахе. Они чувствовали себя недостаточно уверенно: на непредсказуемых наемников-дартар нельзя было положиться.
Эйзел снова хихикнул – вспомнил план, который предложил Генералу года три-четыре назад. Предполагалось задействовать ребятишек, совсем сопливых, чтоб геродиане не смели на них руку поднять – из страха быть разорванными на части.
План сработал бы, они выжили бы геродиан. Но старик воспротивился: сказал, что недостойно использовать интимные привычки противника. Чушь. С врагом надо бороться любыми средствами, метить в самое слабое место.
Эйзел похихикал еще – чтоб вывести евнуха из себя. Но они уже подошли к двери приемной и к охранявшему ее стражнику. Шутки в сторону.
* * *
Сто лет назад она слыла первой красавицей побережья. Она привлекала в Кальдеру поклонников со всех концов света. С дальнего запада, из Дедро Этрейна, где океан яростно бьется о пустынные скалистые берега; и с востока – из Аквира, Карена, Бокара. Они приплывали из Катеда, Наргона, Бартео – на кораблях с парусами пурпурными, алыми и синими, как твердь небесная. И реальность превосходила ожидания всех этих принцев и лордов. Они готовы были взять ее за одну красоту, без приданого.
Мало того, они привозили подарки, они завалили Кальдеру несметными сокровищами.
Среди девочек ее возраста только она имела врожденные способности к колдовству. Такой талант, если он дается лишь одному из поколения, становится особо мощным, сокрушительным орудием.
Весь мир лежал у ее ног. Она была еще очень молода, а уже заслужила прозвище Чаровница – не столько за упражнения в волшебстве, сколько за то, что выделывала со своими ухажерами. Она водила их за нос, высмеивала – и вовсе не собиралась продавать себя. И кальдерским вельможам не позволяла даже заикнуться об этом.
А именно таково было их желание – заключить выгодный союз, получить золото, власть… Отец Чаровницы чувствовал себя ужасно неловко из-за истерик, которые закатывала дочка при малейшем покушении на ее свободу. Но потом в Кальдеру прибыл Накар, Верховный Маг Кушмарраха.
Он не обладал ни богатством, ни официальной властью. Он не привез даров и ничего не обещал. Его грозный бог не имел уже прежнего значения, непостоянная чернь Кушмарраха отвернулась от него. У Накара осталась лишь неприступная крепость и безжалостная хватка, с которой он вмешивался в политику Кушмарраха.
Даже в те времена он был стар, как мир, но выглядел лет на сорок. Стройный красивый мужчина с волнистыми черными волосами, едва тронутыми сединой. Темные горящие глаза неудержимо влекли к себе, манили, интриговали.
Чаровница навеки запомнила момент, когда впервые почувствовала на себе взгляд Накара.
Темные слухи кружились вокруг его имени, как мошки вокруг огня. Говорили разное. Говорили, что молодостью своей Накар обязан не колдовству и не милостям своего бога, вернейшим последователем которого он был. Нет, он вообще бессмертен, он питается кровью и душами живых людей.
Но взгляд Накара уже сделал свое дело. Ничто больше не имело значения.
Теперь Чаровнице исполнилось уже сто лет, но выглядела она куда моложе: хорошо сохранившаяся тридцатипятилетняя женщина. Ее красота оказывала почти такое же воздействие, как и раньше, по-прежнему оставалась главным ее орудием.
Однако в случае с Эйзелом – орудием пустым и бесполезным, он словно ослеп и был совершенно равнодушен.
Они вошли в приемную вместе с Торго. Эйзел пихал его в спину. Евнух до боли стиснул челюсти: насмешка Эйзела наконец-то доконала его.
Чаровница взяла себя в руки. Дерзостью и грубостью Эйзел хотел заставить ее занять оборонительную позицию. Наверное, он преуспел в этом – благодаря несокрушимой самоуверенности, которая не покидала Эйзела и при разговоре с людьми, способными прихлопнуть его, как муху.
Она не знала его настоящего имени. Ее супруг, Накар, прозвал разбойника Эйзелом в честь демона-посыльного из пантеона Горлоха и доверял ему безоговорочно, как никому другому. И даже Накар, могущественный, не знающий удержу, немного побаивался Эйзела.
Плохо одно – Эйзел никогда не отказывался от задуманного; не стоило и пытаться навязать ему свое мнение.
– Добрый вечер, Эйзел. Мне доложили, у тебя какие-то неурядицы.
– Не у меня, у нас, женщина. Они взяли нас за горло. Сегодня мне пришлось воспользоваться огненным порошком, чтоб отвязаться от банды дартар. Они сели мне на хвост.
Чаровница понимала, к чему он клонит. Он уже намекал, что она слишком уж рьяно взялась за осуществление плана, что такое количество похищений за короткий промежуток времени привлечет внимание геродиан.
– Расскажи, в чем дело, Эйзел. – Чаровнице нужно было сосредоточиться.
Хотя времени с тех пор, как Торго объявил, что Эйзел настаивает на аудиенции, прошло предостаточно, ей не удавалось собраться с мыслями.
Почему она робеет перед этим человеком?
Эйзел в своей обычной грубоватой манере коротко рассказал о случившемся.
– Ну, это ж просто стечение обстоятельств. Не о чем беспокоиться.
– Ты упустила главное, женщина.
– Торго! – Чаровнице пришлось прикрикнуть на евнуха: оскорбленный грубостью Эйзела, тот двинулся в его сторону. Эйзел усмехнулся. – Пусть я слепа, Эйзел, раскрой же мне глаза. Что именно я упустила?
– Я зажег огонь, чтоб ускользнуть от дартар. Другого пути отвязаться от них и при этом удержать ребенка не было. В противном случае я мог бы их убить.
– Я все же не понимаю…
– Огонь, женщина. Огонь. Ты что думаешь, каждый второй шляется по переулкам с пакетом порошка, который взрывается, стоит его высыпать на землю?
– О!
– То-то. Это их здорово удивит. И не только это. Вызовет недоумение – на кой черт мне так уж сдался парнишка? Они начнут задавать вопросы. Начнут сравнивать. У них уже достаточно зацепок. Пара-тройка честных ответов – и выйдут на наш след.
– Так что ты предлагаешь?
– Приостановиться на какое-то время. Не давать им нового материала для расследования. У тебя тут тридцать ребятишек, и ты понятия не имеешь, есть ли среди них нужный. Обожди хотя бы, пока выяснишь.
– Нет. В списке еще девятнадцать штук. Осталось почти столько же, ну по крайней мере треть. С каждым потерянным часом риск увеличивается. В этой группе сплошь счастливчики. От рождения до сегодняшнего дня умерло всего шестеро. Но если тот, кто нам нужен, умер или умрет раньше времени, мы не успеем до него добраться, придется начинать с самого начала с новой группой. Целая группа – и все насмарку из-за одного умершего. А насколько возрастет риск, если иметь дело с младшими ребятишками? В сотни раз, Эйзел.
– А сколько шансов на успешное завершение, если геродиане вычислят нас? Если одного из нас поймают? Шансы равны нулю, женщина. Если они сообразят, что происходит, мы окажемся по уши в дерьме.
– Ужасно, но в сравнении с опасностями, которые неизбежно появляются с каждой новой смертью, это ничто. Будем продолжать как задумано.
– Черта с два. Я не дам черни разорвать себя на части, я не желаю представать перед судом Города. Я – пас, пока не решу, что продолжать работу не опасно.
– Ты говорил, что веришь в мой план.
– Верю. Для Кушмарраха это последняя надежда. Но верить во что-то – не значит выходить в шторм на дырявом суденышке. Обожди. Поостынь. Не напрягайся слишком. А когда можно будет продолжать, снабди нас защитой понадежнее.
Гнев бессилия и разочарования захлестнул Чаровницу. Но она справилась с собой. Эйзела не переспоришь. Он делает лишь то, что считает нужным.
– Прекрасно. Обойдусь без тебя. Когда будешь готов продолжать, Торго даст тебе новое задание.
Эйзел смерил ее уничтожающим взглядом, с негодованием покачал головой и вышел.
Торго придвинулся поближе.
– Вы видели, как мы вошли, госпожа?
– Кое-что видела. Не обращай внимания. Не раздражайся – ты только доставишь ему удовольствие.
– Он угрожал мне.
– Забудь. Такой уж у него характер.
– Так вы ничего не хотите предпринимать против него?
– Пока нет. Он еще пригодится. Дел впереди много.
– Но…
– Если сочту необходимым убрать его, я дам тебе знать. Торго поклонился, удовлетворенный лишь отчасти. Нет, она не поручит Торго расправиться с Эйзелом. Только если решит, что Торго пришла пора умереть.