* * *
О своем намерении поучить Невдогада жизни за давешнее приключение с котлом он уже не помнил. Он вообще был отходчивым парнем, если только дело не касалось крапивы - уж ей-то за каждый синяк счет шел особый. Но даже если бы и помнил - сейчас, поднявшись в чаровальню, все равно забыл бы.
Чаровальня была самым просторным помещением башни, и потолок ее отстоял от пола на три человеческих роста. Под потолком, гулко задевая балки, раскачивался котел. А на нем, судорожно вцепившись тонкими руками в край, висел Невдогад и болтал ногами.
- Ты что там делаешь? - не нашел других слов Упрям.
- Висю, - еле слышно отозвался Невдогад.
- М-да, каков вопрос - таков ответ.
- Да как ты там оказался?
- Не знаю.
- А чего не прыгаешь?
- Боюсь.
- Ну, ты совсем как девчонка! Прыгать, что ли, не умеешь? Да ковер же мягкий, войлочный. На него прыгать - одно удовольствие.
- Боюсь…
- Ладно, потерпи еще немного. Эй, ногами-то не дрыгай, весь котел мне обстучишь! Вот бестолочь, право слово…
Упрям повелел котлу опуститься. Где-то на середине пути Невдогад, глянув вниз, сорвался и растянулся на полу, почему-то так и держа руки поднятыми.
- Руки затекли, - пояснил он в ответ на вопросительный взгляд.
Когда котел встал на войлок, Упрям вынул из него перо и бросил в очаг - ему сгореть надлежит. Теперь еще само заклинание надо снять.
- Сознавайся, как ты очутился наверху.
- Я помочь хотела-a… a он как прыгнет! Я думал, пока он легкий, я его спокойно дотяну да вон на треногу поставлю, взялся, потянул… а он как прыгнет!
Ничего другого Упрям от своего гостя так и не добился, но в душе был уверен, что Невдогад попался на детском желании "прокатиться". Теперь лицо его было таким несчастным и растерянным… Вздохнув, Упрям оставил снятие заклинания на потом. Присел рядом и молча стал растирать одеревенелые руки горе-наездника.
- Спасибо.
- Не за что. Идем, что ли, вниз… Икарус!
* * *
Вечерело.
Невдогад, видя, что Упрям поглощен какими-то свитками, глаза не мозолил, удалился в поварню, разогрел кашу, испек два дивных пахучих хлебца да сварил мяса - на завтра. Но во время ужина сидел как на иголках, а потом приступил к расспросам, не очень успешно напуская на себя вид безразличия:
- А что, Упрям, кажется, у тебя гости были?
- Да… к чародею по делу заезжали.
- Важное дело небось?
Упрям только кивнул. Слушал он вполуха, глядя в стену и жуя хоть и в охотку, но с оскорбительным для любого стряпчего коровьим выражением лица.
- Вроде бояре, по виду судя. Не иначе как от самого батюшки князя?
- Угу.
Не дождавшись продолжения, Невдогад встал, прошелся по горнице, где они ужинали, и сел на другое место.
- Нешто в самом кремле чего-то приключилось? Чай, не по всякому же пустяку князь будет к Науму бояр пачками засылать? Уж не беда ли какая в Тверди, земле славянской?
Упрям как будто и не слышал его. Невдогад опустил плечи и обиженно проворчал:
- Или уж настолько дело тайное? Так и скажи, не буду приставать. Нужны мне их тайны…
Ученик чародея перевел взгляд на своего гостя, и стало вдруг под этим взглядом как-то неуютно. А когда заговорил, слова оказались совсем не такими, каких ждал Невдогад:
- Шел бы ты домой. Не спорю, вовремя ты рядом оказался, говорил разумно, спасибо за то. И все равно, скверно ты поступаешь: родного отца учить вздумал. А почем знать, может, он и рад бы лишний часок с чадом провести, на путь наставить, в деле помочь; да только если бросит свои занятия, так тебе же хуже сделает? Я вот не знаю его, а думаю, не для себя же он старается - для тебя.
- Что с моим отцом, я лучше тебя знаю, - жестко отчеканил Невдогад. - И хоть ты прав во многом, всего не знаешь, так что не лезь с советами. Лучше прямо скажи.
- Что это тебе сказать?
Невдогад не ответил. Всмотрелся пристально в лицо Упряма, пожал плечами и перевел разговор:
- Это я так… Ну, чем мы теперь займемся? Поисками чародея? Я думаю, это поважнее будет, уж он-то с любыми княжескими неурядицами справится. Тебе бояре, какой срок дали? Дня три, поди?
- Откуда знаешь? - насторожился Упрям.
- А я и не знаю, только предполагаю. Неужели угадал? Надо же, как оно бывает… Ладно, угадал и угадал, не в том дело. Значит, над пропажей чародея думать будем?
- Да, - помедлив, сказал Упрям. - Для княжьей задачи в любом случае чары потребуются. Не рассчитал я с этим котлом. Хотя нет, котел тут ни при чем.
- А что при чем?
- Не что, а кто. Один мой знакомец в дурацком малахае.
- Ты про меня?
- А по чьей же еще милости я с третьего жилья до первого камнем летел? Нет у меня, знаешь ли, привычки так делать, я все больше всходом пользуюсь. Вот и выплеснул разом все силы, чтоб не разбиться.
- Значит, из-за меня… - Невдогад пожевал губу. - Плохо. Прости меня, Упрям, подвел я тебя. Прав ты - бестолочь неразумная.
- Да ладно, я уже не сержусь.
- Значит, сейчас осердишься по новой. Ты боярам про Наума что сказал?
- Будто болен учитель.
- Так я и подумал. А это, Упрям, с одной стороны хорошо, а с другой - плохо. Из-за моей глупости - особенно плохо.
- Растолкуй.
- А вот слушай. Сказал ты правильно. Кто бы ни был наш враг, что бы ни задумал, переполох да испуг всеобщий ему на руку сыграют. Значит, о пропаже чародея трещать нельзя.
- Ну, верно, - кивнул Упрям. - И что же плохого в этих верных словах?
- Слушай дальше. Ни один орк из башни не вернулся, значит, их наниматель не знает, чем закончился бой. Когда пойдет слух о болезни чародея, враг решит, что Наум ранен и нужно его добить.
Упрям сокрушенно вздохнул. Ему стало страшно. И не нового нападения боялся он, а той ответственности, которую взвалил на себя, скрыв правду и заявив, что он пока что вместо чародея. Ведь не готов, не готов! Сущий растяпа. О том, что враг будет делать дальше, он сам должен был подумать.
- Понимаешь теперь, о чем я?
- Понимаю. Молодец ты, Невдогад, смышлен.
- Брось. Это просто привычка мыслить по-крупному. Да толку с нее теперь… Вполне возможно, гостей незваных сегодня же ночью ждать надо. А ты "исчерпался" - из-за меня, такого "мудрого". Что теперь делать-то?
- Что делать? К бою готовиться! - Упрям стукнул кулаком о ладонь и решительно поднялся на ноги. - Наум не ждал нападения, а я жду. Он был одни, а со мной… впрочем, нет, тебе в драку нельзя.
- Это еще почему? - взвился Невдогад.
- Куда? Ты же слабый, как девчонка, уж не обижайся.
- Зато ловкий! Я… я, знаешь, как могу? Я - о-го-го!
- Хорошо, - примирительно сказал Упрям. - Возьму в бой. Только условие: слушаться меня беспрекословно.
- Быть по сему! - торжественно заявил Невдогад.
- Вот и договорились. Ну-ка, сними малахай.
Такой степени обиды ему еще ни на чьем лице наблюдать не доводилось.
- Ах вот ты как? Я тебе… я помочь, я искупить хотела-а… а ты!.. Ты насмехаться вздумал?
- Ничего подобного, - спокойно ответил Упрям. - Я правду сказал: возьму тебя в бой, только если будешь слушаться не думая. А нет - враз тебя скручу и в кладовую запру. Нет, даже лучше - кину на Ветерка и в город отвезу, страже сдам, пускай разбираются.
Судя по улыбке, сменившей выражение оскорбленной невинности, Невдогада посетила какая-то светлая мысль.
- Ну хорошо, - примирительно сказал он. - Во всем, что касается предстоящего боя, я обещаю слушаться тебя, как ратник воеводу. Но только в этом. А если тебе так уж не дает покоя мой малахай - что ж, сними. Если победишь меня на мечах!
- Это еще зачем? - удивился Упрям.
- А что такого? Ты мне условие, я - тебе. Или ты бою на мечах не обучен?
Упрям окинул взором тонкий стан Невдогада. Слаб - но ведь ловок, а это на мечах поважнее силы.
Он не был совсем уж беспомощен с оружием. Твердь, хоть и жила мирно, имя свое получила в кровавых войнах, так что уважение к воинскому ремеслу в ней было немалое. И в нынешние дни - нет-нет, да и понадобится добрый меч: либо на степном порубежье половцы зашалят; либо нагрянут из глубин Дикого Поля иные кочевники, разбойники лютые, и те же половцы помощи попросят; либо из булгар налетчики выпрыгнут; либо крепичи на выручку позовут. А то великий князь ладожский всех славян поднимет - тогда по древнему обычаю от каждой земли, от каждого княжества собирается особая - дольная - дружина; и сливаются дольники в единое могучее войско соборное, чтобы отразить натиск общего врага, либо самим по иноземью погулять.
Каждый славянин - и труженик, и воин. Ратные люди, конечно, такую воинскую науку постигают, какая прочему люду и не снилась. Но при том любой крестьянин и в рукопашной за себя постоит, и с топором на любого врага выйдет, а с ножом мужчине вообще расставаться не принято. И к мечу, как ни дорог он, руки у славян привычны - потому что существует палочный бой, не так уж сильно от стального отличный.
Другие страны дивятся. Там не принято, чтобы народ сильным был, там любят народ слабый и покорный. Того не понимают, что верность - тоже сила, и нет простолюдина вернее, чем тот, который правителю по собственной воле решил покориться. Хотя почему покориться? - вот глупое слово. Нет - довериться.
И Упрям, никогда не упускавший случая на зимних праздниках повозиться в потешных боях среди молоди (а в последний год - уже среди взрослых), знал, с какой стороны рукоять у меча, умел биться и в строю, и наособицу. Умел держать удар, даже владел двумя-тремя обманными движениями. Кое-чему и Наум научил, требовавший совершенствовать не только дух, но и тело. Под его присмотром Упрям упражнялся уже с настоящим мечом.
Он знал свои силы. Был уверен, что Невдогадов против него десяток нужен. Но что-то особенное, кроме обиды и упорства чувствовалось во взоре напряженного паренька. Что-то… опасное, что ли?
- По рукам, - сказал ученик чародея. - Идем в оружейную, потом во двор. Поспорим.
- Не испугался, - удовлетворенно признал Невдогад.
И стало ясно, что он не просто готов к поединку. Он жаждал его.
Оружейная была на деле скромной каморкой, где хранились свидетели бурной молодости Наума: кольчуга и шлем, два щита, три меча, пара топориков, десяток ножей и три копья. Луком и стрелами Наум пренебрегал, хотя как-то обмолвился, что в былые времена его считали неплохим стрелком. Зная нелюбовь чародея к хвастовству, можно было предположить, что он пускал стрелу в раскрученное на нитке кольцо с сорока шагов, не царапнув внутренней поверхности. Еще здесь лежали предметы вроде бы не военные, точного назначения которых Упрям, столько раз стиравший с них пыль, не знал. Небольшой костяной жезл с тонкой резьбой, какая-то железная бляха, скромный ларчик величиной в ладонь… Оставалось только догадываться, какая могучая сила таилась в них. И сожалеть, что придется обойтись без нее.
Упрям взял себе меч средней длины, прямой, как луч солнца, с рукоятью, утяжеленной большим яблоком. Увесистый меч, но верткий и послушный.
- Выбирай, - указал он на другие.
Невдогад недолго думая потянул из ножен ледянскую сечку - легкий клинок, слегка изогнутый к острию, с изогнутой же длинной рукоятью, с широкой крестовиной, в которой и сосредоточивался вес. Правильный выбор. Этот великолепно уравновешенный меч был нарочно выкован для такой вот немогучей стати. Ледяне научились делать сечки у нелюдей - у чуди белоглазой, никогда не отличавшейся богатырским сложением.
С мечом в руках Невдогад преобразился. Исчезла его нескладность, неуверенность движений сменилась осторожной кошачьей гибкостью. Упрям глядел хмуро, уже догадываясь, что недооценил соперника, но отступать и не думал.
- Значит, условились? - уточнил Невдогад, когда они встали друг против друга во дворе.
Забеспокоившийся Буян, рыча, вклинился между спорщиками, причем Упряму померещилось, что в его сторону волкодав скалился куда отчетливей. Да нет, быть того не может, помстилось.
- Условились. Буян, не переживай, это потешный бой. Посиди вон там, в сторонке, и не мешай нам. Начнем!
Волкодав лег у стены, не сводя глаз с поединщиков.
Невдогад, видя, что Упрям не собирается нападать первым, скользнул вперед. Мечи скрестились. Тяжелый клинок без труда удерживал стремительные выпады сечки, но одной защитой жив не будешь. Памятуя уроки Наума, Упрям внимательно присматривался к сопернику и скоро обнаружил, что Невдогад осторожничает через силу. Природная ловкость так и рвалась наружу. Надо только на миг поддаться ему, вызвать более решительное нападение - а потом ошеломить силой. Должен сломаться…
Сказано - сделано.
Что произошло потом, Упрям понял не сразу. Вроде бы он без ошибки выполнил задуманное, но первый же сильный удар ушел в пустоту, потянул за собой, и ученик чародея полетел носом в землю. Вовремя сделанная подножка лишила последней надежды удержаться на ногах.
И что самое досадное - Невдогад успел шлепнуть его плоской стороной клинка дважды! Сперва по затылку, когда увернулся от удара, потом, отправляя соперника на землю, по спине, а когда тот попытался перевернуться и встать, водрузил ногу на грудь и опустил сталь к горлу.
Буян удивленно приподнял ухо, в стойле осуждающе фыркнул Ветерок.
- Детство беспортошное! - весело объявил Невдогад, отступая. - Не видать тебе моего малахая.
- Давай еще побьемся, - предложил Упрям.
- А на что? Свой заклад ты уже проспорил, а больше мне от тебя ничего не надо.
- Да без заклада, просто охота посмотреть, как ты это делаешь.
- Ну, давай, коли хочешь, - улыбнулся Невдогад и принял стойку.
Вновь сошлись. На сей раз Упрям бился осмотрительнее. Он догадался, что все намерения Невдогад прочитал у него на лице, и теперь почти обхитрил его: удачно изобразил повтор своей ошибки, но в последний миг сдержал атаку. Однако и Невдогад не растерялся, отскочил.
Они закружили по двору, глядя глаза в глаза.
Ничего, захочется этому странному пареньку блеснуть ловкостью! Настанет миг, когда его нападение из пробного превратится в настоящее…
Этот миг и правда настал. Но Упрям его пропустил, а когда спохватился, поздно было - сечка замерла у самой груди.
- Хватит, - сказал Невдогад, вытирая лоб - ага, все же не так просто далась ему победа! - Если живы будем, потом еще потешимся. В общем, знаешь, совсем неплохо. Победить меня ты не можешь, и не вздумай обижаться: мне отец самого лучшего мечника приводил в учителя. Кроме того, сечка - мой любимый клинок.
- Хороший у тебя отец, - улыбнулся Упрям.
- Да я, вообще-то, не жалуюсь. Я пока оставлю ее себе? - кивнул Невдогад на сечку.
- Конечно, бери. И все-таки - драться будешь там, где я тебе скажу.
- Я же слово дал, - кивнул Невдогад и вдруг насторожился: - А это значит - где?
- Придумаю - скажу. Буян, айда с нами, сегодня в доме ночуешь…
- Узнав, кто наш враг, мы поймем, как с ним бороться, - заявил Невдогад, препоясываясь ножнами. Однако мальчишеская увлеченность, несмотря на немалый ум, была отнюдь не чужда ему, и он опять свернул на обсуждение поединка. - У тебя хороший меч, и ты его чувствуешь, но тебе не хватает гибкости, а главное - быстроты. В бою нельзя задумываться, надо, чтобы мысли струились по телу, иначе твои замыслы, самые блестящие, легко можно будет угадать по лицу.
- Неужели ты думаешь, что я никогда этого не слышал? - пожал плечами Упрям. - Учитель все мне рассказывал, но ведь растил он из меня чародея, а не бойца.
Он уже видел, что Невдогад не успокоится, пока не выговорится до конца. Но ничуть не сердился. В снизошедшем после двойного проигрыша вдохновении он до странного легко представлял себе все то, чего сам никогда не имел: и богатый дом, и родительскую опеку в виде лучших учителей… Даже самого этого учителя - внимательного, мудрого, но все равно чужого. Мастера, которого не то, что победить - даже заставить вспотеть уже не мечтаешь. И желание самому учить и наставлять - потому что в этом и только в этом мыслится основа взрослости.
"Ладно, сам-то не лучше", - беззлобно попрекнул себя Упрям.
- Да, конечно, - согласился Невдогад. - Но кое-что ты должен запомнить раз и навсегда. Видно, ты любишь меч, который взял. В нем - большая сила - но и большая слабость. Ты хорошо им защищаешься, это уже полдела. И устроен он так, что ты можешь наносить им поистине богатырские удары. Но вот чего ты, похоже, не видишь: у тебя только одно расстояние удара, ровно в полторы руки. Если ближе врага подпустишь, силу замаха утратишь.
- А если дальше?
- Тогда опоздаешь, потому что обмануть врага тебе не удастся. Один раз я чуть было не попался на твою хитрость, в начале второй схватки, когда ты изобразил замысел. И то, как помнишь, быстрота меня выручила. Дважды на такую уловку никого не поймать. Твоя надежда - стойкая защита. Выжидай, и когда враг окажется на расстоянии удара - бей!
- Так ведь он же заметит, когда я бью.
- Пожалуй, заметит, если останется жив. Но тут уж твоя забота, чтобы первый удар был и последним. А в общем, сражайся по наитию. Просто помни, что ошеломить противника ты можешь либо нападая первым, либо когда он выходит из нападения. Старайся скрыть до времени свое расстояние удара.
- Запомню. Спасибо за науку, Невдогад. Ну а сейчас о другом подумаем.
- Да. В первую очередь - кого нам ждать?
- Орков.
- Возможно. Но орки уже потерпели поражение. Кроме того, знает ли враг наверняка, что ты тут один? Вдруг ты известил князя да приютил тайком десяток дружинников?
Упрям согласился: возможно. Но как станет действовать враг, который не знает наверняка? Постарается узнать!
- Буян! - позвал он. - Заметил ли ты сегодня посторонних людей поблизости? Кроме бояр со слугами, конечно.
Пес отрицательно помотал головой. Невдогад ойкнул и с непосредственностью малыша в скоморошьем балагане приготовился хлопать в ладоши, за что и заработал очень неласковый взгляд волкодава.
- А кто-нибудь еще за нами мог присматривать? Какие-нибудь духи? Собаки видят или просто чуют многих духов, - пояснил он Невдогаду.
Снова отрицательное движение головой.
- Значит, подсылов не было, - задумчиво проговорил Упрям. - И какой вывод? Знает враг, что нет в башне засады? Или на авось понадеется?
- Только не это, - решил Невдогад. - Готовиться надо к худшему. Значит, предположим, он напустит на нас лихих людишек, на золото падких. Это навряд ли больше десяти, иначе их просто трудно спрятать поблизости. Да и парни дядьки Боя хлеб не даром едят…
- Чьи-чьи? - переспросил Упрям.
- А… Дядька Бой - так сотника Залеса воины прозвали. Его сотня - головная в Охранной дружине, как раз следит, чтобы дороги да чащобы вблизи от города безопасными были. Мимо них и десятку-то разбойников просочиться нелегко, но мы же готовимся к худшему.
- Значит, будем считать, что придет дюжина разбойников, - решил Упрям. - Орки… сколько их ждать?