Месть Демона - Владимир Лосев


Нечто странное происходит с Максимом, когда пьет. Он исчезает, а вместо него появляется кто-то другой, страшный, непохожий на него, хотя внешне ничего не меняется… По крайней мере, так говорят люди, он-то сам никогда ничего не помнит. Максим, зная эту свою неприятную особенность, старается не пить, но когда убивают его любимую девушку, сдержаться уже не может. После каждого раза, когда в рот к нему попадает спиртное, в городе гибнут люди, и в этих смертях подозревают его, но он даже не знает, действительно, ли виноват - ничего же не помнит. Чтобы выжить, он начинает свое расследование, результат ему не понравится…

Содержание:

  • Пролог 1

  • Глава первая - Смерть 1

  • Глава вторая - И снова кладбище 7

  • Глава третья - И снова смерть 13

  • Глава четвертая - Глаз бури 19

  • Глава пятая - Неужели оборотень? 25

  • Глава шестая - Каталажка 31

  • Глава седьмая - Лишь сумрак осенний… 38

  • Глава восьмая - Кое-что о себе 44

  • Глава девятая - Тучи сгущаются 50

  • Глава десятая - Бессмертный? 56

  • Глава одиннадцатая - И все-таки бессмертный!!! 62

  • Глава двенадцатая 68

  • Глава тринадцатая 74

  • Эпилог 76

Владимир Лосев
Месть Демона

Пролог

Я - воин, рожден, чтобы убивать. С первого моего крика меня учили вслушиваться в дыхание смерти за спиной, принимая свою и чужую кончину как нечто неотделимое от профессии.

А еще меня научили соблюдать пропорции, ибо смерти и жизни не должно быть слишком много.

Таково мое призвание. Обитаемые миры несовершенны, в них всегда находятся те, кто по глупости уничтожают несущих им свет.

Когда это происходит, призывают меня.

Мы неразлучны: свет и тьма, жизнь и смерть. Мы приходим вместе, потом свет уходит, и остаюсь только я, несущий гибель…

Глава первая
Смерть

Не ищи смерть, найдет сама.

Не беги, она догонит.

Просто живи, зная,

кто дышит за твоей спиной

И запах нарциссов и хризантем,

И запах ромашек сегодня горек.

Она так любила эти цветы…

Желтизна их невыносима.

(Тацудзи Миёси)

Когда мне сказали, что в роще нашли безображенное тело Ольги, я просто не поверил. Криво, не очень вежливо усмехнулся, давая понять, что мне не нравятся такие шутки.

Но мой хороший знакомый, работающий врачом в городской больнице, продолжал ровным голосом выкладывать подробности. Ольгу изнасиловали толпой и бросили умирать, взрезав живот ножом. Несколько часов она еще жила, пыталась доползти до людей, оставляя за собой кровавый след на осенней пожухлой траве… Я содрогнулся и понял: это правда. Только так мог умереть ангел в нашем мире - мучительно, тяжело, от рук людей, которым не сделал ничего плохого…

Я слушал врача, и окружающее расплывалось в глазах, превращаясь в туманную серую дымку, в которой сухие жестокие слова доносились будто издалека, пробиваясь сквозь оглушающий стук сердца. Хотелось встать и уйти, чтобы ничего больше не слышать, но тело не подчинялось. Ноги стали ватными, словно лишились костей, а внутри все заледенело.

Я надеялся, что умру сразу - думал, сердце не выдержит, но оно у меня крепкое, тренированное.

Мне не повезло умереть в тот печальный день, да и в следующие два других, поэтому пришлось идти на похороны…

Новое кладбище начиналось сразу за коллективными садами, уходя в поле все дальше и дальше от города и уже занимая площадь, равную новому микрорайону. Если так пойдет, то скоро город мертвых станет больше поселения живых…

На садовых участках люди по привычке, оставшейся с советских времен, сажали картошку, растили кислые яблоки и зеленые помидоры, которые потом дозревали дождливой осенью под кроватями, разложенные на старые газеты.

Похоронная процессия растянулась, шедшие за гробом раскланивались с садоводами - день был выходной, и многие уже с утра гнули спину на грядках, но, узнав, кого хоронят, тут же, на участках, срезали цветы и присоединялись.

Городок у нас небольшой - районный центр, сто тысяч населения. Не уверен, что все друг друга знают, но почти так и получается - с одним учился, с тем работал, третий знаком с твоими родителями…

Шествие понемногу заполнило основную дорогу, растянувшись километра на два.

В новые неспокойные времена умирают часто. Что поделаешь - время перемен… Люди давно равнодушны к чужой смерти, на похороны приходят лишь родственники да самые близкие знакомые, потому и не строят больших площадок для прощания, но в тот день они бы потребовались - собралось больше двух

тысяч. На кладбище стало тесно, часть процессии остановилась за воротами, не сумев пройти дальше. Немного постояв, побросали цветы на дорогу и стали расходиться, осеняя крестами воздух.

Ольга была крещеной, ее отпевали в кладбищенской часовне. Толпа меня оттеснила, но я этому был только рад: не люблю спертый воздух, пахнущий ладаном. Как только появилась возможность, отошел в сторону и огляделся.

Центральное место на старом кладбище отведено тем, кто погиб в Афганистане, а на новом прочно занято убитыми в Чечне. Им ставили неплохие памятники от военкомата, да и стояли они удачно - своего рода аллея моей памяти, начинающаяся прямо от входа. Многих ребят я знал лично и, медленно двигаясь по аллее, кивал фотографиям на памятниках, здороваясь, как с живыми.

Я поступил в институт, а они пошли в армию, теперь они мертвые герои, а я - безработный инженер…

По моим ощущениям, когда люди умирают за чужие деньги и интересы, это не геройство - нечто другое, мерзко пахнущее. У них же не было выбора, их просто заставили умирать.

Многие из властной элиты и высшего командного состава армии на крови моих сверстников сделали хорошие деньги.

Жалко мертвых, да и живых тоже. Не повезло и нам, попали в лихие времена. Я, получив образование, сидел без работы, потому что назвать работой ночное бдение в детском саду у меня язык не поворачивается. Сторож с дипломом - звучит как-то глупо…

У нас в городке всего три завода, и раз в полгода их кто-нибудь либо перекупает, либо захватывает, постреляв бывших владельцев, а те, кто на них работали, оказываются на улице. Вот и бегает толпа народу от одного предприятия к другому.

Я сначала бегал, как все, но быстро понял, что не угонюсь, и устроился сторожем в детский сад. Платят мало, но мне и надо не много.

Когда-то мой дед, переживший две мировые войны и две революции, с усмешкой сказал: лихие времена в нашей стране будут всегда, а в такие года всегда кто-то выигрывает, но больше проигравших. Я ему тогда не поверил, а теперь все больше убеждаюсь в его правоте, глядя, как проигравшими в забегах от одного завода к другому забиваются кладбища по всей стране…

Нужно приспосабливаться, если хочешь жить, потому что другой жизни нет и не будет.

Ольге не повезло, она умерла… или повезло - это уже вопрос мировоззрения…

Я шел и кланялся знакомым ребятам, смотревшим на меня с мраморных плит. Много их лежало здесь, моих дворовых и школьных друзей. Следом за памятниками погибшим в Чечне шел кусок площади, отведенной для ребят, пытавшихся заработать в смутные времена свой лакомый кусок ножом и пистолетом. Лица и здесь были до боли знакомыми.

Некоторые из них слыли неплохими парнями, занялись разбоем от безысходности, от бытовых проблем, а то и просто за компанию. Я мог бы оказаться и среди них, и сейчас лежал бы под роскошным памятником, изваянным местным скульптором.

По-моему, это единственный человек, которому по-настоящему повезло, никогда до этого его труд так щедро не оплачивался, как сейчас. Он уже построил трехэтажный дом на окраине города, ездит на новеньком джипе, а новые заказы продолжают сыпаться золотым

дождем.

Мы раньше воевали районами, захватывая и объединяя под собой территории, избивая незнакомых нам сверстников. Это было заурядным явлением по всей стране, битвы проводились по дворовым законам чести, никого не убивали, а в больницы попадали единицы.

В новые времена быстро нашлись люди, которые поставили в строй тех из нас, кого сумели, и дворовые ребята занялись захватом заводов, фабрик, железнодорожных станций, потому что началась революция, или, по науке, - раздел собственности и перераспределение сфер влияния.

И от этого меня тоже спас институт, находившийся в областном городе. Там шли свои войны, но я был чужим, и меня не включали в ряды бойцов за то, что никому не принадлежало.

Бандитам, глядящим на меня с роскошных памятников, я не кланялся: слишком много крови, боли и страха эти ребята принесли в наш город.

Они смотрели на меня надменно, сверху, облеченные в красный и черный мрамор, обвитые золотом надписей, увенчанные огромными крестами. Парни дружили с богом, они и убивали, потрясая этими символами веры…

А дальше за роскошными памятниками начинались могилы их жертв. Тут я остановился, потому что ноги у меня ослабли и затряслись.

Ольгу хоронили здесь, потому что она тоже была жертвой лихих ребят, имена которых остались неизвестными.

Я недолго стоял над свежей ямой. Из часовни вывалился народ, выстроился в ряды и направился сюда, неся на руках закрытый гроб.

У мужчин сжимались до хруста кулаки и мрачнели лица, когда они смотрели на фотографию, которая высоко над толпой нес отец Ольги, он был человеком рослым.

В наше смутное время, когда жизнь человеческая ничего не стоит, так могла умереть любая девушка. Но только не Ольга…

Иногда в мире рождаются люди, глядя на которых, начинаешь верить в то, что бог существует, и жизнь - не огромная лужа зловонной грязи, которую, хочешь или не хочешь, но нужно перейти, а нечто другое, недоступное для понимания…

Она никогда не казалось мне земной, несмотря на то, что родилась, как большинство жителей нашего городка, в старом роддоме массивной сталинской постройки с лепниной на высоких потолках и огромными необъятными коридорами, залитыми неоновым светом, слепящим глаза.

Лично я считал ее самым настоящим ангелом.

Как небо плещется в растерянных глазах.
Как осторожен шаг.
И ветер падает у ног,
Боясь затронуть прядь волос…

Когда видишь такую девушку, начинает сохнуть во рту, и кажутся глупыми любые слова, с которыми ты хотел к ней обратиться. Хочется просто стоять, смотреть, восторженно вздыхать и молчать…

Они не красивы - это понятие к ним просто не относится…

Такая девушка входит в переполненный зал, и на мгновение стихают все звуки, мужчины провожают ее задумчивыми взглядами, женщины отмечают ее проход презрительными улыбками, но даже в этом отработанном пренебрежении всегда присутствует некая растерянность. Они понимают, что своих мужей и парней к таким девушкам можно не ревновать - другая весовая категория, здесь действуют совсем иные законы…

Ей вслед никогда не кричали сальности, ее не пытались зажать в школьном коридоре, как других девчонок. Не таскали за волосы и не делали многое из того, что доставалась другим. По той же причине - к ней это не относилось.

В ее положении, конечно, были свои недостатки. Никто, например, не мог представить, что эта девушка так же, как все, мечтает о свиданьях и поцелуях в темных подъездах. О любви, о тех же тисканьях…

Странно это. По сути, Ольга стала таким же изгоем, как и я, только причины у нас были разными.

Она считала меня своим другом, а я был безнадежно влюблен в нее. Мы жили в одном дворе и ходили в одну школу.

Я пробовал ухаживать за ней, но достаточно было одного ее красноречивого взгляда, чтобы я снова стал робким, тихим и преданным.

При этом она тихо и застенчиво произнесла, что предпочитает во мне видеть старого товарища, на которого может положиться в любой ситуации, чем кого-либо другого.

- На любовь способны все, - произнесла она с мягкой улыбкой. - А вот на дружбу могут рассчитывать только единицы.

Я, хоть и был не согласен с ней, промолчал, лишь разочарованно вздохнув. Может быть, поэтому очень расстроился, когда узнал, что у нее за время моей учебы в институте появился парень.

Я не обиделся. На Ольгу просто невозможно обижаться, тем более, что я никогда и не считал себя по-настоящему достойным ее. Но все равно было ощущение того, что у меня украли - если не жизнь, то мечту…

Парень мне не понравился, он казался хмурым, нескладным и некрасивым. Ума большого я в нем тоже не заметил. Единственное, чем отличался от нас всех, было то, что приехал он откуда-то из Сибири.

Звали его Романом, фамилию носил смешную - Букашкин. Мне передернуло, когда я представил, что ее станет носить Ольга после свадьбы. Нельзя называть ангела букашкой.

Хотя, если быть справедливым человеком он был неплохим, только немного странным.

Работал в котельной на местном мясокомбинате, котлы там были старые, еще довоенные, и топились углем. Вот Роман и перекидывал за смену тонн пять, иногда и больше. Не тот это человек, по моим представлениям, с которым должна была дружить Ольга.

- Почему фамилию не сменишь? - выдавил я, когда Ольга нас познакомила. - Смешная она какая-то. В детстве наверняка же дразнили…

- Кто дразнил, тот пожалел, - Роман сказал это так просто и равнодушно, что я ему сразу поверил. - А фамилия старинная, правда, не дворянская - купеческая, мои предки еще в двенадцатом веке торговали пенькой да дегтем. Поэт Вознесенский нашу фамилию воспел.

Я едва сдержался, чтобы не рассмеяться:

- И как же он вас воспел?

Живет у нас сосед Букашкин
В кальсонах цвета промокашки.
Но как огромные шары
Над ним горят Антимиры…

Прочитал Роман нараспев, с невозмутимым лицом.

- Да… - протянул я, сдерживаясь изо всех сил, чтобы не рассмеяться. - Красиво сказано, особенно про кальсоны из промокашки…

- Там и про антимиры сказано, - пожал плечами парень. - Каждый слышит то, что… слышит, это своего рода тест.

- А я его, конечно же, не прошел - не услышал об антимирах?

- Ты - нет, а вот Ольга сразу поняла, в чем тут суть…

Мне стало больно и грустно.

По моему мнению, ангел должен встречаться с настоящим принцем, в крайнем случае, ученым или кем-нибудь из олигархов, которых так много развелось в нашей стране при дележе собственности. Хотя в последнем случае, возможно, я не прав.

Когда предприятия можно отнимать или покупать за бесценок, стать богатым нетрудно - нужно только иметь небольшую армию. У нас в городе есть один такой. Его зовут "Болтом", потому что фамилия у него созвучная - Гайкин.

Так вот, Болту принадлежит многое в нашем городе - магазины, мелкие предприятия, рестораны, - и только потому, что армия у него имеется, да с милицией всё решено: они его не трогают, он их…

Но, с другой стороны, не с кочегаром же Ольге было связывать свою жизнь? Был бы парень красив, высок, статен, ее хоть как-то можно было понять. А Роман обычен, незаметен, нескладен - в общем, никакой…

Он шел за гробом рядом с родственниками, но почему-то казалось, что идет один, и нет никого вокруг.

Даже казалось, что идет в тишине, хотя от истошных воплей Ольгиной матери хотелось закрыть уши, чтобы не так резало сердце.

Роман выглядел задумчивым, немного хмурым - в общем, таким, как всегда, но совсем не казался убитым горем.

Я подошел к нему, когда священник начал махать кистью над могилой.

- А ты чего стоишь в стороне?

Роман внимательно посмотрел на меня и печально усмехнулся:

- У меня другая вера… Не понимаю, что там происходит, все не так, фальшиво как-то.

Ольга в церковь не ходила, не верила по- настоящему, хоть и крещеная была. Я понимаю, православие это модно, но сам принадлежу к другой вере. - К какой же? - вяло поинтересовался я.

Солнце стояло высоко над головой, и с каждым мгновением становилось все жарче.

- Она не вписывается в существующую классификацию, и распространяться на эту тему я не хочу. Но тебя же не это интересует?

Не для этого же ты подошел ко мне? Хочешь что- то спросить, я вижу…

- Ты прав, мне действительно вдруг захотелось узнать, где находился в тот вечер, когда ее насиловали и убивали?

- В ночь, - поправил меня Роман. - Тебя интересует не вечер, а ночь.

- Почему ночь?

- Это все происходило около часа ночи, так сказали эксперты. К сожалению, в это время я работал в котельной, была моя смена, а от котлов не уйдешь больше, чем на полчаса.

- Почему к сожалению? - спросил я. - Не любишь свою работу?

- Потому, что если бы не работал, она была бы со мной, и с ней ничего бы не случилось, - он тяжело вздохнул. - Мы все свободное время проводили вместе, нам это нравилось…

- Ты не догадываешься, кто это сделал?

- Все догадываются, но никто не знает точно… - Роман поднял на меня глаза. Мне показалось, что в темной радужке плещется ночь, так они были глубоки и печальны. - Но я узнаю, а потом убью их всех…

Он сказал это сухо, без гнева и ненависти, но я поверил сразу. Что-то было в нем такое, чего я не понимал - может быть, твердая уверенность в том, что сможет найти и покарать. Именно сможет…

Вокруг смерти Ольги ходили в городе всякие разговоры. Многие, и я в том числе, пришли к выводу, что это сделал кто-то из качков Болта, просто потому, что больше никто бы не посмел, а для этих отморозков что ангел, что бог - все едино…

Никто не ждал, что найдут виновных, все давно привыкли к тому, что большинство мертвецов на этом кладбище никогда не будет отомщено, по крайней мере, при этой жизни. Л если милиция что-то и выяснит, то у Болта хватит силы и влияния сделать так, чтобы все об этом забыли.

- Почему убьешь именно всех? - поинтересовался я. - Разве это был не один человек?

- Я читал заключение эксперта: как минимум трое, а вероятнее всего пятеро… - И ты уверен, что найдешь их и убьешь?

- Найду, - Роман смотрел на небо. Голос его стал глухим. - Город маленький, даже если просто отметать всех, кто не мог этого сделать, то уже скоро станет ясно, кто там был. Это вопрос времени и желания…

- На милицию не надеешься?

- Надеюсь только на то, что не будут мешать… Сейчас гроб станут опускать, я пойду…

- Если убийцы узнают, что ты их ищешь, то и тебя убьют, - произнес я в удаляющуюся спину. - Не боишься?

Он оглянулся:

- Смерть не роняет достоинства. Больше думай о жалкой участи человека, который не добился цели и продолжает жить.

Я недоуменно посмотрел ему вслед. Он цитировал кодекс самураев и говорил при этом так, словно смысл его впитался ему в кровь. Странная мысль пришла мне в голову:

"Кто бы это ни сделал с Ольгой, он умрет. Человека, исповедующего кодекс самураев, не остановить никому".

Дальше