В любом случае, ему удалось выбросить кошку из головы, когда она снова появилась, следуя в нескольких шагах позади него своей узнаваемой походкой со своеобразными подскоками. Логан посмотрел на нее через плечо, не замедляя шаг, улыбаясь про себя ее настойчивости. Она, вероятно, подумала, что у него есть еда. Да, дошло вдруг до него, у него ведь есть еда. Он вынул кусок запакованного рациона, который он положил в карман перед отъездом. Кошка должна была учуять это.
- А ты соображаешь, не так ли, - сказал он, оборачиваясь.
Он сунул руку в карман, достал пищу, отломал кусочек и бросил его животному.
Кошка наблюдала, как предложенный кусок упал на землю и прокатился по ней до остановки. Без какого–либо движения она изучила его, а затем посмотрела вверх на Логана, как бы говоря: "Что я должна с этим делать?"
Логан покачал головой. Одичавшие кошки; они рано научились тому, как быть осторожными, иначе они погибнут. Они не доверяли никому. Кроме того, эта не выглядела особенно голодной. Скорее наоборот, она выглядела перекормленной.
Он пожал плечами.
- Прекрасно, не хочешь, не ешь. Это уже не моя проблема.
- Она никогда не берет пищу у незнакомцев, - раздался голос.
Логан испытывал удивление достаточное число раз, за свою жизнь, чтобы не выскакивать из своей шкуры от неожиданных голосов, и тем не менее он был поражен.
Он огляделся, Но никого не увидел.
- Она не берет пищу?
- Хотя вы ей нравитесь. Если бы это было не так, она бы не пошла за вами. Она очень особенная.
Девушка, еще не женщина, догадался он по звуку ее голоса. Он продолжал высматривать ее, а затем увидел, как она отделилась от дерева, к которому прислонялась. До этого она была частью ствола, так тесно прижавшись к нему, что он не заметил ее. Даже теперь, она была едва различима. Она была облачена в плащ с капюшоном, поэтому ее черты были скрыты. Она стояла перед ним и не делала никакого движения, чтобы приблизиться.
- Это твоя кошка, - спросил он ее.
- Она так считает. Ее зовут Крольчиха. Меня - Каталия, иногда для краткости Кэт. А вас?
- Логан Том, - он сделал паузу. - Твое имя Кэт, а твоей кошки - Крольчиха. Твоя кошка ведет себя как кролик. Меня это удивляет.
Она посмотрела на него в молчании.
- Что Вы ищете?
Он покачал головой.
- Припасы.
Крольчиха подошла к ней и начала тереться своей серой мордой о ее ноги, как будто испытывала какой–то зуд. Каталия нагнулась и почесала кошку за ухом. Она все еще была скрыта в тени своего плаща и капюшона.
- Какие припасы?
- Медицинские. Лекарства от чумы.
Она не дрогнула и вообще никак не отреагировала. Она все еще продолжала чесать Крольчиху за ухом, как будто его слова имели не больше значения, чем разговор о погоде.
- Почему ты здесь одна? - спросил он ее.
- Кто говорит, что я одна?
Ответ был быстрым и уверенным, не резким или защитным. Он противился желанию обыскать окружающую темноту. Если он не смог обнаружить ее, то мог пропустить присутствие других, бывших с ней.
- Не беспокойтесь, здесь больше никого нет, - сказала она. - Я могу позаботиться о себе сама.
Он кивнул и позволил всему идти своим чередом.
- Есть ли компаунд внутри этого купола? Думаю, я смог бы что–нибудь там найти.
Она выпрямилась, убирая пальцы от кошки. Но даже в этом движении она не раскрыла о себе ни единой детали.
- Вам не стоит туда идти. Никто там вам не поможет.
- Кажется, ты уверена…
- Да, уверена. Знаете почему? Я родилась в этом компаунде. Мои родители, братья и сестры до сих пор живут там. Все, кроме моей сестры Эви: она умерла, когда мне было четыре года. Остальные все еще там. Они живут в подземелье, в помещениях фундамента. Они прячутся всю ночь. Никакого света или передвижения не разрешается на поверхности. Таким образом, никто не знает, что они там.
Он уставился на нее.
- Глупо, не так ли? Если Вы притворитесь, что никто не сможет вас найти, то возможно никто и не найдет. Именно это и происходит. Притворяются. Они достаточно много притворяются. Думаю, именно это удерживает их от развала.
- Сколько тебе лет? - спросил он.
- Восемнадцать. А вам?
- Двадцать восемь. Как давно ты покинула компаунд?
- Шесть лет назад. Я ушла, когда мне было двенадцать.
Он колебался, стоит ли продолжать.
- Почему ты ушла из компаунда?
- Я заболела.
Она больше ничего не предлагала. Он стоял, глядя на нее, опираясь на свой посох, изучая ее осанку в поисках подсказки, что же в ней было не так. Ночь сгущалась вокруг них, как будто скрывая тайну, которую она, очевидно, хранила. Крольчиха встала, подошла к нему и снова села, опять же вне досягаемости, но достаточно близко, чтобы был виден отражаемый в ее глазах лунный свет.
- Зачем вам лекарства от чумы? - спросила она.
- Со мной несколько больных детей. Они нужны им. Мы едем на юг.
- На юге ничего нет, - сказала она. - Только больше всего этого. Больше чумы, отравленных воздуха и воды, и химикатов. И насекомых - кучи, кучи насекомых.
Что–то подобное он слышал, но еще не сталкивался с этим. По–видимому, нарушение экосистем и отравление ядами воды и земли подтолкнули к быстрому росту определенные виды насекомых. Одним из примеров была гигантская многоножка, которую убили Призраки. Но в других случаях результаты были совершенно другими.
Вместо одного гигантского насекомого, ускоренное размножение привело к тысячам и тысячам маленьких особей, ордам, которые съедали все на своем пути, не оставляя ни единого растения, обнажая землю.
- Сколько лет вашим детям? - вдруг спросила она.
- Они не мои дети. Я лишь помогаю им. Старшему может быть двадцать. А младшему десять.
- Они беспризорники или из компаунда?
- Думаю, и те и те.
- А вы?
- Что ты имеешь в виду?
- Вы из беспризорников или из компаунда?
- Из компаунда, но я осиротел в восемь лет. Почему ты задаешь эти вопросы?
- Вы хотите, чтобы я помогла вам найти лекарства от чумы?
Он вздохнул.
- Мне нужна любая помощь, которую я смогу получить.
- Тогда просто расскажите мне то, что я хочу знать. Где ваши дети?
- Я оставил их за пределами города, когда поехал искать лекарства.
- Это опасно, выходит одному ночью. Разве вы не боитесь?
- А ты?
- Я все вокруг знаю.
- Слушай, ты можешь помочь мне найти то, что мне нужно?
Она сделала шаг вперед.
- Может быть. Возможно, я единственная, кто может вам помочь. Единственная, кто хочет помочь. Никто в компаунде вам не поможет. Да и на улицах тоже. Только я.
Он бросил на нее тяжелый взгляд.
- О–хо–хо. Только ты. Почему так? Потому что я нравлюсь твоей кошке?
- Потому что мне кое–что нужно от вас.
Крольчиха терлась о него, как будто они были друзьями всю свою жизнь. До сих пор он даже не замечал ее. Он бросил взгляд вниз и отодвинул свою ногу. Кошка посмотрела вверх на него глазами–блюдцами.
Логан посмотрел на девушку.
- Что же тебе нужно?
- Мне нужно, чтобы вы взяли меня с собой, когда уедете отсюда.
Как будто ему нужен был еще один ребенок, чтобы заботиться о нем. Как будто он не собирался найти способ покинуть тех, кто уже был у него. Это показалось ему невероятно забавным; ему захотелось засмеяться, несмотря на то, что для девушки в этом не было ничего смешного. Но не имело значения, что она чувствовала. Он не собирался брать ее. И не возьмет.
- Знаете, почему они вышвырнули меня из компаунда? - вдруг спросила она. - Мои родители, мои братья и сестры, мои друзья и все остальные? Почему они никогда не остановились, чтобы дважды подумать об этом, ведь мне было всего двенадцать лет и я родилась в компаунде и никогда не была снаружи, даже со взрослыми? Почему, как вы думаете?
Она начала приближаться к нему.
- Они боялись тебя? - предположил он. Он стоял на своем месте по мере ее приближения, не уверенный, что может случиться, но не желающий отступить.
Она остановилась менее чем в десяти футах от него.
- Правильно, так и было. Они боялись меня. Боялись этого.
Она откинула капюшон своего плаща и повернула голову к бледному лунному свету. Темные пятна покрывали большие участки ее лица и шеи. Когда она вытянула свои руки так, чтобы рукава плаща открыли их, он смог увидеть точно такие же отметины и на них. Она немного повернулась, чтобы цвет и форма этих отметин более ясно стали видны под углом падающего света. Кожа была грубой и чешуйчатой, как у рептилий.
Он сразу понял. Она превращалась в Ящерицу.
- Ты боишься Уродов, Логан? - спросила она его. Она сделала еще несколько шагов вперед, смело и твердо, но все еще оставалась вне досягаемости.
- Нет. Но люди в компаундах боятся.
- Они испугались. Даже моя собственная семья. Они думали, что это заразно. Они не знали этого, но не хотели испытывать судьбу. Что значит жизнь одного ребенка по сравнению с жизнями всех остальных? Легче вышвырнуть меня, чем рисковать распространением инфекции кожи ящериц.
Ее голос стал суровым и горьким, но она смотрела на него прямо и не пыталась отвести глаза. Слез не было. Он поразился тому, сколько потребовалось ей сил, чтобы научиться не плакать, когда она рассказывала об этом.
- Такое происходит везде, - сказал он. - Я вдел это раз за разом. Не думаю, что кто–нибудь знает, из–за чего это происходит. Частично из–за химикатов. Частично из–за воздуха, воды или пищи. Как и все остальное, что создает мутации, слишком много факторов, чтобы узнать наверняка.
Она кивнула, но ничего не сказала.
- Как же ты выжила? Ведь тебя выгнали из компаунда более шести лет назад.
Она улыбнулась. Ее улыбка, под лоскутом кожи рептилии, которая покрывала всю левую сторону нижней части лица, была довольно прекрасной.
- Мне помогло семейство Ящериц. Они приняли меня, кормили, одевали, поставили меня на ноги. Они понимали, как обходиться с этими изменениями, потому что такое произошло и с ними. Они знали других, которых как и меня вышвырнули на улицу, у которых была такая же болезнь. Они были людьми улиц, эта семья. Но они понимали.
- Что с ними случилось?
Она немного помолчала, затем пожала плечами:
- Ничего. Просто я решила, что хочу быть самостоятельной. Вы заберете меня с собой, если я помогу вам?
- Ты достанешь мне лекарства и я заберу тебя с собой. Что потом?
- Я поеду с вами и вашими детьми туда, куда вам нужно. Это не имеет значения. Просто я не хочу больше здесь находиться. Я хочу уйти отсюда.
- Почему?
- Я же сказала вам, что просто хочу.
Затем он подошел к ней, протянул руку и пробежал двумя пальцами по грубому участку, покрывавшему ее челюсть. В ее голубых глазах отражалась неуверенность. Он заметил, что ее волосы были коричного цвета. Но даже среди волос на голове виднелись грубые лоскуты.
- Кое–что я знаю о твоей болезни, - произнес он. - Я часто видел такое, говорил с теми, у кого была эта болезнь. Она покрывает кожу и поглощает ее. Она превращает человека в мутанта. Это происходит быстро. Кажется, что подобное не произошло с тобой. Ты ведь болеешь уже шесть лет, так ведь?
- Она не протекает у всех одинаково. - Она отвернулась, затем быстро нагнулась, чтобы взять на руки Крольчиху, и направилась прочь. - Если вы не хотите забрать меня, так и скажите.
- Я хочу, чтобы ты сказала мне правду, - произнес он. - Почему ты живешь здесь в одиночестве?
Она начала было говорить ему что–то, еще одна ложь, подумал он, но затем сжала губы и издала приглушенный вздох.
- Я перестала меняться. Что–то остановило изменения. Я знала, что когда моя новая семья поймет, что я не стану такой, как они, они тоже выгонят меня. И я решила не дожидаться того, что должно будет случиться.
Логан отступил назад, чтобы дать ей побольше места. Она не принадлежала ни одному месту. Она была ни тем и не другим, и никто не хотел иметь с вами дело, если вы не такой, как они. Не в этом мире. Ящерицы не имели различий. Они понимали, что значит измениться, но не так, чтобы измениться наполовину и остановиться. Каталия не хотела, чтобы с ней произошло дважды одно и то же, снова испытать ту же боль, что и в первый раз.
- Итак, - сказала она. - Ваши дети тоже прогонят меня?
- Может быть. Некоторые из них. Я не знаю. Я с ними всего лишь несколько дней.
- А вы? Теперь, когда вы все знаете.
Он посмотрел в темноту, обдумывая свое решение. По какой–то причине ему вдруг вспомнился Майк. Много ли беспокойства доставило бы ему забрать ее с собой?
Несмотря на то, что он почти ничего не знал о ней. Несмотря на то, что вряд ли смог бы спасти ее.
Крольчиха смотрела на него из переплетений рук. Ожидая.
- Я не прогоняю людей, - сказал он.
Она тоже ждала. Услышать эти слова.
- Ладно, - согласился он. - Ты в деле.
* * *
Они шли по темным улицам, девушка впереди, кошка сбоку от него, время от времени подскакивая, доказывая ему, какие странные вещи творятся. Мир вокруг них был безмолвен, здания темными, а небо огромным и пустым.
- Почему ты носишь этот посох? - спросила она его.
- Когда–нибудь я расскажу тебе. Откуда ты знаешь, где искать лекарства от чумы?
- Ящерицы держат запасы лекарств для торговли. Большинство этих лекарств для них бесполезны. Их иммунная система иная, нежели у людей, поэтому эти лекарства им не помогают. Какие нужны вам?
- Цикломопензия. - Он сунул руку в карман, вынул пустой контейнер, который ему дала Сова, и протянул ей. - Знакомо?
Она тщательно осмотрела его, затем вернула.
- Кажется, я такие видела. Мы можем взять и какие–нибудь еще. На всякий случай.
Он бросил на нее взгляд, но она продолжала смотреть прямо в двух шагах впереди него.
- А вдруг ты не понравишься моим детям? - спустя минуту спросил он. - Вероятно, я не смогу изменить это, если им не понравится.
- Держу пари, что некоторым я понравлюсь.
- Некоторым, да. - Он подумал о Сове. Она быстро возьмет Кэт под свое крыло. Может быть еще Свечка. Но насчет других он не был уверен.
- Вы волнуетесь за меня?
С мгновение он обдумывал ответ.
- Не знаю.
Она резко наклонилась и снова взяла на руки Крольчиху.
- Не волнуйтесь. Я могу о себе позаботиться сама.
В этом он тоже не был уверен.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
Медведь стоял в темноте в пятидесяти ярдах от небольшого сарая, в котором Сова присматривала за Речкой и Винтиком. Было около полуночи - или, возможно, полночь уже миновала, он не мог быть в этом уверен. Он вызвался первым встать на караул после ужина, повесил на себя тяжелый Тайсон Флэчетт, выбрав это место, чтобы укрыться; темнота была настолько сплошная и глубокая, что никто не сможет заметить его, пока не приблизится на дюжину футов. По крайней мере, он на это надеялся. Если же у хищника будет настолько острое зрение, чтобы издали выследить его, то все они окажутся в очень большой беде.
Однако опыт подсказал ему, что даже самые опасные хищники в этом постапокалиптическом мире испытывали недостаток хорошего зрения. Видимо, состав воздуха или яды в принимаемой пище и воде ослабили зрение большинства живых существ.
Но были и исключения. Например, Ястреб и Чейни. Зрение же монстров и уродов не соответствовало их аппетитам, хитрости и силе. Хотя слух у них был очень острым.
Поэтому он не заставлял их рыскать всю ночь, если один из них выходил на охоту. В большинстве случаев, также хорошо было развито обоняние. Если они были четвероногими, а не двуногими хищниками.
Он знал это, потому что знать было его обязанностью. Все время, еще до того, как он стал Призраком, до того, как он узнал, где находится Сиэттл и что однажды он окажется там. Он знал это с шестилетнего возраста, когда стоял на страже, пока остальные члены его семьи трудились на полях. В те дни верили, что не вся земля отравлена и какая–то часть ее, особенно в удаленных уголках Соединенных Штатов, все еще достаточно плодородна, чтобы выращивать зерно. Эта вера продержалась около пяти лет, а затем стало ясно, что так или иначе, но загрязнение не являлось единственным препятствием земледелию. Не было никакого способа собрать то, что вырастили, и не было устойчивого рынка, чтобы купить его. Вы могли вырастить зерно, если бы захотели, но, в конечном итоге, накормите не те рты.
Медведь узнал это в первый раз, когда появились налетчики, забрали столько зерна, сколько захотели, а остальное сожгли. Он узнал это, когда они забрали двух его дядей, которых он больше никогда не увидел. Он узнал это, когда они убили его собаку.
Он пробовал говорить своей семье, что это было слишком рискованно еще до появления налетчиков, но они совсем не были заинтересованы выслушивать его. Они никогда не слушали его. Медведь был большим и медлительным, и производил впечатление этакого глупого простачка. Он тратил свое время, отвечая на вопросы, и редко говорил, если сначала кто–то не заговаривал с ним. Он не торопился, когда куда–то шел, и всегда пытался прояснить, куда он должен идти и что он должен сделать. Он был чрезвычайно силен, но казалось, эта сила беспокоила его. Он ходил очень осторожно и реагировал неуверенно. Он все долго обдумывал. Он видел жизнь в замедленном темпе. Его братья подшучивали, что он может делать все, что угодно, но к тому времени, когда он справится с этим, все уже будут давно спать.
Медведю не нравилось слыть глупым. Ему не нравилось, когда ему давали прозвища и смеялись над этим. Но что он мог с этим поделать, кроме как сломать кому–нибудь ребра, поэтому он научился жить с этими оскорблениями. Его родители были слишком заняты, чтобы тратить свое время на него, поэтому он вынужден был сам себя защищать. Таким образом он справлялся со всем так, как мог.
Он справлялся с ними, выбирая работу, которая держала его в стороне от остальных. Стоять на страже. Доставка поручений. Подъем тяжестей, для которых только он, из всех его братьев и кузенов, подходил. Иногда с ним работали его отец и дяди, и они не дразнили и не обзывали его. По большей части. Он удивлялся этому тогда и теперь, вспоминая. Может быть, они и подтрунивали, но он не хотел об этом вспоминать.
Медведь был сообразительным, несмотря на свою медлительность в ходьбе, в разговоре, в движениях, он знал, на что надо заострять внимание. Пока другие проживали как могли в мире, который они ненавидели, и в семье, которая ценила работу по всему, Медведь проводил свое время, впитывая и запоминая. Он учился и не забывал.
Незначительное.
Значительное.
Все, что он мог.
Именно так он узнал, как лучше всего следить за хищниками. Именно так он узнал, как оставаться бодрствующим и не заснуть в медленные, тяжелые часы раннего утра, когда вашим самым большим и сильным желанием было закрыть глаза. Это - то, как он знал, как лучше всего наблюдать против хищников. Именно так он понял, что неважно, что думали Ягуар, Воробышек и остальные, даже Ястреб, защищать их всех была его работа.