На Лилло набросились двое, оставшиеся без оружия, и вцепились в него грязными крючковатыми когтями. Один пытался выдрать из рук лазган, но получил удар штыком. Даур бросился на культиста, и они вывалились обратно через дверной проем в объятый огнем главный зал.
В раскаленном воздухе было практически невозможно вдохнуть. Инфарди бился, кусался и царапался. Они покатились по горящему полу. Врагу удалось сжать руки на горле капитана. Даур подумал о штыке, но вспомнил, что тот все еще примкнут к лазгану и лежит в соседней комнате рядом с телом Мквана.
Даур перекатился так, что безумец-инфарди оказался сверху, а затем сгруппировался и пнул врага обеими ногами, перекинув фанатика через голову. Враг приземлился прямо на горящий стол, взметнув тучи искр. Он поднялся, бормоча какую-то непотребную литанию и сжимая в руках головню, собираясь драться ею, как дубинкой.
В этот момент обрушилась крыша. Многотонная балка полыхающим копьем пригвоздила инфарди к полу.
Даур с трудом поднялся на ноги. Его форма горела. Голубые язычки пламени лизали рукав и обшлаг, пробирались к карманам. Хлопая по ней руками, он пытался сбить пламя, и, спотыкаясь, побрел к выходу. Кажется, он не дышал две или три минуты. Легкие готовы были взорваться.
Лилло пытался вытащить Нессу наружу через задний портик. Дегтярный черный дым сочился из стропил, отравляя воздух, дышать и тут не было возможности.
Даур кинулся к ним через трупы инфарди и помог Лилло нести девушку.
Ее ранило в живот. Рана выглядела паршиво, но Даур не был медиком, так что не знал, насколько плохо обстоит дело.
Эхо принесло глухие раскаты, когда обрушилась секция крыши, и в воздух поднялись новые клубы дыма, снопы искр и раскаленный пепел. Когда гвардейцы вывалились во двор через портик, Даур почувствовал, как что-то выпало из кармана мундира и зазвенело на земле.
Фигурка. Подвеска той старушки.
Мужчины перенесли Нессу через двор, и Лилло рухнул рядом с ней, надсадно кашляя, чуть ли не выплевывая легкие, и попытался вызвать по воксу бригаду медиков.
Даур обернулся к полыхавшему портику, срывая тлеющий мундир. Жар и пламя опалили ткань, кое-где выжгли целые куски. Один из карманов свисал на паре ниток, именно из него выпала реликвия.
Даур заметил ее на плитках прямо посреди портика. Он нагнулся, чтобы не вдыхать черный дым, заполнявший верхнюю часть арки, перекатился, схватил подвеску и сжал в кулаке. Она сильно нагрелась, почти обжигала.
Что-то сильно толкнуло Даура в бок и заставило упасть на колени. Повернувшись, он увидел инфарди, обгоревшего и окровавленного, слепо бредущего из огненного ада.
Обгоревшими руками он потянулся к Дауру, и солдат, выхватив лазпистолет, всадил два заряда прямо в сердце врага.
А потом Даур упал.
Лилло побежал к нему, но Даур не слышал его криков. Он смотрел на изукрашенную резьбой рукоятку ритуального кинжала, торчащую из его груди. Из раны толчками выплескивалась кровь, темная, как ягодный сок. Инфарди не просто натолкнулся на него.
Даур глупо рассмеялся, и в горле запузырилась кровь. Он смотрел на оружие инфарди, пока зрение еще служило ему, а потом мир померк.
Глава третья
ПАТЕР ГРЕХ
Судьба освободит тебя девятью священными ранами!
Благословение аятани.
Отец отвернулся от верстака, отложил гаечный ключ и улыбнулся ему, вытирая замасленные руки о тряпку. В механической мастерской пахло смазкой, прометием и холодным металлом.
Он протянул дымящуюся кружку горячего кофеина, кружку столь большую, что его маленькие руки сжимали ее, словно священную чашу, и отец принял ее с благодарностью. Уже рассвело, и осеннее солнце скользило над верхушками наловой рощи за тропой, что вела вниз, от речной дороги к отцовской мастерской.
Люди приехали на закате прошлого дня, восемь крепких мужчин из заповедных лесов, что росли в пятнадцати лигах ниже по реке. Им поступил заказ на большую партию древесины от краснодеревщика из Магна Танит, а на их главной пилораме вышла из строя пила. По-настоящему срочное дело… не может ли лучший механик в графстве Прайз их выручить?
Лесорубы привезли цепную пилу на плоской платформе и помогли отцу вкатить ее в мастерскую. Отец велел зажечь все лампы. На эту работу должно было уйти много времени.
Он ждал в дверях мастерской, пока отец отлаживал работу двигателя пилы и привинчивал решетку кожуха обратно. Набившиеся в кожух опилки рассыпались по помещению, заполнив его терпким запахом дерева нал.
Дожидаясь, пока отец протестирует пилу, он чувствовал, как сердце забилось чаще. Так было всегда, сколько он себя помнил. Он всегда испытывал восторг и трепет, наблюдая за работой отца, больше походившей на волшебство. Отец брал мертвые куски металла, соединял их и делал живыми. Это была магия, которую он надеялся однажды унаследовать. Он мечтал стать механиком.
Теперь его сердце колотилось так, что стало больно. В груди болело настолько сильно, что он схватился за дверной косяк, чтобы удержаться на ногах.
Отец повернул выключатель на движке пилы, и машина с дрожью ожила. Ее резкий визг заполнил мастерскую.
Боль в груди стала невыносимой. Он глотнул воздуха. Боль концентрировалась на одной стороне тела, слева, под ребрами. Он пытался позвать отца, но его голос был слишком слаб, а рев пилы - слишком громок.
Он понял, что умирает. Он умрет здесь, в дверях мастерской своего отца, в графстве Прайз, вдыхая запах дерева нал, слушая рев пилы и чувствуя копье невыносимой боли прямо в сердце…
Кольм Корбек открыл глаза и добавил к своей жизни добрых тридцать пять лет. Он больше не был мальчишкой. Сейчас он был старым солдатом с плохой раной и в очень, очень трудном положении.
Он был обнажен по пояс, грязные обрывки нательной рубахи все еще болтались на плечах. Он потерял ботинок. Фес побери, его вооружение и вокс-передатчик тоже пропали неизвестно куда.
Все тело покрывали кровь, порезы и синяки. Он попытался шевельнуться, и боль вгрызлась в него с новой силой. Вся левая сторона груди превратилась в кровавую корку вокруг длинного лазерного ожога.
- Н-не двигайтесь, командир, - раздался чей-то голос.
Корбек огляделся по сторонам и увидел рядом Йеля. Молодой танитский солдат с пепельно-белым лицом сидел, прислонившись спиной к полуразрушенной кирпичной стене. Он тоже был без кителя, и засохшая кровь коркой покрывала плечо.
Корбек осмотрелся. Они находились в старом, давно мертвом камине громадной комнаты, которую не пощадила война. Стены лишились штукатурки, лишь кое-где имелись остатки старых украшений и росписи, а изящные стрельчатые окна были забиты досками. Свет стрелами проникал в щели между ними. Последнее, что помнил Корбек, был штурм здания гильдии. Это же помещение, насколько он мог судить, зданием гильдии не являлось.
- Где это мы? Что сл…
Йель мягко покачал головой и крепко схватил Корбека за руку.
Полковник тут же заткнулся, проследил за взглядом товарища и увидел инфарди. Больше десятка врагов расхаживали по комнате. Некоторые с оружием наготове занимали позиции у окон. Остальные таскали ящики с боеприпасами и свертки со снаряжением. Четверо втащили в комнату длинную и явно тяжелую скамью. Ножки скамьи царапали каменный пол. Инфарди переговаривались друг с другом низкими, глухими голосами.
Только теперь Корбек начал вспоминать. Они вчетвером подходят к главному залу здания гильдии. Император свидетель, они сполна воздали тем мерзким сектантам! Колеа дрался, как демон, Лейр и Йель бок о бок с ним. Корбек вспомнил, что наступал с Йелем, а Колеа прикрывал их. А затем…
Затем боль. Дальний лазерный выстрел, посланный инфарди, который притворялся мертвым в развалинах.
Корбек приподнялся и подполз к Йелю, морщась от боли.
- Дай-ка мне посмотреть, - прошептал он и попытался осмотреть рану парнишки. Йеля трясло мелкой дрожью, и Корбек заметил, что у солдата один зрачок шире другого.
Увидев затылок Йеля, Корбек похолодел. Как он еще оставался в живых?
- Что с Колеа? Лейром?
- Думаю. Они выбрались. Я не видел… - прошептал Йель. Он собирался сказать что-то еще, но внезапно оцепенел, когда по комнате словно пронесся чей-то вздох. Корбек скорее почувствовал его, чем услышал. Стрелки-инфарди смолкли и попятились к стенам, склонив головы.
Что-то вошло в помещение, что-то по очертаниям напоминающее крупного человека, если, конечно, человек может быть одет в шепот. Это что-то было скорее похоже на сгусток дыма, марево, искажавшее воздух и гудящее, словно большое осиное гнездо.
Корбек уставился на фигуру. Он чувствовал, что та извращает реальность вокруг себя, ощущал ни с чем не сравнимый холодный запах варпа. Фигура была одновременно прозрачной и плотной, воздушной, словно пар, но при этом твердой, как доспехи Императора. Чем больше Корбек смотрел, тем больше видел в этой дымке. Крошечные тени, сверкание, бурление, движение и жужжание, словно в пузыре кишели мириады насекомых.
Со звуком, подобным вздоху, преломляющий щит отключился и исчез, оставив крупную фигуру в зеленых шелках. Небольшой генератор поля висел на поясе.
Нечто повернулось к двум охраняемым пленникам, лежащим в жерле пустого камина.
Значительно выше двух метров, сплошная груда мышц. Там, где ярко-изумрудный шелк не скрывал кожу, виднелись омерзительные татуировки культа инфарди.
Патер Грех улыбнулся Кольму Корбеку:
- Ты знаешь, кто я?
- Могу догадаться.
Грех кивнул, и его улыбка стала шире. Образ мучающегося в агонии Императора на его левой щеке и лбу и кровавая пустая глазница вместо левого глаза создавали устрашающую картину. Вместо зубов у него были заостренные стальные импланты. Он вонял потом, порчей и… корицей. Он наклонился к Корбеку, и полковник почувствовал, как рядом с ним задрожал от страха Йель.
- Мы с тобой похожи.
- Я так не думаю… - произнес Корбек.
- О да. Ты сын Императора, принесший ему клятву. Я инфарди… паломник, верный культам моих святых. Святая Саббат, да будут благословенны ее мощи. Я пришел сюда, чтобы выразить ей почтение.
- Ты пришел сюда, чтобы осквернить их, гнусный ублюдок.
Не переставая улыбаться, Грех пнул Корбека по ребрам.
У Кольма потемнело в глазах. Когда сознание вернулось, он лежал в центре комнаты, а вокруг стояли все инфарди. Они что-то пели и время от времени стучали ногами или прикладами винтовок. Йеля он не видел. Боль в ребрах становилась все сильнее.
Патер Грех вновь возник в поле его зрения. За его спиной та самая тяжелая скамья. Теперь Корбек видел, что это был верстак. Верстак каменотеса, с прикрепленным к нему большим буром. Бур жужжал. Так жужжала пила во сне Корбека.
- Святая страдала от девяти священных ран, - говорил Грех. - Давайте же восславим их снова, одну за другой.
Инфарди швырнули Йеля на верстак. Бур взвыл.
Корбек ничего не мог сделать.
К северу от этого района возвышался Старый Город, покрывая коростой черепичных крыш откосы горы Цитадели. Главная улица, по непонятной причине прозванная Милей Инфарди, змеилась от Колодезной улицы и скотного рынка и карабкалась через более безопасный престижный коммерческий район и квартал Камнетесов.
Даже мимолетный взгляд на храмы, стелы, колоннады - на многочисленные образцы архитектуры Доктринополя - говорил гостю о долгой и искусной работе резчиков и каменщиков. Блоки из песчаника и грандиорита доставлялись по реке и каналу из громадных каменоломен, расположенных в горах. И в своих мастерских на отрогах основания Цитадели мастера высекали прекрасные статуи и жутковатых горгулий, резали фасадные барельефы и кружевные пилястры.
В самом начале Мили Инфарди главный танитский врач, Толин Дорден, разбил полевой госпиталь в длинном здании для омовений. Это место было легче всего содержать в приемлемой чистоте. Запах сырости перебивал теплый, мягкий запах, исходивший от сушильных шкафов через нагревательные вентиляционные отверстия.
Дорден как раз заканчивал зашивать рану на руке рядового Гутса, когда Призрак из новичков, вергхастец, вошел под черепичную крышу госпиталя с резкого солнечного света на площади. Раскатистый гул "Гидр" Пардуса, обстреливавших Цитадель, докатывался и сюда. Через открывшуюся дверь Дорден мог легко разглядеть группку танитцев, отдыхавших у фонтана. Он велел Гутсу отправляться восвояси.
- Что случилось? - спросил он прибывшего, мужчину лет тридцати, с широким лицом и тяжелой челюстью.
- Да это все рука, док, - ответил мужчина, напирая на гласные - характерная манера речи жителей Вергхаста.
- Давай посмотрим. Как тебя зовут?
- Рядовой Тин, - ответил мужчина, закатывая рукав. Левая рука до локтя представляла собой кровавую кашу. Имелись явные признаки инфекции.
Дорден потянулся за тампоном и стал прочищать рану.
- Пошло заражение. Тебе стоило раньше прийти ко мне. Шрапнель?
Тин покачал головой, морщась от прикосновений пропитанного спиртом тампона.
- Не совсем.
Дорден убрал сгустки крови и увидел зеленые линии и ножевые порезы. Стало ясно, с чем он имеет дело. Очистив рану, он спросил:
- Разве комиссар не говорил вам ничего по поводу татуировок?
- Он сказал, мы можем наколоть их, если знаем, как это делать.
- О чем ты явно понятия не имеешь. В одиннадцатом отряде есть человек, один из ваших, как же его зовут… рядовой Куу? Говорят, что он хорошо с этим справляется.
- Куу гакнутый на всю голову. Я не мог к нему обратиться.
- И потому сделал все сам?
- М-м…
Дорден продезинфицировал рану и осмотрел солдата. Танитцы все были с татуировками. Рисунки по большей части представляли собой ритуальные или семейные символы. Это была часть культуры Танит. У Дордена самого имелась татуировка. А вот из добровольцев-вергхастцев татуировки были только у бригадиров и выходцев из трущоб, набивавших метки своих братств и кланов. Теперь же почти все они хотели обзавестись татуировкой по примеру танитцев.
Негласно считалось, что если у человека нет такого знака, он еще не Призрак.
Это была уже семнадцатая воспалившаяся самодельная татуировка, которую обрабатывал Дорден. Надо будет поговорить с Гаунтом.
Снаружи прогремел выстрел. Рядовой Гутс вбежал обратно в госпиталь.
- Док! Док!
Группа танитских Призраков появилась со стороны купеческого квартала, неся на самодельных носилках рядового Лейра. Рядом с раненым бежал Гол Колеа.
Раздались крики; отдыхавшие у фонтана бойцы схватились за оружие. Дорден спокойно проложил себе путь через толпу и велел опустить носилки на землю, чтобы осмотреть раненого.
- Что случилось? - спросил он Колеа, изучая лазерный ожог на бедре Лейра. Это была не единственная рана. Мужчина был избит, покрыт порезами и ссадинами и почти терял сознание. Но он не умрет.
- Мы потеряли полковника, - просто ответил Колеа.
Дорден оцепенел, снизу вверх глядя на здоровенного вергхастца. Все разом смолкли.
- Вы - что?
- Корбек повел нас: меня, Йеля и Лейра, - по подземелью под зданием гильдии. Мы держались довольно хорошо, но врагов оказалось слишком много. Я выбрался сюда с Лейром, но полковник Корбек с парнишкой… Инфарди схватили их. Живыми. Пока мы отстреливались, пробиваясь наружу, Лейр видел, как ублюдки утащили обоих куда-то.
Солдаты загалдели.
- Мне пришлось забрать Лейра, ему нужна ваша помощь. Я иду обратно за Корбеком. Корбеком и Йелем. Мне нужны добровольцы.
- Ты знаешь, где они? - недоверчиво спросил рядовой Домор.
- Ублюдки тащили их на север. В верхнюю часть Старого Города, к Цитадели. Там инфарди все еще удерживают позиции. Уверен, они собираются допросить их. Значит, какое-то время они еще будут живы.
Дорден покачал головой. Он сомневался в затее вергхастца и в том, что пленные еще живы. Но кто его поймет, этот Хаос. Его последователи непредсказуемы.
- Добровольцы! - рявкнул Колеа. Вокруг поднялись руки. Колеа выбрал восьмерых и повернулся, чтобы отправиться прочь.
- Постой! - сказал Дорден. Он подошел и осмотрел раны на лице и груди Колеа. - Жить будешь. Пошли…
- Вы идете с нами?
Корбека любили многие, но со старым доктором у полковника были особые отношения. Дорден кивнул. Он повернулся к рядовому Раффлану, вокс-оператору:
- Сообщи комиссару. Скажи, что мы собираемся сделать и куда идем. Пусть пришлет сюда медика, чтобы госпиталь продолжал работу, и офицера для руководства.
Дорден собрал необходимые инструменты и медикаменты и поспешил за солдатами, уже покидавшими площадь.
- Ты отстаешь от графика, Гаунт, - вырвался из динамика вокса отрывистый голос. Артикуляция трехмерного голографического изображения лорда-генерала Льюго не синхронизировалась со звуком. Льюго говорил через вокс-передатчик на имперской базе командования в городе Ансипаре, в шестистах сорока километрах к юго-западу от Доктринополя, и атмосферные помехи вызывали перебои в голосовой связи.
- Знаю, сэр. Но со всем уважением, мы вошли в Святой Город на четыре дня раньше, чем предусматривала ваша стратегия перед нападением.
Гаунт и другие офицеры, присутствовавшие в полутемном отсеке командной машины, ждали, пока звук догонит изображение. Астропаты в своих коконах что-то неразборчиво бормотали и мычали. Голограмма дернулась и исказилась, и затем Льюго заговорил вновь:
- Да, верно. Я уже одобрил работу, проделанную пардусскими силами полковника Фурста, что позволила вам проникнуть внутрь.
- Пардусцы проделали отличную работу, - легко согласился Гаунт. - Но сам полковник скажет вам, что инфарди не слишком сопротивлялись вторжению. Они не хотели встречаться с механизированными силами и отступили в Доктринополь, где плотность застройки дает им преимущество. Сейчас гвардейцы ведут городские бои, отвоевывая улицу за улицей, и это процесс непредсказуемый.
- Два дня! - протрещал вокс. - Вот каков был план. Вы сказали, что вам потребуется два дня после того, как попадете за стены Святого Города, чтобы перегруппироваться и укрепиться. А вы еще даже до Цитадели не добрались!
Гаунт вздохнул и обвел взглядом своих офицеров: сидевший на корточках плотный майор Клеопас, стареющий командир пардусских танков; капитан Геродас, офицер связи в пехоте Пардуса; майор Цабо из Бревианских Сотен. Всем им явно было не по себе.
- Мы обстреливаем Цитадель, - начал Цабо, сунув руки в карманы горчичного цвета куртки.
- Да, - вмешался Геродас. - Мы направляем орудия средней дальности на Цитадель. Тяжелая артиллерия вступит в бой, как только пехота очистит улицы. Описание театра действий комиссаром Гаунтом совершенно точное. Проникновение в город удалось совершить на четыре дня раньше, чем вы оценивали. Но дальнейшее продвижение гораздо труднее.
Гаунт благодарно кивнул молодому пардусскому капитану. Единый фронт был самой правильной стратегией при разговоре с таким деревянным лбом, как Льюго.
Голограмма резко дернулась. Призрак из зеленого света, лорд-генерал Льюго взирал на них.