Элайда медленно отложила страницу в сторону. Очень хотелось поежиться. Вот как. Она прочитала все, что имело хоть малейшее отношение к Последней Битве, даже те исследования и Пророчества, которые были настолько древними, что никто не удосужился перевести их с Древнего Наречия, – покрытые пылью, они хранились в самых дальних углах библиотеки. Юный Ал’Тор был предвестником, но теперь, видимо, Тармон Гай’дон куда ближе, чем все могли предположить. Некоторые из тех древних Пророчеств, сделанных еще на заре существования Башни, гласили, что появление мертвых на улице – первый знак истончения Реальности, Темный набирает силу. Дальше будет только хуже.
– Пусть Гвардейцы, если понадобится, силой вытащат всех способных работать из домов, – спокойно проговорила она. – Я хочу, чтобы улицы были расчищены. И начало этому должно быть положено уже сегодня. Сегодня!
Светлые брови собеседницы удивленно изогнулись, – ледяное самообладание Тарны дало трещину! – но, конечно же, она ответила лишь:
– Как прикажете, Мать.
Элайда внешне осталась спокойной, но только внешне. То, что должно случиться, – случится. А она все еще не добралась до мальчишки Ал’Тора. Причем однажды он был почти у нее в руках! Если бы она тогда знала. Эта проклятая Алвиарин и ее треклятое провозглашение, что все, кто попытается приблизиться к нему, будут подвергнуты анафеме. Элайда отменила бы это провозглашение, но это стало бы свидетельством ее слабости, тем более что многое из того, что уже произошло, не так-то просто исправить. И все же скоро в ее распоряжении окажется Илэйн, а Королевский Дом Андора – ключ к победе в Тармон Гай’дон. Это она предсказала много лет назад. А вот читать новости о том, что по Тарабону пронеслась волна восстаний против Шончан, было весьма радостно. Значит, вокруг не только заросли терновника, который так и норовит уколоть ее побольнее.
Проглядывая следующий доклад, она поморщилась. Сложно найти того, кому нравится канализация, но это одна из жизненно важных артерий города. Остальные две – товарообмен и водопровод. Без канализации Тар Валон станет добычей для заразы, которая дотянет свои щупальца до всего, что станут делать сестры, не говоря уже о том, что вонять будет почище, чем сейчас на улицах, и так заваленных гниющим мусором. Торговля и без того приостановлена, однако вода подается с верхней части реки в водонапорные башни и распределяется по городским фонтанам, среди них встречаются и простые, и изысканной отделки, которые доступны всем. Но вот теперь, судя по всему, в нижней части реки засорились канализационные стоки. Обмакнув перо в чернильницу, Престол Амерлин написала поперек страницы: Я требую, чтобы все было очищено к завтрашнему дню, – и поставила под этим свою подпись. Если у клерков есть голова на плечах, то рабочие уже должны быть в пути. Однако, как показывает опыт, клеркам часто недостает этого важного органа.
Следующий листок заставил изумленно поднять брови уже Элайду:
– Крысы в Башне?
Вот это уже серьезно! Это должно было лежать на самом верху!
– Отправь кого-нибудь проверить Охранные Плетения, Тарна!
Эти плетения были созданы еще во времена основания Башни, но за тысячелетия они могли потерять силу. Сколько из этих крыс – шпионы Темного?
В дверь постучали. Через мгновение в кабинет вошла пухленькая Принятая по имени Анемара, которая тотчас раскинула свои полосатые юбки в реверансе:
– Если вам будет угодно, Мать, Фелана Седай и Нигайн Седай привели к вам женщину, которую они обнаружили разгуливающей по Башне. Они говорят, что она хочет обратиться с прошением к Престолу Амерлин.
– Скажи, пусть она подождет. Налей ей чаю, Анемара, – резко ответила Тарна. – Мать сейчас занята…
– Нет-нет, – перебила ее Элайда. – Пусть войдут, дитя мое. Пусть войдут.
Уже давно никто не обращался к ней с прошением. Она вознамерилась удовлетворить его во что бы то ни стало. Если это не чепуха какая-нибудь, конечно. Возможно, тогда поток просителей возобновится. И уже давно даже сестры не приходили к ней без приглашения. И быть может, две Коричневые тоже положат конец этому.
Но в комнату вошла лишь одна женщина и аккуратно закрыла за собой дверь. Если судить по ее шелковому платью для верховой езды и добротному плащу, то перед ними знатная дама или преуспевающая купчиха, о чем говорит ее манера уверенно держаться. Элайда была убеждена, что никогда раньше не видела эту даму, но что-то было знакомое в этих чертах, в этом лице, обрамленном белокурыми – даже светлее, чем у Тарны, – волосами.
Элайда встала и вышла из-за стола, протянув руки навстречу посетительнице. На лице Айз Седай светилась непривычная улыбка. Все это вместе должно было выглядеть очень гостеприимно.
– Насколько я знаю, у тебя есть ко мне прошение, дочь моя. Тарна, налей ей чаю.
Серебряный чайник, стоявший на серебряном подносе на столике сбоку, еще не должен был остыть.
– Прошение было только прикрытием, которое я выдумала для них, чтобы пробраться к вам живой, Мать, – произнесла женщина с тарабонским акцентом. Она присела в реверансе, а ее лицо вдруг стало лицом Беонин Маринайе.
Обняв саидар, Тарна сплела вокруг непрошеной гостьи щит, а Элайда ограничилась тем, что уперла руки в бока.
– Сказать, что я удивлена тем, что ты осмелилась показать мне лицо, было бы преуменьшением, Беонин.
– Мне удалось стать частью того, что вы называете управляющим советом Салидара, – спокойно ответила Серая. – Выяснив, что они просто заседают и ничего не предпринимают, я распустила слух, что среди них много ваших тайных приспешников. Сестры стали посматривать друг на друга с подозрением. Я полагала, что уже многие готовы вернуться в Башню, но тут появились новые Восседающие, помимо тех, что из Голубой Айя. Позже я выяснила, что они избрали собственный Совет Башни, и управляющий совет был расформирован. И все же я продолжала делать, что могла. Я знаю, вы приказывали мне оставаться с ними до тех пор, пока они все не будут готовы вернуться, но это должно случиться уже в ближайшие дни. Если мне будет позволено высказать свое мнение, Мать, не испытывать Эгвейн – замечательная мысль. С одной стороны, у нее талант открывать новые плетения, в этом она сильнее и Илэйн Траканд, и Найнив ал’Мира. С другой стороны, до ее появления Лилейн и Романда боролись за право называться Амерлин. А раз Эгвейн жива, они могут продолжать свой спор, в котором, конечно же, никто не сможет победить, верно? А в остальном, мне кажется, что и остальные сестры вскоре последуют моему примеру. Через неделю-две Лилейн и Романда окажутся одни, окруженные остатками так называемого Совета.
– А откуда ты знаешь, что девчонку ал’Вир не пытали? – поинтересовалась Элайда. – И откуда ты знаешь, что она вообще жива? Сними с нее щит, Тарна!
Тарна подчинилась, и Беонин поблагодарила ее кивком. Очень сдержанным, правда. Огромные серо-голубые глаза придавали лицу Беонин немного наивное выражение, но это не мешало ей быть невозмутимой особой. Эта невозмутимость, самозабвенное служение закону и амбиции, которых у нее было немало, – все это заставило Элайду отправить за покинувшими Башню сестрами именно ее. А она все провалила! Да, она посеяла среди мятежниц мелкие разногласия, но не сделала ровным счетом ничего из того, что ожидала от нее Элайда. Ничего! Что ж, придется ей пожинать плоды своего поражения.
– Ах да, Эгвейн, значит. Она может войти в Тел’аран’риод просто погрузившись в сон, Мать. Я тоже там была и видела ее, но мне было не обойтись без тер’ангриала. Мне не удалось добыть ни одного из тех, что есть у мятежниц. В любом случае она разговаривала с Суан Санчей во сне, так это было заявлено. Но, скорее всего, все происходило в Мире Сновидений. Эгвейн утверждает, что она в плену, но не говорит где и запрещает предпринимать попытки ее спасти. Можно я налью себе чаю?
Элайда была так поражена, что не смогла ничего ответить. Она жестом указала Беонин на чайный столик. Серая сделала реверанс еще раз, а потом потрогала серебряный чайник тыльной стороной ладони. Девчонка может входить в Тел’аран’риод? И есть тер’ангриалы, которые позволяют сделать то же самое? Мир Снов уже стал почти легендой. И судя по тем клочкам информации, которыми Айя соизволили с ней поделиться, девчонка заново открыла плетение Перемещения и сделала еще несколько открытий. Это-то и стало самым веским аргументом в пользу решения сохранить девчонку для Башни. Но теперь еще и это?
– Если Эгвейн может это делать, Мать, возможно, она действительно Сновидица, – заметила Тарна. – То предупреждение, о котором она говорила Силвиане…
– Бесполезно, Тарна. Шончан все еще в Алтаре, едва ли они затронули Иллиан. – По крайней мере, Айя докладывали все, что им удавалось узнать о Шончан. Но Элайда надеялась, что они докладывают все. От этих мыслей ее слова прозвучали хрипло. – Несмотря на то что они научились совершать Путешествия, может, мне все же стоит предпринять какие-то меры предосторожности?
Конечно же, она ничего не может сделать. Но девчонка запретила спасать ее. Это, само собой, хорошо, но только это значит, что она до сих пор считает себя Амерлин. Что ж, Силвиана выбьет эту дурь из ее головы быстрее, чем сестры, которые с ней занимаются.
– Может быть, ее стоит напоить отваром так, чтобы она не могла войти в Тел’аран’риод?
Тарна поморщилась – никому не нравилось это жуткое варево, даже Коричневым, которые опробовали его на себе, чтобы выяснить, как оно действует, – и покачала головой:
– Мы можем заставить ее проспать всю ночь, но на следующий день она ничего не сможет делать. И потом, кто знает, подействует ли это на ее способности.
– Можно, я налью вам чая, Мать? – спросила Беонин, удерживая кончиками пальцев чашку из костяного фарфора. – Тарна? Самое важное, что я хотела сообщить…
– Не желаю я никакого чая, – отрезала Элайда. – Ты выяснила еще хоть что-нибудь, чтобы спасти шкуру от последствий твоего жалкого провала? Ты умеешь создавать плетения Путешествия, Скольжения или…
Их так много. Быть может, это все забытые или утраченные таланты и умения, но некоторые до сих пор так и остались неназванными.
Серая безмятежно воззрилась на нее поверх чашки.
– Да, – произнесла она наконец. – Я не умею создавать квендийяр, но я, как и другие сестры, знаю новые плетения Исцеления. Причем все. – В голосе Беонин послышались восторженные нотки. – Но самое чудесное из них все-таки Перемещение.
Не спрашивая разрешения, Серая обняла Истинный источник и сплела прядь Духа. Напротив одной из стен возникла вертикальная серебристая линия, которая расширилась, открывая удивленным взглядам усыпанные снегом дубы. Порыв холодного воздуха ворвался в комнату, отчего язычки пламени в камине заплясали.
– Это врата. Их можно использовать, чтобы попасть в знакомое место. Место считается знакомым, если из него хоть раз ставились врата. А если нужно отправиться куда-то, где вам все не так знакомо, то используется Скольжение.
Беонин изменила плетение, и портал схлопнулся в серебристую линию, а потом снова открылся. Дубы сменились чернотой, а у границы теперь парило нечто, напоминающее серую ладью с перилами.
– Отпусти плетение, – приказала Элайда.
У нее появилось ощущение, что, если ступить на эту ладью, чернота накроет ее со всех сторон. И она останется там навсегда. От этой мысли ее замутило. Портал – врата – исчез. Однако воспоминание осталось.
Снова усевшись за письменный стол, Элайда открыла самую большую из лакированных шкатулок – ту, что украшали алые розы и золотистые завитки. Оттуда она извлекла небольшую фигурку ласточки, вырезанную из пожелтевшей от времени кости. Хвост птички напоминал вилку с двумя зубцами. Элайда провела пальцем по изогнутым крыльям.
– Ты не станешь учить всех этим плетениям без моего разрешения.
– Но… но почему же нет, Мать?
– Некоторые Айя противостоят Матери так же упорно, как и те сестры, что расположились лагерем по ту сторону реки, – ответила Тарна.
Элайда метнула в сторону Хранительницы мрачный взгляд, но ледяные черты той даже не дрогнули.
– Я решу, кто… на кого можно положиться и… кого можно обучить, Беонин. Я хочу, чтобы ты пообещала мне. Нет, я даже хочу, чтобы ты дала обет.
– По пути сюда я видела, что сестры из разных Айя откровенно косятся друг на друга. Косятся! Что случилось с Башней, Мать?
– Обет, Беонин.
Женщина стояла, безмолвно глядя в чашку, так что Элайда уже стала думать, что она откажется. Но амбиции одержали верх. Беонин привязала себя к юбкам Элайды в надежде на выгодное положение, и теперь она не отступится.
– Перед Светом, клянусь надеждой на спасение и перерождение, я не стану никого обучать плетениям, узнанным среди мятежниц, без разрешения Престола Амерлин. – Она замолчала и сделала глоток из чашки. – Некоторые сестры в Башне не так надежны, как вы думаете. Я пыталась воспрепятствовать этому, но "управляющий совет" все-таки отправил десять сестер обратно в Башню, чтобы распространить слух о Красной Айя и Логайне.
Элайда узнала несколько имен из тех, что перечислила Серая. Но последнее заставило ее резко выпрямиться.
– Арестовать их, Мать? – спросила Тарна. Ее тон оставался таким же спокойным и холодным.
– Нет. Пусть за ними наблюдают. Следят, с кем они общаются.
Так, значит, все-таки существуют связные между Башней и мятежницами. Насколько глубоко распространилась эта гниль? Как бы то ни было, она сумеет ее вычистить!
– При нынешней ситуации это сложно, Мать.
Элайда резко ударила свободной ладонью по столу, – раздался короткий сухой хлопок:
– Я не спрашиваю, сложно это или нет. Я сказала, что это нужно сделать! И передай Мейдани, что я приглашаю ее на ужин сегодня вечером.
Эта женщина постоянно пыталась восстановить дружбу, связывавшую их раньше и закончившуюся много лет назад. Теперь Элайда знала зачем.
– Иди, сделай то, что я тебе сказала.
Тень мелькнула на лице Тарны, но она все же сделала реверанс.
– Не беспокойся, – заверила ее Элайда. – Беонин обучит тебя всем плетениям, которые узнала.
В конце концов, Амерлин доверяла Тарне, а от этого обещания в глазах Хранительницы мелькнула радость, если даже не теплота.
Как только дверь закрылась, Элайда отложила кожаную папку в сторону и оперлась локтями на стол, пристально глядя на Беонин:
– А теперь покажи мне все.
Глава 3
В садах
Аран’гар прибыла по зову Моридина, – он призвал ее сюда, являясь ей в неистовых сновидениях, – но его самого еще не было на месте. Ничего удивительного: он любит эффектные появления. Одиннадцать резных позолоченных кресел с высокими спинками были кругом расставлены на голом деревянном полу. Но все оказались пустыми. Семираг, как обычно во всем черном, оглянулась, чтобы посмотреть, кто вошел, а затем вернулась к разговору с Демандредом и Месаной, которые расположились в углу комнаты. Орлиный профиль Демандреда светился яростью, в гневе он казался весьма привлекательным. Но не настолько, чтобы очаровать ее, конечно. Он слишком опасен. И все же отлично скроенный камзол из отливающего бронзой шелка, украшенный у ворота и на манжетах водопадом снежно-белых кружев, очень ему шел. На Месане тоже было платье этой эпохи, только более темного оттенка, расшитое бронзовой нитью. Только она почему-то выглядела бледной и понурой, можно сказать больной. Что ж, все возможно. Эта Эпоха переполнена всяческими омерзительными недугами, но Месана вряд ли обратится к Семираг за Исцелением. Грендаль – единственная представительница рода человеческого в этом зале – стояла в другом углу, грея в ладонях тонкий хрустальный бокал, в котором плескалось темное вино. Она едва ли пригубила его, потому что все ее внимание было обращено на трио, увлеченное беседой. Только идиот мог этого не заметить, но троица как ни в чем не бывало продолжала увлеченно шептаться.
Кресла резко выделялись на фоне остального интерьера. Стены представляли собой экраны, но каменная арка входа разрушала иллюзию открытого пространства. Здесь, в Тел’аран’риод, кресла могли быть какими угодно, так почему бы им не вписываться в общую картину? И почему их одиннадцать, когда их явно на два больше, чем нужно? Асмодиан и Саммаэль должны быть мертвы, так же как и Бе’лал и Равин. Где привычная раздвижная дверь? Изображения на экранах создавали впечатление, что прямоугольник пола окружен Садами Ансалейна, в глубине которых виднелись огромные скульптуры, созданные Кормалиндой Мазун, изображавшие людей и животных. Эти скульптуры возвышались над низенькими строениями, которые, в свою очередь, казались рядом с ними хрупкими статуэтками. В Садах подавали только тончайшее вино, только самые изысканные блюда. Прекрасную даму можно было впечатлить крупным выигрышем на колесах чинжи, но сжульничать так, чтобы выигрывать постоянно, было крайне сложно. Сложно, но необходимо, особенно ученому, который не располагает особыми богатствами. За три года войны все это превратилось в руины.
Златовласое, вечно улыбающееся зомара, в летящей белой блузе и обтягивающих бриджах, изящно поклонилось и предложило Аран’гар взять с серебряного подноса бокал вина. Прекрасные и грациозные андрогины – внешне их можно было счесть людьми, если бы не безжизненные черные глаза, – были не самым удачным творением Агинора. Но в Эпоху, когда Моридин носил имя Ишамаэль, – теперь у нее исчезли всякие сомнения по поводу его личности, – он доверял этим существам больше, чем людям, даже несмотря на то что во многих других вопросах они оказывались бесполезными. Где-нибудь он прячет целый стасис-бокс этих существ. У него их множество, но он редко их показывает. Еще десять зомара ждали распоряжений. Даже стоя на месте, эти создания были воплощением грации. Значит, их хозяин считает эту встречу очень важной.
Взяв бокал, Аран’гар жестом отправила зомара прочь, хотя оно само уже повернулось к ней спиной. Она ненавидела способность этих существ читать мысли. Хорошо, что оно не может никому сообщить то, что узнало. Воспоминания о том, что не было приказом, стиралось из их сознания через несколько минут. Даже Агинору хватило ума до этого додуматься. Появится ли он сегодня? Осан’гар пропустил все собрания с тех пор, как он потерпел крах в Шадар Логот. Вопрос в том, находится ли он среди мертвых или тайно направляется к Великому Повелителю? В обоих случаях его отсутствие открывает восхитительные возможности, но одновременно таит в себе опасности. А ведь именно опасность в последнее время не выходит у нее из головы.
Небрежной походкой она направилась к Грендаль.
– Как ты думаешь, Грендаль, кто прибыл сюда первым? Поглоти меня Тень, антуражик он учинил здесь угнетающий.
Ланфир, например, любила, чтобы собрания проходили в объятиях бесконечной ночи, но сейчас обстановка была даже хуже. Прямо как на кладбище.