Мейра коснулась рукой своего запястья и, по-видимому, слегка удивилась, что ее пальцы не прошли сквозь кость и плоть.
– Я… понятия не имею, – медленно произнесла она. Встряхнувшись, она продолжила: – Иди по своим делам, девочка.
Хранительница подобрала юбки и, миновав Фэйли, почти бегом припустила прочь, разбрызгивая грязь в разные стороны.
Детей на улицах видно не было, но из палаток слышались плач и всхлипывания. Брошеные собаки выли и дрожали, поджав хвост. Вокруг люди ощупывали себя, ощупывали друг друга, не обращая внимания на принадлежность к Шайдо или к гай’шайн. Фэйли обхватила себя руками. Конечно, она не бесплотна. Ей просто показалось, будто бы она превращается в дымку. Конечно. Приподняв юбку – и так уже придется застирывать, – она сделала несколько шагов. А потом побежала, уже не заботясь о том, сколько грязи окажется на ней и на остальных. Она отлично понимала, что от очередной волны сбежать не удастся. Но она все равно бежала и бежала, не жалея ног.
Палатки гай’шайн широким кольцом окружали высокую гранитную стену Малдена. Как и во внешней части лагеря, они представляли собой пеструю картину, но большинство из них были маленькими. В островерхой палатке Фэйли с трудом умещались двое, но, вопреки всему, там жила она и еще трое – Аллинадре, Майгдин и бывшая кайренская дворянка Дайрайн, одна из тех, кто добивался благосклонности Севанны, докладывая ей то, что делают другие гай’шайн. Это все усложняло, но убить эту женщину – тоже не выход, тем более что сама Фэйли была против таких мер. По крайней мере, до тех пор, пока та не станет реальной угрозой. Они спали тесно прижавшись друг к другу, словно новорожденные щенки, и радуясь, что тепло человеческого тела так согревает в холодные ночи.
Когда Фэйли, согнувшись, влезла в палатку, внутри царил полумрак. Масла для ламп и свечей не хватало, так что эти ценные ресурсы предпочитали не растрачивать на гай’шайн. На одеялах лицом вниз лежала Аллиандре, шею ее стягивал ошейник, а исполосованные бедра накрывала тряпка, пропитанная травяным настоем. По крайней мере Хранительницы выдавали свои лечебные травы не только Шайдо, но и гай’шайн. Аллиандре не сделала ничего плохого, но Севанна сочла, что она меньше всех угодила ей вчера. Не в пример многим во время наказания она держалась достойно, – Дойрманес начинал судорожно всхлипывать еще до того, как его клали кверху задом на сундук, – но Фэйли доставалось чуть ли не раз в три-четыре дня. Быть королевой – не значит уметь прислуживать королеве. Но на Майгдин выбор падал едва ли не чаще, а она была, может, и не самой умелой, но все же горничной. Сама Фэйли попала в черный список один-единственный раз.
Судя по тому, что Аллиандре даже не попыталась прикрыться, а просто приподнялась на локтях, ее дух уже дал трещину.
И все же она расчесала свои длинные волосы. Если бы она этого не сделала, Фэйли бы поняла, что для нее все потеряно.
– А вы не почувствовали… только что… нечто странное, миледи? – спросила Аллиандре, в ее дрожащем голосе чувствовался страх.
– Почувствовала, – подтвердила Фэйли, стоя, ссутулившись, у шеста, поддерживавшего тент палатки. – Не знаю, что это было. И Мейра тоже не знает. Сомневаюсь, что это известно хоть кому-то из Хранительниц. Но это "странное" не причинило нам никакого вреда. – Конечно же не причинило. Конечно же нет. – И это никоим образом не влияет на наши планы.
Зевая, она расстегнула золотой пояс и бросила его на одеяла, а потом взялась за подол верхнего платья, чтобы снять его через голову.
Аллиандре опустила голову на руки и тихонько заплакала:
– Мне никогда не сбежать. И меня снова вечером накажут. Я знаю. Всю оставшуюся жизнь меня будут бить каждый день.
Вздохнув, Фэйли оставила в покое подол платья, опустилась на колени рядом со своей подданной и погладила ее по голове. Здесь, внизу, ответственности не меньше, чем там, наверху.
– Временами я тоже этого боюсь, – мягко согласилась она. – Но я не позволяю этому страху завладеть мною полностью. Я обязательно сбегу. Мы обязательно сбежим. Аллиандре, нужно быть храброй. Я знаю, ты именно такая. Я знаю, как ты разобралась с Масемой, как ты сумела справиться с собой. И ты сумеешь взять себя в руки и сейчас, если попытаешься.
В проеме появилась голова Аравайн. Полная женщина не блистала красотой, но, как подозревала Фэйли, была из дворян, но никогда этого открыто не заявляла. Несмотря на полумрак, Фэйли удалось разглядеть, что на лице пришедшей сияла улыбка. На Аравайн тоже были ошейник и пояс Севанны.
– Миледи, Элвон и его сын хотят с вами поговорить.
– Им придется подождать пару минут, – сказала Фэйли.
Аллиандре больше не плакала, но продолжала лежать тихо и неподвижно.
– Миледи, не думаю, что вам следует это откладывать.
У Фэйли перехватило дыхание. Неужели? На это даже страшно надеяться.
– Я смогу взять себя в руки, – произнесла Аллиандре, поднимая голову, чтобы посмотреть на Аравайн. – Если у Элвона то, что я надеюсь, – я не сдамся, даже если Севанна станет меня допрашивать.
Схватив пояс – пребывание на улице без пояса и ошейника влечет за собой наказание, едва ли уступающее наказанию за попытку побега, – Фэйли выскочила из палатки. Морось почти прекратилась, превратившись во влажный туман, но пока лучше надеть капюшон. Влажный воздух все равно пробирает до костей.
Элвон, коренастый мужчина, уступал в росте своему сыну – долговязому парнишке Тэрилу. На обоих были забрызганные грязью белые одеяния из палаточной ткани. Тэрилу, старшему сыну Элвона, было только четырнадцать, но Шайдо не поверили ему, поскольку ростом он был со среднего жителя Амадиции. Фэйли с самого начала прониклась к Элвону доверием. О нем и его сыне среди гай’шайн ходили легенды. Три раза они сбегали, и каждый раз Шадо становилось все труднее и труднее отыскать их и вернуть. И, несмотря на ужесточающееся с каждым разом наказание, в тот день, когда они поклялись ей в верности, они как раз собирались предпринять четвертую попытку вернуться к своей семье. Фэйли никогда не видела, чтобы они улыбались, но сегодня улыбка озаряла и обветренное лицо Элвона, и скуластую физиономию Тэрила.
– Что у вас? – спросила Фэйли, торопливо затягивая пояс вокруг талии. Ей казалось, что еще чуть-чуть – и сердце выскочит из ее груди.
– Это все мой Тэрил, миледи, – проговорил Элвон. Лесоруб говорил с сильным акцентом, так что его было сложно понять. – Он просто шел мимо, понимаете, и никого вокруг не было, ни души, поэтому он изловчился… Тэрил, покажи леди, что там у тебя.
Паренек застенчиво залез в рукав – туда, куда обычно пришивают карманы, – и извлек гладкий белый жезл, по виду напоминавший слоновую кость. Он был фут длиной и с кисть Фэйли толщиной.
Оглядевшись вокруг в поисках свидетелей, – по счастью, никого, кроме них, на улице не было, – Фэйли взяла жезл и спрятала его в рукав, чтобы незаметно опустить в карман. Жезл туда идеально помещался, но сейчас Фэйли держала заветный предмет в руке и не хотела отпускать. На ощупь он был гладким, словно стеклянным, и ощутимо прохладным, холоднее утреннего воздуха. Может быть, это ангриал или тер’ангриал. Тогда понятно, почему он так нужен Галине. А если нет, то почему она не могла забрать его сама? Рука, скрытая под тканью рукава, крепко сжала жезл. С этого самого момента Галина больше не угроза для них. Она – их спасение.
– Пойми, Элвон, может так получиться, что Галина не сможет забрать тебя с сыном с собой, когда соберется уйти, – сказала Фэйли. – Она обещала взять только меня и тех, что попали в плен вместе со мной. Но я обещаю, что найду способ освободить вас и всех тех, кто поклялся мне в верности. И всех остальных тоже, если смогу, но вас – в первую очередь. Перед Светом клянусь надеждой на спасение и перерождение, что так и случится.
Как это сделать, Фэйли понятия не имела, разве что обратиться к отцу за армией. В любом случае она исполнит обещанное.
Лесоруб собрался было сплюнуть, но потом взглянул на нее и покраснел. Он сглотнул.
– Да эта ваша Галина никому не поможет, миледи. Говорит, что она, мол, Айз Седай и все выкрутасы, но, на мой вкус, она просто игрушка в руках Теравы. И уж Терава-то ее ни за какие коврижки не отпустит. А так, я и сам знаю, что если мы пособим вам выбраться, то и вы нас тут не бросите. И ни к чему клятвы и всякие такие штуки. Вы же сказали, что вам нужен этот жезл, если кто-нибудь может по-тихому его заграбастать, ну вот Тэрилу и свезло. И все тут.
– Я хочу на волю, – вдруг вставил Тэрил, – но если хоть кто-то удерет, так, значит, мы их и побили, считай.
Парнишка сам удивился, что заговорил, отчего его щеки зажглись ярким румянцем. Отец окинул сына хмурым взглядом, а потом задумчиво кивнул.
– Хорошо сказано, – ласково похвалила мальчика Фэйли. – Но я дала клятву и выполню ее. Вы с отцом… – Она оборвала фразу, потому что Аравайн, глядя ей через плечо, предупреждающе коснулась рукой ее запястья. Радость на лице женщины сменилась испугом.
Повернувшись, Фэйли увидела Ролана, стоящего у ее палатки. Он был на две ладони выше Перрина. На нем была привычная шу’фа, от круглого ворота которой на широкую грудь мужчины спускалась черная вуаль. Дождь намочил его лицо, а влажные рыжие волосы, завившись колечками, прилипли к голове. Сколько времени он уже тут стоит? Недолго, потому что тогда Аравайн заметила бы его раньше. Сложно спрятаться за такой крошечной палаткой. Элвон и его сын расправили плечи, словно бы собираясь наброситься на рослого Мера’дина. Плохая мысль. Мышам не пристало нападать на котов, сказал бы Перрин.
– Возвращайтесь к своим делам, Элвон, – быстро приказала она. – И ты, Аравайн, тоже. Идите, сейчас же.
У Аравайн и Элвона хватило сообразительности пропустить часть с прощальными поклонами и, бросив опасливый взгляд на Ролана, двинуться прочь, но Тэрил уже поднял руку, чтобы коснуться костяшками пальцев лба. Однако в последний момент мальчишка сообразил, что продолжать не стоит. Густо покраснев, он стремглав бросился вслед за отцом.
Ролан вышел из-за палатки и замер перед Фэйли. Странно, в руке он держал букетик желтых и голубых полевых цветов. Фэйли никак не могла отделаться от мыслей о жезле, который прятала в рукаве. Где же его укрыть? Если Терава обнаружит, что его нет, она перевернет весь лагерь.
– Нужно быть осторожней, Фэйли Башир, – улыбнулся Ролан, глядя на нее сверху вниз. Аллиандре не считала его особо привлекательным, но Фэйли была с ней не согласна. Эти голубые глаза и улыбка делали его почти что красивым. – То, что ты затеваешь, опасно, и меня может больше не оказаться рядом, чтобы защитить тебя.
– Опасно? – внутри все похолодело. – Что ты имеешь в виду? Куда ты собираешься?
От одной мысли о том, что она может лишиться его защиты, в животе появлялся нехороший ком. Мало кому из местных женщин удалось избежать приставаний Шайдо. Без него…
– Некоторые из нас подумывают вернуться в Трехкратную Землю, – его улыбка потухла. – Мы не можем идти за лже-Кар’а’карном. Быть может, нам будет позволено прожить жизнь в наших владениях. Мы раздумываем над этим. Мы много времени провели вдали от дома, и от Шайдо нас уже тошнит.
Она найдет способ решить проблему, если он уйдет. Она должна. Любой ценой.
– Так что опасного в том, что я делаю? – Фэйли приложила все усилия, чтобы голос прозвучал как можно более непринужденно, но это оказалось непросто. Свет, что же ей без него делать?
– Шайдо слепы даже тогда, когда трезвы, Фэйли Башир, – тихо ответил он. Сняв с нее капюшон, он воткнул один из цветков ей в волосы над левым ухом. – А мы, Мера’дины, используем глаза, чтобы видеть. – Еще один цветок занял место над правым ухом. – В последнее время у тебя появилось много новых друзей, и ты собираешься бежать вместе с ними. Смелый план, но опасный.
– И ты расскажешь это Хранительницам или Севанне? – Удивительно, что ей удалось произнести это таким спокойным тоном. Желудок, судя по всему, решил завязаться в узел.
– Зачем мне это? – спросил он, пристраивая очередной цветок. – Джорадин подумывает забрать с собой в Трехкратную Землю Ласиль Алдорвин, даже если она Древоубийца. Он думает, что ему удастся убедить ее бросить свадебный венок к его ногам. – Ласиль обрела защитника, забравшись в постель к Мера’дину, который сделал ее гай’шайн, а Аррела сделала то же самое с одной из Дев, что взяли ее в плен. Но Фэйли сильно сомневалась, что план Джорадина увенчается успехом. Обе женщины нацелились на побег, словно острия стрел, наложенных на натянутую тетиву. – И я думаю, я мог бы взять тебя с собой, если мы все-таки решим уйти.
Фэйли взглянула на него. Капли влаги почти насквозь промочили ее волосы.
– В Пустыню? Ролан, я люблю своего мужа. Я тебе это уже говорила. Это правда.
– Я знаю, – ответил он, продолжая украшать ее цветами. – Но сейчас ты носишь белое одеяние, а то, что случилось с тобой, когда ты ходила в белом, подлежит забвению, когда ты его снимешь.
И твой муж не сможет с этим поспорить. И, кроме того, если ты отправишься со мной, в первом же здешнем городе я отпущу тебя на свободу. Мне не следовало делать тебя гай’шайн. В этом ошейнике и поясе столько золота, что оно обеспечит тебе безопасное возвращение в объятия мужа.
От изумления Фэйли раскрыла рот. Через секунду она обнаружила, что ее кулак врезался в широкую грудь обидчика. Гай’шайн строжайшим образом запрещено совершать насильственные действия, но мужчина лишь заулыбался еще шире.
– Ты!.. – она снова ударила его, на этот раз сильнее. Она просто колотила его. – Ты! Мне даже не придумать нужного слова! Ты заставляешь меня поверить, что ты оставишь меня на растерзание Шайдо, хотя на самом деле предлагаешь мне сбежать?
Ему, наконец, удалось поймать ее кулак и спрятать его в мощной ладони.
– Если мы уедем, Фэйли Башир, – рассмеялся он. Он еще и смеется! – Это еще не решено. В любом случае, зачем мужчине сразу давать женщине понять, что он готов ради нее на все?
И снова неожиданно для себя она одновременно расплакалась и засмеялась, так что ей даже пришлось опереться на Ролана, чтобы не упасть. Проклятое айильское чувство юмора!
– Ты прекрасна с цветами в волосах, Фэйли Башир, – прошептал он, добавляя в ее локоны новый цветок. – И без них тоже. И сейчас ты все еще в белом.
Свет! Жезл теперь у нее, – он холодит ей руку, – но до тех пор, пока Терава не позволит Галине свободно ходить по лагерю, способа его передать не представится, и нет гарантии, что женщина не выдаст ее из отчаяния. Ролан предлагает ей спасение, если Мера’дины решат-таки уйти, но он не прекратит попытки завлечь ее к себе в постель до тех пор, пока на ней белое одеяние. А если Мера’дины предпочтут остаться, не выдаст ли кто-нибудь из них ее план побега? Если верить словам Ролана, они все знают! Надежда и опасность, все так запутано. Вот такой клубок.
Как выяснилось позже, Фэйли была абсолютно права насчет реакции Теравы на исчезновение жезла. Перед полуднем всех гай’шайн согнали на открытое место и заставили раздеться догола.
Изо всех сил стараясь прикрыть себя руками, Фэйли стояла среди других женщин, одетых в золотые ошейники и пояса Севанны, – всем было приказано немедленно надеть их на голое тело. Они стояли группой, пытаясь сохранить осколки скромности, пока Шайдо перерывали палатки гай’шайн, втаптывая их нехитрый скарб в грязь. Фэйли оставалось лишь думать о том месте в городе, где она спрятала жезл, и молиться. Надежда и опасность – как же распутать этот клубок?
Глава 6
Шест и лезвие
Мэт и не думал, что Люка покинет Джурадор, проведя в нем лишь один день, – обнесенный каменной стеной город жил за счет добычи соли и был весьма богат, а Люка любил, когда деньги сами идут к нему в руки. Поэтому он и не стал сильно расстраиваться, узнав, что "Знаменитая Странствующая Труппа и Удивительная Выставка Чудес и Диковин Валана Люка" остается здесь еще по крайней мере дня на два. Сильно расстраиваться он действительно не стал, а только понадеялся, что удача от него не отвернется и ему поможет то, что он та’верен. Правда, на его памяти, это ему помогало редко.
– Очереди на вход уже почти такие же, как вчера в самый пик, – радостно размахивал руками Люка.
Наутро после смерти Ренны они сидели в огромном, ярко раскрашенном фургоне Люка. Хозяин вагона, высокий мужчина развалился на позолоченном стуле, стоявшем рядом с узким столом, – настоящим столом, окруженным табуретками, которые сейчас были задвинуты под столешницу. В остальных же фургонах нечто наподобие стола крепилось к потолку на веревках, а есть приходилось сидя на кроватях. Люка еще не надел свою пеструю куртку, но размахивание руками привлекало к нему внимание ничуть не хуже. Лателле, его жена, готовила на завтрак кашу на маленьком очаге, сложенном из кирпичей в углу фургона, отчего в воздухе резко пахло специями. Женщина всюду сыпала столько специй, что на вкус Мэта блюда получались несъедобными, но Люка заглатывал все, что она перед ним ставила, причем так, будто никогда не ел ничего вкуснее. У него, наверное, луженый язык.
– Я жду, что сегодня посетителей придет вдвое больше, а может, и втрое. И завтра тоже. Посмотреть все зараз не успеешь, а здешние могут позволить себе прийти дважды. Это все молва, Коутон. Молва. Она приносит поболе, чем ночные цветы Алудры. Все так хорошо складывается, что я прямо чувствую себя та’вереном. Куча посетителей, и с каждым разом все больше и больше. Вот что делает охранная грамота, выданная Верховной Леди, – Люка резко замолчал, слегка смутившись, будто бы только что вспомнил, что имя Мэта на этой грамоте не указано.
– Тебе бы это могло не понравиться, если бы ты и правда был та’вереном, – огрызнулся Мэт, отчего Люка неодобрительно покосился на него.
Мэт засунул палец под черный шелковый шарф, который скрывал шрам от петли у него на шее, и ослабил его. Ему вдруг показалось, что ткань слишком давит. Всю ночь он видел во сне трупы, плывущие вниз по реке, и проснулся оттого, что в голове крутились игральные кости. А это всегда плохой знак. Тем более что на этот раз они прямо-таки норовили расколоть череп изнутри.
– Я могу заплатить тебе столько, сколько ты заработаешь, устраивая шоу в каждой деревушке по дороге отсюда до самого Лугарда. И не важно, сколько зевак ты при этом соберешь. Это помимо того, что я тебе обещал за то, что ты взялся доставить нас в Лугард.
Если не останавливаться на каждом перекрестке, чтобы дать представление, они на три четверти сократят время, которое им потребуется, чтобы добраться до Лугарда. И еще больше они сэкономят, если Мэту удастся убедить Люка проводить в дороге целый день, а не полдня, как они это делают сейчас.
Судя по всему, Люка идея понравилась, потому что он задумчиво закивал. Но потом он вдруг покачал головой и с напускной печалью на лице развел руками:
– И что же это получится – странствующая труппа, которая никогда не дает представлений? Очень подозрительно. У меня есть грамота, и Верховная Леди замолвит за меня словечко, да и вы же не навлечете на нас орду Шончан. Пусть уж все идет как есть. Целее будете.