По телу Оливера пробежал холодок. Он погладил подбородок, испытывая странное физическое удовлетворение от уколов щетины. Что-то жгло его изнутри, но он не знал, тот ли это страх, о котором говорили они с Колетт, или просто чувство вины. В горле все еще было сухо, а в груди - пусто и тихо, словно сердце взяло паузу, чтобы дать ему возможность подумать. Он поднял голову и мрачно взглянул на сестру:
- Полагаю, бегство - не вариант?
Колетт нежно улыбнулась:
- Боюсь, ты уже слишком большой.
- А жаль.
Он снова впал в задумчивость. Сестра встала и прошлась по комнате, словно видя ее впервые. Она погладила несколько знакомых с детства безделушек, пробежалась пальцем по книжным корешкам, потом сняла с полки детектив Агаты Кристи. Боковым зрением Оливер следил за ее передвижениями, хотя прямо взглянул на нее только раз, когда она одобрительно хмыкнула, вытащив книжку, и продолжила осмотр полок, прижав детективчик к груди, как талисман.
Оливер растянулся на диване, опершись головой о стену. Они с Джулианной вполне ужились бы. Оба одного круга, а кроме того, она понимает его мечты. Впрочем, это-то как раз плохо, потому что, понимая, она никогда не рассматривает их как нечто большее, чем просто мечты.
Он закрыл глаза и представил себе будущее в этом доме или в другом, похожем на этот; свою жизнь с яркой, живой, красивой девушкой, которая хочет создать с ним семью. И - наверное, потому, что за окном была зима и приближалось Рождество, - Оливер представил рождественское утро и детишек, разворачивающих подарки под елкой, которую украсил он сам. А если они будут богаты, тем лучше. Ему не придется бояться за благополучие детей. То, что надо, - не так ли?
- Дерьмо, - прошептал Оливер, прижав ладонь ко лбу.
Колетт резко повернулась:
- Что?
Не успел он ответить, как в коридоре загремел знакомый голос, звавший его по имени. Брат и сестра повернулись к открытой двери, ведущей в коридор. Колетт взглянула на Оливера.
Тот сделал глубокий вдох и крикнул:
- Я здесь!
Тяжелые шаги приблизились, и мгновение спустя в дверном проеме возникла фигура отца. Лицо его исказило непривычное нетерпение. В конце концов, он, Максимилиан Баскомб, никогда не считал подходящим для себя занятием гоняться по дому за детьми.
- Следовало догадаться, где искать тебя в первую очередь, - сказал старик.
"Старик, - подумал Оливер. - Какое странное слово". По отношению к Максу, который в свои шестьдесят шесть находился в отличной форме - Оливеру таким никогда не стать, - оно казалось почти оскорбительно-ироничным. Возраст отца выдавала только проседь в волосах. Но в сознании Оливера слово "старик" никогда не связывалось с возрастом. Для него Макс всегда был "стариком". Глупое прозвище, дань дурацкому телевидению шестидесятых. Но учитывая формализм, царивший в доме Баскомбов, обращение "отец" казалось слишком щедрым.
- Что случилось? - спросил он.
- Ничего. Не могу найти Фридла, - коротко ответил старик, протягивая трубку радиотелефона, которую Оливер сразу не заметил. - Джулианна на проводе.
Оливер застыл на месте. Он глядел на отца с приоткрытым ртом, сознавая, что выглядит как впавший в ступор идиот. Потом перевел взгляд на трубку и, только протянув к ней руку, понял, что творится в его душе.
- Благодарю, - сказал он больше по привычке, чем из вежливости.
- Олли? - окликнула Колетт. В ее голосе звучали забота и удивление.
Оливер бросил на нее покорный взгляд и взял у отца трубку. Старик что-то пробормотал о том, что позже хочет поговорить с ним о деле, которое нужно решить до того, как они с Джулианной отправятся в Южную Америку на медовый месяц. Оливер почти не слышал его.
Он поднес трубку к уху:
- Алло?
- Привет! - сказала Джулианна. Ее голос прозвучал так нежно и близко, словно она лежала рядом с ним в постели. - Что стряслось?
Печально улыбнувшись, он повернулся спиной к сестре и отцу.
- Порядок. Провожу последний холостяцкий вечер в компании пьяных придурков.
- Чего и следовало ожидать, - рассмеялась Джулианна. - А я как раз пытаюсь спровадить жиголо и прочий сброд.
Оливер не смог удержаться от смеха. Джулианна - чудесный человек. Она добрая, красивая, умная. И он сделал ей предложение. Разве не от него самого зависит, сохранится ли в сердце страсть? Да, мама подчинилась отцу. Как всегда подчинялся сам Оливер. Но это вовсе не значит, что и его брак обязательно станет клеткой. Все в его руках.
- Рад слышать твой голос, - произнес он.
Отец сразу же ретировался в коридор. Колетт подошла и поцеловала брата в щеку. На секунду она задержалась, чтобы погладить его по голове, и он увидел в ее глазах жалость. Жалость к нему. Он кивнул ей. "Все будет хорошо", - подумал он в надежде, что она прочтет его мысли или хотя бы поймет выражение лица.
- Как насчет завтра? - спросил он Джулианну, когда Колетт вышла из комнаты и растворилась в недрах огромного дома вслед за отцом.
- А что? - спросила Джулианна. - Ты собирался мне что-то предложить?
- Собственно говоря, да.
Несколько часов спустя Оливер все еще сидел в салоне. Было довольно поздно, а значит, миссис Грей давно ушла. Поэтому он предпринял вылазку на кухню, чтобы сделать себе горячего какао. За то короткое время, что его не было, Фридл успел затопить камин. Когда он вернулся с большой кружкой дымящегося какао, на поверхности которого покачивалась солидная порция взбитых сливок, огонь уже полыхал. Какое-то время Оливер с удовольствием скармливал камину все новые поленья - Фридл оставил для него целую стопку. Но вот дрова почти кончились. Одно из окон в дальнем конце комнаты осталось слегка приоткрытым, и сочетание жара от пышущего огня и холодного зимнего ветра, проникавшего в комнату, было приятным. Снег успел покрыть подоконник толстым слоем. Снежинки поодиночке приземлялись на деревянный пол и медленно-медленно таяли.
Это было волшебство. Сейчас, здесь, в этой комнате, где он сидел со своим какао, держа в руках потрепанный томик "Морского волка" Джека Лондона в кожаном переплете. Оливер уже не впервые спасал эту книгу от одиночества, вытащив из ряда таких же заброшенных томиков на одной из полок. "Морской волк" стал приключением, к которому он много раз возвращался за эти годы. Всегда - в этой комнате, в этом кресле, под этой лампой.
За окном бушевала метель, дом погрузился в тишину, время куда-то исчезло. Оливеру снова было двенадцать. Огонь потрескивал, отбрасывая на стены призрачные оранжевые блики.
Погруженный в чтение, он бороздил море на борту "Призрака", а у штурвала стоял Волк Ларсен. Весь мир отодвинулся куда-то в сторону, и Оливер переселился на страницы "Морского волка", далеко-далеко от своих тревог о будущем и полной тонкой иронии любви к женщине, обреченной стать, хорошо это или плохо, его якорем.
По телу Оливера уже несколько раз пробегала дрожь, прежде чем он заметил, как похолодало в салоне. От огня осталось одно обуглившееся полено, которое лизали слабые языки пламени. Оливер нехотя заложил страницу пальцем; высохшая бумага захрустела. Он подошел к камину и опустился на колени. Кочергой отодвинул чугунную решетку - металл уже давно так накалился, что не дотронешься, - и аккуратно пристроил в огонь два полешка потоньше.
Когда пламя разгорелось, Оливер взял еще одно полено, на сей раз мощное, с толстой корой, и положил наискосок поверх остальных. Задвинул решетку и несколько секунд неподвижно смотрел на пламя. Потом, по-прежнему держа палец меж страниц книги, встал и направился к своему креслу.
Холодный ветер гулял по комнате, хватая сзади за шею ледяными пальцами. На этот раз Оливер заметил, что дрожит.
- Бр-р-р, - сказал он себе, и губы сами растянулись в улыбке.
Открытое окно громко дребезжало. Взглянув на него, Оливер обнаружил, что снегу нанесло куда больше, чем он ожидал. Кристально белый снег заполнял всю щель между окном и рамой, а на полу лежало уже столько, что он даже не таял.
- Черт!
Оливер направился к окну. Край восточного ковра лежал не меньше чем в шести футах от стены, но снег добрался и до него. Оливер попытался смахнуть снег башмаком и только намочил ковер. От сильного порыва ветра окно задребезжало еще сильнее. Звук был таким громким и резким, что Оливер даже подскочил и в изумлении покосился на снежную бурю, бушевавшую за окном. Ночной мрак, казалось, еще сгустился. Ветер яростно хлестал по стеклам, тихо завывая, врывался в приоткрытое окно. С каждым порывом в комнату залетало все больше снега.
- Ого! - прошептал Оливер, вглядываясь через стекло в темень.
Легкий снегопад превратился в настоящий буран. Снег валил густыми хлопьями, и его было так много, что он полностью, как одеялом, покрывал землю, вздымаясь вихрями на ветру.
Левой рукой Оливер прижимал книгу к груди, стараясь держать ее подальше от окна. Какое-то мгновение он просто любовался метелью. Потом стекло опять задребезжало, и ему показалось, что окно прогнулось, словно буран пытался проникнуть в комнату. Он протянул руку, чтобы закрыть окно, но на подоконнике скопилось столько снега, что оно сдвинулось едва ли на полдюйма. Оливер попытался вымести снег наружу. Но окно словно примерзло. Тогда, не выпуская "Морского волка", Оливер неловко схватился за верхнюю часть рамы обеими руками и повис на ней всем телом. Окно заскользило вниз.
Тут мощный порыв ветра ударил в здание, и все окна в салоне протестующе затряслись. Открытое окно вырвалось из рук, и Оливер опять начал закрывать его. Но ему не хватало сил. Буран бушевал, сотрясая стены. Ветер, казалось, визгливо кричал, врываясь в узкий зазор между рамой и подоконником.
Деревянный переплет окна затрясся, и стекло прорезала длинная трещина. Оливер чертыхнулся. "Морской волк" выпал из рук. Книга упала корешком на мокрый пол, обложка порвалась. Но Оливер не заметил этого, не говоря уже о том, что потерял нужную страницу.
Бранясь, он еще раз попытался закрыть окно. Он боялся, что стекло может потрескаться еще больше или даже разбиться. Но этот последний дюйм, похоже, невозможно было одолеть, а пальцы уже онемели от морозного воздуха и хлещущего снега. Холод казался просто невероятным.
Оливер замер, внезапно почувствовав, что в комнате есть кто-то еще. Фридл или Колетт, быть может… кто-то услышал шум и решил узнать, что случилось. Но нет… Кто-то был здесь, но не внутри, а снаружи.
Он прищурился и вдруг - лишь на миг! - увидел изгибающуюся в такт пурге фигуру. Она танцевала среди метели; глаза - как два алмаза, лицо словно выточено изо льда. Оливер чуть не задохнулся; казалось, в легких совсем не осталось воздуха.
Ветер врывался в узкий зазор с силой урагана. Трещина в стекле не увеличилась, но напор воздуха был так силен, что Оливера отбросило назад. Он оступился, поскользнулся на мокром полу и навзничь упал на восточный ковер.
Снег проникал сквозь щель в окне и кружился по комнате, словно не замечая разницы между домом и улицей. Ему надоело стучаться в дом, и он решил войти без приглашения. Снег ровным потоком валил в приоткрытое окно, заполняя комнату. Холодный и влажный, он облепил настольную лампу, и лампочка тут же взорвалась. Комната погрузилась в темноту, нарушаемую лишь светом догорающего огня, который все еще тлел благодаря защищавшей его чугунной решетке.
Охнув, Оливер втянул в себя ледяной воздух. Он ошарашенно озирал комнату. Было ужасно холодно - значит, это не сон. Да и живот болел от удара ветра, отправившего его в нокдаун. Лежа на ковре, он испытывал ощущение чуда, приглушенное первобытным страхом, идущим из самых глубин его существа.
Посреди салона снежный поток начал вспениваться, а потом скручиваться все плотнее и плотнее. Огонь сдался и погас. Дым от мертвых угольев втягивался в белый водоворот, сбросивший все безделушки с кофейного столика и скрутивший ковер возле его ножек.
"Ох, черт, - подумал Оливер. - Какого рожна я тут делаю?"
Но ледяной ветер, казалось, сковал не только тело, но и мозг. Ну, хватит! Оливер с трудом поднялся на ноги и, сопротивляясь ветру, пригнувшись, побежал через салон. Кружка с какао соскользнула со стола и разбилась вдребезги.
Он бежал к выходу, но порыв ветра словно бросился следом и захлопнул дверь, чуть не сбив его с ног во второй раз.
Оливер неподвижно стоял посредине комнаты и смотрел на закрытую дверь. Этот ветер не мог быть случайностью. Он находился в комнате не один. С ним была метель. Но не просто метель.
Он медленно повернулся. Снежный смерч перед погасшим камином изменялся, обретал форму. Сквозь крутившийся вихрем снег проступила фигура - та самая, что примерещилась Оливеру за окном несколько секунд назад. Это был человек - по крайней мере, некто, похожий на человека, - весь изо льда, с телом сплошь из острых граней, с пальцами как кинжалы, с волосами, раскачивающимися и позвякивающими, как хрустальная люстра.
Его глаза сверкали бледно-голубым светом и с каждым поворотом вихря, с каждым покачиванием рук упирались взглядом в Оливера. Поначалу Оливеру казалось, что человек танцует, но потом он понял, что это снежные вихри тащат и крутят его.
- О боже, нет! - прошептал Оливер, тряся головой. - Кто ты такой, дьявол тебя побери?
Смерч замедлил движение и остановился.
Снег падал на пол, покрывая паркет, ковер, мебель.
Зимний человек стоял, гордо вскинув подбородок, и не сводил с Оливера холодного, жестокого взгляда. Потом шевельнулся, двинулся по полу тяжелой ледяной поступью; его острые черты изменились. Бледно-голубые глаза сузились от изнеможения и боли, и Оливер увидел, что на левом боку у него изъян, точно кто-то отколол большой кусок льда.
- Помоги мне, - прошептал зимний человек, и его голос был как порыв ветра.
А потом человек упал, царапая острым телом дощечки паркета. Он лежал наполовину на ковре, наполовину на полу. Из раненого бока на восточный ковер капала вода. Оливер уставился на лужицу в полном замешательстве, думая: неужели он тает?
Или истекает кровью?
Глава 2
- Ты просто чья-то идиотская шутка!
Оливер шагнул к распластавшейся на полу фигуре. Под ногами хрустнули осколки разбитой лампочки. Ветер утих, стекла больше не дребезжали, а Оливер не мог оторвать глаз от неподвижного тела зимнего человека и бросить взгляд в окно. Снег снегом, но он не сомневался, что причина бурана - не природа, а существо, которое лежит у его ног. По ковру расплывалось мокрое пятно. Зимний человек словно истекал кровью, умирал прямо на глазах.
Нет, какая кровь - тающий лед! И не может эта штука умирать - просто потому, что не может быть живой. Их вообще не бывает - тех, кто врывается в дом сквозь чуть приоткрытые окна и танцует со снежинками. В реальной жизни такой ерунде не место.
Зимний человек дернулся.
Оливер замер, не дыша, боясь пошевелиться и привлечь к себе внимание. "Помоги мне", - сказало существо. Даже знай Баскомб-младший, как это сделать, вряд ли ему хватило бы смелости. Пришелец больше не двигался, и несколько секунд спустя Оливер позволил себе сделать крошечный вдох. Глаза успели привыкнуть к темноте. Хотя единственным источником света остались тлеющие в камине угли, он заметил, что снег в комнате начал таять.
Оливер нерешительно взглянул на дверь салона - ту самую, что захлопнула снежная буря. В памяти ожили дребезжание оконных рам, взорвавшаяся лампочка, раскатившиеся по полу безделушки, глухой стук его собственного падения и, в довершение ко всему, грохот двери… Где же остальные? Неужели никто во всем доме не услышал шум? Или, может, они просто решили, что предсвадебный мандраж довел его до белого каления?
"Колетт. Где она? Конечно, еще не легла". Он мысленно представил себе спальню сестры - она по-прежнему ночевала там, когда гостила у родителей. Окна всех спален выходили на северную сторону, и Оливер понял, что при закрытых дверях и отец, и сестра могли и не услышать доносившийся снизу тарарам.
Его взгляд возвратился к смутным очертаниям зимнего человека. "Хорошо, - подумал он. - Пусть лучше остаются у себя, так безопаснее".
Угли уже почти догорели, вокруг сгущалась темнота. Оливер еще на шаг приблизился к упавшему человеку. Если это, конечно, был человек. В сумраке комнаты он казался почти прозрачным и не шевелился, даже не дышал.
Окна дрогнули от легкого порыва ветра. У Оливера перехватило дыхание. Он вскинул голову, чтобы поглядеть сквозь треснувшее стекло на то, что творится снаружи. Снег по-прежнему валил густой стеной, однако ветер заметно стих. Но теперь даже малейший стук метели в окно мог заставить его подскочить.
Оливер повернулся к лежащему.
Зимний человек пристально смотрел на него.
Последние угли погасли, и салон погрузился во тьму. Оливеру казалось, что и сам он обледенел, проглоченный холодным мраком комнаты - той самой, что еще несколько минут назад была единственным прибежищем в отцовском доме. Поспешно отступив на пару шагов, он закрыл глаза, попытался мысленно воссоздать очертания комнаты, расстановку мебели. Диван и кресла, торшер Гауди, цветы в горшках, книжные полки… Сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться…
Но в сознание впечаталась пара бледно-голубых глаз, которые глядели на него в мерцании тлеющих углей.
- Господи Иисусе! - прошептал Оливер.
Что-то царапнуло деревянный пол. Оливер словно очнулся и бросился к двери салона, поскальзываясь на тающей жиже, то и дело рискуя врезаться в какой-нибудь забытый столик и упасть. Через секунду вытянутые вперед руки ударились о дверь; он пребольно ушиб правый указательный палец. Шипя, рванул дверную ручку и распахнул дверь.
Тусклый свет просочился из коридора в салон.
- Подожди, - раздался голос из-за спины. - Пожалуйста.
Его голос. Зимнего человека. Теперь он стал громче - по крайней мере, так показалось Оливеру, потому что слова прозвучали совсем рядом. А может, они прилетели к нему по воздуху, как снежинки.
- Помоги мне, - опять сказало существо.
Оливер замер на пороге. Потом заставил себя осторожно обернуться. Свет из коридора прорезал салон широкой полосой, и Оливер смог ясно разглядеть зимнего человека. Тот стоял на коленях на ковре и прикрывал свою рану когтистой, промерзлой рукой, а другой опирался о пол, пытаясь встать.
- Я прошу немногого, - произнес зимний человек, морщась от боли. Он поднялся, и похожие на сосульки волосы зазвенели, как колокольчики. - Безопасного прохода от этого дома до океана…
- До… океана? - пробормотал Оливер.
Его сердце бешено колотилось. Он разрывался между желанием сбежать и стремлением помочь этому гордому созданию. Опять - между ужасом и чудом.
- Это Приграничная земля, - пояснил зимний человек и нетерпеливо, сердито тряхнул головой. Однако на кого он сердится, на себя или на хозяина дома, Оливер определить не мог. - Если ты согласен помочь, сделай это сейчас. Я еле спасся от Сокольничего. Мне нельзя мешкать.
Безопасный проход. Приграничная земля. Сокольничий. Зимний человек так настойчиво торопил, что Оливер понял одно - пришелец просит помочь ему выйти из дома и добраться до океана, да так, чтобы их не увидела ни одна живая душа.
Ледяные брови в ужасе сошлись на переносице.
- Пожалуйста!..
- Ладно, ладно! Только подожди. Погоди секундочку, - сказал Оливер.