– Только с Ценеты! – злясь на самого себя, сказал он. – Я заберу твоих только с Ценеты. Остальных пускай вытаскивают мои умные родственники. И пусть только попробуют сказать, что у них не получится!
Глава 3
Ее величество королева Кинари вернулась с приема немного раньше обычного. Она покинула его, сославшись на усталость, и ясно дала понять своему супругу, что не желает видеть его сегодня у себя в спальне. Он отреагировал на это довольно спокойно. Поцеловал ее в щеку и пожелал хорошенько отдохнуть, чтобы завтра она была в хорошей форме. Иными словами, завтра подобный номер не прокатит. Но этому Кинари не удивлялась. Удивляло ее другое. То, что такие номера вообще прокатывали. Почему ее муж позволял ей время от времени выставлять его прочь, не оказывая при этом ни малейшего сопротивления? Не хотел давить на нее слишком сильно? Или пытался создать иллюзию свободы? Впрочем, какая теперь разница?
Кинари терпеливо дождалась, когда служанки выполнят свои обязанности и все приготовят для отхода ко сну. Движением руки она отпустила их и осталась совсем одна в огромных покоях среди всей этой мыслимой и немыслимой роскоши. Птицей в клетке с золотыми прутьями. Красивой куклой, наряженной в блестящие тряпки и выставленной на всеобщее обозрение. Кинари сделала над собой усилие и взяла себя в руки. Сейчас не время для жалости к себе. Она ждала гостя, который приходил к ней примерно раз в месяц, и посещения которого она всегда ожидала с огромным нетерпением.
Однако сегодня он почему-то опаздывал. Кинари подошла к окну, машинально поворачивая на пальце защитное кольцо. Оно столько раз спасало ей жизнь, что она давно уже не рисковала снимать его и относилась к нему как к части собственного тела. Крийон иногда подшучивал над ее странной с его точки зрения привязанности к столь неказистой драгоценности и даже специально подарил ей несколько прекрасных дорогих колец, выполненных ювелирами из дома Нагрэн, но Кинари все равно его не сняла. Конечно, она поблагодарила мужа за подарки, но кольцо старого Лара по-прежнему осталось на ее пальце. Иногда ей становилось смешно, а иногда она недоумевала, как могли Заргоны не сказать ничего ее мужу об этом кольце? Просто побоялись, или сделали это назло? Или не допускали мысли, что он может об этом не знать? Да и, честно сказать, Кинари совсем не была уверена в том, что ее муж не знал, что именно это злополучное кольцо дает ей защиту, которую он так и не смог пробить. Постоянно имея перед глазами непростой характер своего мужа, Кинари могла заподозрить его в чем угодно. Вплоть до того, что он способен играть с ней, как кот с мышонком, и получать от этого процесса массу удовольствия.
Но вот в том, что он не знал, что она сегодня вечером ожидала гостя, Кинари была уверена на все сто процентов. Потому что, если бы он вдруг каким-то чудом об этом узнал, плохо пришлось бы всем. Начиная от самого гостя и заканчивая охраной, которая допустила это безобразие. Сама же Кинари гнева мужа давно уже не боялась. Максимальные неприятности, на которые она рассчитывала, состояли всего из пары переломов, а это совсем не страшно для целительницы из дома Тенг. Да и ее гостю, скорее всего, вовсе не повредил бы гнев Заргона. Потому что это был старейший Лар, которого вряд ли удалось бы взять голыми руками.
Вот и сейчас, когда она отвлеклась на свои мысли, он незаметно материализовался в темном углу, и Кинари почувствовала его присутствие только тогда, когда он сам этого пожелал.
– Добрый вечер, Кинари! – сказал он, делая шаг из темноты на освещенную часть спальни.
– Добрый вечер, Нерайн! – отозвалась она, поворачиваясь к нему.
Они с самого начала решили обходиться между собой без церемоний, и именно тогда старый Лар назвал ей свое имя. Кинари было интересно, знал Вайгар, как звали его деда, или нет? Ведь при ней он ни разу не назвал его по имени. Впрочем, теперь это уже неважно.
– Прошу вас! – Кинари указала на кресло, предлагая ему сесть. – Вы позволите чем-нибудь угостить вас?
– Пожалуй, бокал вина был бы нелишним, – согласился Нерайн, усаживаясь, и Кинари от нехороших предчувствий пробрала легкая дрожь. Обычно он предпочитал обходиться без угощения.
Тем не менее она небрежно плеснула и ему и себе прекрасного темно-бордового ценетийского вина, равного которому не было на всем Нерхаше, и изящным жестом протянула ему бокал. Он взял его, слегка коснувшись при этом ее пальцев, и устало откинулся на спинку кресла, по-прежнему внимательно разглядывая ее из-под длинной, падающей на глаза челки. Кинари слегка смутилась. Она была одета в весьма откровенный спальный наряд, состоящий из сплошных кружев. Так пожелал ее супруг, и спорить с ним было бесполезно.
– Вы знаете, что вы стали еще красивее, Кинари? – почти серьезно спросил старейший. – Королевская власть пошла вам на пользу.
Она не ответила и опустила глаза, чтобы он не прочитал в них желания немедленно отправить его на тот свет за подобные высказывания. Впрочем, Лару не потребовалось смотреть ей в глаза. Похоже, он и так прекрасно понял, о чем она подумала, потому что неожиданно засмеялся.
– О, вот что значит настоящая искренность! Вы прелестны, Кинари, и я все больше понимаю, за что вас так любил мой непутевый внук!
Кинари подняла на него полные немыслимой синевы и бездны глаза и как-то слишком уже нежно поинтересовалась:
– Вы сегодня пришли, чтобы поиздеваться надо мной, Нерайн?
– О нет, нет, что вы! – запротестовал старейший. – И в мыслях не было!
– В таком случае, может быть, перейдем к цели вашего визита, и вы расскажете мне о Нерави?
– С огромным удовольствием. Ваша дочь жива, здорова, прелестна так же, как и вы, и столь же умна. К сожалению, последние три недели я вижу ее реже, чем раньше.
Кинари вздрогнула и подалась ему навстречу.
– Почему?
Он с деланым равнодушием ответил:
– Потому что вернулся ее отец и теперь забирает ее по вечерам в свой загородный дом.
Кинари внезапно побледнела и только огромным усилием воли взяла себя в руки.
– Он жив? Я хочу сказать, Вайгар – жив?
– Да, вполне. Жив и здоров, это я могу заявить со всей ответственностью.
– Но как? Я же видела, понимаете, видела, как схлопнулся его кокон, иначе я никогда не бросила бы его там!!! – Кинари вскочила и нервно заходила по комнате. От резких движений все шпильки вылетели из ее роскошных волос, и они покрыли ее тяжелым черным водопадом до самых коленей, но она не обратила на это никакого внимания. – На следующее утро я послала на место дуэли Дагу, и она пошла туда сразу, как только смогла незаметно выскользнуть из дворца. Но его тела там уже не было! Я подумала, что это Крийон в очередной раз опередил меня. Как вы понимаете, спрашивать его об этом было бесполезно. – Она остановилась и со слезами на глазах посмотрела на старейшего. – Как могло такое случиться, Нерайн? И что теперь он думает обо мне?
– Ну, что он думает о вас, вы, вероятно, и сами догадываетесь. Ничего хорошего, и это еще мягко сказано. Он полагает, что вы предали его. А вот как ему удалось выжить, я не знаю. Знаю лишь то, что вернулся он не таким, как ушел. И чего теперь от него ожидать, я даже не представляю. Особенно если судить по тому, чему он сразу же начал обучать Нерави.
– И чему же?
Лар отвел от нее глаза.
– Мне трудно выразить это словами. Вы помните, как он показал вам Нерхаш? – Кинари кивнула. – Какие у вас были ощущения после этого?
Она на минуту задумалась.
– Сложно сказать. Я до сих пор не знаю точно, что именно я видела. Какие-то обрывки понятий и чувств. Больше всего это похоже на сон, после которого просыпаешься и не можешь ничего вспомнить. Хотя чувствуешь, что пережила что-то необыкновенное. Такое, что в корне изменило и тебя, и твою судьбу.
Лар задумчиво смотрел на нее серо-зелеными глазами, но при всем своем опыте Кинари даже приблизительно не смогла бы сказать, о чем он сейчас думает.
– Сон? – как-то очень невыразительно проговорил он. – Что ж, возможно, вы и правы, Кинари.
Он надолго замолчал, и Кинари не стала торопить его, опасаясь, что тогда он вообще не захочет ничего объяснять.
– Так вот, – через некоторое время продолжил Лар, – боюсь, что теперь ваша дочь разбирается в растениях Нерхаша гораздо лучше, чем вы, дорогая Кинари.
– Что? – удивилась Кинари. Она ожидала чего угодно, только не этого.
– Да, это невероятно, я не спорю, – согласился он. – Вас учили сами Тенги, и учили достаточно долго. Но Нерави обучал ваш муж. Бывший муж, – сразу же поправился Лар, – и она теперь сможет получить любую информацию о растениях от них самих. На интуитивном уровне. На уровне крови, если хотите.
– Что?!
– Ну, не крови, я здесь, наверное, слегка преувеличил, но факт остается фактом. Растения, то есть все растения Нерхаша, признают Нерави как близкую родственницу. И не просите меня объяснить, как это произошло, я не знаю ответа на этот вопрос.
– А животные? – упавшим голосом поинтересовалась Кинари.
Лар кивнул.
– Животные тоже. Так что, если она вдруг останется без нашей с вами помощи и защиты, то вполне выживет и одна. Нерхаш не даст ей умереть ни при каких условиях.
Они немного помолчали. Кинари потому, что у нее не было слов, а Лар решил дать ей время, чтобы переварить информацию. Молчание затянулось, и старейший прервал его.
– Госпожа Кинари! – Она подняла голову, и его поразило выражение муки на ее прекрасном лице. – Может быть, хватит уже? Может, хватит выкупать жизнь дочери ценой своей собственной? С тех пор, как вы заключили сделку, многое изменилось, и уже нет необходимости платить такую дорогую цену! Вайгар жив, Нерави под надежной защитой. Вы можете уйти отсюда прямо сейчас, и никто вас не удержит.
Кинари медленно покачала головой.
– После всего, что было, Вайгару я не нужна. А Заргона вы недооцениваете. Чтобы получить власть и признание гайров, он перевернул жизнь целой планеты с ног на голову. Вы хотите, чтобы он устроил еще что-нибудь в этом же роде? Вам не жалко Йасиар?
Лар поднялся с кресла.
– Ну что ж, я и не надеялся убедить вас с первого раза. Возможно, в следующий раз у меня получится лучше. А теперь мне пора, я слышу, как торопится сюда ваша охрана.
– Нерайн, только не говорите мне, что вы боитесь ее! – автоматически улыбнулась Кинари, вставая. Светский тон Лара заставил ее попытаться соблюсти обязанности хозяйки дома.
– Я боюсь только за вас, моя прелесть, только за вас!
И он галантно склонился над ее рукой. Кинари невольно обернулась, потому что за дверями действительно послышался шум, который могла создать только рота стражников, сменяющая на посту другую такую же роту, а когда повернулась обратно, то старого Лара уже не было в спальне.
У Кинари еще хватило сил, и моральных и физических, чтобы улыбнуться заглянувшим охранникам и сказать им, что все в порядке. А также дойти до кровати и опуститься на нее, но чтобы укрыться одеялом, сил уже не было. Она свернулась в клубочек, как котенок, укрытая только плащом из собственных волос. Ее била дрожь, но она заметила это только тогда, когда подняла руку и попыталась сложить пальцы определенным образом, чтобы несложным заклинанием выключить в спальне свет. Он безжалостно резал ей глаза. К сожалению, дрожь в пальцах помешала ей справиться с этой задачей, и светильники остались гореть все до одного. Смирившись с таким положением вещей, Кинари обреченно закрыла лицо руками. Звать слуг не было ни сил, ни желания.
Все это время после смерти Вайгара она держалась только ради Нерави. Если бы не дочь, никакая сила в мире не заставила бы ее жить в браке с Заргоном. Когда через месяц после смерти Вайгара он пришел в ее постель, словно что-то сломалось в душе Кинари. Собственно, сломалась она давно, в тот памятный день больше ста лет назад, когда покончила с собой ее мать. Только злость, фамильное упрямство и желание доказать Заргону или хотя бы самой себе, что она не послушный кусок красивой плоти, а живой человек со своим достоинством, позволили ей продержаться так долго.
Когда старый Лар снял с нее заклятие, он просто вернул ее к нормальной жизни, но рану в ее душе залечить ему было не под силу. Возможно, Вайгар своей любовью смог бы это сделать, но теперь уже слишком поздно об этом говорить. Кинари не представляла себе, как бы она смогла перед ним оправдаться. Сказать: Вайгар, я не знала, что ты сумеешь выжить после смерти? Ничего глупее нельзя было придумать. Сказать, что она сделала это ради Нерави, как оно и было на самом деле? Так ведь Нерави все время была в доме Ларов, а они в любом случае не дали бы ее в обиду. Какое Вайгару дело до ее страха перед Заргоном? Страха, который сидит в ней больше ста лет, и который она меньше всего на свете хотела бы передать по наследству своей дочери?
Слезы катились из глаз Кинари непрерывным потоком. Она снова прощалась с Вайгаром, так же, как и девять месяцев назад, только теперь горечь прощания смешивалась в ней с радостью оттого, что он жив. Она от всей души желала ему счастья, желала забыть о ней и о ее предательстве и жить дальше. Жить и растить Нерави, которой ее мать не смогла дать почти ничего, кроме небольшой защиты.
Все же огромный камень свалился с души Кинари. Рядом с Нерави теперь Вайгар и старый Лар, а значит, самой Кинари нет необходимости беречь себя от гнева Заргона. Можно даже немного спровоцировать его.
От этой мысли Кинари почувствовала облегчение. Решение было принято. Слезы еще текли из ее глаз, но уже чисто по инерции. Вскоре она окончательно успокоилась и заснула, так и не погасив светильники и не укрывшись одеялом.
Его величество Заргон Первый изволил проснуться этим утром в крайне дурном настроении. Слуги, помогавшие ему одеваться, тряслись от страха. Впрочем, они так делали всякий раз, когда ее величеству угодно было ночевать в одиночестве, чего его величество очень не любил, и после пробуждения, как правило, срывал зло на своих слугах. Это было страшно. Однажды одного из них пришлось оттирать со стены в буквальном смысле этого слова. А бедняга всего-то пролил кофе на приготовленный костюм его величества. Просто руки дрожали от страха. "Надо было лучше контролировать себя, и не было бы таких неприятностей!" – сказал тогда его величество. К сожалению, для нервного камердинера этот совет немного запоздал.
На этот раз все обошлось. Никто не пролил кофе, не опрокинул чернильницу и не перепутал галстук. И его величество никого не убил. Обошлось.
Крийон плохо спал и потому нервничал. Нет, не так. Скорее, наоборот. Он нервничал, и потому плохо спал. Точнее, почти не спал, а еще точнее, совсем не спал. В последнее время он вообще не мог спать, если рядом не было Кинари. Она же, словно в насмешку, все чаще выставляла его за дверь, совершенно не заботясь о его чувствах. И спокойно спала, пока он сходил с ума от ревности и одиночества. Неудивительно, что он бывал зол по утрам.
Однако самой Кинари знать об этом было вовсе необязательно, и Крийон, одевшись, направился к ней с видом холодным и спокойным, как тысяча айсбергов в Трангарском океане.
В дверях ее спальни не было замка, и сделано это было по особому распоряжению короля. Он не желал, чтобы королева запирала дверь своей спальни изнутри. Впрочем, никто, кроме самого короля, не имел права входить к ней ни при каких обстоятельствах. Исключая, конечно, явную угрозу для жизни ее величества.
Этим утром такой угрозы не намечалось, и рота солдат, охранявших покои королевы, исправно торчала у дверей ее спальни. Другая такая же рота, которой повезло немного больше, потому что летние ночи стояли теплые и душистые, охраняла королеву от напастей стоя на балконе, таком огромном, что там вполне мог бы разместиться и целый полк.
Крийон распахнул дверь в комнаты Кинари и прошел в спальню. Его удивило, что она не погасила светильники, которые продолжали гореть, хотя на дворе было уже утро. Щелкнув пальцами, он погасил светильники и подошел к кровати. Кинари спала, сжавшись в комочек, и было видно, что ей холодно, хотя одеялом она почему-то не накрывалась. Странно, но именно сейчас, лежа в этой нелепой, неподобающей королеве позе, она больше всего напомнила ему ту девочку, которую он впервые увидел в доме своей любовницы. Сердце его забилось быстрее, и он встал на колени рядом с кроватью, наклоняясь над женой и с наслаждением вдыхая ее запах. Как всегда в таких случаях голова его пошла кругом, и он начал покрывать ее поцелуями, желая почувствовать вкус ее кожи на своих губах.
Она вздрогнула и проснулась. И сразу же, пробормотав что-то невразумительное и пряча от него припухшее лицо и покрасневшие глаза, побежала в ванную.
От разочарования Крийон сжал зубы и в миллионный раз напомнил себе о необходимости терпения. Взгляд его начал рассеянно блуждать по комнате, ища, на чем бы сосредоточиться, чтобы хоть немного отвлечься от мыслей о жене, и случайно упал на столик между двумя креслами.
На столике стояли два бокала с недопитым вином.
На столике стояли два бокала.
Два бокала.
Два.
В глазах у Крийона потемнело, а сами глаза его побелели. Это было странно, но они всегда у него белели, когда он приходил в ярость, и если вообще что-то и могло испортить его совершенную красоту, то лишь именно это. К счастью, Кинари задержалась в ванной надолго, и это позволило ее мужу взять себя в руки и успокоиться.
Да, на столике стояло два бокала. Это означало, что у Кинари вчера кто-то был.
Но! Горящие светильники, неразобранная постель, а также вид самой Кинари ясно давали понять, что, скорее всего, это был не любовник.
Да, это однозначно был не любовник. После посещения любовника и женщина, и ее постель выглядят совершенно иначе, это Крийон знал по собственному опыту.
Тогда кто?
И как?
Да, это нужно было выяснить и, желательно, в предельно сжатые сроки.
А пока следовало дождаться Кинари.
Крийон замер и напрягся, как зверь перед прыжком и, если бы Кинари видела его в эту минуту, то она бы сразу же поняла, что в дальнейших провокациях Заргона нет никакой необходимости. Забыв убрать бокалы после посещения старого Лара, она уже сделала все, что нужно, чтобы вывести мужа из равновесия.